Археология

    Впоследствии эта история обросла домыслами и преувеличениями, поэтому предлагаю обратиться к первоисточнику, то есть - ко мне.
    А я вам скажу: все авантюры в то время начинал Михалыч. Именно он предложил мне и Бобу отправиться в институт археологии и наняться на лето в какую-нибудь экспедицию. Дабы подзаработать. Сказано - сделано. К нашему удивлению очереди из желающих  там не оказалось. Это должно было нас насторожить, но не насторожило. Зато выбор был широчайший: Новгород, Суздаль, Дагестан, Хива …. Не то, не то, не то. А, вот, Анапа! Раскопки древней Горгиппии. Море, фрукты, плохо одетые девушки! Yes!!! Мы обнялись и прямо в коридоре сплясали древнегреческий танец «Сиртаки».
    С детства обожаю археологию. Сокровища! Пиастры! Библиотека Ивана Грозного. Да я, к вашему сведению, собственноручно перекопал пол Николо-Угрешского монастыря. Пол не устоял. Но об этом после.
   Поскольку археологи нас уверили, что деньги можно вообще не брать,  родители дали мне двадцать два рубля. На  два рубля  я купил в ГУМе шикарную ковбойскую шляпу, и у меня осталось двадцать. Как выяснилось впоследствии, родители Боба и Михалыча рассудили аналогично.

… И вот мы уже сидим, свесив ноги в раскоп, в ожидании  будущей начальницы - археологини. Неглубокая прямоугольная яма десять на десять  действительно оказалась в самом центре Анапы, буквально в ста метрах от моря, как и обещали. В раскопе стоит живая иллюстрация рабовладельческого строя - голый студент с огромной киркой в тощих руках. Из примет современной цивилизации на нем только очки и исчезающе мелкие выцветшие плавки. Раз в минуту он делает страдальческое лицо, с усилием вздымает эпического вида кирку и бессильно роняет  перед собой на окаменевший под южным солнцем грунт. Результат удара настолько ничтожен, что не заслуживает вашего внимания.
      Минут тридцать в задумчивом оцепенении мы наблюдали этот античный кошмар. Потом я решил пошутить. И пошутил. Как в вату. Вдруг голый проворно наклонился и выдернул из земли большой ржавый гвоздь. Лицо его  просияло, но тут же потухло.
      - Турецкий! - бросил он с отвращением и метнул артефакт в сторону моря.
   Это уже был перебор. Мы вскочили, похватали рюкзаки и, воровато оглядываясь, бросились к выходу. Целый квартал неслись не останавливаясь. Не знаю, от кого бежали Михалыч и Боб, а мне мерещилось, что за нами огромными скачками гонится археологиня.
 
Михалыч, Боб да я закончили учиться,          C G  C
Михалыч, Боб да я решили потрудиться.       C G C
В Анапу на раскоп Михалыч, я да Боб           A Dm G C
отправились, подзаработать чтоб.                F G C

Михалыч, Боб да я купили в ГУМе шляпы.   C G C
Михалыч, Боб да я добрались до Анапы.       C G C
«Дадим стране угля» – пропели Боб да я,       A Dm G C
Михалыч пробасил: «Археология».                F G C E7

Михалыч, Боб да я добрались до раскопа,      Am H E7 Am
Михалыч, Боб да я узрели землекопа.             Am H E7 Am
Стоял студент худой, с огромною киркой,      A Dm G C
на гнутый ржавый гвоздь смотрел с тоской.  Dm E7 Am G

Михалыч, Боб да я слегка  переглянулись,
Михалыч, Боб да я на месте развернулись,
и тихо отошли, пока не замели,
и не заставили давать стране угли.

