Владивосток. Остров Русский. 1960-1969 годы. 1 гл

Фото из архива В.Бердышева.    

               
                ПОДВОДНЫЙ МИР ОСТРОВА

      
      Мне посчастливилось застать природу, особенно в отдаленных уголках острова, почти в первозданном виде. Все окрестные бухты были по-настоящему заповедными уголками острова. Воды были переполнены рыбой (камбала, навага, корюшка, селёдки, бычки и др.), морскими ежами, трепангами (морскими огурцами), мидиями, гребешками, чилимами (небольшими креветками) и другой морской живностью.
Редкие, одиночные рыбаки, заходившие сюда порой на лодках, занимались только рыбалкой. Ловили, в основном, камбалу, навагу, и корюшку. В тёплые же летние ночи промышляли и пеленгасом. И тогда бухты озарялись светом редких фонарей, или факелов, и слышались периодически всплески этой могучей рыбы.

       Активно занималась рыбалкой и продовольственная служба нашего отряда, а, вероятнее всего, и других частей островного гарнизона. И это было серьезное подспорье, разнообразившее меню военных строителей. Летом ловили сетью, забрасывая её на лодке метров на пятьдесят от берега и вытягивая на песчаный пляж с двух концов с помощью собственной тягловой силы. Не было случая, чтобы мы оставались без улова. В основном, попадалась камбала и навага, бычки, креветки вместе с водорослями. Иногда удавалось захватить целые стаи корюшки, зубатки, селёдки (осенью), и даже анчоусов. Порой рыбы добывали по нескольку центнеров и вывозить её приходилось на машине вместе с лодкой. Как-то поздней осенью, в пылу азарта, не обратили внимание, что течением или волной унесло лодку. Пришлось одному представителю хозяйственной команды осуществлять осеннее моржевание, догоняя лодку уже вдали от берега, а нам со Шмидтом – оказывать ему первую помощь (но в санчасти) посредством интенсивного растирания спиртом (96-градусным медицинским!) и отпаивания крепким сладким чаем. Какая-то часть крепкого спиртного продукта, по просьбе «переохлажденного», была использована им и для «внутреннего потребления». Медицина, как всегда, оказалось на высоте!

       Зимой зам. по МТО майор Болтянский Михаил Дмитриевич организовывал подлёдную рыбалку, тоже с сетью. Вытаскивали сеть обычно в субботу, чтобы обеспечить командный и гражданский состав отряда свежей рыбой. И тогда я набивал уснувшей на снегу корюшкой и навагой свой походный чемоданчик и с радостью устремлялся по льду в очередное, долгожданное путешествие к дому, располагавшемуся на улице Монтажной, на противоположном от Эгершельда краю города. Зимой в наши сети порой попадались и здоровенные крабы (какого уж подвида – не знаю). Но вкусить эти местные деликатесы мне ни разу так и не удалось.

       Летом нас со Шмидтом больше радовала не рыбалка, а созерцание местного подводного мира. Для меня, жителя средней полосы России, и море, и всё, что в нём скрывалось, было настоящей экзотикой. Мои маска с трубкой были, очевидно, в то время в единственном экземпляре на всём острове. И они позволяли нам созерцать все красоты местной подводной флоры и фауны. В те годы они были настолько богаты, что ими можно было любоваться и у самого берега, безо всякого подводного снаряжения. Морскими ежами было усыпано всё дно у побережья. Их было так много, что невозможно было пройти по воде, не засадив в себе в пятку с десяток ежиных колючек. И мы с Андреем только и делали, что вытаскивали у себя и друг у друга эти черные занозы. Мы тогда не знали, что икра морских ежей является ценнейшим биологически активным продуктом, и так ни разу и не попробовали её на вкус. Можно было наладить целое широкомасштабное производство этого морепродукта, тем более, что никаких запретов на их вылавливание тогда не было.

       Нас привлекали и чилимы. Эти небольшие местные креветки обитали в водорослях, подходящих в отдельных местах прямо к берегу. Вытаскивая последние на берег, всегда можно было надеяться выловить вместе с ними несколько штук этих очень вкусных, морских ракообразных. Наши строители их поедали прямо сырыми. И я не сразу понял, почему на побережье нашей сопки, на которой располагался отряд, все пляжи были усыпаны сухой морской травой.

       А ещё в бухтах водились трепанги – морские огурцы, или голотурии. О них я уже кое-что знал. Знал, что это чрезвычайно вкусный и полезный продукт, особенно ценный на китайском рынке. Отдельные виды трепанга (так называемый голубой трепанг) ценились на вес золота. Правда, его уже нигде не осталось, хотя раньше он в изобилии водился в бухте «Золотой рог», поэтому и сама бухта, якобы, называлась бухтой «Голубого трепанга». На нашем острове трепанг был только тёмный, но тоже очень ценный. Во Владивостокских ресторанах это блюдо подавалось, как самый дорогой деликатес.

       Мы со Шмидтом загорелись идеей поднять с их помощью свой иммунитет. И даже сделали несколько пробных попыток приготовить из «огурцов» некое снадобье. Поскольку необходимой тары для варки в санчасти не было, мы использовали для этой цели алюминиевый чайник, который в последующем отмывали от остатков этих червеподобных существ в течение целой недели.
Сам процесс приготовления растягивался на несколько часов. Разрезать, выпотрошить, очистить, вымыть этих скользких созданий было непросто. А варить приходилось в течение двух-трёх часов и более. И всё равно в нашем варианте продукт оставался твёрдым и совершенно непригодным к употреблению. В конце концов, промучившись несколько вечеров, мы решили повышать свой иммунитет с помощью физкультуры, плавания, а также биопродуктов, собираемых на окрестных сопках.

