О рассказе Н. Тэффи Без стиля

                Н. Тимофеев -Пландовский -Лохвицкий
         (внучатый племянник Мирры Лохвицкой, Надежды Тэффи,
      внук Владимира Пландовского, упоминаемых в данной статье)

   Июнь 2020г.                г. Санкт-Петербург
               
               
      Кто не гоготал, читая чудный рассказ Тэффи «Без стиля»? Для тех, кому этот рассказ не попадался, прикладываю его.
     Встречал я рецензии на этот рассказ, в которых Дмитрия Петровича назывют  «психом». Разве так уж ненормально состояние русского человека, когда душа просит сойти с проторенной дороги. Именно такие герои рассказов Тэффи и «Без стиля», и «Воля»
     Герои рассказа, Дмитрий Петрович Судаков и Спиридон-Поворот из рассказа  «Воля» душевные братья. Комфортно им   только тогда, когда вокруг «страшно -аж жуть!» как пел Владимир Высоцкий. Кстати, когда эти слова пел Высоцкий, я  не видел ни  на одном лице страха — всем было комфортно и весело.  Что тут поделаешь такие мы.
     Вспоминаю, как в Испании, в Тиволи в группе молодых испанцев я с двенадцатилетней дочерью моего приятеля шли  в абсолютной темноте по коридору на аттракционе «лабиринт ужасов». Неожиданно  сбоку на нас выскочил светящийся скелет с черепом, нанесёнными  на черной обтягивающей одежде дядьки- пугала, размахивающий    тарахтящей бензопилой  «Дружба», в пучке багряно-красного цвета. «Страшно- аж жуть». Испанцы душераздирающе заорали, завизжали и плотной  дрожащей массой повисли на мне,  вытолкнув при этом  меня вперед, поближе к дядьке. Как-то они сумели и успели сообразить , что я русский. Наверное, слышали наш с девочкой разговор. Русский -  вот и давай первым, вперед, Вам, русским всё нипочем!
    А когда мы вышли на улицу, наша, русская девочка, которую я вел за руку,  мне сказала: «Дядя Коля, давай  ешё раз сходим!»      
     Состояние души «в поиске»  это божественное состояние, которое заложила в нас природа  и потому в душе мы вместе с Дмитрием Петровичем,  радуемся его желанию сделать хоть что-то, не «как всегда»
     Давно мы с женой так не смеялись, как  читая рассказ «Без стиля».
     Зная,  что  почти все рассказы Тэффи имеют второе дно, с противоположным настроением, в поисках этого самого дна, начал  я, мысленно и душевно присоединившись к Тэффи, заново  писать этот  рассказ.
     Первое, что бросилось в глаза,  Тэффи четыре раза повторяет две стихотворные строчки Дмитрия Петровича:
                « В лиловый день по вредным плевелам
                Гулял зеленый человек.»
     Многократное повторение - известный  прием вызвать смех. Вспомните, как зал хохотал, слушая репризу «Раки по 5 рулей», в исполнении артиста  Романа Карцева: в течение 3 минут  Карцев 16 раз гениально повторял «раки по 5 рублей, но очень большие, и 15 раз повторил «по 3 рубля, но очень маленькие»  и все 3 мин гогот зала только возрастал.
      Пройдет сто лет и нашим потомкам надо будет разъяснять, почему их предки надрывали животы от хохота, слушая про раков по 5 и 3 рубля.
      Но ведь и юмористический рассказ «Без стиля» Тэффи писала 100 лет назад. Что же от нас скрывает время? Наверное, какой-то иной смысл надо искать в двух строчках многократно повторяемого стиха.  И начались раскопки! Трудно понять, о чем они — может быть  это символизм? 
       Тэффи была постоянным членом субботних встреч братьев-писателей у Федора  Сологуба, виднейшего представителя  русского  символизма, где за столом встречались Бальмонт, Гиппиус,  Кузьмин. 
        Вся жизнь людей окружена символами. Символы это разнообразные  знаки, передающие с помощью ничтожно малого объема большое количество информации. Любое написанное слово — символ.