Так описал я сей эпизод, и если согрешил против истины, то самую децелку. 
Вконец запыхавшись, мы свернули за угол, остановились и принялись совещаться:
       -  Только не назад.
       -  Ни, Боже мой.
       -  Да, что там думать – рвем на море.
       -  Точно. Денег навалом, палатка есть.
       -  А я подводное ружье взял.
       -  Вот здорово, рыбы наедимся.
     - Скажите, где  тут у вас приличное море? – обратились мы к первому встречному.
И тут произошла случайность, которая случайность не простая, а судьбоносная. Первый встречный посоветовал Большой Утриш:
      - Тут недалеко. Полчаса на автобусе и полчасика пешком. Не пожалеете.
  «За эти благословенные места.» - так впоследствии неоднократно провозгласит бородатый  Крылов (который не тот, мелькавший в тексте Сережка, а наоборот - Валера), поднимая очередную кружку местного кисло-теплого вина. А собутыльники будут согласно кивать грязными нечесаными головами и одобрительно причмокивать, поскольку  речь будет идти об Утрише. О, сколько декалитров этой славной кислятины будет нами выпито здесь, сколько кубов корявых дров напилено и переколото,  сколько ленивых зеленух подстрелено и съедено, сколько песен плохих и разных здесь сочинено и спето в последующие десятилетия. А действительно, сколько? Много.
Но это потом, а сейчас мы дружно пожали всеми шестью худосочными плечами, поскольку это название нам еще ни о чем не говорило.  Утриш так Утриш. 
Через час  мы уже сыпались по крутому каменистому откосу в первую же бухту, которую обнаружили, перевалив по горной дороге небольшой перевал. Райское  местечко, однако, – подумали мы одновременно тремя немытыми головами. Дубовая рощица. Тут и там - обжитые полянки, снабженные  разномастными очагами из дикого камня, а местами в качестве бонусов воздвигнуты остроумные сооружения из камней и мусорных досок, призванные служить  столами неприхотливым обитателям здешних мест. Самые тенистые места логично заняты несколькими разноцветными палатками. Но мы же сюда приехали загорать, не так  ли?

И потянулась праздная жизнь трех столичных лоботрясов под жарким солнцем советского юга. Местечко оказалось интересней, чем представлялось. За соседним мысом, в Змеиной бухте приютился полунаучный - полувоенный дельфинарий, в тесных сеточных отсеках которого вяло трепыхались несколько узников науки - черноморских дельфинов афалин. Вероятно, здесь пытались разгадать язык этого древнего морского народа. Через микрофоны, опущенные в воду с неведомой целью на весь берег non stop транслировались  дельфиньи визги и чмокания. Никогда, ни до, ни после мне не приходилось жить в столь своеобразном звуковом пространстве.
    Для пополнения вашей  эрудиции сообщаю: к сегодняшнему дню ученым всего мира удалось расшифровать значение ста восьмидесяти дельфиньих слов.      

Михалыч, Боб да я отправились на пляж,
Михалыч, Боб да я раскинули марьяж.
И так мы провели недели две иль три,
пока не утекли советские рубли.

-  пели в своих садках дельфины-афалины.
 
Прошло две недели. Наша в целом безмятежная жизнь нарушалась только в выходные, через посредство компаний пьяных анапчан (или все-таки анапцев?). Анапцы орали, матерились, мусорили и, пошатываясь, лезли в море в семейных трусах. Будучи философами-диалектиками, мы относились к этому философско-диалектически и на это время перемещались на дальний конец пляжа. Там мы и встретили двух очаровательных девиц, которые вероятно тоже были  философами. Представьте, мы  не ошиблись - они действительно оказались студентками кулинарного техникума, которых прислали на практику в столовую  Джемете, пригорода Анапы.
Я вам не говорил, чтобы не расстраивать, но теперь признаюсь. Питались мы  ужасно. Судите сами:  рыба не стреляется, готовить никто не хочет, вместо посуды - консервные банки, ложки - и те со свалки, в меню - хлеб и тушенка, один раз, правда,  были крабы. Поэтому слово «СТОЛОВАЯ», мелькнувшее невзначай в светской беседе, произвело на нас сильное впечатление. Мы переглянулись и бросились наперегонки  ухаживать за  носительницами столь престижной, а главное,  нужной в народном хозяйстве профессии. Намечался сюжет в духе «3+2». Смотрели? Я тут же ударил по струнам, и мы с Михалычем затянули на два голоса нашу коронку «Пока земля еще …» - ну, вы помните. При этом мы особенно налегали на строчки: «Дай же ты, Господи, каждому, чего у него еще нет». А Боб, который петь вовсе не умел, принялся  ныть и жаловаться на свою голодную судьбу.  Неизвестно, что больше подействовало, но  к концу пляжного дня Оля и Рагузка - так звали наших новых подруг -  обещали (правда, туманно) подумать о нас в смысле  приобщения к бесплатной государственной кормушке. С этим уехали. Осталось и нам переместиться поближе к источнику ярких желудочных ощущений.

