Кнопов Леонид
Чудесная встреча.
Оглавление
Чудесная встреча. 1
Часть 1. 1
1. 1
2. 2
3. 6
4. 9
5. 11
6. 14
7. 16
Часть 2. 18
8. 18
9. 21
10. 22
11. 25
12. 28
13. 30
Часть 1.
1.
Александр Петрович посмотрел на нас, и сказал:
- Через две недели состоится наша последняя встреча перед ЕГЭ. Помните, - он обратился к ребятам, которые остались с шестого класса, - На одном из первых уроков я задал вопрос: нужна ли России для развития какая-либо национальная идея? Я надеюсь, что вы подготовились к нашей дискуссии, и сможете ответить на этот вопрос.
Я был одним из тех ребят, кто учился в школе чуть ли не с первого дня. Таких в нашем классе было большинство, и со многими я подружился почти сразу же. Да что говорить: с Игорем и Антоном мы ходили в один детский сад, и играли в одном дворе. Сейчас мы сидим почти рядом, на "камчатке", между нами проход, что, правда, не мешает переписываться смсками, и передавать тетради друг другу для списывания. Иногда на мою парту ложатся переданные через десятые руки тетради друзей, сидящих у окна, чуть ли не у учительского стола, и у двери. Моя тоже частенько "путешествует" к ним.
За эти годы наша компания практически не изменилась. Исключение составил Паша, который ушел из школы в пятом классе: его семья переехала в другую страну.
Уже несколько лет, после уроков, мы собираемся около школьного забора, за спортзалом, и разговариваем о чем-то своем. Иногда, в плохую или холодную погоду, идём в недорогое кафе, и сидим там.
Частенько говорим о ровесниках, ребятах помладше и постарше, отношениях с родителями. Также мы обсуждаем и учителей, среди которых особо выделялся необычный историк. Александр Петрович Сумский был одним из старейших учителей энской московской школы. В свои почти восемьдесят лет этот красивый высокий человек сохранил молодую любознательность, и всегда казался пожилым ровесником. Говорили, что он принадлежит к какому-то старинному дворянскому роду, и просто чудом уцелел в сороковые и пятидесятые годы. Историк частенько организовывал для школы интересные поездки, экскурсии, во многих из них участвовал как гид.
Этот необычный вопрос и задание появились совершенно внезапно, чуть ли не с начала двадцать первого столетия. Об этом мы узнали от друзей-старшеклассников, которым учитель, на первом же уроке отечественной истории, задал очень странный вопрос: "Нужна ли России для развития какая-либо национальная идея? Если да, то почему? Если нет, то почему?". Это случилось десять лет назад. Сейчас этот вопрос был задан во второй раз, нашему шестому классу.
- Я не тороплю вас, - сказал в тот день Александр Петрович, - В одиннадцатом классе пройдет небольшая дискуссия по этому вопросу. Ваша задача - подготовиться к ней, причём самостоятельно. Основную и большую часть работы должны выполнить только вы сами. На своих уроках, кроме основной программы, я буду давать необходимый материал для дискуссии, а через три года мы сможем (я на это надеюсь) сделать что-то вроде её репетиции.
Подготовиться к дискуссии помогут московские и российские музеи, исторические книги, музеи других стран. Их, и интересные исторические выставки или сведения, вы сможете найти в интернете, а что касается книг, то каждый год я буду давать вам список, подходящий для вашего возраста. Рекомендуемую литературу вы отыщете в школьной и московских библиотеках. А насчет музеев... Предпочитаю ваши собственные рассказы о них: поверьте, так будет интереснее, и вам самим, и вашим друзьям.
Итак, начнём наш первый урок. Прошу вас назвать ваши имена, возраст, и где вы живёте. Кто первый?
С того дня, почти в начале каждого года, Александр Петрович спрашивал нас о готовности к дискуссии. В девятом классе прошла репетиция, обрадовавшая историка, но огорчившая тех ребят из нашего и параллельного класса, кто не подготовился к ней. К сожалению, среди них оказались и мои друзья. И вот судный день приблизился.
Мы собрались на нашем старом месте. Толя почесал затылок:
- Осталось всего две недели, а у меня ничего не готово.
- Но ты ничего не читал, и никуда не ездил, и не ходил, - ответила Вика, - Хотя... Я считаю, что могу провалить дискуссию: как вспомню, как говорила на репетиции - до сих пор мурашки бегают.
- Это верно, - засмеялся Игорь, - Да и я тоже побаиваюсь выступать.
- Послушайте, - сказал Серёжа, - Неважно, кто и как подготовился, кто и как будет выступать на дискуссии. Важнее, что все это будут только наши, современные, представления о том, что мы читали, видели и слышали из лекций.
- Ты что, волшебник? В таком случае вызови кого-то из прошлого, чтобы с ними можно поговорить! - предложил я. Серёжа посмотрел на меня, и хотел что-то ответить, как вдруг раздался голос:
- Я могу помочь вам.
2.
Секунду назад рядом с нами никого не было. Я могу поклясться, чем угодно: сам краем глаза смотрел на Аню, свою давнюю любовь. Она стояла у школьного забора, и хотела что-то сказать, как вдруг, рядом с ней, вырос странный парень. С виду он был нашим ровесником, лет семнадцати, или постарше. Одет по-весеннему, в светлой лёгкой куртке и джинсах. На улице я бы не отличил его от тысяч окружающих, если бы не необычные глаза, словно лучащиеся каким-то странным неземным светом, и аура огромной силы, исходящая от него.
- Я могу помочь вам, - повторил он. Антон вздрогнул, и обернулся.
- Кто ты? - спросил он.
- Меня зовут Андрей, - сказал странный парень.
- Ты волшебник?
- Можно сказать и так, - он повернулся к Ане, и улыбнулся ей. Затем поклонился Вике и Игорю, - Благодарю вас.
В его руках появилась небольшая хлебная лепёшка. Разломив ее, странный незнакомец протянул куски каждому из нас:
- Господь сказал, что мы можем узнать друг друга, преломив хлеб между собой.
- Ты ангел? - неуверенно спросила Аня.
- Да. Я слуга Бога Авраама, Исаака, Иакова, и Сына Его, Иисуса Христа. Господь послал меня, чтобы помочь разрешить вашу проблему. Я слушаю вас.
Мы постарались все объяснить. Андрей кивнул:
- Хорошо, я могу помочь вам. Кстати, - он как-то странно посмотрел на нас, - Кто дал вам это задание? Случайно, не князь Александр Петрович Сумской?
- Он не князь, а наш учитель истории.
- Неважно, - ангел чему-то засмеялся, - Итак, я повторяю, что могу вам помочь. Кого бы вы хотели встретить, и из каких времён?
- Мы можем выбрать, кого захотим?
- Да. - Андрей щёлкнул пальцами, и мы в один миг оказались в каком-то большом банкетном зале. Посередине стоял длинный стол с чашками чая и кофе. Рядом с ними находились вазы с печеньем и пирожными. Ангел пригласил нас сесть, и сказал:
- Итак, слушаю вас, - перед ним появились небольшой блокнот и ручка. Он посмотрел на нас, и повторил, - Слушаю вас. Кого бы вы хотели видеть здесь?
- Ровесников, - сразу же сказал я. Андрей кивнул, и записал.
- Хорошо. Откуда?
- Восемнадцатый, девятнадцатый, и двадцатый века, - ответил Серёжа.
- Из двадцатого - до или после Октябрьской революции? До или после Второй мировой войны?
- Не знаю. Можно из тридцатых или шестидесятых годов?
- Хорошо. Да, самое главное забыл спросить: юноши или девушки?
- Юноши.
- Хорошо.
Андрей записал, и взглянул в блокнот. Потом осмотрел нас, и кивнул:
- Итак. Я собираюсь вызвать ваших ровесников. У меня есть знакомые, которым я когда-то помогал. Они из тех эпох, когда Россия переживала перемены. Это будут: крестьянин потёмкинских имений в Крыму, восемнадцатый век; рабочий Путиловского завода, девятнадцатый. Больше гостей прибудет из двадцатого столетия: молодой дворянин из начала века, до октября 1917 года, и старшеклассник из тридцатых годов. Мне кажется, что они смогут помочь вам ответить на вопрос учителя. Согласны?
Мы кивнули, и Витя ответил:
- Да. Но прошу предупредить их: мы будем вести аудиозапись, видео и фотосъемку. Записи помогут подготовить дискуссию.
- Но что будет, если нам не хватит места в планшетах и смартфонах?
- На это есть облака, - засмеялся Андрей, - Мы всегда идём в ногу со временем: это необходимо, чтобы помогать вам. Я говорю серьёзно: каждый из вас получит доступ к неограниченному объёму «облачных» хранилищ, ключи от которых могут находиться только у меня и Господа. При вашем желании все данные будут моментально переданы на ваши компьютеры. Вы можете скачать их, но прошу вас оставить информацию: она может пригодиться вам же, и не один раз. Я сейчас приду: должен предупредить гостей о встрече.
Ангел исчез на несколько секунд, и вернулся с гостями. Один из них был в хороших домотканых рубахе, портах, и новых лаптях.
- Здравствуйте, барчуки и барышни, сказал он, - меня зовут Трифон, крестьянин из нового крымского имения светлейшего князя Григория Александровича Потёмкина-Таврического, куда переехали из-под Смоленска. Мы – давние крепостные этой барской семьи. Мой отец помнит еще деда светлейшего.
Рядом с Трифоном сел Степан, Путиловский рабочий. Точнее, ученик рабочего. Этот плечистый парень в красивом пиджаке, картузе и новых сверкающих сапогах был больше похож не на ученика, а на самого мастера. Как потом объяснил Андрей, Степан уже через два месяца должен был встать рядом со своим учителем, как равноправный рабочий.
- Так делали мои предки, - сказал он, представляясь нам, - Я многое умею, но большему научусь, работая рядом с мастером.
Очень интересными гостями были князь Сергей Артемьев, член социалистического кружка из тысяча девятьсот седьмого, и старшеклассник из тридцать шестого года Павел. Как потом рассказал Андрей, молодого князя привлекла в кружок сама идея переустройства общества, способная наладить жизнь простых людей, и дать им равные с дворянами права. Несколько лет назад князь был свидетелем московского восстания 1905 года, и помогал большевикам. Он надеялся, что Павел поможет ответить на вопрос, в том числе и наш.
Когда ребята сели, Андрей сказал:
- Я собрал вас, чтобы вы помогли вашим потомкам разобраться в одном вопросе: нужна ли России для развития какая-либо идеология.
Он поднял руки над головами, и я ощутил какие-то волны, исходящие от него. Так ангел давал нашим предкам знания об истории России после их времени.
Мне было интересно смотреть на Павла, ровесника из тридцать шестого года. На его лице сначала была гордость. Потом к ней добавился испуг, сменившийся недоумением. Ближе к концу безмолвного рассказа он странно взглянул на нас, словно, не понимая: как страна смогла развиваться, не имея идеологии?
Наконец Андрей опустил руки, и сел. Ребята стали переглядываться.
- Какой будет ваш суд? – спросил ангел.
- Идея необходима, - сказал Павел, - Так же, как необходимы и ее носители.
- Я мало что понимаю, - сказал Трифон, - Простите, барчуки, но я простой мужик, всю жизнь пахал на светлейшего, как это делали мои отец и дед на его родичей. Что такое ваш «социализм»? У кого земля?
- Кто владеет заводами? – спросил рабочий.
- Народ, - ответил Павел, - Рабочие и крестьяне, чьи представители заседают в Верховном Совете, и сидят в правительстве, рядом с товарищем Сталиным, вождём Союза Советских Социалистических Республик, или СССР.
- Он что, вроде матушки Екатерины?
- Да, - ответил ангел, - В двадцатом веке он один из правителей России.
- Но барчук сказал, что власть у мужика и рабочего?
- Да, у них. Сталин вышел из самых низов, его отец – грузинский сапожник.
- Кто? Сапожник? Откуда?
- Из Грузии, которая заявила о присоединении к России при Екатерине Великой.
- Значит, вот как, - крестьянин засмеялся, - Значит, не так уж и плох ваш «социализм», если сын простого мужика может править страной.
- Он слушает, что ему говорят другие, избранные народом. Это депутаты Верховного Совета, парламента нашей страны. Они издают законы, по которым живёт Советский Союз.
- Это что, вроде Комиссии по Наказу? Помню, батя рассказывал об этом: однажды собрались баре, чтобы сказать матушке Екатерине, как надлежит править.