         В искусстве говорят ни о символах, а о символи;зме. Символизмом  считают произвдения, в которых автору удается   намеками , недомолвками генерировать у группы определенно воспитанных лиц  чувства,  схожие с авторскими.
         В поэзии к  символизму относят произведения, которые генерируют у подготовленного читателя сильные, неожиданные, волнение, раздумье о смысле существования людей с использованием понятных образов.  Никаких чувств эти строчки  не генерируют. Таинственность ощущается , но странная — таинственность звуков и более ничего. Ничего не объясняет и «фиолетовый день» Может день похорон — ибо принято женщинам в такие дни надевать одежды не только чёрных цветов, но и фиолетовых. Фиолетовый день  ясности не прибавил. 
        Символизм в поэзии — всегда таинственность.  Символизму  поэты Серебряного века учились, в том числе, читая стихи Мирры Александровны Лохвицкой, старшей  сестрой  Тэффи,  творчество которой трагически оборвалось в 1905 году.   
        Почву для грядки выращивания поэтов- символистов Серебряного века  подготовили поэты Золотого века,  а зерна на эту грядку разбросал  гений Мирры.   Однако, Мирра сторонилась общественно-политических процессов, темой её поэзии была любовь и только любовь.
       Тэффи мастерски пользовалась языком второго дна, что позволяло ей всегда избежать ответственности за свои стихи. Потому её стихи с бичеванием власти попадали в газеты, а на следующий день,  повторялись всеми. Однако, зашифрованное  второе дно - это сатира, политическая сатира, но никак не символизм.
        Рассказ «Без стиля», как мне кажется, Тэффи написала в 1904-1905 гг. Впервые опубликован он был  в 1912 г.   когда репрессии, и цензура, вызванные событиями 1905 г,  поуспокоились.
        Изюминкой  рассказа бесспорно  являются две поэтические строчки Дмитрия Петровича Судакова , скучающего богатого помещика :
                «В лиловый день по вредным плевлам
                Гулял зеленый человек.»
        Начнем с зеленого человека, вроде как Дмитрия Петровича, растаптывающего  плевелы.  Почему он зеленый   в рассказе объясняется примитивно просто:  одел для этого случая  зеленых халат свой жены.
Мне сразу вспоминается загадка , которую я слышал от своей  бабушки, Ольги Александровны Пландовской, сверстницы Тэффи : «Висит зеленая и свистит?»  Селедка! А почему она висит — повесили, а почему она зеленая — покрасили, а почему она свистит — а это чтоб не догадались! 
       А чтоб догадались,  нам требовалось 100 лет назад закончить гимназию,  в которой изучали греческий язык и мифологию.    «Зеленый человек» -  повторение мифической фигуры Илии  в иудаизме, которого  называют «птицей небесной», ибо он подобно птице. облетает весь мир и появляется там, где необходимо божественное вмешательство. Есть предположения, что история Робина Гуда была рождена из того же самого мифического образа зеленого человека.  Значит, зеленый человек это не барин в зеленом халате своей жены — это российский Робин Гуд , народный защитник 1904 года.  В кого же в 1904 г. была пущена стрела. Террор, убийства стали основным способом борьбы с властью эссеров. Серия убийств прокатилась по всей территории России.
       Террористы убили  виленского губернатора фон Валя, министра внутренних дел  Сипягина, его предшественника Боголепова , были совершены покушение на харьковкого губернатора князя  Оболенского, Победоносцева и Клейгельса. убийство уфимского губернатора Богдановича,   одесского градоначальника графа П. Шувалова и.т.д.
       С осени 1902 г. начались аресты эсеров в Киеве, Екатеринославе, Курске, Одессе, Москве, Петербурге и других городах. Только в Саратове было задержано 66 человек,  Много было еврейской молодежи. Киевский комитет, например, весь состоял из евреев.  На юге империи начались еврейские погромы. Зарубежная печать утверждала, что начавшиеся на юге империи еврейские погромы организованы  министерством внутренних дел.