Михалыч, Боб да я не думали сдаваться,
Михалыч, Боб да я сумели причесаться.
Михалыч приутих, заметив поварих,
а Боб наоборот любил таких.
 
Когда через три дня мы ввалились со всеми  пожитками в столовую Джемете, девчонки перепугались.  Они явно не рассчитывали, что легкий пляжный флирт обернется этакой напастью. Но деваться  некуда. Как честные девушки они обязаны были нас накормить. И они нас накормили остатками борща. Какое блаженство! Дабы не вспугнуть свое ветреное счастье и не пропустить следующую кормежку, мы разбили палатку на ближайшем пляже в непосредственной близости от нашей дорогой, многоуважаемой столовой. И принялись жить, то есть загорать и ходить на танцы с Олей и Рагузкой.
  Так получалось, что нам доставался только суп (наверно девчонки научились разбавлять его водой), но мы не роптали, мы были рады и этому. Счастье продолжалось ровно неделю.
               
Михалыч, Боб да я пристроились при кухне.
Михалыч, Боб да я от первого распухли,
но повар увидал и сделался скандал,
девчонкам накидал, а нас прогнал.

    Все было ровно так. Нас застукали, и  была безобразная сцена. У нас вырывали тарелки, расплескивая содержимое, на нас орали, поминая нашу комсомольскую совесть, с нами обещали разобраться, нас изгнали с позором, девки куда-то делись.
Отойдя от первого шока, мы опять устроили совещание.               
       - Попались, блин.
       - Да, влипли.
       - Надо линять.
       - А чего тут делать? Все равно больше не наливают.
       - Давай в Сочи.
       - Точно  -  в Сочи. Я там не был.
       - И я не был. Гуляем, братва! «Пока земля еще вертится …»
Часа через два мы уже грузились в последний катер, уходящий в Новороссийск, и запрыгали по  розовым закатным волнам на встречу новым приключениям.

В порту Новороссийска выяснилось: «Метеор» до Сочи  только утром и надо где-то кантанутся. В гостинице - невозможно, на скамейке - пошло. Двинулись за город ставить палатку. На первом попавшемся трамвае  доехали до конечной. Темно, безлюдно, лесок какой-то сереет, где-то рядом море жует невкусную гальку. Отошли метров триста, поставили палатку и спать. 
Утром, высунувшись  наружу,   обнаружили себя в самом центре  военного мемориала «Малая земля», раскрученном Брежневым до неприличия, и к нам уже подбирается дяденька милиционер. В ужасе покидали вещи в рюкзаки и, скомкав палатку, помчались в порт.
      Господи, что  за жизнь? Все нас гоняют!          
Сочи встретило неприветливо.  Нет, солнце и море были на месте, но, оказывается, тут за все надо платить. Я вам больше скажу:  палатку негде поставить.  И вообще все  слишком культурно. Отвыкли мы, что ли? Все время хотелось забиться за мусорный бак. Походили по городу, помыкались  и тут я вспомнил, как школьником хаживал в горный поход из Красной поляны в Авадхару. Вот нам куда. В горы. Идея прошла на ура. «Ай-вай-вай!!!» – запели мы хором и пустились плясать горно-пляжный танец лезгинку:

По стене ползет кирпич,      Am
а за ним ползет другой.         E
Почему ползет другой?         E
Может, он ему жена.           Am

По стене ползет кирпич,
деревянный, как стекло.
Ну и пусть себе ползет –
нам не нужен пенопласт.