- Да, только депутаты Верховного Совета – рабочие и крестьяне, вроде тебя и Степана. Их обучили в институтах, и подготовили к созданию законов. Среди них была Конституция, главный закон СССР.
- Ага, и сколько же стоило обучение? Кто платил - барин? Нет уж, дудки! Зачем ему грамотный мужик?
- Нет, государство. Для студентов оно бесплатное. Кстати, и в школах ребята учатся также за счёт государства.
- Ты бы хотел быть депутатом? - спросил Кирилл. Трифон засмеялся:
- Это чтобы я, самый простой мужик, лапотник, советовал матушке Екатерине, как управлять Россией? Да она слушать меня не будет, да и не смогу я говорить так, как барчук. Для этого у неё есть советчики получше меня, тот же светлейший. Хороший барин, добрый к мужику. Лишний раз не порет. Да и управители его не дают нас в обиду. Худо-бедно, но живём богаче соседских - уж я слышал не раз, каково в соседних имениях.
- А если тебя обучить? Не только читать и писать, но еще и говорить? Тогда ты бы точно смог сделать жизнь мужика лучше, - заметил князь, - У нас царь собрал Думу.
- Ага, сразу же после декабрьского восстания тысяча девятьсот пятого года, - засмеялся Павел, -
Царь испугался,
Издал манифест.
Мёртвым - свобода,
Живых - под арест.
Так ведь было?
- И кто вошел в Думу? - спросил крестьянин, - Небось баре?
- Да, - сказал Коля. Он хорошо знал историю, и был одним из любимых учеников Александра Петровича, - Я не помню, чтобы кто-то из крестьян и рабочих заседал в том парламенте. Да и во всех Думах.
- Сколько же их было? - спросил князь.
- Всего четыре, и большая часть распускалась царем из-за того, что он был не согласен с какими-то вопросами депутатов, и их мнениями по каким-либо вопросам, - ответил ангел, - Последняя Дума, во главе с Михаилом Родзянко, работала до февраля 1917 года. Её депутаты Шульгин и Гучков ездили в Могилев с актом отречения Николая Второго от трона.
- Чего-чего? - возмутился Трифон, - Это что же: какие-то "депутаты" посмели приказать царю, чтобы тот перестал нами править? Кто они были-то? Баре?
- Да, богатые люди. Ты же знаешь, что случилось в двадцатом веке.
- Это правда, не сказки? Ну, что мужики взяли власть?
- Правда.
- Если бы не учение Маркса и Ленина, мы бы никогда не были сильной страной, - заявил Павел, - Благодаря Андрею, я знаю нашу историю. Он рассказал, что СССР победил в страшной войне, запустил в космос сначала искусственный спутник, а потом человека. Кстати, - он засмеялся, - никакого Бога никто на небесах не видел. Сумела бы она сделать это без партии и великого учения Маркса-Ленина-Сталина? Не уверен. А вы, потомки? Ну-ка, что ответите?
Прадед прищурился, и посмотрел на нас.
- Ты говоришь, что вы построили настоящее государство рабочих и крестьян? - спросил его князь, - Государство, основанное на коммунистических идеях? Значит, это учение, которое мы изучаем в кружке, действительно восторжествовало?
- Да. Я пришёл из этой страны. Из рассказа Андрея ты знаешь о достижениях самого первого социалистического государства. Мы, как и товарищ Сталин, надеемся, что социализм победит во всем мире, и люди станут равноправными, независимо ни от чего. Ради этого в Испании бьются с фашистами Франко, Муссолини, и Гитлера наши отцы, и многие мои старшие друзья тоже поехали помогать испанским коммунистам. Потом, может быть, их опыт пригодится в революциях по всему миру. Они должны привести мир в единое социалистическое, а потом коммунистическое, государство.
3.
- Как твоя фамилия? - внезапно спросил Олег. Павел посмотрел на него, и сказал:
- Казаков. Павел Владимирович Казаков, тысяча девятьсот девятнадцатого года рождения, - он назвал свой адрес, но как-то с ехидцей, словно издеваясь. Рядом с Олегом возник ноутбук. С помощью ангела мой друг подключился к интернету, и стал что-то набирать на клавиатуре, а потом посмотрел на экран. Предки встали у него за спиной. Андрей снова простёр над ними руки, объясняя происходящее.
- Что ты ищешь? - спросил я друга.
Тот посмотрел на Павла, и ещё раз переспросил адрес, а потом сказал:
- Как зовут твоего папу?
- Владимир Егорович Казаков. Постой, а зачем тебе это? Что ты хочешь сделать?
Олег странно взглянул на него, отчего прадед как-то поёжился, словно от страха. Ангел тоже смотрел на Павла, и словно сочувствовал ему.
- Что вы так смотрите на меня? - закричал тот, - Перестаньте!!
- Олег, объясни нам, что происходит? - спросила Аня.
- Недавно появилась новая запись в проекте "Последний адрес", - ответил Олег, который интересовался этим проектом, и иногда заходил на его страницу. Мы знали, что его прадеда репрессировали в сороковом году. Для него тема, предложенная учителем, была очень важной, - Сейчас Павел назвал отца и свой адрес, и мне фамилия показалась знакомой.
- Что это за "проект"? - спросил прадед Павел, - Проекты бывают только технические.
- Сейчас, в двадцать первом столетии, это слово означает какую-то деятельность, - ответил Роман, - Проект "Последний адрес" собирает сведения о людях, арестованных и расстрелянных НКВД и ГПУ в двадцатых-пятидесятых годах прошлого века.
- А, я слышал о них, - Павел махнул рукой, - Это те, кто вредил партии, Сталину и стране. Я не раз сидел на собраниях, где говорили о врагах народа, и голосовал за их аресты. Это отщепенцы, и их не жалко! Без них мы сможем построить настоящее социалистическое государство, а потом и коммунистическое!
- Значит, все, кого арестовало НКВД, обязательно враги народа? И они хотели навредить Советскому Союзу и коммунизму?
- Да.
- А твой отец? Ты тоже считаешь, что, раз он был арестован, то за дело? Значит, и он враг Советского Союза?
- Что?!
Мне пришлось схватить Павла сзади за локти, чтобы он не кинулся на Олега.
- Что ты сказал о моём отце?
- Слушай.
- Нет, лучше читай, - ангел выхватил из воздуха распечатку, и передал её Павлу. Тот посмотрел на бумагу, и испуганно обвёл нас глазами.
- Нет! Нет, этого не может быть! - закричал он.
Я бросил взгляд на экран ноутбука. Там, на странице проекта "Последний адрес", значился адрес Павла, и слова: "Здесь стоял дом, в котором жил Владимир Егорович Казаков, 1896 года рождения. Член ВКП(б) с 1917 года. Инженер НКС. Арестован 8 июня 1937 года. Расстрелян 10 декабря 1937 года. Реабилитирован 15 марта 1994 года". Тот же текст был и на распечатке.
- Нет, этого не может быть! - закричал Павел, - Это ваша провокация!! Мой отец ни в чём не виновен! Он честный коммунист, и любит товарища Сталина! Он большевик, участник гражданской войны! Это провокация!
Он что-то ещё кричал, но Андрей коснулся рукой его волос. Павел сел на стул, и закрыл глаза, словно уснул.
Ангел смотрел на него. Наконец прадед очнулся, и сказал:
- Я теперь верю, что ты слуга Божий, - сказал он, - И что ты творишь настоящие чудеса Его именем. Можешь сделать так, чтобы этого не было? Чтобы мой отец не был арестован и расстрелян?
- Нет. Ни я, ни Господь ничего не сделаем. Какой бы силой мы не обладали, но не можем преступить самую главную заповедь: "Не навреди!". И прежде всего это касается судьбы любого человека, ибо каждый из вас важен для Бога. Он следит за вами, но что-либо менять не может. Тем более, если эта судьба предопределена.
- Но ведь папа ещё не арестован! Его ещё можно спасти! Не знаю, как: куда-то вывезти, спрятать, но сделайте что-нибудь!
- Нет, не могу, - ангел снова погладил голову прадеда, и тот успокоился.
- Простите, - сказал молодой князь, - но я ничего не могу понять: кто такие "враги народа"? Нам на кружке рассказывали о Великой Французской революции и Парижской коммуне, и говорили о тех, кого так называли революционные трибуналы. Руководители кружков утверждали, что "враги народа" постоянно мешали новому строю, но я плохо понимал их вину. Кстати, не понимаю и сейчас. Павел сказал, что его отец - старый большевик, участник революции, и какой-то "гражданской" войны, воевал за новую власть. Чем он смог навредить социализму и его руководителям, что они уничтожили его?
- Ничем. Простите, если моя речь покажется длинной, но иначе я не могу объяснить. Видите ли, ваша светлость, любая идея хороша тем, что объединяет совершенно разных людей, независимо от возраста, состояния, пола, титула или чина. Также ей неважно, хорошие они, или плохие. Социализму как учению и идеологии не одна тысяча лет, вспомните похожие на него учения древнегреческого философа Платона и "Утопию" англичанина Томаса Мора. Кстати, именно после его произведения некоторые течения социализма стали называть утопическими.
- Ты говоришь о Фурнье?
- Да, и не только о нём. Но любая идея хороша только "наверху", когда в неё верят. Когда же доходит дело до реализации (прости, Павел, но сейчас я говорю о Советском Союзе, как о примере воплощённой идеи социализма), то она становится очень уязвимой и опасной.
- Интересно, в чем же её опасность?
- Именно в том, что она собрала разных людей, в том числе плохих и хороших. Среди них может быть какой-нибудь человек, плохо воспитанный и необразованный, жестокий, хитрый, считающий, что окружающие хотят навредить ему. Пока идея не воплощена, такой человек живет ею, как и многие рядом с ним. Правда, он способен на такой службе сделать немалое зло, думая, что помогает воплощению. Но представьте себе, что она реализована, и те, кто создал на её основе партию, взяли власть в стране.
Этот человек, о котором я говорил вам, оказался среди руководителей...
- Ты имеешь в виду товарища Сталина? - спросил Павел. Ангел кивнул:
- Извини, но да. Я очень хорошо знаю настоящую биографию Сталина, и его дела до и после прихода в РСДРП(б). Нет, сейчас я ничего не буду рассказывать: вашим потомкам очень хорошо известна вся история, а тебе и твоим предкам это может не понравиться, - Андрей взмахнул рукой, проведя ею над головой Павла, и сказал - Прошу прощения, если мои слова тебя обидят: я постараюсь говорить по-другому.
- Тогда я ничего не смогу понять, - возразил князь. Трифон и Степан кивнули. Они внимательно слушали разговор.
- Моя задача усложнилась, - засмеялся наш странный знакомый, - Ладно, попробую говорить так, чтобы никого не обидеть, но было понятно.
Если такой человек занимает самое первое место в стране, становится руководителем, то сначала может улучшить её жизнь. Потом он старается удержаться у власти, и использует для этого все возможности, невзирая ни на что. Тогда правитель становится опасен для своего окружения, ближнего и дальнего, и всех жителей подвластного ему государства.
- Но при чём тут мой отец?
- Такой руководитель начинает подозревать каждого приближённого, или тех, кто более или менее знаменит и популярен, в желании свергнуть его, и захватить власть.
- Тухачевский, Якир, Блюхер, - начал перечислять Игорь.
- Да. Многие знаменитые военачальники и герои гражданской войны, любимцы народа, но в чём-то не согласные с линией Сталина, пострадали из-за этого.
Нет ничего более притягательного и соблазнительного для простого человека, чем безнаказанность. Тем более, если она исходит от руководителя страны. Его настроение, манера говорить и вести себя, со временем становятся примером для подражания. Если же правитель начинает кого-то в чем-то подозревать, то его подозрительность распространяется на его окружение, а через него - на всю страну. Она переходит на людей, завидующих кому-то, но не имеющих никаких способов отнять. Когда же до них "сверху" приходит подозрительность, и негласное разрешение, доносчики не останавливаются ни перед чем. Если у кого-то престижная квартира, комната, работа, или должность, которые они хотят занять, или получить, то они готовы обвинять их в выдуманных грехах против партии и страны.
- Но при чём тут мой отец?
- Я не знаю. Скорее всего, он что-то не то сказал, или сделал, что потом было донесено в органы, и стало причиной ареста и расстрела.
- А что было с тем доносчиком?
- Не знаю. Возможно, он пострадал позже, а возможно, он прожил долго, и его потомки сейчас здравствуют.
- Они ничего не знают о предке?
