Детей жалко

   « Зинка, Зинка спереди резинка, сзади барабан….», --  уже наверное в двадцатый роз нараспев декламировал дразнилку рыжий пацан, надоедливо мельтеша перед девочкой с двумя косичками в стареньком ситцевом платье.   Зина ему не отвечала, только изредка  крутила выразительно пальцем у виска. 

       Зиночка была глупенькой.  Она всему верила, она не умела обманывать и врать, она искренне радовалась чужому счастью (например, самокату, подаренному кому-либо на день рождения). Может быть за такую внутреннюю чистоту  две её младших сестрёнки  души в Зиночке не чаяли.  И во дворе малышня уважала её. В случае острого конфликта обычно звучало предложение: «Айда к Зинке! Пусть она скажет!»  Вот и сейчас она, разруливая ребячий спор, сказала, что рыжий Петька был не прав, зажилив две барбариски.  Поэтому обиженный Петя и   мусолил  обзывалку про  резинку, думая досадить Зинке.   

      В школу Зиночка пошла на год позже, чем положено,  так как никак не укладывалась в школьные приёмные нормативы: знать буквы и уметь считать до 100. Считать-то она умела, а вот буквы запомнить не могла. Постоянно путала  ы с у, не отличала ш от щ.

     Школьная премудрость давалась Зиночке с большим трудом. Домашние задания она выполняла только с маминой помощью. Тем не менее, хотя и с посредственными отметками, но она регулярно переводилась из класса в класс.  Мама, учитывая полную невосприимчивость Зиночки к логарифмам и косинусам,  отвращение к  внутренностям лягушки и человека, нацеливала её на юридическую стезю.  Дочка не возражала. Она всё, что скажет мама считала истиной не подлежащей обсуждению.

     Чтобы привить дочке вкус к юриспруденции,  мама часто рассказывала Зиночке о знаменитых судебных процессах, об  известных юристах от Цицерона и Юлия Сцеволы до Кони и Плевако, об юридических казусах и ошибках. Девочка с интересом внимала матери, представляя себя то в тоге судьи, то в роли талантливого адвоката. 

     Социалистическая детвора была активной, весёлой и общительной. Двор с утра до вечера был заполнен детским гомоном. Малышня играла в прятки и пятнашки. Первоклассники гоняли на самокатах.  Огольцы постарше играли в войну. Школьники, ознакомившиеся со Средними веками, изготовляли щиты из фанеры, мастерили копья и мечи и устраивали шумные поединки. К вечеру во дворе появлялись старшеклассники, которые, встав с девочками в кружок, начинали перебрасываться волейбольным мячом. И над всей этой кутерьмой стоял девчачий писк. Девчонки балдели от классиков, скакалок, резиновых мячей. И вдруг такое игровое разнообразие пресеклось. Дети стали играть в одну, очень странную игру.

      Это было доброе, спокойное брежневское время (и чего старика понесло в Афганистан, кто насоветовал?). Люди отдыхали на работе и работали дома. Никто никому не мешал жить. Хороший был человек Леонид Ильич. Правда,  ордена любил.  Но это – простительная слабость.

    И за политику никого не преследовали.  Даже борьба с диссидентами, которую якобы вёл Григорий Романов, Первый секретарь Лаенградского обкома КПСС, была явно выдумана евреями.  Какая борьба если студенты хором исполняли в электричках озорную частушку:

«Дети играли в Сашу Ульянова,
Бросили бомбу в машину Романова.»

     Исполняли и ничего! Григорий Романов тоже был
 хорошим человеком. Домов понастроил, станций метро понаоткрывал, институтов много основал.    Жали спокойно, с удовольствием. А тут еще сериал приспел. Про Штирлица. Вообще балдёж!

      Штирлиц народ обаял.  В часы демонстрации очередной серии «Семнадцати мгновений весны» города пустели: граждане припадали к телевизорам. Особенно обаянными были пацаны.  Они стали играть в Штирлица. Но не только в Штирлица, но и в папашу Мюллера («А вас, Штирлиц, я попрошу остаться.»), и в Шелленберга («Никому нельзя верить, дружище.»)  и вообще в эсэсовцев. Увлечение было повальным. Черные пиджаки с эмблемами, красные повязки.  Как отражение этого увлечения родилась «чернушка»:

«Дети в подвале играли в гестапо
Пыток не вынес сантехник Потапов.»

   В каждом дворе в Штирлица играли по разному.  Во дворе дома, в котором жила Зиночка, игра заключалась в следующем. Одна команда представлял собой  рабочих. Они шли толпой и,  скидывая кулаки, дружно скандировали: «Свободу Тельману!», «Свободу Тельману!»… Из-за кустов выскакивали эсэсовцы и хватали рабочих, чтобы утащить их в гестапо (сарай для сушки белья).  Рабочие сопротивлялись, вырывались и разбегались. Но всё-таки одного-двух бунтовщиков  удавалось схватить и уволочь в гестапо, где начинался суд. На роль судьи была поставлена  Зиночка, как наиболее подкованная в юридических вопросах.

