Старый город

Самолёт плавно остановился и пассажиры тут же пришли в движение. Кто-то принялся доставать свои сумки и рюкзаки с полок, весело переговариваясь и переминаясь на месте от нетерпения. Мальчик на переднем кресле, прижавшись лбом к стеклу, разглядывал всё до чего мог дотянуться его поражённый детский взор, ограниченный углом обзора иллюминатора. Его мама чем-то вполголоса наставляла сына, а тот лишь согласно кивал, не улавливая из нотаций ни пол слова.
Я тоже повернулся к окну. Рядом с нашим самолётом, на расстоянии не больше десяти метров крыло от крыла, стоял новенький, слегка изогнутый красавец ЯК большим алым серпом и молотом на белоснежном фюзеляже.
Забрав из багажа свою потёртую заплечную сумку, я вышел из здания аэропорта и поёжась от холодка и подняв ворот, вдохнул свежий воздух раннего весеннего утра, залитого таким ярким и совсем не жарким ещё солнцем.   
Я заранее решил добираться на такси, чтобы не вынырнуть в центре Москвы, оглушённым от неожиданности ею, а погружаться в город постепенно, пропитываться им, пропуская сквозь себя окраины, перестраиваемые спальные районы, парки, добираясь до стен, помнящих седую русскую старину во всей свежести непослушных молодых волос, спутанных на ветру. Нестись в нём в ранний час, когда большинство жителей ещё дома. Лететь, обгоняя неспешно катящиеся поливальные машины, раскладывающих свои товары лотошников, дворников, подметающих входы в учреждения, магазины и дома.
До скоростного на Одессу, которым я собирался ехать на свадьбу к своему фронтовому другу, было пол дня, и эти пол дня я решил посвятить прогулке по Москве. Я так кропотливо и с таким наслаждением планировал свой отпуск, представляя себе и этот пеший путь по столице, что теперь боялся упустить малейший отзвук, малейший полутон города. Пусть всё начнётся так, как задумано и всё тогда должно будет сбыться, согласно желаниям моим. Пол дня в Москве, поезд в Одессу, свадебные гуляния, рыбалка в лиманах и возвращение прямым перелётом в Омск. Наслаждаться все восемь дней, отпущенных мне на отпуск, безрассудством, бросившись по возвращении в наслаждение работой. 
Выйдя на речном вокзале, я пошёл на набережную и присев на скамейке, рассматривал готовящиеся к отплытию суда, суетящихся пассажиров, разбавленных спокойною снисходительностью матросов. Немного замёрзнув у воды, я отправился в напоминающее круизный лайнер здание вокзала, поднявшись по ступеням к центральному входу с колоннами, украшенными яркими майоликовыми панно. В буфете, взяв последний номер «техники-молодёжи» в поезд и стакан чая, я встал за высоким столиком. Согревшись, я поднялся на крышу, похожую на верхнюю палубу, в продолжение стиля всего архитектурного ансамбля. Сверху было очень удобно наблюдать за отправляющимся в рейс кораблём, плавно отходящим от ближайшего причала. Казалось, что этот подрагивающий на развороте теплоход, также как его пассажиры, в нервозно-радостном предвкушении мечтает поскорее вырваться из тесных водных путей суетливого города и поскорее оказаться на большом русском просторе мудрой и спокойной Волги. Плыть мимо древних городков и деревень, в которых также как в любом месте Союза, кипит жизнь и работа.
Через пол часа я зашёл в магазин Красногорского завода в районе Сокола, чтобы купить в подарок другу давно примеченный бинокль. Тут я задержался у большой музейной витрины, заставленной древними ФЭДами, Зоркими, Киевами, Сменами и конечно Зенитами, напоминающими о непростом пути отечественной фототехники от копий Леек до нынешних инженерных шедевров.
У Чапаевского парка я остановился у тележки мороженщицы, взял Ленинградское эскимо и почувствовал вдруг старым военным чутьём внимательный изучающий взгляд на себе. Повернувшись вправо, я увидел неспешного идущего патрульного милиционера. По случаю теплой, солнечной весны, московская уличная милиция уже сменила тёмную зимнюю форму на белоснежную летнюю. Молодой сержант, изо всех сил старающийся держать величественную осанку, расправляя свои и без того широкие плечи, приложил руку к козырьку в ответ на мою улыбку и так же неспешно прошёл мимо.
Перейдя через Ленинградское шоссе и выйдя переулком на Красноармейскую улицу, мне на глаза попалась вывеска агентства продажи путёвок ЦСТЭ. Зайдя внутрь, я поболтал с симпатичной, коротко стриженой женщиной, работницей агентства, воодушевлённо рассказывавшей мне про свои поездки по горам и прихватив красочный буклет с описанием лыжных курортов Алтая, отправился дальше.
Проходя через сквер площади Белорусского вокзала я с завистью посмотрел на небольшую группу сплавных туристов, восседавших на своих походных рюкзаках, гермомешках со сложенными надувными катамаранами и связанными вместе вёслами и возбуждённо о чём-то разговаривающих в предвкушении путешествия.
На Брестской я остановился у витрины магазина сети Главрыбсбыта и стал рассматривать искусно сделанные муляжи огромных крабов, осетров, бочек с красной и чёрной икрой и других морских и речных съестных даров. Рыбный ресторанчик, расположенный рядом с магазином, начинал свою работу через восемнадцать минут и я сел на скамейке, дождаться открытия и позавтракать.
До бульварного кольца я добрался уже часам к десяти, заглянув по пути на центральный телеграф и отправив домой открытку с ночным видом Кремля, написав сам себе пожелание, чтобы уйдя с ушами в работу, не забывать время от времени вспоминать про друзей, про девушек и про отдых.