- Нет. Имена доносчиков известны только сожжённым архивам НКВД-КГБ, где были списки секретных сотрудников, или тем, кто написал несколько "сообщений". Не исключено, что многие из излишне преданных Сталину и советской власти людей, спустя несколько лет, пострадали как раз из-за большого количества доносов. Или им самим кто-то завидовал. А может быть, те, на кого они хотели донести, имели более сильных покровителей, которые смогли защитить подопечных. Тогда доносчик страдает сам.
- Значит, - сказал я, - ты хочешь сказать, что среди нас ходят потомки тех, кто когда-то сажал? Не могут ли они превратиться в доносчиков?
- Не знаю. Все зависит от того, какой будет Россия через несколько лет. Поверьте, от этого зависит очень и очень многое.
Андрей засмеялся, а потом взмахнул рукой:
- Вы пригласили меня для помощи, а не для разговора о будущем России. Сейчас вам необходимо разобраться в прошлом, которое, кстати, всегда связано с будущим. Давайте говорить об этом.
Что вы можете сказать своим потомкам? Как бы вы ответили на вопрос: нужна ли идеология для развития?
4.
- Не знаю, - сказал Павел, - Если бы не отец, то я бы сказал, что идеология необходима, необходимы люди, верящие, и продвигающие её везде, до единого социалистического мира. Но сейчас...
- Я простой крестьянин, - ответил Трифон, - но, если ваш "социализм" даёт мужику землю, без барина, а заводы - рабочим, без заводчиков, то, может быть, он не так уж и плох. Но как быть с "врагами народа"?
- Я попытался ответить на этот вопрос, - сказал ангел, - Ими могут стать совершенно неповинные люди, обладающие чем-то, что хочет иметь доносчик. Вот, например, ты имеешь двух хороших коров, приносящих много молока и хороших телят. А твой сосед (погоди, я говорю для примера), твой сосед хочет получить одну из них. Ты настаиваешь на продаже, но денег у него нет. К тому же, он завидует тебе. Тогда он идёт к барину, и говорит, что ты замыслил какое-то зло против него, а то и матушки царицы. Неважно, правда это, или ложь, но скоро ты оказываешься в Сибири, а корова спокойно идёт в соседский хлев.
- Об этом говорил мой дед. Он рассказывал, что при Анне Ивановне было "слово и дело". Было так же, как ты говоришь. Погоди, это сколько же прошло лет после Анны Ивановны, чтобы все повторилось?
- Более двух веков. Больше двухсот лет.
Трифон потёр затылок.
- И вы говорите о каком-то новом строе, который должен служить мужику, чтобы он жил лучше, задаром учился, а то и руководил страной, но который, как и цари, может за здорово живёшь, за какой-то донос, убить неповинных людей? Простите, барчуки, но тогда я совсем ничего не понимаю. Значит, он плохой, и ничего хорошего не даст России? А тогда зачем, ваше сиятельство, вы ходите в ваш кружок? Тогда зачем (ответь, правнук), - крестьянин посмотрел на Сергея и на Павла, - тогда зачем вы положили сотни или тысячи мужиков и баб, чтобы построить вашу страну? Ведь строй-то плохой!
- О том, что сделал Сталин, мы узнали только через три года после его смерти, - ответил я, - и потом, спустя почти сорок лет, новые руководители страны сумели раскрыть многие его тайны. Тогда же, в первый раз, бывшие заключённые начали возвращаться по домам.
- Понятно. Это вроде того, как новый царь прощает грехи тех, кто попал в опалу при его отце или родича, - вспомнил Степан. Ангел кивнул.
- Вы изменили строй, и полностью убрали идеологию, - сказал Павел, - Честно признаться, я не очень понимаю, как вы существуете без неё и руководящей партии.
- Компартия как была, так и осталась, - засмеялся Андрей, - Правда, она перестала руководить страной, и разделилась на несколько подобных партий, получивших разные названия и якобы идеологии, но все равно: КПСС никуда не далась. Что же до идеологии, то её ликвидировали в девяностых годах прошлого века новой Конституцией, убравшей руководящую роль компартии. Видимо, сейчас снова начали искать какую-то идею, способную, как раньше, объединить страну, или хотя бы сделать её развитой.
- Значит, Александр Петрович не зря задаёт нам этот вопрос? - спросил Кирилл. Я не успел ответить, когда раздался голос ангела:
- Возможно, так и есть. Если вы говорите о князе Александре Петровиче Сумском, представителе одного из древнейших российских дворянских родов, то должен сознаться: когда-то мы встречались с ним. Тогда я ему очень помог, и, судя по вам, князь задаёт этот вопрос не только себе, но и другим. Вы сказали, что он стал учителем?
- Ты знал Александра Петровича? - удивилась Катя, - Сколько же тебе должно быть лет?
- Сейчас ты похож на нашего ровесника, - я поддержал девушку.
- Я знаю и помню всех, с кем когда-либо встречался хотя бы один раз. И, можете мне поверить, они тоже никогда не забывают о нашей встрече.
Гости кивнули. Княжич хотел что-то сказать, но Андрей махнул рукой:
- Не надо, ваше сиятельство. А, что же до того, сколько мне лет... Мы, ангелы Господни, не имеем возраста. Мы просто духи, иногда спускающиеся на Землю, чтобы помочь людям. Сколько бы не прошло времени, хотя бы и несколько столетий, но я всегда принимаю облик, подходящий для какого-то человека. Я могу быть стариком или старухой, маленькими мальчиком или девочкой. Всё зависит от того, к кому посылает меня Господь.
Он взмахнул рукой, и прервал наши вопросы о себе. Уловив мою обиду, что мне не удалось кое-о-чём спросить, Андрей засмеялся:
- Роман, всему своё время. Сейчас я не могу ничего ответить, потому что должен помочь вам.
- Но...
- Такова воля Господа. Он прислал меня, чтобы я помог вам разобраться в ваших сомнениях и вопросах, и я готов выполнить Его повеление. Итак...
- О чем мы говорили? - спросил Антон, - Да, вспомнил.
- Самое интересное, - сказал ангел, - что раньше, до Октябрьской революции, создалось очень любопытное положение: идеологии в России не было, но она существовала. Ей уже несколько веков, если не тысячелетий.
- Интересно, как она называлась? - засмеялся Павел.
- Очень просто: Россия. Иногда её зовут по-старому: Русь. Ради неё жители воевали с врагами, приходящими за новой территорией; ради неё становились путешественниками, исследовали новые земли, где можно было бы построить города и храмы, искали металлы, уголь, пушнину. Купцы искали торговые пути в дальние страны, чтобы продавать свой товар. Когда пришло христианство, то купцы и исследователи Новгорода шли "Святой Софии новых земель приискати": так зародился Архангельск, многие города на Кольском полуострове и на Севере. Потом появились заводы и города за Уралом, в Сибири, на Камчатке, освоен Сахалин. Правда, часть территории России пришлось завоёвывать, как Бухару, Хиву, Коканд.
- А Крым? Разве он не был завоёван?
- Не совсем. Светлейший князь Григорий Потёмкин сумел занять Крымское ханство без сражения, только хитростью. Потом за Крым пришлось сражаться и в восемнадцатом, и в девятнадцатом столетиях, драться в гражданскую и Великую Отечественную войны, но это была защита.
- А что такого было в Крыму, Коканде и Бухаре, что пришлось их завоёвывать? - спросил Трифон, - Когда мы переселились в Крым, я ходил пешком под стол, и поэтому плохо знаю, что было раньше.
- Там были ханства, остатки Великой Орды. Их повелители захватывали русских, украинцев, поляков, и продавали на невольничьих рынках Турции, Европы. Не знаю, что было страшнее: Бухара или Крым. Мы видели страдания пленных, слышали их молитвы. Я сам несколько раз спускался на Землю, чтобы укрепить людей, помочь им пережить беду. Иногда пособлял бежать.
- Просто Россия? - спросил Павел, - И нет вождя, партии, которая бы руководила страной?
- Руководитель есть - царь, или великий князь. Одна руководящая партия при такой идеологии не нужна, а даже может навредить. Лучше, когда их несколько, и когда их представители заседают в парламенте, вроде Думы. Я уже говорил о ней. Они дают советы правителю, выпускают законы и постановления, решающие жизнь страны. Также в Думе могут заседать депутаты не от партий, просто от жителей страны.
- В том числе простые мужики-"деревенщины"? - спросил Трифон. Ангел кивнул:
- Да. В том числе простые крестьяне и рабочие. Кстати, очень возможно, что кто-то из твоих потомков может стать депутатом парламента. Я говорю серьёзно.
5.
- Так называемая "демократия"? - спросил Павел.
- Да. Власть народа. Истинная власть. Сменяемый руководитель, многопартийный парламент, свободные суды, газеты, радио, равноправие всех перед законом, развитая наука, образование, экономика, промышленность.
- Но ведь что-то было и в СССР? Разве не так?
- Да, кое-что. Но это досталось стране ценой огромных потерь, причём не столько от внешних, сколько от внутренних причин. Верно, на войне погибло больше человек, но до и после неё людей убивали, или сажали в тюрьмы из-за доносов. Мне кажется, что окончательно последствия этого террора будут ликвидированы не через одно столетие.
- Что же будет с Россией за эти века?
- Не знаю. Я уже сказал вам: ни я, ни Господь, не можем вмешиваться в ваши дела, и изменять чьи-либо судьбы. Бог только помогает, в том числе выбирает тех, кто хочет изменить жизнь страны, и направляет их дела.
То, что я говорю о России, касается и всех стран мира. Там, за небольшим исключением, уже несколько веков или тысячелетий существует одна идеология. Где-то Америка, где-то Франция, где-то Бельгия. Люди работают, исследуют, создают что-то ради того, чтобы их родная страна стала развитой во всех отношениях, шла вровень с остальными, а иногда (желательно часто) в чем-то опережала соседей. Только эта идеология неуязвима.
Да, я едва не забыл самое главное, без чего любая идея, даже названная по стране, уязвима: законы и обычаи, установленные сотни или тысячи лет назад, и сохраняемые жрецами, потом вождями и королями. Они помогают решать любые вопросы, праведно судить людей. Время от времени возможна их корректировка, введение каких-то добавлений, поправок, комментариев, но при этом основа, "костяк", остается незыблемым и вечным. Именно эта незыблемость держит остальные, писаные или неписаные, законы и обычаи, по которым живёт общество и человек.
Так же верная опора для государства - вера в Бога или богов, религия. Она помогает людям жить, устанавливает какие-то свои законы и обычаи, диктует поведение и отношения между жителями соседних стран, объединённых одной верой, как, например, в Азии. Но и с религией тоже надо быть очень осторожным, и не давать её служителям возможности диктовать порядки, которые они могут выдать за повеления Господа.
Ещё одно условие – все граждане должны искренне верить в идею, и стараться передавать веру своим потомкам, при этом не искажая и не толкуя её. Искренность важна всегда и во всем, в том числе в религии, и в любых учениях, создаваемых людьми. Особенно важна искренность руководителей, чтобы они ни на миллиметр или нанометр не противоречили делам. Также существует другое, не менее важное условие, если правитель хочет сохранить и развивать свою страну как идеологию: чтобы люди были постоянно заняты, и чтобы их работа помогала им и государству развиваться и расти. Иначе такая страна обречена на развал (пример Советский Союз середины восьмидесятых годов). Также необходимо постоянное доверие народа, от самых бедных до самых богатых людей страны, чтобы они видели в руководителях защитников и тех, кто может дать разумное распоряжение, или выслушать их представителей, и действовать вместе с ними.
Чуть было не забыл сказать об условии, не менее важном, чем искренность: ответственность руководителей и граждан за свою страну и за своё дело. Без этого никакая идея, никакая страна, не могут прожить. Если же существуют (заметьте, не живут, а именно существуют), то такое общество может быть хрупким и непрочным, где нет поддержки, на которую можно опереться при необходимости.
Все же остальное, что основано на каких-то написанных книгах, и установленных на их основе законов, и порядков, очень уязвимо. Извини, Павел, но я в том числе говорю и о коммунизме. Первое в мире социалистическое государство просуществовало около семидесяти лет, и распалось ценой большой крови. Оно рухнуло из-за лжи верхов, из-за безразличия граждан к судьбе страны. Раньше я сказал, что реализованная идея опасна для самой себя. Мои слова основаны на истории распада СССР.
- Но разве он не мог сохраниться?
- Какой ценой? Еще большей крови? Перед самым концом существования Советского Союза правительство ввело войска в Прибалтику и Грузию; из-за межэтнических конфликтов кипели Кавказ, Средняя Азия. Наконец, ГКЧП был создан для того же: чтобы попытаться сохранить страну. Но они совершили огромную ошибку, свергнув Горбачёва с поста президента.
