Cергей Никитин. Повесть о юности

«Хотел бы я прыгнуть до четвертого этажа»
Даниил Хармс

Заполняй пространство собой. Выкарабкивайся из себя.


Часть I
Мой друг Сергей Никитин

совет

В 1987 я окончил школу и поступил на юридический факультет Ивановского университета. Учился нехотя, был предан мечтам и лени. Дружелюбен, пылок, боязлив, метил в наполеоны от искусства. Творчество зудело в костях, сухожилия тряслись от страха.
Сергей отслужил в СА, и после рабфака без экзаменов поступил на юрфак. Познакомились мы во время первого трудового семестра в деревне Мамонтово.
Не проучившись года, Сергей забрал документы из вуза и вернулся на родину – в посёлок Шангалы Архангельской области.
После летней сессии я решил поехать к Сергею в гости. Семья возражала, но я стоял на своем. Вечерним четырехчасовым добрался до Ярославля, ночью пересел на состав из Москвы до Сыктывкара. В три часа пополудни следующего дня прибыл в Костылево. Сергея я увидел из окна. Он расхаживал по перрону в оранжевых резиновых сапогах, обрезанных до колен джинсах, футболке с надписью «Генштаб соизволил утопиться» и ухмылялся.
Я ехал в плацкарте, всю ночь ворочался на верхней полке. Моей соседкой справа была прелестная девушка. Она спала упоительно. Ее рыжий локон маячил перед моими глазами, раскачивался то ли от толчков поезда, то ли от дыхания. Мне хотелось прикоснуться к ее щеке, дотронуться до темного локона. Но я только ёрзал под одеялом.
Глубокой ночью девушка внезапно открыла глаза. От растерянности я подскочил и повис между полками, как бы намереваясь спрыгнуть. Девушка улыбнулась и вновь уснула.
Я покачался между полками и поплелся в туалет. 
Узнав про все это, Сергей смеялся.
«Надо было ее разбудить поцелуем, - советовал он. – Поболтали бы, познакомились. Захотелось целовать – целуй».
Совет был хорош, да я пресен. Я постоянно что-то откладывал. Мало ли, пусть желание дозреет. Однако желание тупело, как недодуманная мысль, размазывалось по жизни.
Сергею я мог рассказать все, но чаще молчал. Говорил он, мне нравилось его слушать.
В тот июль мы спустились на лодке по реке Устья до Дубровского. Недалеко, а все же здорово. С нами был еще один парень, он заикался, как и я.

молчание

Теперь я думаю, что заикаться – благословение. Всегда есть повод помолчать и подумать. Неприбранные звуки лезут изо рта, как вермишель. Ты жуешь их, всасываешь суффиксы, томишься над окончаниями. Мы плыли по Устье, я гладил воду и молчал. Тот парень тоже молчал. Сергей, глядя на нас, вовсю помалкивал. Сосредоточенно мы плыли по холодной Устье, по вечерам разводили костры, пекли картошку, выпивали, купались, стирали одежду, а потом уже говорили еле-еле, цедили слова, как ситро в детстве.

счастье

Тогда я впервые перетолковал себя. Я был жаден, жизнь перекатывалась по мышцам, прохлада бытия остужала нервы. Смерть пряталась по кустам, сиреневым в сумерках, по осинникам, рябинникам, по калинникам и грибникам, которые выходили на берег и прикладывали ладошку козырьком ко лбу, пытаясь разглядеть наши лица. Мы уплывали от суеты и глупости. Все мои желания сконцентрировались на каплях пота, стекавших, пока я греб, со лба на брови, с бровей на нос, с носа – на дно лодки. До свидания, страх мой, до свидания. Я видел свое детство на берегу. Я не оплакивал его, но легким взглядом смотрел на расплывающийся силуэт. Я был так счастлив, как счастлив человек, осознавший себя неслучайным.

альтернатива

«Приезжай, - сказал Сергей на прощание. – На следующее лето. Или зимой. Хочешь – весной. И осенью. Осенью непременно приезжай».
И я приехал.
Вернулся и приехал опять. Чтобы снова вернуться в Шангалы.
Бросил вуз, женился, родил детей и насовсем покинул Иваново.
Поселился в Шангалах, успел похоронить амбиции и уберег Сергея от смерти.
А теперь – что ж? – теперь я смотрю на эту альтернативу отсюда, сличая изнанку жизни с её лицевой стороной.
На той стороне неплохо придуманная прохладная Устья, лодка и костры, ухмыляющиеся грибники, первая дорога на Север, прелестная девушка. А Сергей обосновался на этой стороне.
А где же я? Перебегаю. Вечный перебежчик.
Здесь много занимательного. Жизнь с ее переплетами, незамысловатые пути-дороженьки. Мои влюбленности. Старение. Смирение. Душевная сырость. Духовная пылкость.
Тексты. Спектакли. Фильмы. Труд. Cомнительный профит. Несомненное счастье.
А там – беспечно, беспечально. Там тревога не хрустит под сердцем, подобно сухому валежнику. Там летают бражники, пахнет вечерней сыростью и утренней росой. Там человек подобен воспоминанию о самом себе. Фантазия разыгралась, ну так успокой её. Дай ей право на себя. Каково тебе будет в её талых руках?