     Пожилые граждане,  наблюдая такие игры, хватались за головы и возмущались. Они-то в своём детстве играли  в Чапаева, в полярников, в разведчиков, а чтобы в фашистов играть у них даже такой мысли не возникало. И вот дожили! Вырастили смену!

      Надо сказать, что им долго возмущаться не пришлось. Вскоре дворы опустели, любые игры прекратились, молодость уткнулась в гаджеты.

      Ну, а пока, в преддверии  «стрелялок», «стратегий», «бродилок» и других компьютерных игр дети играли в натуре.   Зиночка с накинутым на плечи чёрным плащом и при замысловатом головном уборе уверенно выносила приговоры врагам Рейха: «Смертная казнь через расстрел.»  Осуждённых ставили к стенке, Специальная команда вскидывала воображаемые винтовки, делала: «Бах!», «казнённые» падали и на этом. под весёлый гомон ребят, игра заканчивалась.  На следующий день команды менялись ролями.

    Игра постоянно совершенствовалась, вводились новые правила,  разнообразились игровые элементы.  Вот и Зиночке надоело говорить одно и то же и на очередном судебном процессе она вынесла нестандартный приговор: «Смертная казнь через повешение». 

     Народ возбудился. Притащили верёвку, сделали петлю и перекинули верёвку через балку сарая. Приговорённого к казни, светлоголового покладистого парнишку уговорили надеть петлю на шею  для вида, чтобы сделать эффектный снимок.  Под петлю поставили картонную коробку из под печенья. Парнишка забрался на коробку, надел петлю и в этот момент коробка под его тяжестью сложилась и  он натурально повис.

    Мальчика спасти не удалось. Смерть его резко ударила п психике Зиночки. Она стала медленно но упорно превращаться в психопадку.  Зиночкины мама и сёстры были подавлены. Они жили как в кошмаре. Непрерывные ссоры, крики, истерики. Лечиться Зиночка отказывалась. Да и то сказать, какое там лечение? Психопатия не вылечивается. Врачи лишь смягчают течение болезни.

      Из глупенькой девочки превратилась  Зиночка в колючую, скандальную, ехидную девицу, с которой никто не хотел общаться. Да она и не искала никакого общения. Люди ей были антипатичны. Любой шум, громкий голос,  крик выводил её из себя. Она не любила компании, не имела подруг,  предпочитая одиночество. Но парней  привечала.

    Зиночка не весь день была  «под психом». Наблюдая за ней, её мать установила, что на дочку «находит» четыре раза в день и «псих»  длится от одного часа до двух, после чего Зиночка отходила и вновь становилась доброй, лаской девушкой.
     Именно в такой период «отхода» и познакомилась Зина с необыкновенно симпатичным парнем. Знакомство произошло на катке, который, по настоянию мама,  регулярно посещала Зина. Мама считала, что атмосфера катка положительно  влияет на дочку.

      В рое катающихся Зина заметно выделялась.  Яркий, кокетливый костюм (сама сочинила и сшила), гибкая, стройная фигура, миловидное лицо, обрамлённое густыми прядями вьющихся волос, красивое катание с исполнением сложных фигур (мама три года водила её на фигурное катание).   К ней многие клеились, но она всех отшивала. То одним, то другим они были ей не по душе, а Костя сразу же овладел её вниманием. Может быть по тому, что тоже был слегка прибабахнутым.   
 
    Костя был необычен. Он не курил, не пил, компьютером не увлекался, попсу ненавидел. Зато обожал Анну Ахматову . Он каждый выходной совершал поездку в Комарово, для возложения розы на её могилу.    Он регулярно посещал букинистические магазины,  чтобы пробрести какую-либо книгу Фридриха Ницше (труды  этого философа в СССР не издавались).  Кроме произведений этого странного немца, Косте была симпатична и личность Ницше. Особо он выделял ненависть философа к женщинам и презрительное отношение к евреям.  Классическую музыку он называл опереточной, а из композиторов ценил Баха, Вагнера и Малера.

     И вот эти два чуда сошлись да так крепко, что марш Мендельсона стал неизбежностью. Зинина мама и родители Кости сразу же после свадьбы сбросились и купили молодым однокомнатную квартиру. Вскоре у них появился сынок. Это очень очистительно подействовало на Зину: признаки психопатии почти совсем исчезли.  Костя с Зиной активно и радостно  пустились в плаванье по жизни, не предполагая, что прямо по курсу ждут их ревущие девяностые.