- А разве страну развалил не Ельцин? - спросил Володя.
- Нет. ГКЧП сделали для развала гораздо больше, чем он.
- Интересно, Андрей, - спросила Аня, - Ты сказал, что любая идеология невечна, если ею не становится страна. А как же "пангерманизм", и немецкая идея мирового господства?
Ангел захохотал:
- Нет ничего хуже и сложнее, чем говорить с немцем до тысяча девятьсот сорок пятого года! Уж можете мне поверить! Сколько раз я спускался в Германию и в те королевства и герцогства, которые когда-то существовали на её нынешней территории, помогая тем или иным людям! Все хорошо, когда речь идет о судьбе самого человека, но, как только я заговариваю о стране, то тут начинается! Все самое лучшее, что есть в мире, создано только немцами! Имена выдающихся поэтов, ученых, но родившихся в других странах, немец, заражённый "пангерманским вирусом", может считать искажённым немецким именем (Алигьери - Альдигер; Бокаччо - Бухатц). Германия обязана владеть всем миром, в обоих полушариях! Особенно это стало заметно после того, как Бисмарк объединил все германские княжества и королевства в одну страну, Германскую империю. "Германия превыше всего!". Чтобы выбить из немецкой головы эту идею, понадобилась Вторая мировая война, на которой были уничтожены десятки миллионов человек! Сейчас Германия спокойна, и я знаю, что Господь делает всё, чтобы она таковой и осталась не одно столетие. Есть только несколько стран, важные для Него и мира, сотворённого Им. Только в их судьбы Он вмешивается, и что-нибудь меняет, или подталкивает к изменениям. Россия, кстати, одна из них.
- А Англия, точнее, Британская империя? Вспомните разговор Паганеля и австралийского мальчика из повести Жюля Верна "Дети капитана Гранта". Мальчик учился в английской школе, и утверждал, что не только весь мир принадлежит только Англии, но и Луна тоже вскоре будет английской.
- Англичане девятнадцатого столетия - наследники тех германских племен, что пришли на остров несколько веков назад. Именно отсюда эта идея. Чтобы Англия навсегда забыла о ней, благодарение Господу, не понадобилось войны. Сейчас многие бывшие британские колонии стали независимыми странами. Да, сейчас Британия правит Канадой, но раньше над её территорией постоянно светило Солнце.
Кстати, о Германии. Это очень хороший пример государства, которую можно назвать «Land des F;hrers», «страна вождя». Может быть, пангерманизм появился именно поэтому, что немецкая история – история завоеваний и больше военная, чем мирная. Она шла к Гитлеру через тевтонцев, курфюрстов, через «Дранг нах Остен». Весь мир должен принадлежать только немцам! Между прочим, это очень опасный тип страны: она направлена на военное развитие, которому подчинено всё, что есть и было когда-то. В случае с Германией для страны такого типа важна только армия, только будущая война, остальное не нужно. Я уже говорил, что она успокоилась только после Второй мировой войны, и дай Господь, чтобы ни она, ни какая-либо страна в мире, не пробуждала этого зверя.
Но давайте говорить о России.
Между прочим, от идеологии и от того, кто руководит страной, зависит и уровень юмора: чем больше «закручено гаек», тем больше появляется сатириков. Они не унижают, не стараются оскорбить кого-то, но показывают на какие-то стороны, которые могут помешать развитию и нормальной жизни страны и граждан.
- Разве сейчас юмор другой?
- К сожалению, да. Когда-то подобным образом шутили так называемые «полковые остряки»… Господь свидетель! Сколько раз, по Его повелению, я спускался на Землю, чтобы помочь им вернуться в нормальное состояние, встать наравне со своими однополчанами. Многие сумели с моей помощью переродиться, заслужить уважение, не только офицеров, но и солдат, но кто-то, увы, кончал жизнь горьким пьяницей, если не пускал себе пулю в лоб. Поверьте: быть пошляком, сыпать одними и теми же глупыми остротами, причём не по одному разу, и при этом пытаться служить рядом с остальными офицерами, знающими, что такое настоящий смех, очень и очень тяжело. И тяжелее всего помогать таким людям.
- А что сейчас? Какой, по-твоему, сейчас российский юмор?
- Его нет. Того юмора, нормального, никого и ничего не унижающего, и не оскорбляющего, не оценивающего, нет примерно с начала этого столетия. Он остался где-то за границей.
- А какой же тогда юмор в России?
- Его прародиной можно считать бедные кварталы Нью-Йорка, где живут потомки африканских рабов и беженцев из Латинской Америки. Он беден и убог, как они, и рассчитан на подобную аудиторию, не воспринимающую ничего, что называется, «выше плинтуса».
Сергей как-то странно посмотрел на нас:
- Отчего это зависит?
- От руководства, от того, какие люди находятся на самом верху. И от того, что они разрешают и запрещают, помня, что настоящий юмор способен делать граждан свободными. Может быть, поэтому сейчас допустим именно такой юмор?
6.
Андрей махнул рукой.
- Но мы снова говорим не о том, о чём надо. Вот так. Что же вы скажете вашим потомкам? Нужна ли России идея для развития?
- Андрей сказал, что идея хороша только нереализованной, - ответил Сергей. Ангел кивнул, и добавил:
- Я забыл сказать, что кое-что из неё самой может применяться в жизни, и применяется сейчас. Насколько я знаю, в мире становятся популярны "левые" идеи, а это, отчасти, и есть социализм.
- Я читал повесть Войновича "Москва 2042", - сказал Женя, - Это реализованная в отдельно взятом городе идея коммунизма.
Ребята засмеялись. К нам присоединился Андрей.
- Это можно назвать пародией на коммунистические идеи, - ответил он, простирая над нами руки, - Страна без полезных ископаемых, без нормальных продуктов, но зато с верой в вождя, живущего на орбитальной станции, подобной вере в Господа (да простит Он слугу Своего)! С глупыми лозунгами, делением Москвы на Кольца Коммунизма (пожалуйста, без сокращений!), и превращение города в коммунистическую республику! Просто чудо, что она просуществовала несколько десятилетий!
- Потом Москореп был заменён империей Сима Симыча Карнавалова! - засмеялся Женя, - Тоже, как описывает автор характер этого героя, далеко не подарок!
- Как я понял из рассказа Андрея, - сказал князь, - эта повесть и была написана как сатирическая антиутопия. Она показала некоторые стороны реализованной идеи. Честно сказать, мне не хотелось бы жить в такой стране!
- Ваше сиятельство правильно поняли, - ответил тот, - Мне тоже было бы не по себе, окажись я в такой обстановке. Тем более, вспомните: детей с самых яслей учили доносить друг на друга! При этом добавьте, что вне Первого Кольца Коммунизма, где жила элита, наверняка была плохая медицина, и поэтому, если у жителя города после обеда или ужина (вспомните меню столовой) заболевал живот, то он не мог надеяться на хорошее лечение.
Но постойте! Мы опять заговорили не о том!
- Я не знаю, имею ли право говорить об идее, - сказал Павел, - Из-за вас, правнуки, и из-за вашего рассказа о моём отце, я перестал доверять самому товарищу Сталину! Может быть, что перестану доверять и партии...
- Вспомни Двадцатый съезд, - ответил Игорь, - Андрей тебе рассказал о нем. Вспомни доклад Хрущёва о культе личности Сталина. Партия преодолела его "перегибы"...
- Позже в чём-то возродив их, - засмеялся прадед, - Интересно: я, пришелец из тридцатых годов двадцатого столетия, напоминаю правнуку из двадцать первого века о времени позднего Хрущёва и раннего Брежнева. То, что произошло с Пастернаком и Бродским, на выставках в Манеже, и в Беляево, напоминает мое время. Я не говорю о евреях, которых ограничивали в каких-то правах.
- Идея в головах и на земле, - сказал небесный гость, - То, о чем ты говоришь, хорошая иллюстрация для этого утверждения. Я уже говорил, что для идеи, тем более такой, как социализм и коммунизм, очень опасна реализация. Неуязвима только идеология, названная именем какой-либо страны. И, кстати, хочу сказать ещё кое-что. Также опасна идеология, названная именем какого-либо руководителя страны, не её самой. Она смертна вместе со своим олицетворением. Со смертью такого человека из-под людей моментально выбивается почва, казавшаяся незыблемой. Вспомните первые секунды после того, как по радио объявили о смерти Сталина.
Павла передёрнуло:
- Когда ты рассказал нам об этом, в самом начале нашего разговора, то я почувствовал себя не очень хорошо. Ты прав, Андрей. Для меня Сталин был партией и страной, был мудрейшим вождем, олицетворением коммунизма. Был... до того, как я узнал об аресте и расстреле моего отца. Арестован просто так, ни за что, возможно, по доносу. Теперь же я не знаю, каким вернусь назад, в свой тридцать шестой год, и как буду жить с такими знаниями.
- Я об этом позабочусь, - ответил ангел, - я позабочусь обо всех вас, - он повернулся к нашим гостям, - Вы вернетесь в свое время, и ничего не изменится ни в вашей жизни, ни в ваших отношениях с миром.
- Благодарю тебя.
- Сложно сказать, - сказал княжич, - Я видел в социализме возможность изменить жизнь моей страны, жизнь простого народа. То же самое привело в кружок многих моих друзей, в том числе дворян, и некоторые принадлежали к древнейшим родам.
- Например, княгинюшка, - засмеялся Андрей. Сергей недовольно посмотрел на него, и тот кивнул, - Хорошо, ваше сиятельство. Я понял, что вы хотели сказать. Но, если позволите... Да, социализм как идея переустройства общества, возможность превращения его в более справедливое, уважающее права всех без исключения людей, привлёк в подобные кружки не одну сотню или тысячу богатых и бедных. Но вспомните, что случилось после победы Октябрьской революции, как "отблагодарили" бедняки своих более богатых соратников. Частые "чистки", за которыми следовали Соловки, ГУЛАГ, строительство каналов, расстрелы. Это коснулось всех: мужчин и женщин, юношей и девушек. Реализованная идея почти сразу же после реализации, начала губить тех, кто так или иначе помог ей воплотиться в жизнь.
- Но земля по-прежнему у мужика, а заводы так и принадлежат рабочим? - спросил Трифон, - И неважно, что происходит вокруг?
- Да. Но вспомни пример с коровой.
Крестьянин почесал затылок:
- М-да, барчук! Ну и задачку ты мне задал! Выходит, если моя Машка уходит к соседу по написанному им на меня доносу, а я сам из-за неё плетусь в Сибирь, то неважно, у кого земля!
Ангел немного помолчал, а потом осмотрел сидящих ровесников из прошлого, и сказал:
- Я должен отправить вас домой, в ту же секунду, откуда взял сюда. Прошу вас подойти ко мне.
Ребята выстроились в очередь, и подходили к ангелу. Тот касался их головы рукой, и предки исчезали. Наконец в зале остались только мы. Игорь взглянул на Андрея:
- Нам ты тоже сотрёшь память?
- Зачем? Тогда бы наша встреча была бы не нужной. Итак, какой ответ вы дадите князю Сумскому?
- Идеология для развития любой страны необходима, но только та, что носит её имя, - ответил Игорь, - И при условии, что она не преследует какие-то популистские задачи, которые ее выразители не могут решить, вроде борьбы с глобальным потеплением.
- Это верно, - засмеялся Андрей, - Эта и подобные идеи заманчивы, и притягательны, но могут исходить от тех людей, кто не смог найти себя в обычной жизни, найти работу, и стать нормальным членом общества. Насколько я знаю, многие из них не очень здоровые.
- Я согласен с Андреем, - сказал Антон, - Россия как идеология пережила не одну тысячу или сотню лет, не одну беду, но всегда возрождалась. Социализм же, как государствообразующее учение, оказался более слабым, и зависимым от людей, реализовавших его. Он просуществовал чуть меньше семидесяти лет, и рухнул из-за лжи и потоков крови.
- Но социализм существует в других странах, - возразил Серёжа, - Некоторые его идеи реализованы в жизни многих государств.
- Ты говоришь о социал-демократах? И о том, что сейчас в мире становятся популярны социалистические идеи? Насколько я слышал, многие комментаторы считают, что они способны погубить те страны, власть в которых может перейти к исповедующим это учение.
- Не погубить, но очень сильно изменить их жизнь, - ответил ангел, - Это европейские социалисты, отличающиеся от российских. Между прочим, в Германии времен Первой мировой войны многие социалисты, после того, как Россия объявила ей войну, порвали всякие связи с соратниками из РСДРП(б), назвав их своими врагами. Их вожди заседали в рейхстаге, ходили на приём к кайзеру. В каждой стране были свои понятия о социализме, и о том, что даёт это учение их народу и государству.
