Закон бумеранга

В июне 1981 года, на втором году моей работы участковым терапевтом, назрела «острая» необходимость оказания практической помощи подшефному совхозу. На третьи субботу и воскресенье месяца было запланировано участие медиков в прополке или сортировке овощей, рыхлении междурядий, сборе скошенной травы (конкретное приложение сил подручных не называлось).

Руководитель Барановичской городской поликлиники номер один, Бобров Алексей Евменович, на пятиминутке огласил, подготовленный заранее, список «жертв»: в их числе оказалась и я. Причём не в субботу мне доверили поднимать сельское хозяйство, а именно в воскресенье. Слабые попытки отговориться не увенчались успехом. «Это распоряжение горкома партии», – был категоричный ответ руководителя.
 
 Молодость грешит излишней эмоциональностью – я не была исключением. Мне казалось, что мир рухнул: я ведь обещала родителям приехать к ним на свой первый, полноценный, профессиональный праздник, уже в качестве, практикующего участкового врача. Вечером, не стесняясь в выражениях, обозначила мужу своё отношение к администрации городской поликлиники, в частности, и, к нашей родной Коммунистической партии, в целом. Посочувствовав, супруг «утешил»:
 
— А ехать, всё-таки, придётся!

 Группу «изгоев от медицины» направили в овощеводческий совхоз «Утёс» для сортировки картофеля и моркови. Начав работу в девять часов, к одиннадцати медики выполнили, порученный им объём. Больше занять нас было нечем; мы бесцельно бродили возле овощехранилищ, дожидаясь транспорта для отвоза в город.

 Участковая медицинская сестра поликлиники, Макарук Анна Владимировна, недолго наблюдала за этими хождениями.
 
— Пока не пришла машина, надо перекусить. А то неизвестно, когда ещё мы будем в городе, – предложила она.

 «Временные совхозники» достали «ссобойки», быстро накрыли походно-полевой стол. У инициатора «перекуса» неожиданно в руках появилась вместительная стеклянная ёмкость необычной формы. «Компот», – пояснила она и предложила попробовать.

 «Отказников», не желающих пить сладкое до еды, в наших рядах не нашлось. Сразу же после пробы стала понятна непривычная для трапезы очерёдность приёма пищи: «компот» оказался прекрасным молдавским вином.

Как выяснилось, муж Анны Владимировны, Вячеслав Павлович, уроженец Молдавии, незадолго до описываемых событий навещал своих родственников и привёз
из этого солнечного края дивное вино домашнего производства.

Походный стол чудесным образом превратился в праздничный. Начались разговоры, медицинские «байки», анекдоты, воспоминания. Стояла прекрасная летняя погода и уже никто не торопился домой.

 В понедельник любопытствующие коллеги, всевозможными способами избежавшие нашей участи, с плохо скрываемой иронией, интересовались результатами поездки. Предварительно договорившись, все члены трудового десанта отвечали примерно одно и то же:

— Прекрасно! Поработали до обеда, затем совхозники, по поводу нашего профессионального праздника, накрыли стол. А потом разрешили набрать картофеля и моркови, не более одного мешка, на человека!
 
 При сговоре, самые азартные из нас, предлагали ещё включить в преференции и подвоз транспортом совхоза, несуществующих мешков с овощами, до места проживания каждого временного сельхозработника; здравомыслящие же «аксакалы» считали, что это – явный перебор. И были правы: никто из интересовавшихся результатами поездки коллег, не позвонил в подшефный совхоз, для уточнения полученной информации, стало быть, все поверили этой небылице.

 Правда, я не сбрасываю со счетов ещё и артистизм «ссыльных»: ситуация обязывала играть роль в полную силу. Так, чтобы Константин Сергеевич Станиславский, видя это представление любительского театра, воскликнул: «Верю!»

 Наше возмездие любопытствующим коллегам носило, прежде всего, эмоциональную составляющую. Ведь у «командированных» были свои планы на воскресенье, грубо нарушенные администрацией. И, вместо ожидаемого сочувствия – подначивание коллег, увильнувших от поездки в подшефное хозяйство.

 Вот и пришлось проявить актёрские дарования, подкрепив легенду заветным материальным компонентом, прельстившим малообеспеченных медиков.
 
