Между жанрами и названиями

Русский писатель Иван Алексеевич Бунин оставил людям пророчество. Проза, развиваясь в веках, станет всё больше походить на поэзию. Не в смысле внешних примет, связанных с ритмом и размером, а в смысле цветения языка. Конечно, применительно к Бунину это пророчество сбылось уже при его жизни.

Принято считать, что проза являет горизонтальную планку развития человека, а поэзия – вертикальную. От скрещивания этих понятий получается символ жизни – крест. И Бунин присягнул этому кресту.

Существует немало названий, характеризующих поэтичность прозаического языка. Орнаментальная проза, ассоциативная, лирическая миниатюра, эссе и многие другие. И среди этих названий не слишком примелькавшееся – эпифания.

Слово это пришло из библейского словаря. Ввёл его в литературу Джеймс Джойс, учившийся на священника. Эпифания означает состояние высокой пробуждённости, при котором человек видит в обычном – необычное. Восходит она к благодати, озарению, Дзэн. Эпифания – противоположность эпитафии, если сказать о ней с улыбкой.

Возможности эпифании как жанра в полной мере раскрыл латышский поэт Имант Зиедонис, написав книгу поэтической прозы и дав ей имя «Эпифании».

Соединить прозу и поэзию – задача не из лёгких. Проза должна притягиваться к поэзии как магнит, составлять с ней единство существования. Японский хайбун заканчивается хайкой. Неритмизованная речь, набухая чем-то высшим, становится стихами. Так почка превращается в лист, утверждая зелёное в апрельской лазури.

Хайбун заканчивается хайкой с размером 5-7-5, эпифания – небольшим рифмованным стихотворением. Иначе нельзя: цифровое мышление с трудом прививается русскому менталитету! Сказываются размеры Сибири, снега и снегири. А, может быть, и Пушкин с его ямбами, вот уже 200 лет бомбардирующими наше ДНК, оглушая его балами и вальсами!

Вот, пожалуй, и всё, что я хотел бы сказать Читателю.




                Игорь Муханов