- То есть всё зависит от того, как руководители «левых» партий в разных странах понимают социалистические учения? - спросил я.
- Да, верно. От людей всегда и везде зависело очень и очень многое.
- Правильно я поняла, что идея очень сильно зависима от руководителей? – спросила Вика.
- Да. При реализации, я уже говорил об этом, любая идея уязвима, и зависима от тех, кто руководит воплощением, и тех, кто воплощает её.
Через мгновение мы вернулись на наше старое место. Андрей сказал:
- Я должен проститься с вами: Господь велит мне явиться к Нему. Может быть, мы с вами встретимся.
- Когда?
- Возможно, скоро. Прощайте.
7.
Ангел простёр над нами руки, и я снова почувствовал энергию, исходящую от него. Казалось, что она переливалась в нас, давая силы, наполняя каким-то поистине чудесным светом. Вскоре наш странный знакомый, ставший за несколько часов общения настоящим другом, исчез. Мы посмотрели друг на друга.
- Мы будто и не уходили отсюда, - сказал Антон. Я достал телефон, и взглянул на экран: действительно, мы вернулись секунда в секунду, словно и не было нескольких часов, и не было никаких разговоров с нашими предками. Но об этой встрече говорили фотографии, аудио и видеозаписи, сохранённые на смартфонах и планшетах.
Всё время до дискуссии мы обрабатывали записи, и советовались друг с другом. Мама и папа часто жаловались на постоянно занятый телефон и компьютер; сотовый не смолкал до одиннадцати вечера, а утром, когда я включал его, сигналы о сообщениях сыпались один за другим. Одноклассники и ребята из других классов смотрели на нас как-то странно; точно так же смотрел сам Александр Петрович. Мне не один раз казалось, что он хочет о чём-то спросить нас, но почему-то не делал этого.
Для нас неделя прошла очень быстро, словно два дня. За это время мы сумели сделать кое-какие записи в тетрадях, прорепетировать выступления, возможные вопросы учителя, и наши ответы. Мы должны был скрыть чьё-либо участие в подготовке иначе нас могли посчитать не очень нормальными. Я был почему-то уверен, что сделанные видеоролики и аудиозаписи не помогут родным поверить в то, что мы виделись с нашими предками, и запросто разговаривали с ними.
За неделю до дискуссии Александр Петрович собрал наши тетради. Я обратил внимание на то, как он подходил к моим друзьям, и брал в руки записи. Казалось, он что-то подозревал. Кто-то из компании говорили о том же. Антон даже предположил, что учитель каким-то образом проведал о нашей встрече, но, насколько я знаю, никто из компании не говорил с ним об этом.
В тот день урок истории был одним из последних. Когда мы вошли в класс, я увидел на столе историка две стопки. В одной, самой большой, лежали тетради моих одноклассников; наши же были чуть в стороне, словно выделенные для какого-то разговора.
Александр Петрович вошёл в класс, поздоровался, и сказал:
- Прежде всего я хочу сказать: мне приятно, что вы подготовились к нашему разговору. Я читал ваши записи: некоторые мне очень понравились. Правда, есть кое-какие вопросы, но думаю, что авторы дадут ответы, и помогут разобраться, - он посмотрел на нашу компанию, - Итак, кто выступает первым? Напоминаю регламент, с которым вы познакомились во время репетиции: на ваше выступление даётся пять, максимум семь, минут. Постарайтесь уложиться.
Ребята очень хорошо выступали. Историк задавал вопросы, часто кивал, или качал головой, соглашаясь или нет со словами выступающих. Мы тоже выступали, задавали вопросы. Господи, как же было сложно не проговориться, не назвать напрямую тех необычных гостей! Мне то и дело приходилось останавливаться на полуслове, чтобы не сказать лишнего.
Я обратил внимание, что Александр Петрович как-то странно смотрит на нас. Он так же, как и остальным, задаёт вопросы, что-то говорит, но при этом всё время глядит на каждого из моих друзей и меня с какой-то подозрительностью.
Так прошёл весь урок. После истории должен быть русский язык, но в этот день учитель заболел, и завуч попросил историка заменить его для нас. Это выяснилось чуть ли не в последнюю минуту перед звонком.
После перемены дискуссия продолжилась, и смогли выступить ещё несколько моих друзей, в том числе и я.
До звонка осталось чуть больше двадцати минут, когда последний выступающий сел на место. Историк сказал:
- Я хочу поблагодарить всех вас за хорошие и отличные выступления. Видно, что вы подготовились. Мне всегда приятно, что, кроме моих уроков, вы пользуетесь книгами, ходите в музеи, ездите на экскурсии. Это очень и очень полезно, если хотите по-настоящему узнать и понять историю страны. Мне так же понравилось, как вы отвечали на мои вопросы, и вопросы ваших друзей. Сейчас я раздам вам тетради с оценками, и попрощаюсь до ЕГЭ. Вы можете идти домой. Но…, - Александр Петрович взглянул на нас, - Я попрошу остаться… - он назвал наши фамилии.
Ребята подходили к столу, забирали свои тетради, и выходили в коридор. Через пять минут в классе осталась только наша компания. Историк сказал:
- Садитесь поближе, на первые ряды.
Мы пересели поближе к учительскому столу. Учитель обвёл нас глазами:
- Скажите что-нибудь.
- Что сказать? – спросил я. Историк засмеялся:
- Мне хочется узнать, целы ли ваши языки. Вы так часто обрывали сами себя на полуслове, словно прикусывали язык, чтобы с него что-либо не слетело. Мне показалось, что вы постоянно цитировали кого-то, с кем общались совсем недавно, спорили или соглашались с ними. Судя по всему, это не историки и не учёные, а ваши ровесники. Как вы встретились с ними? Может быть, у кого-то из вас есть машина времени? Когда вы построили её?
- У нас её нет, - ответил я.
- Тогда кто из вас волшебник?
- Никто.
Александр Петрович посмотрел на нас:
- Ну, если так… Тогда мне пора на пенсию, и в сумасшедший дом.
Он показал на тетради:
- Когда я читал записи ваших друзей, то «слышал» только их голоса. Это были только их мнения, их размышления, основанные на книгах и музеях. Но, когда я начал читать ваши, то почувствовал себя зрителем хорошего спектакля. Я «слышал» голоса, среди которых ваших практически не было. Именно поэтому я спросил о машине времени и о волшебниках: иначе вы с ними не могли встретиться. Кто вам помогал?
- С позволения вашего сиятельства, это был я, - раздался голос с «камчатки». Мы обернулись: у стены стоял Андрей. Учитель вдруг хватил рукой по столу, и закричал:
- Сколько раз тебе надо повторять, чтобы ты не называл меня так! Ты что, хочешь, чтобы меня посадили?
Часть 2.
8.
- Ваше сиятельство забыли, что сейчас принадлежность к столбовому дворянству не наказуема, - ответил ангел, идя по проходу к доске. Он подошёл к столу, и протянул руку:
- Здравствуй, Саша.
Александр Петрович странно посмотрел на него, а потом неуверенно сказал:
- Андрей?
Тот кивнул, и ответил:
- Да, я. Я очень рад тебя видеть, старый друг.
Учитель посмотрел на нас. Андрей повернулся к нам:
- Ребята, разрешите представить моего старого друга, ученика восьмого класса энской московской школы, потомка одного из древнейших дворянских родов России, князя Александра Сумского. Мы познакомились с ним в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году.
Он щёлкнул пальцами, и мы очутились в знакомом зале. Учитель тоже посмотрел на стол, и засмеялся:
- Здесь ничего не изменилось.
- Да.
Мы сели за стол.
- Как Софья Григорьевна? – спросил ангел.
- Она умерла два года назад, - ответил историк, - Григория Давыдовича не стало через двадцать лет после освобождения, в семидесятых годах. Сейчас вместе со мной живут старший сын и дочь. Андрей пошёл по моим стопам: учится на историка.
Андрей засмеялся:
- Опять Андрей? Насколько я знаю, у каждого человека, с кем меня когда-либо сводила судьба и Божья воля, обязательно есть мой тёзка. Добро. Если честно, мне приятно, что так происходит.
- Как вы познакомились? – спросил Антон. Ангел взглянул на учителя:
- Можно рассказать?
Александр Петрович посмотрел на нас, и кивнул:
- Да. Но как ты сделаешь это?
- Мы всегда идём в ногу со временем. Когда-то, в глубокой древности, все ваши деяния были записаны на папирусе, потом на пергаменте, и так далее. С появлением кино мы стали снимать. Кстати, получается очень неплохо. Заметьте, что все снимается без репетиций, за один дубль.
Ангел засмеялся:
- Шекспир сказал правильно насчёт театра и мира. Сейчас можно перефразировать: «весь мир – кино, и все люди в нём – сами себе актёры, режиссёры, сценаристы». Мы только снимаем, и иногда показываем фильмы людям, которым, по нашему мнению, необходимо знание их личного прошлого.
Я хочу показать ребятам фильм о нашем знакомстве. Ты можешь кое-что объяснить им?
- Да. Мы познакомились в январе тысяча девятьсот пятьдесят третьего года. Мне тогда было четырнадцать лет.
Александр Петрович снова посмотрел на нас:
- Я очень хорошо и давно знаю вас. И вы все мне нравитесь. Именно поэтому я и согласился на то, чтобы Андрей показал вам фильм о нашем знакомстве, но сначала хочу попросить: не рассказывать остальным о том, что вы узнаете обо мне. Я знаю, что наш хозяин позаботится об этом (ангел кивнул), но, может быть, не стоит делать этого?
- Нет. К сожалению, нельзя. Таково правило.
- Хорошо.
- Я могу начать показ, но прошу тебя прежде рассказать ребятам о том, что они увидят.
- Добро.
Учитель повернулся к нам:
- Сейчас Андрей покажет фильм о нашей встрече. Она произошла незадолго до смерти Сталина. Тогда, по доносу, был арестован отец моей будущей жены, Сони, Григорий Давыдович Глейман. Он работал врачом в одной из московских больниц, во время войны был в медсанбате на Южном фронте, причём просто чудом остался жив после Барвенковской операции сорок второго года. Войну он закончил в Кенигсберге, работая в военном госпитале. Жили они в новом доме, построенном после войны.
Я познакомился с Соней в школе, она моложе меня на год. Мы подружились почти сразу же, и не расставались практически всё время. Я довольно часто бывал в её семье, и хорошо знал отца и мать.
Мой отец, Пётр Сергеевич, был крупным инженером, и мы жили в собственной квартире где, кстати, живём до сих пор. Вы гостили у меня дома: в этой квартире я живу с самой юности. Мама работала в Наркомате связи.
Знаете, теперь мне кажется, что тогда началась моя вера в Бога. Когда в классе или в школе забирали отцов кого-то из учеников, то нашу семью это не коснулось. Может быть, это действительно было по воле Господней: если и писались какие-то доносы на нас, то они пролетали мимо, не оставляя следов. Никто из нашей семьи не сидел в лагерях.
Ангел засмеялся.
- Это поистине Господне чудо, - ответил он, - Я же говорил тебе в важности каждого из вас для Него.
Учитель замолчал. По знаку Андрея зал превратился в зрительный: над сценой вырос большой экран, исчезли столы, а стулья выстроились в несколько рядов. Погас свет.
В квартире Сумских поздно ночью раздался звонок. Подошел Сашин отец.
- Да. Здравствуй, Соня. Что?! Твой папа? Хорошо, сейчас позову.
Он отвернулся к сыну, спящему в комнате.
- Это Соня. Её отца только что забрали сотрудники МГБ.
Юноша взял трубку:
- Да.
- Саша, - раздался в трубке плачущий голос Сони, - Только что приехали, и забрали папу. Был обыск, переворошили всю квартиру, все книги, что-то искали. Мама лежит в обмороке, а я ничем не могу помочь.
- Это непонятно. Я знаю Григория Давыдовича, он лечил меня с детства. Очень хороший врач, коммунист, участник войны. Соня, надеюсь, завтра или вскоре всё образуется, и, где надо, разберутся в его невиновности перед товарищем Сталиным и партией.
- Что мне делать?
- Так, - юноша посмотрел на часы, - сейчас два часа ночи. Одну минуту, - он обернулся к отцу, и, зажав микрофон ладонью, спросил:
- Можешь отвезти меня к Соне?
Тот кивнул, и начал собираться.
- Сейчас я с папой приеду к тебе. Нам ничего не надо, мы просто посидим рядом с тобой и Полиной Соломоновной. Мы будем через полчаса. Жди.