Дойдя до конца Тверского бульвара, уже собираясь переходить дорогу, я посмотрел на памятник Тимирязеву, возносящийся над пирамидальным своим постаментом чёрной громадой. Я задержался, пропустив зелёный сигнал светофора на переходе и подошёл ближе. В небольшом цветнике, разбитом вокруг постамента, о чём-то весело рассуждали две женщины, приводящие клумбу в порядок перед сезоном. Остановившись перед памятником, я стал осматривать его сверху вниз. Мне вспомнилось упоминание из школьного учебника истории об этом монументе. Пробежав глазами, я сразу отыскал не примеченные мной сперва сколы от немецких бомб времён Великой Отечественной.
На Суворовском бульваре чуть слышно шурша утоптанным песком, мне навстречу пробежали две девушки в коротких спортивных шортах и комсомольскими значками на олимпийках. Их стянутые в хвостики волосы, смешно раскачивались из стороны в сторону в такт движению. Я обернулся бегуньям вслед и поймал брошенный через плечо взгляд и светлую молодую улыбку. Девушка помахала мне рукой и весело рассмеявшись на пару со своей подругой, навсегда убежала из моей жизни, так же внезапно, как и появилась.
Чуть поодаль группа пионеров сажала деревце вместе с долговязым, немного сутуловатым мужчиной лет шестидесяти со значком Бауманки на лацкане пиджака, по всему судя каким-то известным учёным или конструктором. Дети были возбуждены и радостны.  Они о чём-то расспрашивали долговязого, фотографируясь рядом ним и у поставленной тут же памятной таблички, о чём-то громко разговаривали и спорили меж собой, не обращая внимания на замечания вожатого.
Недалеко от них, на скамейке, сидел мужчина, одетый в военную форму и читал книжку с картинками своей маленькой дочери, примостившейся на коленях у отца. По привычке я пробежался по орденским планкам и увидев медальную ленту за взятие Варшавы, подошёл перекинутся парой слов об обоим нам памятным событиям. Мы проговорили, наверное, с целый час. Девочка поначалу внимательно слушала разговор, но вскоре, заскучав, принялась играть, чертя палкой какие-то фигуры на песке. На прощание крепко пожав руку своему новому знакомому, я также не спеша отправился в дальнейший путь.
Уже после полудня, выйдя на Арбатскую площадь, я попал в вихрем несущийся во всех направлениях поток студентов, расположенной тут же сельскохозяйственной академии, занимающей здание какого-то бывшего банка, ныне перестроенного и как любое воспитательное или учебное заведение в стране, от детского сада до университета, украшенного огромными алыми знамёнами, покачивающимися на лёгком ветру. От фонтана раздавался гусличный перезвон семиструнной гитары, еле пробивающийся через разномастное пение и громкий смех.
Под древними клёнами Гоголевского бульвара, уже собирающимися скинуть чешуйки своих набухших почек, носилась по траве, громко галдя, толпа ребят, скинувших в одну большую кучу свои школьные ранцы.
Свернув с бульварного кольца в Сивцев Вражек, я увидел припаркованную на углу улицы Фурманова сверкающую лаком «Волгу» новой модели, которую не встречал ещё у себя в Омске и заворожённый её плавными изгибами, стал разглядывать автомобиль как мальчишка. Судя по всему, её создатели вдохновлялись старой доброй 21-ой моделью, сохранив намёки в радиаторной решётке, и в круглых фарах с хромированной окантовкой, вынесенных по самым краям агрессивной передней части автомобиля.
Я шёл и шёл вперёд, рассматривая дома и людей, скверы и памятники, храмы. И вот уже в конце своего пути по Москве, я зашёл в небольшое кафе в сквере между Киевским вокзалом и Бережковской набережной.
В зале сидело несколько человек. Трое мужчин, разложив на столе какие-то чертежи о чём-то оживлённо спорили, попивая кофе. Вернее, спорили двое, а третий был всецело поглощён девушкой с томиком Джека Лондона, сидевшей напротив у окна.
Отказавшись от меню, я попросил у подошедшего официанта пятьдесят грамм Тираспольского коньяка.
Оставив на диване сумку, я достал пачку "Космоса" и вышел покурить на крыльцо. Напротив, у гранитного ограждения набережной, важно о чём-то беседуя, рыбачили два деда. Толстая рыжая кошка, с таким же важным видом разлеглась у их ног, дожидаясь улова. Покурив, я остался стоять на улице, оперевшись руками в перила и с улыбкой глядя на большой красивый город, утопающий в ярком солнце и шуме работающих и растущих людей.
Я наслаждался днём, робким ещё теплом и своим молчаливым и радостным общением с Москвой. Москва в ответ радовала меня всем чем могла. Автобусами с бордовыми полосами по бокам и огромными блестящими никелированными номерами. Душистым запахом молодых клейких листьев. Уверенностью в том, что никогда не рухнет моя страна, укреплённой каждым встреченным мной красным знаменем с золотыми серпом и молотом. 
Вышел на улицу официант и отдав мне коньяк, остался постоять со мной и поболтать от скуки. Он пообещал грозу к вечеру. Что ж, я был бы очень рад первому весеннему грому. Но только уж хорошо бы, когда сяду в поезд и буду смотреть у окна как состав неспешно выбирается из города, чтобы развить свою стремительную скорость.
Откуда-то слева раздался грохот отбойного молотка.
Я оглянулся на звук: посреди Киевской площади стояло полуразобранное здание бывшего огромного торгового центра, построенного, наверное, ещё во времена Путина. А может быть и раньше.