      Пять  покушений было на министра внутренних дел, шефа жандармов  В. К. Плеве В 1904 г. Плеве был убит эссером  Егором  Созоновым.  сыном купца,   уволенным  со второго курса Московского университета за участие в студенческих беспорядках.
      В Минске и Борисове прошли демострации с транспорантами «Смерть палачам».  Суд над Созоновым адвокаты  превратили в всероссийскую трибуну защиты притесненных евреев ».
      «Бабушка русской революции» Екатерина Брешко-Брешковская, находившаяся в Женеве поклонилась Азефу  до земли, как главному организатору убийства В.К.Плеве.  Социалисты Варшавы вывели людей на улицы с плакатами: «Да здравствует независимая Польша!», «Долой русское правительство!» ЦК эсеров издал прокламацию: «Плеве убит...,Кто душил финнов за то, что они финны, евреев за то, что они евреи, армян за Армению, поляков за Польшу?   Судный день самодержавия близок... террор, завещанный нам братьями и отцами, довершит дело народной революции...»
Вернемся с нашим двум строчкам. Зеленый человек топчет плевела:   
      «Велю по всему балкону насыпать цветов — маков и васильков. И буду гулять по ним. В лиловый день, в зеленом туалете. Кррасиво! Буду гулять по плевелам, — ибо маки и васильки суть плевелы, — и сочинять стихи.
      «Плевелы — сыны лукавого» говорит   «Евангелие от Матфея» :
       «….Он (Бог) же сказал им в ответ: сеющий доброе семя есть Сын Человеческий; поле есть мир; доброе семя, это сыны Царствия, а плевелы — сыны лукавого; враг, посеявший их, есть диавол; жатва есть кончина века, а жнецы суть Ангелы. Посему как собирают плевелы и огнём сжигают, так будет при кончине века сего: пошлёт Сын Человеческий Ангелов Своих, и соберут из Царства Его все соблазны и делающих беззаконие, и ввергнут их в печь огненную; там будет плач и скрежет зубов; тогда праведники воссияют, как солнце, в Царстве Отца их. Кто имеет уши слышать, да слышит!»                Стих 13:24-43
   
        А вот что пишет Тэффи  о «плевлах — Плеве» в главе «Новая жизнь» своих «Воспоминаниий,  «Новая жизнь».  Сотрудник газеты «Новая жизнь» Ефим, возомнивший себя литератором, накануне, при Плеве сидевший в тюрьме, «смущенно улыбаясь, объявил, что задумал написать политическую статью: «Плеве и его плевелы». Ефим мстит Плеве. Заглавие   «Плеве и его плевелы» Тэффи запомнила на всю жизнь и вспомнила, когда писала этот рассказ.  В этой же газете вместе с Тэффи работали  ГорькиЙ, Литвинов, Гиппиус, Каменев, Ленин, Николай Николаевич Брешко — Брешковский, сын той «бабушки революции», которая в ноги поклонилась Азефу. Нельзя умолчать и то, что в это время, по свидельству Ф. Ф. Фидлера, который хорошо знал всех литераторов Пе3тербурга и вел дневник о их жизни,  Н. Тэффи  и Н. Н. Брешко-Брешковской находились в близкой связи. Вполне допускаю, что инициатива рассказа родилась у эссеров и через Брешко- Брешковского дошла до Тэффи. 
       А как увековечить такое историческое событие., как убийство министра внутренних дел, В.К. Плеве?  Способ известен — модный  художник должен нарисовать картину.  Вот Дмитрий Петрович в рассказе и  мечтает:
«Закажу художнику Судейкину, — у него есть дерзость в красках. Пусть напишет и подпишет:
«По вредным плевелам. Картина к стихотворению Дмитрия Судакова».
А в каталоге можно целиком стихотворение напечатать:
               В лиловый день по вредным плевелам
                Гулял зеленый человек.