       Больше всего мне нравилось заниматься подводным плаванием в бухте «Круглой» (моё название), полукругом вдававшейся в побережье к юго-западу от ВСО (Бухта Бабкина). Пологий берег между двумя сопками, усыпанный песком и мелкой галькой, постепенно уходящее в глубину дно, заросшее морской травой, небольшая глубина бухты – до 4-6 м на всей площади водного пространства, и изобилие всевозможной живности делали её для меня особенно привлекательной.
Мы разбивали свой береговой бивуак не на пологом пляже, а в северной части бухты – у 30-метровой скалы, уходящей вверх, среди камней и скальных обломков, на серебристом песке, состоящем из мелкого ракушечника и скелетов морских ежей. Здесь можно было и позагорать, и укрыться от холодного северного ветра, и, при необходимости, развести костёр. При особом желании можно было забраться по крутому склону на самый верх сопки и с высоты обозревать красоту прозрачных вод бухты, с белым, песчаным дном, скоплениями тёмно-зелёных водорослей, гладкими валунами, на которые набегали лёгкие волны.

       На верхней части сопки располагались развалины старого ДОТa, сохранившегося с царских времён. Железные двери, поперечные балки, остатки разрушенной крыши, отверстие для орудий и др. производили впечатление. Обзор отсюда был исключительный. ДОТ перекрывал подходы к острову со стороны Амурского залива, надежно защищая островную зону северо-запада. Вся верхняя часть сопки сплошь заросла деревьями и кустарником, среди которых меня особенно привлекали смородина и орешник, которыми при случае можно было даже полакомиться. Всё это было красиво, интересно и даже немного таинственно.
Однако, нас с Андреем больше волновало подводное царство. К сожалению, Андрюхеус так и не смог освоить плавание с маской и трубкой. Возможно, потому, что он по-настоящему так и не научился плавать. Так что он предпочитал барахтаться в «самых прибрежных водах». Я же, как истинный «военно-морской волк», сразу отправлялся в дальнее плавание. Заплывал чуть ли не на середину бухты, где глубина была метров 5-6, и с благоговением погружался в водную толщу.

       Вода в бухте была не очень прозрачная, однако позволяла видеть на расстоянии нескольких метров. И любо было смотреть на открывающееся перед тобой морское царство. Здесь мне было всё хорошо знакомо, я рад был снова встретиться со всеми существами, обильно покрывавшими илистое дно «залива». Везде были морские ежи, в отдельных местах собиравшиеся скоплениями по сотням штук и более. Их тела с движущимися (мягкими!) иголками чернели повсюду. Но стоило к ним прикоснуться, как иголки становились твёрдыми и упругими – хорошо еще, что они сами не впивались в наши грешные телеса.
       Среди ежей, но уже в меньшем количестве, красовались морские звёзды. Красноватых, сине-розовых и иных оттенков, они лежали на дне, висели на подводных камнях, медленно шевелили своими лучами, выбирая нужное направление движения.

       Питались ли они морскими ежами, или только ракушками, которых здесь тоже было в изобилии? Периодически попадались большие скопления чёрных мидий, а также гребешков – ракушек округлой формы, с приоткрытыми створками. При моем приближении к ним, створки начинали резко сжиматься, выбрасывая из себя воду, и ракушка толчками (что тебе речные раки) улепетывала от тебя в сторону. Средняя величина их была с чайное блюдце. Но встречались экземпляры и куда больших размеров. Эти великаны даже не боялись моего приближении, и только в самый последний момент давали дёру. Ракушки явно подвергались нападению морских звёзд, которых я видел сидящими на створках раковины, впившимися всеми присосками в свою жертву. Как уж гребешки, с их подвижностью, могли допустить приближение этих тихоходов?!

       Мне хотелось посмотреть, что скрывается на большой глубине, ближе к заливу. Там, под водой, становилось уже заметно темнее. Дно медленно опускалось и по-прежнему было усыпано и ежами, и голотуриями, и гребешками. Но там они были еще больших размеров. Глубже 6-7 метров я не погружался: был недостаточно тренирован для подобных испытаний. Возвращался к берегу я чаще всего по центру бухты, на ракушечный пляж, через густые заросли морской травы. Созерцал по дороге стайки рыб и рыбешек, зелёных чилимов, всяких жучков-паучков, сновавших между стеблями и листьями морских растений. Видел и крупных рыбин, казавшихся полупрозрачными в воде, и поэтому с трудом различимых на дальнем расстоянии.

       К счастью, я ни разу не встретил здесь ни «кишалотов», ни «восьминогов», ни иных страшных подводных тварей, которыми постоянно пугал нас заведующий отрядовским камбузным хозяйством дед «Кащей», клявшийся и божившийся, что лично видел их в центре бухты. "Кишалот" будто бы пытался угнаться за лодкой с двумя рыбаками, а "восьминог" ухватил самого деда за ногу, когда тот вылавливал в траве чилимов. В доказательство старик показывал нам большое розовое пятно на ноге, оставшееся «от укуса этой длинноногой твари».
        И кашалотов, и даже косаток мы видели несколько раз с окрестных сопок в полукилометре от берега. Ходили слухи, что в погоне за косяками сельди поздней осенью один из таких гигантов, якобы, заплыл в бухту Новик и не смог из-за образовавшихся льдов из неё выбраться. Осьминоги же вблизи как-то не просматривались. Лишь однажды, осенью, я увидел в глубине огромного черного краба. Не хватило воздуха, чтобы его схватить. А после повторного погружения его уже и след простыл.

Продолжение следует.