- Мы пришли в квартиру, когда всё было перевёрнуто, и валялось на полу, - сказал учитель, глядя на экран, - Одежда, сломанные стулья, сброшенные с кровати подушки и постельное бельё, изрезанные ножами, лежали вместе с книгами, бумагами, и осколками посуды.
Полина Соломоновна лежала в другой комнате, на диване, Соня была рядом с ней. Она только открыла нам дверь, и снова пошла к матери. Я и папа сразу взялись за уборку.
Сумские ушли ближе к рассвету. В квартире осталась Сашина мама, приехавшая позже: она должна была помочь Глейманам прибраться до конца. Саша и его отец поехали домой.
На первой перемене к Саше подошёл комсорг школы Толя. Его не любили в классе и в школе: говорили, что он написал немало доносов, по которым сели многие преподаватели и ученики:
- Слушай, Сумский, сегодня звонили из горкома. Сказали, что арестован доктор Глейман, за дочерью которого ты ухаживаешь.
- Это моё дело, с кем я общаюсь, и за кем ухаживаю.
- Было твоим. А теперь… Ты что, не слышал о врачах-убийцах, которые убили товарища Жданова, и покушались на жизнь самого товарища Сталина? Почти все они – евреи, как и отец твоей подруги. Может быть, он арестован как раз по этому процессу.
Но к делу. Партбюро школы, и горком, просят тебя выступить в марте на заседании, посвящённом этим отродьям буржуазии и наймитам капитала. Ты хорошо знаешь одного из них, любишь его дочь, и потому в бюро надеются, что сможешь рассказать кое-что из услышанного. Может быть, твой знакомый был участником заговора? Кто знает?
- Не было ничего.
- Может быть, ты не слышал, или при тебе они ничего не говорили о таких заговорах. Если что вспомнишь, скажи. Я всегда в твоём распоряжении. Итак, что ты скажешь? Да, и вот ещё что. Партбюро и я просим тебя в марте заявить на собрании комсомольского бюро о том, что ты отрекаешься от дружбы с еврейкой, и разрываешь с ней всякие отношения.
9.
Саша так взглянул на Анатолия, что того словно отшвырнуло на полметра.
- А что будет, если я не выступлю на собрании? Если я не разорву отношений с еврейкой?
- Сам подумай. Ты из древнего княжеского рода, аристократ. Правда, ты активист, и часто выступал на собраниях по многим делам, в том числе врагов народа, родственников учащихся нашей школы, но сейчас твоё происхождение может очень сильно повредить тебе.
Учитель виновато посмотрел на нас и на Андрея. Тот кивнул:
- Я понимаю. Если бы не твой голос за чей-то приговор, то ты мог бы сесть по знаменитой 58.10, и получить десять лет без права переписки. Но для Господа это было твоей виной. Потом, правда, ты её «закрыл», сам об этом не зная. Между прочим, сделать это «помогли» Соня и её отец.
- Я даю тебе время, чтобы подумать над своим поведением: до марта этого года. Десятого состоится партбюро, на котором ты должен будешь выступить с разоблачением Григория Глеймана как врача-убийцы. В крайнем случае, текст твоей речи мы сами составим в комсомольском бюро школы, и ты должен будешь его выучить наизусть. Договорились?
- Нет.
- Ну смотри, княжич! Я тебя предупредил. Срок – до марта. Далее, возможно, твою судьбу решат другие люди. Подумай об этом. До встречи на бюро!
Анатолий отошёл.
- Что вы решили? – спросила Аня.
Учитель засмеялся:
- Смотри фильм.
В выходной день Саша поехал в Сокольники. На улице было очень холодно, дул несильный ветер, деревья вокруг были одеты в красивые ледяные и снежные платья. Несколько раз дорогу мальчика пересекали лыжники, но он не замечал их, погружённый в свои мысли.
Наконец он зашёл в отдалённый участок парка, где практически никого не было. Он сел на скамейку, и подумал: «Что мне делать? Я люблю Соню, и не хочу отрекаться от этого. Но, если я заявлю об этом, то меня могут посадить.
Но за что был посажен Григорий Давыдович? Чем он виновен перед товарищем Сталиным и партией?».
- Ничем, - раздался чей-то голос. Саша поднял голову, и увидел странного юношу примерно его лет, одетого в лёгкую, не по погоде, светлую куртку и брюки. От него шло какое-то сияние, хотя небо всё заволокло снежными облаками.
- Ни он, ни кто-либо из тех, кто сидел или сидит в лагерях, не виновны перед партией, - сказал странный незнакомец.
- Ты хочешь сказать, что те, кого посадили по делу врачей-убийц, ни в чём не виноваты перед Сталиным?
- Да. Также невиновны те люди, что были посажены или расстреляны в тридцатые и сороковые годы.
- Ты о чём? О ком?
- Аресты и расстрелы начались не сейчас, а до, и продолжались даже во время войны. Это те, кого называют «врагами народа», и считают «вредителями».
- Я что-то слышал от учителей. Они рассказывали нам на истории о людях, вредящих товарищу Сталину и стране ещё до войны, - сказал Саша, - Но постой: как ты узнал, что я думаю?
- Я могу читать мысли человека. Прости, что сделал это без твоего разрешения.
- Кто ты?
- Меня зовут Андрей. Я ангел, верный слуга Бога Исаака, Авраама, Иакова, и Сына Его, Иисуса Христа. Я пришёл по Его повелению, чтобы помочь тебе.
- Нет никакого Бога, это всё выдумки попов, чтобы задурить людей!
- Значит, тебе никакая помощь не нужна? Хорошо, в таком случае я ухожу, и буду вынужден сказать «несуществующему», что ты отверг Его помощь. Мне Он ничего не сделает, а тебе больше не поможет. Тогда ты сам должен принять решение, что делать: или выступить на собрании, а до этого разорвать отношения с любимой девушкой, или сохранить их, но тогда, возможно, тебя объявят «врагом народа», и посадят, а то могут и расстрелять.
- А если я приму помощь? И потом: почему ты должен помогать человеку, не верящему в Бога?
- Тогда я готов ответить на все твои вопросы. Если смогу дать какие-то советы, то сделаю это. А что же до другого твоего вопроса… Богу важен на этой планете каждый из Его творений. Неважно, верует человек в Него, или нет; отвергает или нет Его бытие - для Творца любой из вас необходим. Часто люди, не верящие в Бога, и отвергающие Его, делают добро, и тогда Господь, в сложную минуту их жизни, присылает им на помощь кого-нибудь из нас, верных слуг Его. Я уже не раз спускался сюда, чтобы оказать поддержку, дать совет. Больше я ничего не могу сделать, ибо при всей своей силе, какой бы Господь не наделил меня и моих товарищей-ангелов, мы не имеем права преступить самую главную заповедь и закон: «Не навреди!». Она главенствует и над Богом. Говори, не бойся, что кто-то помешает нам. Здесь только трое: ты, я, и Господь, Который всё слышит, и даст Свой ответ через меня. Но я могу сделать и так, что нас никто не сможет подслушать.
Ангел щёлкнул пальцами, и они перенеслись в зал.
Я огляделся по сторонам, а потом снова посмотрел на экран. Да, это был тот же самый зал, где ещё недавно мы беседовали с предками. Александр Петрович тоже осмотрел зал, и улыбнулся:
- Да, ничего не изменилось.
Саша начал говорить. Он говорил очень долго, несколько часов, то спокойно, то почти крича. Александр Петрович виновато посмотрел на нас и Андрея, который засмеялся:
- Я словно открыл шлюзы полноводного канала. У тебя скопилось столько вопросов и проблем, что, клянусь, если бы не поддержка Господа, я бы не смог выдержать и тридцати минут, а тем более вряд ли бы дал ответ.
- О чём вы говорили? – спросил Антон. Учитель ответил:
- Обо всём. Смотрите, в фильме это очень хорошо показано.
Мальчика интересовало буквально всё. Это были не только вопросы подростка, нашего ровесника, но и более сложные и, в то время, очень опасные. Так, Саша спросил о расстрелянных в тридцатые годы, и Андрей, как мог, подробно ответил.
Странный знакомый не только отвечал на вопросы юноши, но и задавал свои, что-то говорил, но при этом часто называл Сашу «ваше сиятельство», «князь» или «княжич». Наконец мальчик не выдержал:
- Послушай, перестань меня так называть! Я не князь, с чего ты это взял! Ты что, хочешь, чтобы меня посадили? Анатолий и так уже грозился донести на меня за моё происхождение, если я не выступлю на собрании!
- Нас никто не услышит, - ответил Андрей, - Я же говорил тебе.
- Я почему-то сразу же поверил тебе, - сказал учитель, - Поверил, что ты не донесёшь на меня.
- А в то, что Бог есть, и я действительно был Его слугой?
- В это я поверил позже, в марте.
Я хотел что-то спросить, но ангел остановил меня:
- Всему своё время.
Наконец Саша замолчал.
- Этот разговор мне очень помог, - произнёс учитель, - Мне стало легче, когда я высказал все тревоги, все сомнения. Я словно излечился от многолетней ран, от какой-то опухоли, сидящей во мне.
- Для этого и существует исповедь, или в крайнем случае, друзья, - ответил Андрей, - Есть много способов помочь высказаться, и дружеский разговор, или добрый совет – один из самых лучших.
Андрей сел поудобнее, и спросил:
- Итак, что ты собираешься делать с Соней? Разорвать отношения, или нет? Как я понял, положение тяжёлое, и касается тебя и твоей семьи.
- Не знаю. Я люблю её, но боюсь за себя и семью.
- А она тебя?
- Пока не знаю, хотя…
- Поверь, что и она любит тебя. Это я знаю от Господа, Которому ведомы все людские сердца и мысли.
- Тогда…
Саша посмотрел на ангела, и тот засмеялся:
- Не бойся. Господь хочет узнать: готов ли ты сразиться за свою любовь, отстоять её перед людьми? Если ты сделаешь это, то тебе придётся пострадать. Не бойся говорить всё, что хочешь: хоть я и слуга Божий, но никакие упоминания нечистого мне не повредят.
- Да хоть с самим чёртом!
- Хорошо! Как говорится, суду нечего больше добавить!
Андрей снова засмеялся:
- Не волнуйся. Прежде всего поверь в то, что Бог есть, и Он всегда помогает тебе. Доказательств этого тебе явлено очень много, и будет больше. Самое главное – поверить в Него, и следовать всем заповедям и законам. Неважно, где и откуда ты узнал или узнаешь о них – главное жить, мыслить и говорить согласно с ними. Он говорит с людьми не только через церковь, но и через книги, песни, и музыку.
Что же до Сони и ваших отношений, то Он велел передать тебе повеление: ждать и терпеть, скоро всё должно измениться. И тебе не придётся выступать на собрании, и вам не нужно будет расставаться.
- Я могу рассказать об этом Соне?
- Да. Скажи ей, что скоро всё изменится, для страны и для вас. Пусть и она подождёт какое-то время.
- Но что нам делать: прекращать общение, или нет?
- Продолжать его. Сейчас это необходимо прежде всего для неё и семьи, и очень важно для тебя самого.
А что же до перемен… Они возможны, но как скоро это будет – не знаю. Погоди! – Андрей внезапно замолчал, посмотрел в небо, и кивнул, - Слушай волю Господа, и да принесёшь ты весть эту всем твоим родным и близким, а они пусть передадут её всем друзьям и людям, которым доверяют! Очень прошу сделать это!
Скажи им, чтобы в начале марта никуда не ходили! Как бы на них не давили, чьим бы именем не заклинали, как бы не угрожали – всё равно: они не должны никуда ходить! Это очень важно для всех вас.
Ангел положил руку на Сашино плечо, и мальчик словно засветился тем же светом, что исходил от небесного посланца. Энергия переливалась в него, выгоняя сомнения, тревоги, наполняя силой и верой в себя.
10.
Мы переглянулись, и Александр Петрович засмеялся:
- Я почувствовал, что с вами произошло нечто странное, когда увидел вас на дискуссии. Вы словно светились изнутри, как когда-то я. Так же светились ваши тетради. Тогда я заподозрил неладное.
- Ничего плохого из моей помощи не вышло? – спросил ангел.
- Нет, конечно. Ты очень помог им разобраться в поставленной мною задаче. Теперь не знаю, стоит ли задавать этот вопрос другим школьникам. Кстати, я это уже сделал: как всегда, осенью.
- Я всегда готов помочь людям, - ответил Андрей, - Господь меня посылает на Землю именно для этого. Может быть, я снова спущусь к ним. Но почему ты задаёшь этот вопрос?