Все мы народ камказский,     Dm
любим вино и ласки.                Am
Если ж обманут глазки, нас. Dm
Вай, Вай, Вай!                E
Будем мы дурной ходыть       Am
и точыть кынжалы,               Dm
а потом мы бошку  рэзать,    E
чтоб не убежалы.                Am

Это сейчас Красная Поляна модный горнолыжный курорт, а тогда это была просто  лесная поляна, пожалуй, даже красная (в смысле, красивая). По поляне разметалась типовая турбаза ВЦСПС «Горный воздух». Нашей сверхзадачей было затесаться в группу, уходящую в горы, причем бесплатно. Для этого надо было обаять инструктора.
Боб обаять никого не мог. К этому времени он совсем оборвался и больше походил на нищего дервиша, чем на советского студента. Движения его сделались суетливыми, а взгляд - одновременно заискивающим и нахальным. Михалыч тоже изрядно пообносился и похудел  (очки, скелет и студбилет), зато у него сохранился  фирменный  баритон. Когда этакое чучело открывало небритый рот, неподготовленный собеседник вздрагивал от неожиданности. Что касается меня, то ковбойская шляпа, гитара и изящная  бородка не могли не придать мне сходство с героем испанской баллады. Поэтому выбор пал на меня, а голодная братва засела за периметром турбазы в придорожных кустах.
… Через час я уже бренчал на гитаре в обществе веселых турбазовских девчонок, а через два - инструктор Саша уже расписывал мне красоты озера Кардывач. Уговорить меня пойти с ними в поход оказалось на удивление легко. Правда, я слегка по-ломался, вспомнив о двух кунаках, прибывающих  вечерним поездом прямо с Московского кинофестиваля. Но Саша легкомысленно подмигнул и заверил, что с питанием вопрос утрясет, поскольку все вокруг колхозное, а,  следовательно, мое, то есть его, то есть наше (ну, вы понимаете). Выход завтра в шесть утра. Yes!!!
Когда утром наш небольшой отряд выстроился в кривую шеренгу и гаркнул: «Физкульт - привет!», я содрогнулся. В строю стояли уральские лесорубы – здоровенные мужики  с  ручищами до колен, которых льготная профсоюзная путевка издевательски перебросила из одних гор в другие, и из одного леса в другой.  Их гигантские рюкзаки  угрожающе звенели.  Было ясно, что все происходящее они воспринимают как веселое недоразумение, отвлекающее от главного, а именно, от содержимого  их рюкзаков, то есть от, собственно, отдыха. А еще было заметно, что инструктор Саша побаивается  новых клиентов, но бодрится. Он представил нас своими московскими друзьями-гитаристами, и мы тронулись в путь.
    На наше счастье кроме угрюмых лесорубов в состав группы вошла вся бухгалтерия леспромхоза в полном составе. Сердобольные тетушки тут же взяли шефство над тремя худосочными студентами, равномерно распределившись по три на каждого, и тут же принялись гонять мужичков, пытавшихся налить нам  прямо на марше.
     Горы есть горы. Это - пот, заливающий глаза, это - натруженные плечи, это - жадные глотки ледяной воды из ручьев, это - сочная зелень, это - пестрые камни, это - голубое небо, это - белизна снегов, это - новые друзья. В общем, все оказалось не таким страшным. Более того, все шло как по маслу. Кардывач не подвел - был прекрасен. Мы с Михалычем давали ежевечерние концерты у костра.