       Художник Судейкин. Кто такой? Прежде всего хороший знакомый Тэффи. Стены трех залов арт -кафе «Привал комедиантов « расписали художники  Б.Д.Григорьев, С.Ю.Судейкин, А.Е. Яковлев. Тэффи была в числе действительных членов кафе.
         Пусть напишет(картину) и подпишет:
«По вредным плевелам. (Наименование картины — событие. Что будет на картине изображено- решит художник, а вот пояснение, правда  понятное только избанным, будет под картиной.) Имя убитого   зашифровано.   Придется и имя убийцы зашифровать, но так чтобы  посвященные сразу поняли одно : террорист — Созонов, автор -  Судаков.  Обе фамилии одного корня — рыбные. Тот , кто знаком с творчеством Тэффи, хорошо знает, что именно так она и давала имена и фамилии героям рассказов, которые писала про своих родственников или знакомых.
      Осталось последнее — дать историческую оценку теракту. Хорошо бы, чтоб никто не мог понять, что за оценка.  И Тэффи находит шифр — лиловый день.
   Лиловый цвет, оттенок фиолетового  вызывает депрессию, даже большую  чем полная темнота. Александр Блок – творец мистической поэзии сравнивал фиолетовые тона с   лермонтовски-врубелевским  Демоном – неукротимого и вечно стремящемся к борьбе человеческого духа. Полагаю, что символику  цветов Блок  опубликовал, после того, как Тэффи написала  рассказ «Без стиля» . Фиолетовый день у Тэффи это лично её восприятие дня, который чуть светлее ночи.
     Если в целом  рассказ «Без стиля» воспринимается  как бодрящий дух, то эти две строчки, даже не зная о их зашифрованном  содержании, как бы тормозят мажор и заставляют меня задуматься … к чему это?
     Ровно накануне этого рассказа коллега Тэффи по работе в газете З. Гиппиус написала стихотворение, очевидно, навеянное теми же событиями, и думаю ознакомила с ним Тэффи:               
    •  
                «Открой мне, Боже, открой людей!
                Они Твои ли, Твоё ль созданье,
                Иль вражьих плевел произрастанье?
                Открой мне, Боже, открой людей!»

 «Возьми меня» Зинаида Гиппиус», 1904 Стихотворения. Новая библиотека поэта. — СПб.: Академический проект, 2006 г.
 
     Эти стихотворные строчки З.Гиппиус и Н. Тэффи чем-то схожи.

       Мне эти две строчки Тэффи — Дмитрия Петровича
                «В лиловый день по вредным плевелам
                Гулял зеленый человек.»
 нравятся сами по себе, без их политического содержания!!  И  таинственность,  и образность.
      Я чувствую, что и Тэффи они  нравились.
     Рассказ появился около 1905г. Тэффи не решилась сдавать его в цензуру  за разрешением к печати. Но переписывать-то было возможно. Однако, в этом случае надо было растолковывать второе дно, что опять же было не безопасно.
    Прошло 7 лет. Страсти утихли, события подзабылись, цензура ослабла. И Тэффи решилась рассказ печатать. Рассказ Н.Тэффи «Без стиля» я отношу к одному из лучших её рассказов. Прошло еще 100 лет. И вдруг,  во снах мне начали  открываться секреты Тэффи. Мистика. Но именно так все и было. А когда я заходил в тупик, новый  сон указывал дверь, которую надо открыть. Проснувшись, я вновь бросался в поиски и находил подтверждение сна.   Неужели  бабка приходила ко мне. Почему ко мне? Длилось это около двух месяцев, пока все не встало на свои места.  Может быть придет ещё?
                Приложение к статье:
                О  Рассказ Н.А.  Тэффи   «Без стиля».      
               
«Дмитрий Петрович вышел на террасу.
Утреннее солнышко припекало ласково. Трава еще серебрилась росой.
Собачка, любезно повиливая хвостом, подошла и ткнулась носом в колено хозяина Но Дмитрию Петровичу было не до собаки.
