Нравы Китая

Должен сказать, что вопросы, решенные
для одного поколения, часто в совершенно другом
виде, в другой форме возникают для новых поколений.

С.М. Дубровский

Люди больше походят на свое время, чем на своих отцов.

Арабская пословица.


Многие авторы считали, что главным отличием «азиатского способа производства» от рабовладельческого или феодального являлась большая роль государства. Хотя она присутствовала частенько и на Западе.

Чего на Западе не присутствовало. Там своеобразная система мышления, поведения и психологии. Там в центре философского восприятия стоит индивид «эго». В Китае место «эго» занимала социальная сумма личностей, начиная с семьи рода, клана до общества в целом. Социальная этика и политика играли первостепенное значение. Если расшифровать, то в Европе на первом месте стояла натурфилософия, В Индии – психология, а в Китае – социальные проблемы.

Китайские мыслители мало заботились о том, чтобы объяснить тайны мироздания  (был, правда труд Лао-цзы «Дао дэ цзин»). В центре всегда стояла этика и социальная политика, служащие на пользу общества и государства. Философские концепции влияли на структуру государства и общества. То есть, имела место практическая ориентация системы мышления.

Конкретность философских идей и рекомендаций оказали серьезное влияние на всю систему мышления и восприятия китайского народа, на всю его культуру. Это привело к склонности уточнения, детализации и конкретизации всяких обстоятельств, когда с точки зрения европейца, в этом не было никакой необходимости. Налицо в трудах писателей и историков перегруженность различными деталями и справками, которые, казалось бы, к делу имеют мало отношения. По этой причине их трудно читать, но если детали убрать, то повествование рассыпется.

У китайцев налицо магия к числу, типа «три за, два против», и конкретному образу. Не употребляются образы вроде «В некотором царстве, в некотором государстве» - указывается на какой реке и при какой горе.
Существует мнение, согласно которому для китайской философии характерен дух сомнения – на самом деле склонность к догматизму и конформизму.
Особо важно отношение китайцев к знанию и истине. Изучай и размышляй, узнавай и не останавливайся ни перед чем в погоне за истинностью. Если познаешь истину утром, можешь спокойно умереть вечером. На первом месте стояла социальная этика. Конфуций призывал самостоятельно познавать истину, но он же определял обязательные догмы. В этом и заключалась главная проблема науки в Китае, ученые которого знали много, но вперед не двигались.
Консерватизм и традиционализм обозначили догматический характер китайской науки. Дух мудрости древних правил жизнью, в спорах всегда ссылались на прецеденты и аналогии.

Образование (сдача экзаменов получение ученых степеней) являлось наиболее почетным путем достижения веса в обществе. По этой причине молодые всячески старались через учение выбиться в люди. Не у всех получалось и потом сюжет с бродячими студентами постоянно присутствовал в китайских романах и драмах. Эти студенты считали, что счастье не в богатстве, а в постоянном самоусовершенствовании., в стремлении к советам мудрецов.

На высоком месте были долг и чувство. Культ долга был выдвинут и обоснован Конфуцием. Культ долга был выдвинут в один ряд с» понятием гуманности. Долг перед своей семьей заставлял почтенного китайца обуздывать свое «эго».
Короче, не переживания и эмоции, а долг, разум, нормы прежде всего объединяют китайцев и выходят на передний план во всех социальных взаимоотношениях. Присущ контроль разума над чувствами, об умении сдерживать страсти и выражать их строго в определенной форме. Отсюда ярко выраженная в обществе сплоченность и корпорация, начиная с семьи. Личность практически растворяется.

Брак у китайцев — это категория долга, реализация интересов семьи и исполнение культа предков. Китайцы издревле прививали любовь к правителю или к мудрецу, а не к женщине. Есть и любовь к женщине, но она несравнима с браком. Это вещи близкие, но принципиально разные.
Силу сплочения китайских общин можно продемонстрировать на примере общин вне Китая – ни одна национальная или религиозная не может сравниться с ними по сплоченности, взаимосвязи и взаимовыручки.
Выходом в этой структуре многочисленных обязательств, были стихи, которые писали почти все китайцы. Многие занимались живописью. В картинах выражали идею, а не психологию автора. На картинах часто бескрайняя пустота природы, перед которой все человеческие страсти – прах и суета.