 В последующие двадцать лет работы в городском здравоохранении, то ли нас не приглашали помогать сельхозникам, то ли не осталось таких ярких впечатлений от поездок в подшефные хозяйства, за давностью лет и не припомню.

 В 2000-м году я перешла работать в Барановичский район. В общих чертах вникнув в специфику сельского здравоохранения, обратила внимание, что сельское хозяйство и медицина, очень тесно взаимодействуют. Предрейсовые (в некоторых случаях – послерейсовые) осмотры водителей транспортных средств и механизаторов; иммунопрофилактика; санитарный надзор за состоянием ремонтных мастерских и других сельскохозяйственных объектов, питанием механизаторов во время посевной и уборочной страды; контроль своевременного пополнения аптечек для оказания экстренной помощи на травмоопасных производственных участках и т.д., и т.п.
 
 Кроме того, круглосуточно, сельский медик должен быть готов оказать безотлагательную помощь жителю вверенной ему территории в ситуации, угрожающей жизни больного.
 
 В знак благодарности за «службу дни и ночи», председатель колхоза (директор совхоза) – «царь, бог и воинский начальник» территории, «награждал» медицинского работника «дзялкой цукровых бураков»*. Соток этак, двадцать-тридцать.

 В начале 2000-х годов ещё не были налажены устойчивые торгово-экономические отношения между Беларусью и Кубой, в частности, по импорту тростникового сахара. Для обеспечения «сладкой жизни» населения, в нашей стране была проведена реструктуризация посевных площадей. Эти веяния коснулись и Барановичского района: площади под посевы сахарной свёклы были значительно увеличены.
 
 Для обработки свекловичных полей рабочих рук не хватало; к работам, на «добровольно-принудительных» началах, привлекались сотрудники учреждений социальной сферы и трудоспособные пенсионеры.
 
 Технология возделывания сахарной свёклы в начале двадцать первого века включала ручное первое мелкое рыхление почвы в междурядьях и зоне рядков, а также сплошные рыхления почвы – после появления полных всходов.
 
 Вот этому рыхлению и посвящали, свободное от работы время, сельские медики. Правда, не все: самые строптивые из них отказывались от «щедрой деляночной награды». «Благодетели» – руководители хозяйств, по-разному реагировали на свободолюбие «ленивых» непрофессионалов. Некоторые – закрывали глаза; другие, любым способом, пытались поставить инакомыслящего на место и «отблагодарить» его символически оплачиваемой, неквалифицированной работой.
 
 Алгоритм воздействия на медика-упрямца был до крайности примитивен. Вначале – телефонный звонок его отраслевому руководителю; при отсутствии положительных результатов – заместителям председателя райисполкома по социальной сфере и сельскому хозяйству. В крайних случаях (непреодолимое желание руководителя сельхозпредприятия подтвердить свой «царственный» статус на вверенной территории), роль третейского судьи исполнял председатель исполкома.
 
На моей памяти, однако, до самого высокого, третьего уровня, управления ослушниками, дело не доходило.

Попытки хозяйственников воздействовать через главного врача на подчинённых, не приносили желаемых результатов: на подобные звонки я сухо отвечала, что каждый должен заниматься своим делом. Если руководителю-сельхознику такого ответа было недостаточно, переходила на другую тактику. Елейным голосом интересовалась:

— А Вас, Иван Васильевич, односельчане часто ночью вызывают на купирование гипертонического криза или сердечного приступа?

 Гробовое молчание на другом конце телефонного провода.

— А как Вы оказываете первую медицинскую помощь работникам при получении ими производственных травм или отравлениях при работе с гербицидами? – продолжала я.
 
Молчание сменяется покашливанием и неразборчивым бормотанием в телефонную трубку: собеседник лихорадочно соображал, сейчас вызывать психбригаду главврачу или немного повременить?

 Выбрав второй вариант действий, «воинский начальник» осторожно отвечал:
 
— Так я же не знаю, как оказывать помощь и лечить… Я же учился в Горецкой сельскохозяйственной академии!

— Вот-вот, а Светлана Николаевна, заведующий фельдшерско-акушерским пунктом, окончила Барановичское медицинское училище по специальности фельдшер, какой же из неё полевод, ещё бураки со снытью или пыреем перепутает! Да и «порыхлит» все культурные растения! Кто тогда будет отвечать за потраву посевов? – с наслаждением ёрничала я.