Он нахмурил брови и думал:
— Какой сегодня день? Как его можно определить? Голубой? Розовый? Нет, не голубой и не розовый. Это пошло. Особенный человек должен особенно определять. Как никто. Как никогда.
Он оттолкнул собаку и оглядел себя.
— И как я одет! Пошло одет, в пошлый халат Нет, так жить нельзя.
Он вздохнул и озабоченно пошел в комнаты.
— Жена вернется только к первому числу. Следовательно, есть еще время пожить по-человечески.
Он прошел в спальню жены, открыл платяной шкап, подумал, порылся и снял с крюка ярко-зеленый капот.
— Годится!
Кряхтя, напялил его на себя и задумчиво полюбовался в зеркало.
— Нужно уметь жить! Ведь вот — пустяк, а в нем есть нечто.
Открыл шифоньерку жены, вытащил кольца и, сняв носки и туфли, напялил кольца на пальцы ног.
Вышло по ощущению и больно, и щекотно, а на вид очень худо.
— Красиво! — одобрил он. — Какая-то сплошная цветная мозоль. Такими ногами плясала Иродиада, прося головы Крестителя.
Достал часы с цепочкой и, обвязав цепочку вокруг головы, укрепил часы посредине лба. Часы весело затикали, и Дмитрий Петрович улыбнулся.
— В этом есть нечто!
Потом, высоко подняв голову, медленно пошел на балкон чай пить.
— Отрок! — крикнул он. — Принеси утоляющее питие.
Выскочил на зов рыжий парень, Савелка, с подносом в руках, взглянул, разом обалдел и выронил поднос.
— Принеси утоляющее питие, отрок! — повторил Дмитрий Петрович тоном Нерона, когда тот бывал в хорошем настроении.
Парень попятился к выходу и двери за собой прикрыл осторожно.
А Дмитрий Петрович сидел и думал:
— Нельзя сказать ни розовый, ни голубой день. Стыдно. Нужно сказать: лиловый!
В щелочку двери следили за ним пять глаз. Над замком — серый под рыжей бровью, повыше — карий под черной, еще повыше — черный под черной, еще выше голубой под седой бровью и совсем внизу, на аршин от пола, — светлый, совсем без всякой брови.
— Отрок! Неси питие!
Глаза моментально скрылись, что-то зашуршало, зашептало, заохало, дверь открылась, и рыжий парень, с вытянувшимся испуганным лицом, внес поднос с чаем. Чашки и ложки слегка звенели в его дрожащих руках.
— Отрок! Принеси мне васильков и маков! — томно закинул голову Дмитрий Петрович. — Я хочу красоты!
Савелка шарахнулся в дверь, и снова засветились в щелочке глаза. Теперь уже четыре.
Дмитрий Петрович шевелил пальцами ног, затекшими от колец, и думал:
— Нужно вырабатывать стиль. Велю по всему балкону насыпать цветов — маков и васильков. И буду гулять по ним. В лиловый день, в зеленом туалете. Кррасиво! Буду гулять по плевелам, — ибо маки и васильки суть плевелы, — и сочинять стихи.
В лиловый день по вредным плевелам
Гулял зеленый человек.
Кррасота! Что за картина! Продам рожь, закажу художнику Судейкину, — у него есть дерзость в красках. Пусть напишет и подпишет:
«По вредным плевелам. Картина к стихотворению Дмитрия Судакова».
А в каталоге можно целиком стихотворение напечатать:
В лиловый день по вредным плевелам
Гулял зеленый человек.
Разве это не стихотворение? Что нужно для стихотворения? Прежде всего размер. Размер есть. Затем настроение. Настроение тоже есть. Отличное настроение.
— Управляющий пришел, — высунулась в дверь испуганная голова.
— Управитель? — томно закинул голову Дмитрий Петрович. — Пусть войдет управитель.
Вошел управляющий Николай Иваныч, серенький, озабоченный, взглянул на капот хозяина, на его ноги в кольцах, часы на лбу, вздохнул и сказал с упреком:
— Время-то теперь уж больно горячее, Дмитрий Петрович. Вы бы уж лучше после.