Виноградную косточку в тёплую землю зарою,          Am Dm
и лозу поцелую, и спелые гроздья сорву,                G7 C E
и друзей созову, на любовь своё сердце настрою,       Am Dm
а иначе, зачем на земле этой вечной живу …     .       E Am

Бухгалтерия млела, лесорубы шмыгали носами и размазывали пьяные слезы по небритым щекам. План инструктора Саши работал по полной. Культура, внедряемая в пролетарские массы с нашей с Михалычем помощью, в полном согласии с марксистко-ленинской теорией,  оказывала-таки свое благотворное действие на оные массы. Правда, и работали мы, что называется, на износ:  ели от пуза, пили в меру под жалостливые причитания бухгалтерии: «Закусывайте, ребятки, закусывайте». Кра-со-та. Особенно блаженствовал Боб.
- Эх, вот так бы всю жизнь, - мечтал он вслух. – А что, братва, давай бросим институт. Надоело. Сколько можно? Зачеты, экзамены. Я им не мальчик. Будем бродить по горам. Вы будете петь, я тоже …
       - Нет, Боб, ты лучше молчи.
       - Ну и ладно, и помочу. Я чего? Я ничего. Я же помочь хотел …
    Увы, «Ничто не вечно под луной».  Мы пришли на турбазу в Адлер и произошло страшное. Веселой шумной компанией в обнимку с лесорубшами двигались мы в столовую. На входе Саша поманил нас в сторонку. Он выглядел смущенным.
- Вы, это, … мужики ... только не обижайтесь. Тут вам жрать не дадут.
      - Ребята, - кричит бухгалтерия, - не отставайте. Сашка, ты чего их держишь?
      Удар был страшной силы. Мы стояли и жалко улыбались, как собаки, выброшенные на улицу.
- Да вы ешьте, ешьте, нам не хочется, - жалобно тявкали мы.
      Опять на улице. Опять совещание.
       -  Жрать охота.
       -  И мне.
       -  И мне.
       -  Так, а у кого из нас подводное ружье?
       -  Кто обещал  рыбой завалить?
       -  Ребята,  вы же знаете, у меня не получается …
       -  Мич, ты давай не крути. А ну, лезь в воду быстро!
    Не лезть же прямо на городском пляже - поехали за город в сторону Абхазии. Вышли из электрички у самой границы, спустились к морю. Белые скалы вылизаны до полной гладкости.  Вода прозрачная, Ну, полез я в нее, а что толку. Ружьишко старенькое на резиночке, бьет на полметра. Только рыбу смешить.  Плаваю, плаваю, замерз, а вылезать страшно.  Братва голодная по камням бегает, крабов ищет. И тут меня осенило: таланты  пропадают. Вылезаю как Архимед из ванны и ору: «Эврика!».
     Поехали обратно на городской пляж, уселись в кружок и давай на гитаре наяривать: «Пока земля еще …» - ну, вы знаете. Народ на нас поглядывает с интересом.  «Дай же ты, Господи, каждому чего у него еще нет!!!!!» -  заорали мы с Михалычем совсем отчаянно. И услышал Господь, и послал  ангела пузатого. И сказал  ангел пузатый:
-  Ребята, давай к нам, а то  выпить есть, жрать есть, а все равно скучно.
      Yes!!! Сработало!!!
       -  Пошли, что ли, Боб?
       -  Да, что-то  неохота.
       -  Ну, ладно, тогда мы вдвоем …
       - Э-э-э-э-э!!!! Я пошутил!!!!!
Угостили вином и арбузом. И пошло и поехало. Унизительно,  но сытно.

Михалыч, Боб да я нигде не унывают,
Михалыч, Боб да я на пляже промышляют.
Иду с гитарой я, а сзади прет братва.
Расчет идет на жалость меньшинства.

Михалыч, Боб да я два месяца держались,
Михалыч, Боб да я вконец поиздержались.
Три драных кобеля собрали три рубля
и звонят по домам посылки для.

Михалыч, Боб да я в столицу возвратились,
потом недели две от отдыха лечились.
«Такие вот дела» –  хрипели Боб да я.
Михалыч пояснял: «Археология».


       И всё это чистая правда. Зуб даю на отсечение.