Сильная власть
П. Валери
«Сталин что-то говорил мне, глядя в упор, а я пятился
к двери и кланялся, пятился и кланялся всё время...»
Приснилось: в 50-е годы
В 1969 году на двадцатилетии выпуска инженеров-механиков один из бывших студентов предложил тост: «За Лёву Воронина -- первого из нашего выпуска, получившего кремлёвский паёк!» Герой этого тоста пребывал тогда в министерских должностях, до нашего сбора не снизошел. В студенческие годы он был неприметным пареньком с пухлыми щеками, но окончив институт, очень быстро стал главным инженером, потом директором одного из свердловских военных заводов и вскоре перебрался в Москву.
В перестроечные времена он появился в роли первого заместителя премьер-министра Рыжкова. Опьянённые гласностью, мы тогда могли видеть его на телеэкране, сидящим в президиуме, а то и на трибуне, выступающим по поводу очередных грандиозных планов. Заметная в студенческие годы склонность к полноте, на «кремлёвских пайках» получила очевидное и, увы, пагубное развитие.
Шефа его, Николая Ивановича Рыжкова, я знал последовательно как начальника цеха, главного сварщика, главного инженера и, наконец, как директора Уралмаша. Помню, как по мере восхождения по служебной лестнице, в посадке его головы с каждой ступенькой усиливалась некая величественная неподвижность. Потом он уехал в Москву и стал заместителем председателя Госплана, где Горбачёв, очевидно, и присмотрел его на должность председателя совета министров при смене команды. Надо полагать, сыграли роль пролетарское происхождение и уралмашевское прошлое Рыжкова, а также, относительная молодость и внешнее благообразие.
За 26 лет моей работы на Уралмаше сменилось семь директоров, и, насколько могу судить, Н. И. Рыжков был не самым плохим. Но вывешивание на фасадах его двухспального размера портретов, в алфавитном порядке членов политбюро, воспринималось несколько иронически. Отчасти это объяснялось тем, что мы ничего не знали об остальных персонажах этой галереи.
Н. Рыжков запомнился, как «плачущий большевик». Причём, первые его слезы сочувствия пострадавшим от землетрясения в Спитаке были восприняты с пониманием. Армяне хранят добрую память об его приезде и помощи, которая была оказана в те трагические дни. Другое дело, что город в сейсмически рискованной зоне был построен из бетона, в котором почти не было цемента, практически из песка. Цемент разворовали. Это стимулировала система, которую олицетворял и которой остался верен депутат Рыжков со своей партией «Вперед, Россия». А в названии этой партии смысла было еще меньше, чем цемента в том бетоне.
Бориса Николаевича Ельцина сейчас вспоминают, одни с осуждением – развалил Советский Союз, другие с благодарностью – отстоял демократию. Но мы, свердловчане, знали Ельцина с 1976 года, первым секретарем обкома. Он заметно отличался от своих бесцветных предшественников. Оживил строительство, старался улучшить снабжение. Построил птицефабрику, в продаже появились куры и яйца. Ельцин встречался с людьми, подолгу разговаривал с рабочими, студентами, выступал по телевидению. Хорошо помню его сильное лицо под густой шевелюрой с седой прядью, которое, к сожалению, портила недобрая кривая улыбка. Слышу его уральский говор с «Ч», похожим на американское в словах Chicago, Michigan [Шикаго, Мишиган]. На свердловских базарах можно было услышать: «Молошькё-то пошём?»
Ельцин был плоть от плоти родной коммунистической партии. Однажды, проезжая северной окраиной города к озеру Балтым, я увидел свежеасфальтированную дорогу, ведущую к странному посёлку из двух десятков коттеджей под высокими крышами, с изящными изгородями и крытыми загонами для скота. В центре – небольшое клубное здание на берегу искусственного пруда, окружённого фонарями на чугунных столбах со скрытой проводкой. Эта скрытая проводка меня окончательно добила. Подумал: «Как в Канаде!» (хотя никогда не выезжал за границу). Но в 500 метрах стояли покосившиеся уральские избы с гнилыми заборами. Так что «путешествие в Канаду» было недолгим. Оказалось, что эта «Ельцинская деревня» была построена в рекордный срок к всесоюзному совещанию строителей. Она не была в полном смысле «потёмкинской». Дома были настоящие, с газом и электричеством. Не знаю, кем они заселялись, но уверен, что затраченные на эту показуху средства были отняты у сотен семей, оставшихся в бараках на неопределенный срок. Крик души: «Снести бараки и ветхое жильё!» кочевал из одного пятилетнего плана в другой в течение всей истории советской власти, и в конце восьмидесятых, премьер-министр Рыжков снова, не стесняясь, говорил с трибуны: «К 2000 году каждая семья будет жить в отдельной, благоустроенной квартире!».
Во время путча 19 августа 1991, провожая Ельцина с дачи в Москву, дочка Таня напутствовала его: «Папа, теперь все зависит только от тебя!» Действительно, кто кроме Ельцина мог остановить десантников и танки вопреки приказам министра обороны и председателя КГБ?
ГКЧП с трясущимися руками был поздним, дряблым отростком, внушавшего ужас, сталинского дерева власти, выращенного на почве обильно удобренной человеческой кровью. Но сломать его мог только человек, оказавшийся сильнее российской рабской традиции.
В 1786 году Екатерина II повелела в бумагах на её имя вместо «раб» писать «верноподданный». Разница формальная, существенная лишь для имиджа дорожившей мнением запада императрицы (Вольтер, Дидро и всё такое...). Через 50 лет поэт засвидетельствовал статус-кво: «Страна рабов, страна господ...». Еще через 100 лет был 1937 год. Дальнейшее уже на нашей памяти.
В 1991 году Россия оказалась на распутье, и благодаря Ельцину, сделала исторический шаг в сторону демократии. Власть стала легитимной. Но пути истории неисповедимы. Постепенно те, кто окружали Ельцина и в «Демократической России», и на танке в день путча, по разным причинам ушли с политической сцены. В новой ситуации, кроме силы понадобилась еще и мудрость. А она либо есть, либо её нет. Распорядиться властью оказалось труднее, чем её завоевать. И покатилось: бандитская приватизация, поляризация общества, министерская чехарда, Чечня, водка, сердце, помутнённое сознание, произвольная передача власти «преемнику» ...
Живя за океаном, будем осторожны в суждениях. Но, глядя на сегодняшнюю Россию, как не вспомнить продолжение приведённой выше невесёлой цитаты Лермонтова: «...и вы, мундиры голубые, и ты, послушный им народ».
Свидетельство о публикации №220060301726