Привет, Антипыч!
А он успел. И дивился, как будто Христа увидел. А как не удивиться, когда везение - твоё второе имя. А первое - Не.
Танцуй, олд, танцуй!
Сил на работать у Христофорыча больше не было. Тихо сошли на нет. Как кран закрыли. А станцевать за такие новости - хоть без палки, да вприсядку. Но никто танцевать его не заставлял, дразня конвертом на отведённой руке. Не то всё могло закончиться больничкой.
- Ты ж, пойми, Кириллна, - говорил он, склоняясь к слуховому аппарату соседки, - Ещё день, и сворачивай на новый круг, а!
Кириллна улыбалась и кивала головой. По глазам было видно, что ничёт-то она не поняла, не расслышала, но да и Христофорычу не столько надо было, чтобы его услышали, сколько выплеснуть из себя эту радость, переполнявшую его до бульков в ушах.
Никогда ему так не везло.
И нигде.
Невезучий он был.
До армии это не особо как-то чувствовалось, а потом сильно заметно стало. Прямо с неё, мотострелковой, и пошло. Там ему, аккурат в день присяги, сломали нос, три ребра и чего ещё не то в ливере отбили, не то в башне сотрясли. В госпиталь ему замполит и принёс ту проклятущую телеграмму.
Тетя Лариса телеграфировала, что его родители, тчк, разбились, тчк, хоронят за счёт завода, тчк. И число, на которое Ванюха успевал, если только птицей и прям вот счас на вылет.
Замполит, пряча глаза в окно, виновато отдал ему сложенный лист, подождал прочтения и сказал, что если бы Христофорыч, тогда ещё просто рядовой Беспопутов, был на ходу, то ему бы дали отпуск. Мол, он бы, замполит, сам бы всем бы занялся. А так, с рёбрами-то, пусть лежит, мол, рядовой Беспопутов под наблюдением врачей, со всем к нему сочувствием со стороны командования.
Врал. Как сивый мерин врал. Никто никого никуда отпускать не собирался. Ещё повесится, сопьётся и в часть не вернётся - а это геморрой. Но зря брехал. Ещё и коряво так. Выказал себя, ни за что, так себе человеком. Поторопился, однозначно. Парень и сам бы не поехал.
Куда, когда в лоб поцеловать не успеть, а Вадим Палыч, директор завода, мужчина положительный, и всё сделает как надо. На могилу и позже можно. Когда без спеху будет. Посидеть, договорить о чём не успели. Думалось, жизнь впереди, а тут вонано как. Всё можешь высказать, не сбегут.
Так и случилось.
За два года, на удивление, боль почти стёрлась. Стала заподлицо с окружающей действительностью. Не жгла, не выпячивалась. Всё реже и реже мелькая за спинами будничных дел.
До армии у него в жизни были сплошные переезды, родители из детдома - так что ни друзей тебе, ни родни. Один как перст. На весь белый свет. Он и могилка. Ехать к которой сильно, почему-то, не хотелось. Вот после дембеля, он не сразу, а год через два только и добрался до неё.
Тетя Лариса была из тех соседок, что делают человеку больше другого родного. Вон и за могилкой приглядывала, не забывала. Хорошая баба, но всё равно чужая. За добро - спасибо. Как не сказать? И сказать, и в ноги поклониться. А за сердце человек не в ответе.
Сердце, кто ему приказ?
Посидели, помянули, оставил денег, поблагодарил, попросил, обнял, да отбыл восвояси. Он остался жить, где служил. А что, город большой - живи не хочу. Вот он и не хотел. Да что делать, раз родился? Не в петлю же.
- Жениться тебе надо, вот что!
А и правда, чё бобылять? И женился, и деток родили. Жили как все. Нормально жили. Пока дочка не померла. Пять годочков было. Крошка совсем. Вечером стало плохо не пойми с чего, а утром врач развёл руками, как замполит когда-то, отводя глаза за окно.
