Сюрприз. Цикл Милая старина

    На центральной улице захолустного уездного городка горделиво красовался солидный дом филиала петербургского банка. Одним из мелких клерков финансового заведения, впрочем, весьма ценимым начальством, был Калошин Фока Пафнутьевич, человек скрупулезной честности, похвального образа мыслей и, что главное, безукоризненно добросовестный в работе. Этот всегда опрятный служака мог ставиться в пример многим.
    Все сочеталось прекрасно в Фоке Пафнутьевиче, за исключением одного изъяна – непомерной скупости. Он был скуп во всем, даже по отношению к собственной персоне. Получив причитающееся жалованье, чиновник тут же энную сумму откладывал на черный день и грядущую старость. Далее шла уплата по счетам, а оставшиеся крохи распределялись по дням. Бывало, из-за непредвиденного перерасхода по причине подорожания каких-либо продуктов или из-за ротозейства слуги Прошки, не умеющего, по мнению хозяина, торговаться на базаре (к тому же Фока Пафнутьевич всегда подозревал того в прикарманивании сдачи), домашний рацион подвергался сокращению, и вместо кофе он пил чай с французской булкой, заменявшей любимую сдобу с маком. А бывая в храме Господнем, и покупая свечу, скупердяй тяжко вздыхал: ведь это был хотя и небольшой, но расход... Пожертвования Фоки Пафнутьевича обычно ограничивались пятью копейками, да и те он с тоской отрывал от сердца.
    Чиновнику всегда было мучительно жаль расставаться с деньгами, посему и удовольствия скаред разрешал себе нечасто. Будучи холостым, Фока Пафнутьевич один раз в месяц посещал злачное заведение, где довольствовался услугами самой дешевой прыщеватой девицы.
    Считая, что женитьба дело дорогостоящее, он даже не поддался на соблазнительное предложение, которое однажды получил от известной в городе свахи, Аграфены Евграфовны Кукушкиной. Уже не первой молодости, женщина эта обладала кипучей энергией и даром убеждения, а неимоверная прическа из чужих волос и две кокетливые черные мушки, искусно посаженные, одна под левым глазом, другая – под правой ноздрей, делали ее ни дать ни взять столичной штучкой, случайно занесенной в провинцию. Эта опытнейшая мастерица сводничества, как ни старалась, ушла ни с чем - Фока Пафнутьевич устоял.
    А предложение, которым стремилась завлечь Аграфена Евграфовна, исходило от семьи малопоместных обедневших дворян Парамоновых, намекнувших, что были бы не прочь отдать свою перезрелую дочь за него, приличного, добропорядочного чиновника, пообещав неплохое приданое.
    Конечно, льстило то, что выбор пал на него, но одновременно терзали сомнения в ценности посуленной усадебки в деревне: скорее всего, от нее, кроме хлопот, толку не будет никакого, как и от перин, одеял и прочей обещанной дребедени. А вот ему еще до свадьбы уж точно грозит большой расход: обручальные кольца, подарки будущим тестю и теще, ну и, конечно, невесте на обручение… Нет, обещание – синица в небесах, а раскошеливаться придется из своего кармана!
    И он, с благодарностью за оказанную честь, отказался, заявив, дабы не обидеть, что женитьба в его планы не входит.
    Потерпев фиаско, Кукушкина более его не тревожила.
    У входа в банк, где служил Фока Пафнутьевич, разместилась художественно выполненная афиша, предмет его гордости. На афише веселые вкладчики всем показывали пачки купюр и облигаций в руках, а сверху шла прихотливо выполненная надпись, некогда им, Калошиным, предложенная начальству: «Они смогли: клали копейки, извлекли рубли!»
    Однажды утром, к собственному удивлению, Фока Пафнутьевич вдруг обнаружил, что у него сегодня не простой день рождения, а прожито ровно полвека, пятьдесят лет остались позади... Это открытие породило грусть, и он, можно сказать впервые пришел в банк с кислой миной на лице. Однако вскоре это состояние как рукой сняло, когда коллеги хором поздравили с юбилеем и вручили шикарные подарки: небольшую пальмочку и изящную табакерку.
    Юбиляр был чувствительно тронут таким вниманием и щедростью подарка. Он тут же мысленно прикинул, во сколько им это обошлось.
    - Господа, спасибо величайшее! – с понятной дрожью в голосе воскликнул виновник торжества. – Даже не знаю, чем заслужил… Но вы поставили меня в неловкое положение… Я совершенно не готовился отмечать эту дату, записывающую меня в старики! А ведь, миль пардон, следовало бы вас всех угостить по такому случаю… - с грустинкой протянул он, довольный, как открутился от накладного застолья. 