- Отчасти из-за нашей встречи. Спустя какое-то время я понял, что идеология для развития любой страны, в том числе и России, может быть одинаково полезна и вредна. Пока была Советская власть, я делал кое-какие заметки, наблюдал за коллегами-учителями. Между прочим, именно после нашей встречи я окончательно решил, кем быть: историком. Спустя несколько лет после окончания школы попытался поступить в историко-архивный, но почему-то не смог. Зато удалось поступить в педагогический институт, и так я стал учителем истории.
До начала этого тысячелетия я не задавал ребятам никаких вопросов. Когда же в стране начали искать новую идею, способную объединить народ, то попробовал сделать это. Самой интересной формой мне показалась дискуссия, подготовленная ребятами. Я много ходил по музеям, читал интересные исторические книги, делал какие-то заметки. Кстати, - Александр Петрович повернулся к нам, - именно их я и рекомендовал вам для чтения. Вам было интересно их читать?
- Да, - ответил Антон. Мы все кивнули. Учитель благодарно посмотрел на нас:
- Мне приятно, что вам понравились книги. Я старался подобрать их, ориентируясь по собственным предпочтениям, и по рекомендациям коллег и историков. Мне действительно было интересно услышать ответы ваших друзей, но, что же до ваших записей, то я посчитал, что их не стоило бы обнародовать.
- Андрей, - спросила Аня, - Ты говорил об изменениях, имея в виду смерть Сталина? Ты знал, что она может быть?
- Нет. Просто мне так казалось, что что-то должно, или может произойти.
- А если бы ничего не было? Тогда бы меня могли посадить, - сказал учитель.
- Нет. Возможно, Господь бы нашёл способ защитить тебя, Соню, и ваши семьи от ареста. Но что случилось – то случилось. Смотрите на экран.
Утром раздался телефонный звонок. Подошёл Пётр Васильевич:
- Да, доброе утро, Соня. Что? Не может быть!
Он тяжело сел на стоящий рядом стул.
- Что случилось? – спросил Саша. Отец протянул трубку, и сказал:
- Это Соня. Она сказала, что Сталин умер.
Юноша взял телефон.
- Да, привет. Что?
- Только что сказали по радио. Умер Сталин.
В это время на кухне включили приёмник, и Саша услышал голос Левитана: «Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза, Совет Министров СССР и Президиум Верховного Совета СССР с чувством великой скорби извещают партию и всех трудящихся Советского Союза, что 5 марта в 9 час. 50 минут вечера после тяжелой болезни скончался Председатель Совета Министров Союза ССР и Секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза Иосиф Виссарионович Сталин.
Перестало биться сердце соратника и гениального продолжателя дела Ленина, мудрого вождя и учителя Коммунистической партии и советского народа – Иосифа Виссарионовича Сталина ».
- Андрей говорил об этих переменах? – спросила девушка.
- Не знаю. Может быть, об этих, хотя о том, что они произойдут так быстро, не ведал сам Бог.
Ангел засмеялся:
- Это верно. Для нас эта смерть была очень неожиданной, но ты был прав: именно она начала те перемены, о которых я говорил тогда.
Школа бурлила. Все занятия были отменены, но школьники и учителя стояли во дворе и в коридорах, что-то говорили. Лица многих были заплаканы, слышался плач, иногда истерический. Никто не знал, что делать дальше.
К Саше подошёл комсорг:
- Слушай, Сумский, я помню тебя, как одного из активистов и верных сталинцев. Партбюро просило составить списки школьников, пионеров и комсомольцев, кто мог бы участвовать в прощании с товарищем Сталиным. Я включил тебя в группу старших классов. Пойдёшь?
Саша почувствовал, что внутри поднимается какая-то волна, поднявшая его голову, и заставившая взглянуть на Анатолия так, что того снова отшвырнуло на полметра, как было зимой.
- Ты говоришь, что я активист и верный сталинец? А не ты ли недавно грозился написать в партбюро и донос в МГБ, если я не разорву отношений с еврейкой? Так вот: во-первых, сообщаю, что никаких отношений с Соней я не разорвал, и по-прежнему общаюсь с ней. И, во-вторых, как бы ты мне не грозился, на что бы не давил, знай: я никуда не пойду.
- Ну смотри, князь! Не забывай: чтобы не случилось, но партбюро всё равно состоится, и тебя могут изгнать из комсомола, а то и вообще выгнать из школы.
Анатолий ушёл.
Через несколько дней были похороны Сталина. От Сашиного класса туда пошли шесть человек, в том числе комсорг. Остальные собрались в школе. Занятий по-прежнему не было: вместо них в каждом классе учителя рассказывали о жизни Сталина, о его роли в победе над фашистами и в становлении Советского Союза. Саша слушал не очень внимательно, больше глядя на доску, иногда переводя взгляд на висящие над дверью часы.
Где-то к концу второго урока на улице загудел сигнал автомобилей, и в школьном дворе появились два чёрных ЗиСа. Из них вышли военные с синими погонами, и один закричал, смотря на окна:
- Немедленно отойти от окон! Иначе буду стрелять!
Кто-то из Сашиных одноклассников поскорее отсел от окна. Внезапно раздался выстрел, где-то правее и выше зазвенело разбитое стекло, а затем со двора крикнули:
- Отойти от окон! Следующий выстрел будет на поражение!
По крыльцу протопали несколько человек, поднимающихся к дверям. По школьному коридору кто-то пробежал так быстро, словно за ним гнались тысяча чертей, и сильно хлопнул дверью одного из классов. Вскоре в класс вошли директор, Роман Евгеньевич, и высокий офицер с синими погонами и фуражкой.
- Здравствуйте, ребята, - сказал директор вставшим школьникам, - Садитесь. Я прошу вас выслушать и исполнить то, что скажет приехавший капитан госбезопасности.
- Здравия желаю, - сказал капитан, - Дайте классный журнал.
- Пожалуйста, - учитель протянул журнал. Офицер глянул в него, и спросил:
- Кто из вас пошёл на похороны Сталина?
Поднялась староста, Елена. Она назвала фамилии и имена всех, кого не было в школе. Капитан что-то записал в свой блокнот, а потом сказал:
- - Хорошо. Прошу, точнее, приказываю вам: никогда не спрашивать, где они сейчас, и вообще было бы хорошо, если бы вы забыли о них. Если кто-то будет задавать вопросы, то могут быть большие неприятности. Староста, пойдём с нами в канцелярию: надо кое-что уточнить. Всё, прощайте!
Он взял со стола журнал, и вместе с испуганным директором вышел из класса. Через десять минут снова раздались хлопки закрытых дверей, а потом гул отъезжающих автомобилей. Когда Саша выглянул в окно, двор был пуст. Елена, так же перепуганная, вернулась в класс только через двадцать минут после отъезда ЗиСов.
11.
- О том, что произошло в школе, мы узнали только через тридцать с лишним лет – сказал Александр Петрович, - Нас позвали на юбилейную, тридцатую, встречу выпускников пятьдесят пятого года. Как раз началась перестройка, и многое можно было открыть. Мне было приятно увидеть своих одноклассников. Пришли практически все. Соне тоже было приятно повидать своих подруг из моего класса. Роман Евгеньевич постарел, но по-прежнему возглавлял школу, и сейчас сидел на учительском месте, у доски.
Ангел поднял руку:
- Прошу прощения, что перебил вас, но пусть ребята увидят это на экране.
- Помните визит капитана госбезопасности в марте пятьдесят третьего? – спросил директор, - Сейчас уже можно рассказать об этом. Капитан давно в отставке, если ещё жив. Его запрет уже не действует, потому что многое изменилось.
Ко мне в кабинет зашли несколько офицеров, и предъявили ордер на изъятие документов всех школьников, которые пошли на похороны Сталина. Потом мне было приказано: вместе с капитаном пройти по классам, и вычеркнуть фамилии этих ребят из классных журналов.
- Что же случилось? – спросил кто-то.
- Я не знаю, - ответил директор, но в это время с середины ряда, что был около окон, донёсся голос:
- Там был настоящий ад.
За партой сидел седой невысокий мужчина в сером костюме. В проходе стояла палочка. Саша присмотрелся, и с трудом узнал Павла Проскурова, одного из тех, кто вместе с комсоргом пошли на похороны Сталина.
- Я его узнал с большим трудом, - сказал учитель. Он посмотрел на Андрея, и перед ним появилось несколько фотографий, в том числе две групповые – там был снят класс сорок пятого и пятидесятого годов. Кружками были обозначены сам Саша и Павел Проскуров. Через секунду возник ещё один снимок, сделанный уже в восемьдесят пятом, на встрече. Александра Петровича мы узнали почти сразу же, а Павла… Седой не по годам, худощавый человек опирается на палочку. Тут же его лицо словно приблизилось к нам, и мы увидели его глаза, в которых чувствовались многолетняя боль и страх, оставшиеся с того дня.
- Он не рассказывал, что там случилось? - спросила Аня. Учитель помотал головой:
- Мы спрашивали, но он не захотел отвечать.
Мы посмотрели на ангела. Того передёрнуло, словно от какой-то давней боли. Он ответил:
- Нет, не спрашивайте. Павел прав: там был настоящий ад. Можете мне поверить: я наблюдал сверху за этой давкой, и даже тогда ощущал, что там происходило. Многие мои друзья-ангелы прибегли к Божьей помощи, чтобы получить исцеление. Гораздо хуже пришлось «операторам», которые незримо висели над толпой, и «снимали» происходящее: они смогли вернуться спустя несколько лет, а некоторые и сейчас «числятся» в отпуске.
- Но как же в МГБ узнали, откуда пришли ребята? – спросил я.
- Кто ещё остался жив?
- Кроме Павла, только двое: Саша Недолин, и Иван Васильев, но они не пришли на встречу. Остальные или погибли в давке, или умерли через несколько месяцев в больницах. Среди погибших был и комсорг, так что никакого заседания партбюро не состоялось. Да и заседать, в общем-то, было некому: большая часть его членов так же пострадали или погибли в толпе на Неглинной улице и Цветном бульваре. А как узнали… Это потом Пашка рассказал, уже после встречи. Он, и ещё несколько ребят перезванивались с Сашей. К тому времени он уехал из Москвы, и жил в Нижнем Новгороде, создал семью. Сашка рассказал, что он чудом выжил, когда его прижали к милицейскому грузовику в одном из переулков: ему удалось прокрасться под колёса, где его нашли медики. В больнице одним из первых посетителей был тот капитан госбезопасности, который приезжал в школу. Именно Саша рассказал ему обо всём, в том числе о ребятах, пошедших на похороны Сталина. Но это только по нашему классу. Об остальных я ничего не знаю.
- Возможно, это установили по спискам школьников уже у директора, - предположил Антон, - Капитан же вызывал вашу старосту. Наверняка он сделал то же с другими классами.
- Возможно, - согласился учитель.
- Но настоящие перемены начались вскоре, - заметил Андрей. Александр Петрович кивнул:
- Верно. Ещё до пятьдесят шестого года.
В тот солнечный майский день пятьдесят третьего года, когда Саша пришёл из школы, ему позвонила Соня:
- Саша, приезжай к нам!
- Что случилось?
- Тебя хочет видеть один человек. Хорошо, сейчас.
В трубке раздался мужской голос. Юноша сразу же узнал его: это был Сонин отец.
- Саша, добрый вечер. Это Григорий Давыдович. Прежде всего, хочу поблагодарить тебя за то, что ты поддержал в беде моих дочь и жену. Если можешь, приезжай сейчас.
- Хорошо, предупрежу папу и маму, и выезжаю.
- О чём ты хочешь предупредить? – раздался в дверях голос отца. Саша повернулся к нему:
- Это Григорий Давыдович.
- Кто?
Пётр Сергеевич взял трубку, и тут же закричал:
- Гриша, старый чёрт, ты жив? Да, да, конечно, приедем, немедленно!
Он положил трубку, и сказал:
- Едем к Глейманам, все трое, - он посмотрел на жену, вышедшую из своей комнаты, - Вернулся Григорий Давыдович, он хочет нас всех видеть!
Когда Саша увидел Григория Давыдовича, то едва узнал его. Красивого черноволосого человека в костюме или гимнастёрке, чисто выбритого, сменил седой человек, с усталым взглядом черных глаз.
- Прежде всего, - сказал Григорий Давыдович, - Я хочу поблагодарить вас за то, что не оставили в беде мою семью, что все месяцы помогали ей.
Позже он отозвал в сторону дочь и Сашу, и сказал ему:
- Соня мне кое-что рассказала о твоей встрече в парке. Я сразу же поверил в то, что это действительно был посланец Божий, и хорошо, что ты исполнил все Его повеления.