В искусстве тоже поддерживалось своеобразное статус-кво и всякое отклонение от образца запрещалось. Новации и исключения не предусматривались. Однако следует отметить, что по мнению одного из основательных исследователей Китая Макгоуэна, основным показателем культуры является способность работать вместе. И здесь превосходство на стороне китайцев, обладающих врожденным авторитетом к закону и авторитету. Если перенести на необитаемый остров самых бедных и невежественных из этих людей, то они также быстро сомкнуться в политическую организацию, как люди, которые всю жизнь проживали в условиях разумного демократического порядка.

Здесь надо почитать книгу «Культура и анархия», философию Ку Хунмина, который утверждал, что идет борьба между культурами Европы и Дальнего Востока – Евразии с Христианством. По словам Ку Хунмина, средневековая культура, опиравшаяся на Библию, взывала главным образом к чувствам страха и надежды. В новой культуре лежит не страх божий, а развитие духовных сил человеческой природы. Об этом он писал Л.Н. Толстому.

Китай опирался на идеологию конфуцианства и буддизм. На что опирался буддизм? Решил посмотреть на этот счет статью В.А. Богословского «Ламаисткая церковь в Тибете» К 1950 году на территории собственно Тибета насчитывалось 2138 монастырей, примерно 150 тыс. монахов. Крупнейшие монастыри по существу являлись государствами в государстве. В резиденции панчен-ламы в Ташинлхунпо, рядом с г. Шигацзе – около 3 тыс. монахов.

Монастыри владели огромными с тысячами и десятками тысяч крестьян землями. Они во многом были независимыми от центрального правительства. Членом буддисткой организации мог стать любой человек, кроме представителей презираемых каст»: рубильщиков трупов, мясников, рыбаков, кузнецов и лиц с физическими недостатками.
У монахов имелись разряды. Большинство бедных монахов не поднимались выше «гэцхюла» (послушника). Однако даже они занимали привилегированное положение в обществе: не платили государственных налогов, подчинялись лишь церковной администрации, подлежали церковному суду.  Ламы давали советы и разрешения на многие житейские дела.

Вскоре ситуация изменилась. После 8-го съезда КПК, было принято решение с религией на Тибете покончить. В 1959 году вспыхнуло восстание с участием монахов, что привело к репрессиям и массовому бегству тысяч монахов. Возникли десятки партизанских отрядов. Наконец в марте 1959 года вспыхнуло восстание в Лхасе. Церковь, по замыслу Пекина, должна была стать частью государства.
Резко сократилась количество монахов. Так, в Гумбуме, где было 3 тыс. монахов, осталось только 400. На 1965 год во всех крупных монастырях насчитывалось лишь около 2 тыс. монахов. Во время культурной революции среди «тханг» (икон) вывешивали портреты Мао Цзэдуна  Лю Шаоци и прочих руководителей КНР.

В октябре 1964 г. в Лхасе проходил суд над панчен-ламой, который обвинялся в измене и организации реакционного заговора. Культурная революция окончательно развенчала идею «Единого фронта». Этой самой революции профессор Йельского университета Роберт Лифтон дал такую оценку: «Феномен культурной революции и идей Мао Цзэдуна можно понять только обратившись к китайской традиции. А точнее, пассивность населения, воспитанного в духе сыновней почтительности, приученного подавлять и сдерживать в себе недовольство, с другой – преувеличение роли разума и воли в развитии общества (преклонение перед авторитетом образованного человека).