 Руководитель колхоза (совхоза) уже мысленно отменил предполагаемый вызов психиатрической бригады к выжившему из ума, как ему показалось вначале, доктору. Но и оставлять последнее слово за медиком, ему также не хотелось:

— У нас такие площади засеяны, мы сами не справляемся! Я буду сейчас звонить в райисполком, пусть там разбираются!

— Да-да, пожалуйста, Иван Васильевич! – любезно соглашаюсь я. И, тем же, приторно-медоточивым голосом, по памяти, диктую номера телефонов двух искомых заместителей председателя исполкома.
 
 Продумав все аргументы в защиту работников сельского здравоохранения от посягательств «сельхозников», несколько дней ждала продолжения медико-полеводческого сюжета.
 
 Не случилось…

Вскоре позвонил заведующий ФАПом, обратившийся ко мне за помощью, и поблагодарил за положительное решение вопроса: его больше не обязывали брать «дзялки бураков». Да и другие сельские медики почувствовали облегчение: у них появилась альтернатива (странно слышать о свободе выбора из уст лица, сформировавшего своё мировоззрение в советские времена!): брать или не брать сотки.
 
 Сказать, что все медицинские работники воспользовались правом выбора – приукрасить действительность; большинство из них сохранило за собой право участвовать в производстве сельскохозяйственной продукции.
 
 Такой выбор имел свой резон: медики, педагоги и культработники не пользовались правами колхозников. «Бюджетникам» не выделялись из колхозных фондов земельные наделы с целью выращивания овощей для прокорма семьи и подсобного хозяйства (жизненная необходимость в условиях тотального дефицита продуктов). Кроме того, по результатам сельскохозяйственного года, члены коллективных хозяйств получали зерно и сахар; эта привилегия не распространялась на «не членов». Такое положение дел было ещё одним весомым аргументом для работников социальной сферы в пользу добровольного взятия в обработку «дзялок». «Подтягивая», таким образом, свой «низкий» социальный статус до уровня колхозника, они получали, заслуженные своим добросовестным трудом, льготы.

 Моя победа над «сельхозниками» оказалась пирровой.

 Примерно через полтора года от описанных событий сработал закон бумеранга.
 
 Руководитель одного из хозяйств района засеял большие площади льном, не рассчитав предварительно кадровый потенциал для его уборки. После созревания культуры он запросил помощи у заместителя председателя райисполкома по сельскому хозяйству.
 
 Чего проще, решил заместитель, так много работников бюджетной сферы просиживают в кабинетах изделия лёгкой промышленности, пора им на свежий воздух!

 Состав помощников-льноводов ежедневно менялся; в конце недели «горе-плановик» пожаловался на плохую работу педагогов и медицинских работников зампреду по сельскому хозяйству, который немедленно доложил о «гультаях» (лодырях - бел.) председателю райисполкома.

 Председатель, Алексей Фёдорович Добыш, принял соломоново решение:

— Завтра направить на уборку льна вдвое больше, чем обычно, медиков и педагогов. Под руководством главного врача района и начальника управления образования!

 «Завтра» была суббота. В пятницу, во второй половине дня, сотрудница общего отдела райисполкома уведомила Нину Степановну Наумчик и меня об «уик-энде», специально для нас организованном.
 
 «У роспачы» (в отчаянии - бел.) я позвонила начальнику отдела образования:

— Нина Степановна, а Вы умеете лён поднимать?

— Да, умею, приходилось!

— А я не имею и малейшего представления, как это делается! В наших краях лён ведь не выращивают!
 
— Ничего сложного в этом нет, научитесь! – успокоила меня товарка.

— Да, и берите перчатки – лён колется! До завтра! – оптимистично завершила разговор Нина Степановна.
 
 Отнести меня к белоручкам не решатся даже недоброжелатели. Я обучена выполнять почти все виды крестьянской работы: доить корову, грести и копнить сено, полоть и рыхлить междурядья, копать картофель и другие овощи и т.д., и т.п. Не умею косить литовкой** (газонокосилку «Bosch» освоила). Будучи уже взрослой, надоела отцу своими просьбами научить меня косьбе. Наконец он сдался и после предварительного «введения в предмет», провёл мастер-класс. Легко, играючи, с большой амплитудой разворота туловища, привычного к тяжёлой физической работе, с маняще-дразнящими звуками «вжик-вжик-вжик», отец прошёл полосу. Возвратившись ко мне, сказал:

— Теперь, Нэлька, твоя очередь!