Жена замолчала с тех пор. Мужиков своих как и не видела. Молча пила. А потом ушла. Пришёл Христофорыч домой, а её нет. Вещи есть, а её нет. Куда ушла - никто ничего. И с милицией не нашли.
Так с сыном и жили, пока тот не вырос и не стал бандитом. Там срок, потом ещё, потом опять, туберкулёз, диспансер, кладбище. Крестов полна душа. Ни за что. Потому что. Кого винить, жизнь такая.
И он тихо крутил свою баранку, пока в его жизнь, на очередном повороте, не въехала одна милая авто-леди с лошадиной мордой, в сто пятьдесят килограммов живого веса и мандатом чего-то там. Это "чего-то там" говорило, что обладательница корочек сих к самому чорту дверь с ноги открывает.
А посему, виноват оказался - кто бы сомневался - Христофорыч. За что и отдал квартиру, приданное жены умершей. Двух комнат на окраине только-только хватило на покрытие материальных затрат "потерпевшей" стороны. Пусть спасибо скажет, что моральные расходы ему простили. Христа ради. Слава богу, есть же ещё милосердные люди на земле нашей.
На этом перекрестился Христофорыч, вздохнул, да начал жить дальше, надеясь на скорую пенсию. В этой надежде и застали его известия о грядущей пенсионной реформе. И стали призрачными и его мечты о скором переезде в деревню к одному знакомцу. Такой же как он бобыль был его знакомец. А дом добрый, крепкий ещё. Небольшой, но куда им много-то?
И вот те здрасьте! Как же это? Он же помнил, как президент отвечал, что пенсионный возраст не поднимется. Проотвечался? Соврал? Подменили? Бояре с пути истинного сбили? Но кому же тогда верить простому человеку, у кого защиты искать, когда если Такие люди за свои слова не отвечают? А ещё царь.
Позор!
И собрался было Христофорыч сделать не зная чего, но чего-то такого, ого-го какого, махнув с души рукой как шашкой, режа криком воздух, как его позвала к себе Капитолина Марковна.
Это была женщина-монумент, бессменный капитан небольшого пиратского судёнышка-фирмочки со звучным названием "Капитолина" - а как же иначе? В сколь бескрайних, столь и мутных глубоких водах горе-окияна российского бизнеса, они промышляли всем понемногу, ничего не гнушались. Шакалили по-чёрному, акулами. Без стыда и совести, но - про закон не забывая.
А потому что забудь про него, не отстегни вовремя, и он покажет тебе всю свою силу по принуждению к достойному поведению. Враз найдёшь своё место в этой жизни.
И всё ж, несмотря на налоги, поборы и желание получить побольше, а отдать поменьше, своих не обижали: платили норм.
Ну да это так, ремарка. А Капитолина Марковна позвала Христофорыча и, глядя на него в один глаз через дым сигареты, от'икнув, обрадовала - пенсии быть в срок. Так что, он может оформляться и валить в свои "куды он хочет", с её к себе расположением.
Вот так. Вот это и растолковывал он Кириллне, слышавшей его через раз на пятый. О том что документы на руках, ключи сданы, рюкзак собран, товарищ ждёт, а электричка только через час. И можно поболтать. Особенно, когда хочется, когда надо ему поделиться с кем-то. Не с чужим же человеком, на вокзале или в вагоне. Что им его чувства?
- Вот Кириллна, ты-то другое дело. Сколько мы с тобой уж знакомы? Я говорю, ты не слышишь - идеальная пара, - смеялся он.
- Ага, ага, - кивала Кириллна его словам в такт. Когда слыша, когда так. И никак не могла вспомнить, как зовут этого соседа. А что ты хочешь, девяносто три - это серьёзно.
19:26
03.06.2020
ещё в ынэте:
https://vk.com/wall-122998378_333544
https://vk.com/wall-149827575_299477
Свидетельство о публикации №220060302077