    - А мы это быстро можем поправить! – вдруг весело объявил начальствующий отделом Подпругин Дормидонт Гермогенович, руководитель весьма требовательный, неизменно мрачного вида, от которого Фока Пафнутьевич никак не ожидал подобной прыти.
    - Конечно, конечно, ваше высокоблагородие! – подтвердил растерявшийся юбиляр, прикидывая в уме, как без транжирства и мотовства угостить внимательных к нему коллег и во что это станет...
    Голос начальника прервал его размышления:
    - Господа, время не ждет! Дело – прежде всего! По местам, силь ву пле!
    За работой Фока Пафнутьевич все не мог забыть о своем случайно вырвавшемся необдуманном обещании. Голова пухла, выискивая способы каким-нибудь приличным образом избежать выполнения безответственного посула. Самое простое - незаметно улизнуть... Но такого он себе позволить не мог.
    Прозвенел звонок, возвестивший об окончании рабочего дня, а бедный, вспотевший от напряжения Фока Пафнутьевич все не мог придумать, как отвертеться.
Едва он встал из-за стола, как его позвали в кабинет Дормидонта Гермогеновича, куда последовали и остальные сотрудники отдела.
    Войдя туда, юбиляр остолбенел. Во всю длину залы тянулся накрытый стол, полный яств. Да каких! Тут была и стерлядка с лимончиком в желе, и соленый белужий бочок, копченый угорь и телячий язык, парижский сыр с голубыми прожилками, студень, паштет из гусиной печенки, фаршированная щука, копченые свиные ребрышки и буженина, жареный поросенок, расстегаи с вязигой, маринованные грибки и огурчики, моченые яблочки и квашенная с клюквой капуста, вареные раки, икорка черная и красная, и, конечно же, шампанское во льду, анисовая водка, и даже, для дам, ликер. В общем, не стол, а ликование чревоугодия!
    Растроганный Фока Пафнутьевич невольно прослезился от такой щедрости и душевного расположения к нему коллег. Под одобрительные возгласы собравшихся, его усадили во главе стола, рядом с самим Подпругиным.
    В заключение трапезы в залу внесли огромный шоколадный торт, украшенный кремовыми розами. Смех и шумное разноголосье царили за столом. Всегда недоступный, гордый, по всеобщему мнению, Дормидонт Гермогенович открылся с совершенно иной стороны: компанейский, острословный, он оказался душой компании. А какой мастер рассказывать пикантные анекдоты и смешить публику! Подобных нелегко найти!
    За окном уже темнело, когда начали собираться по домам. Фока Пафнутьевич обратился к начальнику со словами искренней благодарности:
    - Не нахожу слов, чтобы выразить чувства-с, которые меня переполняют! Никак не могу понять, чем заслужил все это? Благодарю душевно за такой царский подарок!
    - Что вы, дорогой Фока Пафнутьевич! – воскликнул Дормидонт Гермогенович, улыбаясь, и подмигивая компании. – Это мы вас должны благодарить за угощение!
    И он подал юбиляру счет.
    От увиденного бедный Фока Пафнутьевич онемел, покрылся потом и стал красным, как те раки, которых недавно кушал. Затем он пролепетал:
    - И... за все это я должен платить?
    - Разумеется! – нахмурившись, ответил начальник, и снова просветлел лицом: – Традиция - есть традиция, надо раскошеливаться! Вы же нас, Пафнутьичь, угощали?
    Но этих слов бедный юбиляр не слышал. Ум его лихорадочно пытался найти выход из ужасного положения. Какая грабительская трата! Надо было немедля что-то придумать, и несчастный, дабы выиграть время, не нашел ничего лучше, как смежить веки и грохнуться на пол, пребольно стукнувшись плечом.
    Такой поворот событий разом прервал всеобщее веселье. Кто-то бросился обливать страдальца водой, кто-то щупал пульс и требовал тишины, а Дормидонт Гермогенович, опять став хмурым и строгим, изрек:
    - Жаль, господа, но с розыгрышем, кажется, перестарались… Упаси бог, еще преставится наш скряга! Чего уж там, оплатим застолье, лишь бы оклемался!
    Последние слова начальника, потонувшие в дружных возгласах одобрения, Фока Пафнутьевич услышал особенно ясно. Сердце его переполнилось счастьем и неистово заколотилось.
    Открыв глаза, и присев, Фока Пафнутьевич слабым голосом вновь спросил:
    - И за все это я должен платить?
    - Нет-нет! - дружно воскликнули обрадованные благополучным воскрешением юбиляра клерки. – Это наш вам подарок, сюрприз!
    Взгляд чиновника прояснился, а душа исполнилась такой любви к коллегам, что в горле перехватило дыхание, сердце затрепетало пуще прежнего, и юбиляр с блаженной улыбкой на челе уже на самом деле лишился чувств.