 Я взяла литовку по всем правилам «косарского» искусства. И, мысленно любовалась собою, подобно главному действующему лицу повести Александра Куприна «Поединок», подпоручику Ромашову, при прохождении торжественным маршем по плацу.

 И пошла…

 Так лучше бы и не ходила! Эта «иностранка» – литовка, мгновенно поменяла гендерную принадлежность: она ощутила себя плугом – каждый мой взмах неизменно заканчивался рыхлением почвы, на выбранном отцом, «косильном» полигоне.
 
 После нескольких неудачных попыток покорить участок сенокоса отец, Гавриил Корнеевич, воинствующий атеист, был готов перекреститься: в моих руках коса упорно считала себя землеобрабатывающим инструментом. Я, как в известной пословице о танцоре и штанах, пыталась переложить ответственность за своё неумение, на «вредность» литовки.
 
Отец, ветеран Великой Отечественной войны, сдерживая эмоции, повторно разъяснил мне технику кошения и прошёл ещё один ряд.
 
 – Это же – так просто, сейчас у меня всё получится! – подумала я, вновь берясь за литовку.
 
 Действительно, просто: коса зарывалась в землю при каждом моём размашистом движении.
 
 Первым не выдержал отец:

— Брось, это не твоё! Ты или себя покалечишь, или кого-то другого!

Увидев моё расстроенное лицо, добавил:

— Это, в самом деле, не твоё! Вот Маруська сразу же поняла принцип кошения, я даже взял её в мужскую команду косцов!

 Бесславно завершив свои сенокосные попытки, опять вспомнила Александра Куприна: описанные им, более века назад, ощущения и переживания подпоручика Ромашова, после провального прохождения строем подначальных ему солдат, актуальны и поныне. Классик!

 Старшая сестра Маруська, Мария Гавриловна Янцевич, заслуженный учитель Российской Федерации, действительно хорошо косит. Упомянутый отцом случай имел место летом, во время отпуска сестры. Снаряжённой на покос бригаде не хватало одного косца: Мария сама напросилась в компанию опытных сенокосов. Отец предостерёг:

— Смотри, собрались самые лучшие косари, пообрезают тебе пятки! Ведь тебя не поставят последней, за тобой будут идти опытные покосники!

— Ничего, справлюсь! – оптимистично ответила сестра.
 
 И – справилась! Возвратилась с покоса домой «без рук-без ног», едва живая, но – счастливая!

— Представляешь, за мною папа поставил Ивана Петровича, одного из лучших телеханских косарей! Он был против такой расстановки покосников, но отец был неумолим: сама вызвалась! Сердобольные белорусские мужики (Мария с мужем-военнослужащим долго жила в Украине, имела возможность сравнения) во время коротких перерывов говорили:
 
— Иди, девочка (девочка – мать двоих детей), в тенёчек, отдохни, мы сами справимся!

— Но я одолела, выстояла целый покосный день, наравне с мужчинами! – ликующе завершила речь Мария.
 
 Сенокосная история получила продолжение в одной из школ Днепропетровска***, где сестра работала завучем. Проходя по территории школы, она обратила внимание заведующего хозяйством на некачественно скошенные газоны. Завхоз, он же – косец, офицер-отставник, не ожидавший такой оценки его труда непрофессионалом, огрызнулся:

— Кошу, как умею!

И, с вызовом, добавил, протягивая сестре литовку:

— А Вы, Мария Гавриловна, покажите, как надо!

 Это он погорячился!
 
 «Вся из себя», ухоженная, стильно одетая, в элегантных импортных туфлях на высоком каблуке, благоухающая французским парфюмом, жена командира дивизиона, не проявляя каких-либо эмоций, обменяла свою дамскую сумочку на протянутую ей косу.

 Вспомнив отцовскую науку, привычным жестом взяла литовку, проверила отточеннность лезвия и, сняв нарядную обувь, пошла.
 
 Подтянулись зрители из числа сотрудников школы. Как бы шутя, Мария с лёгкостью прошла две полосы и, возвратившись к наблюдателям, протянула орудие труда сникшему завхозу: покос сестры напоминал гладко выбритую щёку столичного франта.
 