Но как же Конфуций? Перед ним стоял один вопрос: «Как научить людей жить вместе». Мао выбрал другой путь «война дело правое», «огонь по штабам». Этика Конфуция имеет много общего с этикой Аристотеля. Конфуций утверждал, то среди людей трудно найти людей, следующих «срединным путем» и кто обладал бы «дэ». И Мао пытался превратить народ в крестьян-партизан, говорящих, желательно, с хунаньским акцентом.
Таким образом Мао буддизм отменил. Отменил он и учение Конфуция, проводя кампанию, «пи кунь, пи линь» (критика Конфуция и Линь Бяо). Мао считал, что старые заветы сдерживали революционное движение, ну а Линь Бяо – предал их, пытаясь скрыться из Китая.

В статье китаеведа Л.П. Делюсина говорится: «На протяжении веков правящим кругам Китая, чтобы упрочить и укрепить свое господство над страной, приходилось подавлять как вспышки возмущения угнетенных и эксплуатируемых классов, так и политическую оппозицию бюрократически-помещичьих групп. В романах «Троецарствие» и «Речные заводи» собраны и описаны наиболее яркие примеры военных и политических методов борьбы, применяющихся в старом Китае.

Традиция официального казенного оптимизма, укоренившаяся привычка «сохранить лицо» при любых обстоятельствах, выдавать поражение за победу, традиционное нежелание смотреть правде в глаза (лучше хорошая ложь, чем плохая правда), представлять своего противника слабым и низким варваром и дикарем – все это в какой-то мере унаследовало от прошлого и нынешние правители Китая. Они переняли у старых и традиционный метод фальсификации событий, как прошлого, так и настоящего, намеренного искажения исторической правды, улучшения своих биографий и ухудшения чужих.

Хорошо известны высказывания Сунь Ятсена и гоминьдановских лидеров о великой миссии, которую якобы возложила история на Китай как на освободителя всех народов.
В понятие «китаецентризм» входит и представление о несомненном превосходстве китайской культуры, цивилизации, систему политического управления над система варварских народов.
Между китаецентризмом и национализмом существует тесная связь. Национализм имеет внешнюю и внутреннюю направленность.
Ханьцы и маньчжуры одинаково состоят из людей желтой расы (хуан чжун, и они составляют одну нацию (минь цзу) – писал  орган реформаторов, журнал «Синьминь цун бао» в 1902 г. – поэтому в их отношениях не должно быть место дискриминации, они должны сплачиваться в единое целое.

Экспансия империализма рассматривалась реформаторами под углом зрения экспансии  белой расы против желтой - отсюда противодействие ей мыслилось, прежде всего, с точки зрения защиты расы.
Лян Цичао в этом духе выдвинул принцип национализма (миньцзу чжуи), реализацию которого он считал мощным рычагом обновления. и самоусиления страны.
Программа реформаторов в целом содержала в себе идею превращения Китая в буржуазную монархию. Повсюду люди станут гуманными и честными, - писал Кан Ювэй, - улучшаться нравы, школы в большом количестве будут воспитывать способных людей, разовьются сельское хозяйство, промышленность и торговля, поэтому в казне будут постоянно средства. Это принесет благо народу и монарху. Прообраз будущего Китая реформаторы прежде всего видели в современной Японии.

Свои планы создания союза азиатских народов, Сунь Ятсен связывал с сотрудничеством Китая с Японией – нацией одной расы и одной культуры. Идея такого сотрудничества была давней мечтой китайских революционеров. Он писал: Япония и Китай поистине связаны собой, так, что жизнь и смерть, безопасность и тревога каждой из них взаимосвязаны; не будет Японии, не станет и Китая; не будет Китая, не станет и Японии.. В Японии Сунь видел главную силу, способную и в военном и в экономическом плане противодействовать захватчикам и империалистам.
Уже после смерти Суня, его последователь Ху Ханьминь начал активно пропагандировать идею создания «Интернационала наций» - «Миньцзу гоцзи».

