Бенефисная история

Буду очень рад. если эта история кому-нибудь пригодится. Пришлось переработать Чеховскую историю в монолог-бенефис для актеров 50-60 лет.На авторство конечно же не претендую.Только на помощь ищущим!А может и так кому-то интересно будет прочитать.
                КАЛХАС. (А.П.ЧЕХОВ)
  Он-     Никого! Темно! Спектакль давно закончился, а я, значит, преспокойнейшим манером храповицкого задаю. Ах, ты старый хрен! Старая ты собака! Так, значит, налимонился, что уснул! (Крутит головой.) Уф, как тяжко! Сколько же я сегодня влил в себя этого винища и пивища, боже мой! Во всем теле перегар стоит, а во рту... Противно... Бенефециант. (Глядит вперед себя.) Однако… я на сцене 35 лет, а театр вижу ночью, только в первый раз... Да, в первый раз... А ведь курьёзно... (Подходит к рампе.) Ничего не видать... Ну, пульт помрежа немножко видно... какие-то тени в закулисье... а всё остальное - тьма! Чёрная бездонная яма, точно могила, в которой прячется сама смерть... ! Пятьдесят восемь лет уже, а ты… шутом был, шутом и остался!  Брр!.. Из залы дует, как из трубы. Холодно! Вот где самое настоящее место духов вызывать! Жутко... (Кричит.) Егорка! Петрушка! Где вы, черти? Господи, что ж это я опять нечисть поминаю?      (Лучик света двинулся в сторону.) Кто здесь? Эй! (Лучик света опять двинулся) Боже мой! Это ты... ты? Ты ведь… За... зачем ты здесь?  (разговаривает со световым лучиком) А-а! Понимаю!Раз ты здесь... мне, наверное, помирать надо? Страшно… очень страшно!.. А у меня сегодня бенефис был. Вызывали шестнадцать раз... все в восторге были, но ни одна Ссссс-собака не разбудила меня пьяного... Никому я не нужен. И дома делать нечего. Ни семьи у меня, ни детей... никого у меня нет. Помру, и помянуть некому будет! Никто меня не любит! Публика? Публика ушла, спит и забыла про своего шута! Нет, никому я не нужен...  Но ведь я живой, у меня в жилах кровь течёт, а не вода. Я хорошего рода...,был.  Пока в эту яму не попал. На военной служил, в артиллерии...
Ну чем же мы, солдаты, виноваты
Что наши пушки не зачехлены?
Пока ещё ершатся супостаты
Не обойтись без драки и войны!
 Я бы пушки и мортиры
Никогда б не заряжал…
 Господи, куда же это все подевалось? Куда?! Театр съел у меня                35 лет жизни, и какой жизни. Восторги, молодость, вера, любовь женщин! Помню, когда был молодым актёром - полюбила одна меня за мою игру... Молода, свежа, красива! Стою я перед нею...  Счастливый… Не забыть мне её прекрасных глаз! Падаю на колени, прошу счастья... (Продолжает упавшим голосом.) А она... она говорит: оставьте сцену. Понимаешь?! Ос-тавь-те сце-ну!.. Нормально? Она могла любить актёра, но быть его женой – ни-ког-да! Понял я тогда, что нет никакого святого искусства, что всё бред и обман, что я - игрушка чужой праздности, шут, фигляр! С тех пор не верю я ни аплодисментам, ни восторгам... Да! Публика аплодирует мне, покупает мою фотографию, но сам я чужд ей, понимаешь я для неё - грязь!.. Они ищут знакомства со мною... Ради тщеславия. Не верю я им! Не верю! Прозрел я! Стал я после той истории... жить зря... Разыгрывал шутов, зубоскалов, паясничал! Зарыл я свой талант, опошлил свой язык... Проснулся, поглядел назад, а за мною 58 лет. Песенка спета! (Рыдает) А ведь талант был! Представить ты себе не можешь, сколько чувства, сколько струн... в этой груди! Задохнуться можно!..
      Злись, ветер! Дуй, пока не лопнут щеки!
      Вы, хляби вод, стремитесь ураганом,
      Залейте башни, флюгера на башнях!
 Хочешь, покажу любимый монолог. Монолог патриарха из «БОРИСА ГОДУНОВА». Моя любимая несыгранная роль.
       Благословен всевышний, поселивший
Стоп! Вру! Чувствую, что вру! Попробую ещё раз
        Благословен всевышний, поселивший
Не-е-ет!  Тихо… По-молодости мечтал о больших ролях, а теперь и в свиту не гожусь!!! Убил я, свой талант. Убил! Попробую ещё разок. Пусть будет, как будет… Авось что и получится.
Благословен всевышний, поселивший
Дух милости и кроткого терпенья
В душе твоей, великий государь;
Ты грешнику погибели не хочешь,
Ты тихо ждёшь – да пройдёт заблужденье:
Оно пройдёт, и солнце правды вечной
Всех озарит.
Бесовский сын, расстрига окаянный,
Прослыть умел Димитрием в народе;               
Он именем царевича, как ризой
Украденной, бесстыдно облачился:
Но стоит лишь ее раздрать – и сам
Он наготой своею посрамится.
Сам бог на то нам средство посылает:
Знай, государь, тому прошло шесть лет —
В тот самый год, когда тебя господь
Благословил на царскую державу, —
В вечерний час ко мне пришел однажды               
Простой пастух, уже маститый старец,
И чудную поведал он мне тайну.               
«В младых летах, – сказал он, – я ослеп
И с той поры не знал ни дня, ни ночи
До старости: напрасно я лечился
И зелием и тайным нашептаньем;
Напрасно я ходил на поклоненье
В обители к великим чудотворцам;
Напрасно я из кладязей святых
Кропил водой целебной темны очи;
Не посылал господь мне исцеленья.
Вот наконец утратил я надежду.
Я к тьме своей привык, и даже сны
Мне виданных вещей уж не являли,
А снилися мне только звуки. Раз,
В глубоком сне, я слышу, детский голос
Мне говорит: – Встань, дедушка, поди
Ты в Углич-град, в собор Преображенья;
Там помолись ты над моей могилкой,
Бог милостив – и я тебя прощу.
– Но кто же ты? – спросил я детский голос.
– Царевич я Димитрий. Царь небесный
Приял меня в лик ангелов своих,
И я теперь великий чудотворец!
Иди, старик. – Проснулся я и думал:
Что ж? может быть, и в самом деле бог
Мне позднее дарует исцеленье.               
Пойду – и в путь отправился далёкий.
Вот Углича достиг я, прихожу               
В святый собор, и слушаю обедню,
И, разгорясь душой усердной, плачу
Так сладостно, как будто слепота
Из глаз моих слезами вытекала.
Когда народ стал выходить, я внуку
Сказал: – Иван, веди меня на гроб
Царевича Димитрия. – И мальчик
Повёл меня – и только перед гробом
Я тихую молитву сотворил,               
Глаза мои прозрели; я увидел
И божий свет, и внука, и могилку».               
Вот, государь, что мне поведал старец.
Я посылал тогда нарочно в Углич,
И сведано, что многие страдальцы
Спасение подобно обретали
У гробовой царевича доски.
Вот мой совет: во Кремль святые мощи
Перенести, поставить их в соборе
Архангельском; народ увидит ясно
Тогда обман безбожного злодея,
И мощь бесов исчезнет яко прах.
     Браво? Бис? Где искусство, там нет ни старости, ни одиночества, ни болезней, и сама смерть вполовину... Пушкин! Шекспир! Мольер!  Пойду!