— Как-то так, – небрежно произнесла Мария, забирая свою сумочку у посрамленного заведующего хозяйством.
 
 Раздались аплодисменты зрителей; с этого момента статус сестры – лучший учитель младших классов, был дополнен брендом – непревзойдённый хозяйственник.

 Мои воспоминания прервал стук в дверь кабинета: пришёл водитель служебной машины Хвалько Владимир Алексеевич. И сразу же приступил к делу:

— Нелли Гавриловна, так мы завтра работаем (меня всегда поражала его способность обо всём происходящем узнавать первым)?

— Да, Володя, надо будет завтра выйти на работу. Это не нарушит Ваши планы?

— Нет, конечно, я уже и палочки приготовил!

— Какие палочки?

— Обычные, деревянные, лён поднимать!
 
- «Вот прощелыга, и это знает!» – незлобливо подумала я.
 
— Володя, а Вы умеете поднимать лён? – осторожно спросила я, думая о предстоящем завтрашнем позоре.

— А что там уметь: бери, да связывай!

 Глядя на моё озабоченное лицо, успокоил:

— Гавриловна, если что, я буду рядом, прикрою!

Утром, едва я села в машину, Володя, совершенно не обращая внимания на раздиравшие меня внутренние терзания (скоро все увидят мою безрукость!), беззаботно проговорил:
 
— Нелли Гавриловна, у меня такая концепция (любимое слово Владимира Алексеевича). Мы там поработаем, а на обратном пути заедем за грибами (водитель знал о моём тихом помешательстве на «тихой охоте»)!
 
— Володя, какие грибы, такая сушь! – засомневалась я, забыв о своих «льняных» волнениях.
 
— Я знаю один небольшой лесок рядом с дорогой, между полей, туда никто из местных жителей не заходит. Там всегда, в эту пору, есть грибы!

 – Хорошо, сориентируемся на месте, – согласилась я, возвращаясь к своим нелёгким думам.

 Сбор льна оказался делом не сложным, и я довольно быстро научилась этой немудрёной процедуре; никто не заметил моей неумелости и «прикрытие» водителя не понадобилось.
 
 К обеду было убрано почти всё отведенное нам поле; временные работники группировались для совместной трапезы. Владимир Алексеевич нетерпеливо ходил возле накрываемой «поляны». Наконец подошёл ко мне:

— Нелли Гавриловна, а как же грибы? – разочарованно спросил он.

— Помню-помню, Володя!

Наскоро перекусив, я извинилась перед сотрапезниками и, ссылаясь на неотложные дела, покинула компанию, только вошедшую во вкус посиделок.
 
— Если надо, поезжайте, мы сами закончим, сколько тут осталось! – напутствовала меня главный учитель района Нина Степановна Наумчик.
 
 «Неотложные дела» – смешанный небольшой лесок, располагался в двух километрах от льняного поля. В преимущественно осиновом лесу встречались редкие сосны и берёзы. Плотный слой упавших на землю, потемневших осиновых листьев, хорошо удерживал в почве влагу. И очень комфортно в этих тепличных условиях чувствовали себя подосиновики и крепенькие, с толстой ножкой, лисички.
 
 За короткое время мы с водителем набрали по полному пакету ядрёных грибов, увидев которые, муж изумился:

— Так ты же ездила лён поднимать?!

— Вот и подняла, а под ним – грибы! – оставила я мужа в неведении (меньше знает, лучше спит).

 На аппаратном совещании в понедельник, председатель райисполкома, Добыш Алексей Фёдорович заметил, ни к кому конкретно в аудитории не обращаясь:

— Всё-таки, участие руководителя в совместных с подчинёнными проектах значительно повышает производительность труда, даже неквалифицированного. И даёт очень хорошие результаты!

 Зная, в чей огород камешек, мы с Ниной Степановной переглянулись.

Я мысленно улыбнулась, вспомнив свои нелегальные, «очень хорошие результаты», грибной охоты.

*Дзялка (дзялянка) цукровых бураков – делянка сахарной свёклы (перевод с белорусского автора).

**Литовка – отлитая из стали коса для ручного покоса.

***Днепропетровск – областной центр Украины, четвёртый по численности населения Украины после Киева, Харькова и Одессы; с 2016 года – город Днепр.