Известно, что с давних лет китайцы ради наград отличались изготовлений подложных текстов. Это следует из биографии Лю Сюаня. Не случайно Лян Цичао признавал, что «способность китайцев к созданию подделок была особенно велика и проявилась она довольно рано».
При Кан Си маньчжурские власти расправились с историком Чжуан Тинлином за составление им правдивых патриотических книг. Были и другие примеры. В последней четверти 18 века сожжение неугодных книг производилось 24 раза, в костер были брошены книги 13 682 названий. Не случайно эта акция маньчжур была названа «литературной инквизицией». Патриоты и местные историки писали «бе ши» и «е ши».
Издавна историография делилась на многие течения.

Чжан  Тайянь писал: «С эпохи Хань произошло деление на школы древних и современных текстов. Затем произошло деление на южную и северную школы, а еще позже – на школу ханьских и суньских учений. В итоге течения вернулись к своему началу и вновь разделились на древние и современные тексты.
В древние времена, а точнее с периода царствования У-дина (1238-1180 гг. до н.э.) иньские цари стали присваивать всем своим умершим предкам, в том числе отцам, название ди т.е. божества. Эта традиция сохранялась и при последующих иньских царях, почти до конца эпохи.

Одним из колоритных фигур среди сунских историков был Чжэн Цяо (1104-1162). Он предостерегал историков от слепой веры «в каждый знак» канонов, от слепого копирования классиков. Он был сторонником всеобщих историй «тун-ши». Он одним из первых выступил против принципа «бань бяо» - восхваления или порицания. Он призывал показывать добро и зло ясно, не обличать и не приукрашивать. Приводил примеры, когда историки одной династии восхваляли свою и критиковали другую. Он был против тенденциозности и субъективности.

Главной целью работ историков он считал предостережение правителей и чиновников от совершения ошибок прошлого в управлении страной и народом. В основе лежали теории «небесной предопределенности человеческой деятельности – «мин дин лунь» и «теории исторического кругооборота» - «сюнь хуань лунь». Теории эти были тесно связаны с неоконфуцианством.
Историк Вань Сытун, помимо составления хронологических таблиц для 21 династийной истории («Нянь и ши бяо»), более двадцати лет жизни отдал написанию истории династии Мин. Китайские историки считали, что все управляется Небом, а не мудрецами – «Смысл истории исходит от неба». Тянь мин – воля неба.

Тем не менее, еще ханьские власти, отвечая вождям сюнну, утверждали, что все живущие под солнцем и луной – слуги китайского императора.
Из официальной внешнеполитической доктрины империи Мин вытекала характерная особенность китайской дипломатической практики. Условно ее можно назвать политикой «сохранения лица». Поскольку Китай априори принимался за «высшее государство», а формы его общения с иноземцами – за единственно правильные, то ошибки или промахи с китайской стороны теоретически исключались. Отсюда все, что происходило в отношениях между Китаем и зарубежными странами социально официальной догме, должно было иметь свое оправдание.

Любые нежелательные для Китая международные эксцессы с помощью казуистики превращались официальной дипломатией в ожидаемые, подкреплялись высокоморальными мотивами. Например, вторжение китайцев во Вьетнам и попытка присоединить его к Китаю в 1496-1407 годах оправдывались стремлением помочь свергнутому вьетнамскому королю и покарать узурпаторов, хотя смена правителя там произошла еще в 1406 году.
При всем разнообразии подобных случаев главным являлось сохранить свой престиж, верность предкам..

Предками китайцев (ханьцев) является народность хуа в среднем течение реки Хуанхэ. Это восточная группа хуаских государств (Сун, Вэй, Лу, Чэнь) и примкнувший к ней первый из гегемонов – Ци с полухуаским населением. К ним еще примыкало государство Цай и вместе они составляли устойчивый блок государств, теснее других, связанных между собой на протяжении эпохи Чуньцю. Тем не менее, в группе не было «чистых врагов и друзей». Между ними проводились съезды, на которых они давали клятвы. Позднее появились северное Цзинь, южное У и будущий объединитель Цинь. С нее все и началось.