Ангел кивнул:
- Я тоже хотел поблагодарить тебя. Ты сделал всё, что повелел Бог. Да, среди погибших в марте были кто-то из твоих знакомых, например комсорг, но никто из друзей или близких на небеса не попал. Между прочим, Господь учёл и твою помощь Глейманам, поэтому твоя вина закрыта: все выступления в сороковых и пятидесятых годах забыты и прощены.
- Соня говорила, что вы любите друг друга. Сейчас вам ещё рано создавать семью, но считайте, что моё благословение на ваш брак получено.
- Наше тоже, - сказала мама Саши, - Мы рады за вас.
- Мы женились через несколько лет после окончания школы, - сказал учитель, - И прожили вместе до недавнего времени. У нас родились дети, старшего сына я назвал Андреем, - он посмотрел на ангела, - Ты уж извини, но ничего не поделаешь.
- Да ладно, - ответил тот, - Я уже начал привыкать.
12.
- Настоящие перемены, - продолжил рассказ учитель, - начались после Двадцатого съезда. Я в тот год учился на первом курсе педагогического института, на кафедре истории. Помню, как это было.
- «Кум докушал огурец
И закончил с мукою:
"Оказался наш Отец
Не отцом, а сукою... », - засмеялся Андрей.
- Верно. Галич сказал грубо, но правильно. Многие восприняли этот доклад именно так.
- Как вы узнали о нём? – спросила Аня.
- В марте пятьдесят шестого года. Не помню, какая была пара, - сказал Александр Петрович, - Да и неважно.
Кончалась первая половина пары, когда из коридора раздались приближающиеся шаги. Двери открылись, и в аудиторию вошёл директор. В его руке была небольшая брошюра, а лицо выражало крайнее недоумение.
- Садитесь, - сказал он вставшим студентам, - Простите, что прервал лекцию: дело неотложное. Только что принесли из партбюро института - он поднял руку с брошюрой, - Это секретный доклад Никиты Сергеевича Хрущёва «О культе личности и его последствиях», сделанный на Двадцатом съезде КПСС. Партбюро института просит вас ознакомится с ним, и законспектировать его. Также оно просит написать сочинение «О культе личности Сталина». Брошюры только что поступили в институтскую библиотеку, где вы можете взять их.
- Нам ничего не будет? –спросил кто-то из студентов.
- Ты о чём?
- Если мы напишем действительно то, что думаем о том времени, за нами не придут?
- Нет. Никто не придёт.
- Погодите, - справа от Александра поднялся высокий парень, - О чём этот доклад?
- Вкратце – товарищ Хрущёв осуждает действия Сталина и его приближённых, например, Ежова и Берии, из-за которых пострадали невиновные.
- А мой отец? – на рядах поднялся ещё один студент, - Его должны были освободить ещё в сорок восьмом году, но с тех пор, как его увезли, мы ничего не знаем о нём.
- Он получил десять лет, и вы не можете переписываться с ним?
- Да.
В это время в аудиторию вошёл секретарь:
- Простите, Николай Олегович. Мне нужен Егор Седов. Кто это?
- Это я, - ответил парень, спрашивавший об отце.
- Вас просят выйти в коридор.
- Кто?
- Не знаю. Сказали, из прокуратуры.
Егор вышел, а через две минуты по всему институту, по этажам и аудиториям разнёсся вопль:
- Неееет! Отец! За что?
Ребята выбежали из аудитории. Егор стоял около окна, опершись руками о раму, и плакал. Рядом был человек в штатском с военной выправкой, держащий в руке небольшой бланк с синей печатью. Он виновато смотрел на парня.
- Что случилось? – спросил директор человека. Тот представился, и протянул ему бланк. Это была справка из прокуратуры о реабилитации Седова Алексея Денисовича, жителя Москвы, инженера НКПС, арестованного по статье 58.10 в июне, и расстрелянного в сентябре тысяча девятьсот тридцать восьмого года. Директор взглянул на Седова, и что-то спросил его. Тот кивнул, и Николай Олегович прочитал справку собравшимся.
Многие одногруппники Егора смотрели то на него, то на чиновника. В толпе студентов раздались голоса:
- Мой отец тоже был арестован, и тоже получил тот же срок: десять лет без права переписки. Что с ним?
- Значит, они пострадали ни за что? Просто из-за прихоти какого-то человека?
Звучали вопросы и похлеще, но многих останавливало присутствие прокурорского работника в штатском.
В зале раздались рыдания. Это плакала Аня. Ира, что сидела рядом с ней, попыталась утешить подругу. Андрей подошёл к девушкам, и положил руку на голову Ане. Та вскоре успокоилась. Ангел посмотрел на нас.
- Многие из тех, что был расстрелян в те годы, сейчас причислены к лику святых, - сказал он, - Это и мученики Бутовского полигона, и многие-многие другие, имена их ведомы только Господу. Они постоянно молятся за Россию, чтобы никогда не повторилось то, что было когда-то. Знаешь, Саша, мне кажется, что твой вопрос этим и другим ребятам возник не случайно. Ты сам шёл к нему через многие испытания, выпавшие на твою долю, и на долю твоих ближних, друзей и окружающих. Правильно сделал, что задал этот же вопрос новым школьникам: я повторяю, что готов придти к ним на помощь по первому же зову, и возможно, мы ещё раз встретимся.
- Возможно, - улыбнулся учитель, - Я буду ждать.
Ангел хотел что-то ещё сказать, но запнулся, взглянул вверх, и мы вернулись в класс.
- Меня позвал Господь, - сказал Андрей, - Я должен уйти.
- Мы ещё раз увидимся? – спросил я.
- Нет. Воочию, в физическом теле – нет. Но, если вам придётся задать какие-то вопросы, и не найти ответа; если у вас появятся какие-то сомнения в чьей-либо правоте, то знайте: либо я, либо кто-то ещё из моих друзей-ангелов обязательно будем рядом с вами. Не бойтесь задавать вопросы, по любому поводу. Не бойтесь сомневаться, не бойтесь противоречить кому-то. Пусть на вас давят, пусть угрожают – знайте, что мы всегда можем придти на помощь, дать какой-то совет, сберечь от беды.
- И неважно, верим мы в Бога, или нет?
- Да. Неважно. Главное – знать и соблюдать Его заповеди и законы, переданные в хороших книгах, фильмах и музыке.
Он взглянул на учителя, и тот кивнул, словно соглашаясь с чем-то.
- Прощайте, ребята, - сказал Андрей. Через секунду он исчез.
Александр Петрович посмотрел на нас:
- Спасибо, ребята. Спасибо за то, что с вашей помощью я встретился со своим старым другом, с которым действительно давно не виделся. Мне было приятно поговорить с ним и с вами, вспомнить свою жизнь.
- С чем вы согласились?
Историк посмотрел на спросившего Игоря:
- Догадайся сам. Или подумай.
Учитель поставил нас оценки в тетради, ещё раз поблагодарил за встречу, и отпустил. Но всё время мне почему-то казалось, что Александр Петрович прощается с нами.
13.
С того дня прошло десять лет. Мы закончили школу. Большая часть моих друзей, в том числе и я, после окончания школы, поступили на истфак МГУ, РГГУ, или педагогического университета. У нас с Аней уже двое детей. Андрей уже пошёл в первый класс. Когда он родился, и надо было записать имя, на вопрос врача об имени сына я тут же ответил:
- Андрей.
Сразу же над ухом раздался знакомый смех, и чей-то голос в моей голове произнёс:
- Но что с вами поделаешь? Ты назвал моим именем уже третьего мальчика! Господь с вами!
Александр Петрович преподавал в школе ещё пять лет, и всякий раз, когда перед ним сидели шестиклассники, задавал один и тот же вопрос об идеологии. Не знаю, приходил к ним Андрей или кто-нибудь из ангелов, но иногда, когда мы встречались с учителем в магазинах, или звонили друг другу, то он постоянно говорил:
- Я снова задал этот вопрос. Ребята отвечают очень хорошо. Чувствуется, что эта тема их интересует больше и больше. Они стараются работать, читать и познавать историю.
Но потом старый учитель ушёл из школы на пенсию. Мы по-прежнему ходили к нему домой, познакомились с его внуками и правнуками. Часто он вспоминал ту чудесную встречу, и вздыхал, непонятно отчего. Сила, данная нам когда-то Андреем, по-прежнему жила в нас, и частенько помогала принимать важные решения, и выбираться из сложных проблем.
Однажды весной мне позвонил внук Александра Петровича, Игорь.
- Роман, срочно приезжай к нам домой! Дедушке плохо! Мы вызвали «скорую», она забрала его в больницу.
Мы приехали к подъезду. Игорь ждал нас, и сказал:
- Ему стало плохо ночью. Вызвали неотложку, врачи нашли сердечную недостаточность. Только что звонили из больницы: сделана операция, пока результаты неизвестны. Я собираюсь к деду.
- Мы можем поехать с тобой? – спросил Антон.
- Да, но только до корпуса. Подождите во дворе, я всё выясню, и спущусь к вам.
Мы приехали в больницу. Вскоре Игорь пришёл к нам:
- Сейчас дедушка в реанимации, но врачи надеются, что он пробудет там недолго. Сейчас он «отошёл» от наркоза и мне удалось поговорить с ним. Дед велел передать вам, что рад вашему приезду. Затем..., - Игорь пожал плечами, - он просит сказать вам: «Привет от Андрея», и что какой-то старый друг ждёт его у себя.
Мы переглянулись.
- Это не тот Андрей, с которым вы виделись лет десять назад?
- Да, он.
- И это может означать только одно: что Александр Петрович знает, что может умереть.
- Верно, - раздался голос. У входа в корпус стоял Андрей, - К сожалению, да. Я сказал ему об этом, когда мы встретились ТАМ, у нас. Сейчас Александр Петрович позовёт вас, чтобы попрощаться, а потом приду я.
Он исчез, а через минуту нас действительно позвали в палату.
Александр Петрович лежал на кровати, и улыбнулся, когда мы вошли.
- Я рад видеть вас, - сказал он тихо, - Спасибо, что пришли навестить старика.
- Мы только что видели Андрея, - сказал Антон. Учитель кивнул:
- Он ждёт меня, и я попросил разрешения попрощаться с вами.
Я знаю, что некоторые и вас поступили на истфак педагогического университета. Это хорошо: школьники должны знать свою историю, размышлять и говорить о ней. Может быть, кто-нибудь из вас задаст им тот же вопрос, что когда-то и я. Всё ищите сами.
Историк откинулся на подушку.
- Мне тяжело говорить, - продолжил он, - Вы всё правильно делаете, что решили продолжить моё дело. Я уверен, что вскоре ваши размышления пригодятся.
- Я здесь, - раздался голос Андрея, - Прости, Саша, но нам пора. Прощайте!
Мы едва не ослепли от яркого света, залившего палату. В одну секунду наш ровесник преобразился в большой светящийся крылатый силуэт с нимбом вокруг головы. Он протянул руку учителю, тот поднял свою, они соприкоснулись. В тот же миг свет стал ещё нестерпимее. Когда он погас, на кровати лежало мёртвое тело.
Александр Петрович Сумской, учитель истории энской московской школы, был похоронен на Востряковском кладбище Москвы. На похороны пришли сотни его бывших учеников, учителя нашей школы. Они очень хорошо вспоминали его, говорили о том, чему Александр Петрович научил их, и сделал когда-то для них.
Прошло ещё несколько лет. Я закончил исторический факультет педагогического университета, и устроился в свою родную школу, на место старого учителя: преподавателем отечественной истории.
Я вошёл в шестой класс. Ребята сели за парты, и я оглядел их.
- Здравствуйте. Давайте познакомимся.
Я назвал себя, и по классному журналу познакомился с ребятами. Мне было приятно увидеть детей своих старых друзей, которых давно не встречал.
- Когда-то давно, - сказал я, - моему классу был задан очень интересный вопрос: «Нужна ли России для развития какая-либо идеология? Если да, то почему? Если нет, то почему?». Сейчас я задаю его вам. В конце обучения мы проведём дискуссию, на которой вы дадите свои ответы. В подготовке вам помогут музеи, исторические повести и романы, выставки и фильмы. В девятом классе пройдёт репетиция, а в одиннадцатом – сама дискуссия.
Итак, начинаем урок. Наша первая тема…
Чудесная встреча
© Copyright: Леонид Кнопов, 2020
Свидетельство о публикации №220060300582
Свидетельство о публикации №220060300582
Рецензии