— Что после?
— Да вообще… развлекались.
— Дорогой мой! Стиль — прежде всего. Без стиля жить нельзя. Каждая лопата имеет свой стиль. Без стиля даже лопата погибнет.
Он поправил часы на лбу и пошевелил пальцами ног.
— Вы, Николай Иваныч, человек интеллигентный. Вы должны со мной согласиться.
Николай Иваныч вздохнул и сказал с упреком:
— В поле не проедете? Нынче восемьдесят баб жнут.
— Жнут? Мак и васильки?
— Рожь жнут, — вздохнул Николай Иваныч. — Велели бы запрячь шарабан, а то потом жарко будет.
— Это хорошо. Это я приемлю. Отрок! Коня!
— Шарабан прикажете? — выпучил глаза рыжий парень.
— Ты сказал! — ответил Дмитрий Петрович с жестом Петрония.
— Так вы переоденьтесь, я подожду, — вздохнул управляющий.
Дмитрий Петрович машинально пошел одеваться.
Снял кольца, надел сапоги, косоворотку, картуз.
Сели в шарабан. Управляющий причмокнул, лошадь тронула, и Дмитрий Петрович невольно подбоченился.
— Эх-ма! Хороша ты, мать сыра земля!
Но тут же устыдился и сказал тоном Петрония:
— На коленице, о друг, следовало бы ехать стоя.
Выехали на поля.
Замелькали, то подымаясь над желтыми колосьями, то опускаясь за них, пестрые платки жниц.
Где-то с краю зазвенела, переливаясь, визгливая и укающая бабья песня.
И снова подбоченился Дмитрий Петрович, усмехнулся, шевельнул бровью, ухарски заломил картуз и ткнул локтем в бок Николая Иваныча.
— А что, Пахомыч, уродил нынче Бог овсеца хорошего, — сказал он, указывая на полосу гречихи. — Ась?
Управляющий молчал.
— Этаких бы овсов побольше, так и помирать не надо. Правда аль нет, Пахомыч? Ась? Прости, если что неладно согрубил.
— Овес плох в этом году, — уныло ответил Николай Иваныч. — Покупать придется.
— А ты, Пахомыч, не тужи, — не унимался Дмитрий Петрович. — Чать, сам знаешь: быль молодцу не укор.
Он спрыгнул с шарабана и молодецки зашагал по сжатому полю.
— Здорово, молодицы!
Сел на копну и долго пел, фальшивя и перевирая слова, единственную русскую песню, какую знал:
Во саду ли, в огороде
Собачка гуляла,
Ноги тонки, боки звонки,
Хвостик закорючкой.
Потом сказал сам себе:
— Эх, малый, спроворить бы сюда жбан доброго квасу нутро пополировать.
Прибежал рыжий Савелка звать к завтраку.
— Може, прикажете еще васильков нарвать, — осведомился парень. — Там Никита принес охапку, да не знает, куда ее девать. Пелагея говорит, припарки из их делать будете. Так можем еще нарвать.
— Нет, не надо! — отрывисто сказал Дмитрий Петрович и грустно опустил голову.
— Что я наделал! Пел про боки звонки… сапоги надел, квас пить собирался. Зачем? К чему? Кому это нужно? Разве это мой стиль? Что я наделал! О, красота, как скоро я забыл о тебе!
Он поплелся домой пешком, печально меся ногами бурую, мучнистую пыль. И зачем я создал это:
В лиловый день по вредным плевелам
Гулял зеленый человек.
Зачем? Несчастный я человек. Кружусь без стиля на одном месте, как козел на привязи.
«Зеленый человек»! Далеко тебе, брат, до зеленого человека, как кулику до Петрова дня. Зеленым человеком родиться надо, а насильно в себе зелени не выработаешь. Так-то-с.
Он вздохнул и прибавил шагу.
— Иди, брат, в русской косоворотке на немецком фрыштыке итальянские макароны с голландским сыром есть! Ешь да похваливай. И так тебе и надо!»

1912 г.