смерть

И смерть Сергея тоже на этой стороне. 16 мая 2011 года.
Ты хочешь писать о жизни? Пляши от смерти, как от теплой печки, от итога и истока. Начинай со смерти друга, который у тебя был.
Который есть.
Был – да сплыл. А коли есть – про мою ли честь?
И теперь томлюсь, неузнанный, неприбранный, со страхами, упреками, надеждами и желаниями, гордец, ловец слез.
А друг умер однажды весной, взял – и умер. Пока, счастливо, не пишите писем.   Сердце дало крен, а что вы думаете, сердце – тот же крендель. Завитушка к завитушке, как морщинки под глазами моего друга. Что ему, беззаботному, делать – смеяться, позволять миру оставлять морщины. Оставлять свои морщины миру.

внешность

Невысокого роста, коренастый. Плотногибкий. Словно плот с гимнастами, развалившимися на копнах сена. Румяный, полнокровный. Томат с морошкой. Полные румяные губы, щёки, весь, как ароматное печёное невзначай яблоко. У глаз – сеточка морщин, вырезанных чисто, тонко. Хотелось и мне заполучить такие морщины, очень уж приятно было на них смотреть. Я подходил к зеркалам, щурился. Сеточка прорисовывалась, но, едва я переставал улыбаться, пропадала. А у него лучи всегда бегали наперегонки.
Он по повадкам напоминал рысь. Рысь особенно мила кисточками, а он – стрелками морщинок из-под ленноновских очков.
Сергей делал шутки из ничего. Поводы находились стремительно. Мир шутил – он в ответ. Мир хмурился – шутил злее. Мир был зол – значит, шутка удалась на славу. Сверкали линзы, тенор был плотен, речь неспешна, голос играл, как сильный ручей, прорывающий запруду. Голос вглядывался вдаль.
Окал и выговаривал с несравненной прелестью все «ч» и «щ», чибисы и щеглы слетали с губ.
Светлые глаза, взгляд - мох, взгляд - иней. Выпевал согласные, как гласные. Заговаривал согласные. Компоновал слова, как сюрреалистичную мозаику. Складывал звуки – являлись неожиданные значения.
Пожимал руку, как приглашал в растекшуюся неизвестность. Погружал руку в мою ладонь, отдавал своё и без труда присваивал чужое. Доверчиво изучал и заведомо одобрял. Мягкое, доверчивое и властное рукопожатие.
Он всегда был бОльшим для меня. Мне хотелось стать вровень с ним, но я -   младший друг, тихий брат. Но сейчас он стоит и вдалеке и рядом, смотрит строго, прячет насмешку. Теперь наши роли изменились. Он – младший брат. Я – старший. В этом парадоксе я и хочу разобраться. И дело не в том, что я его перерос.

деревня

Называлась Мамонтово. Стоял чистый сентябрь. Он стоял прохладными. солнечными столбами, по ночам валился, перекатывался по остывающей земле. По ночам было теплохладно. Воздух дурил, как самогон. Мы трудились на картофельном поле. Я впервые видел столько картошки зараз. Мы грубили, возились под ветром в поле, выуживали из грязи клубни, швыряли в мешки. В деревне жили ветхозаветные надменные селяне, сумрачные праведники, избранные для нашего понукания и воспитания. Местные детины слонялись у избы, где мы обосновались. Хлев мальчиков, овин девочек – гулкие помещения с двухъярусными кроватями. Местные кавалеры тащились в нашу столовую – длинный сарай с печкой, искали девичьего общения. Как-то вечерком полупьяный полудурок деловито съездил меня по уху. Он решил, что мы с ним не поделили девчонку. Девчонка делиться не желала, она предпочла меня, а я - воображение. Получил я по уху, а искры посыпались из глаз. Брызнули во все стороны, зеленые и сиреневые, желтые и красные. Я был потрясен: никак ожидал от себя такого фейерверка. Молча взревел, бросился за подмогой, сигая через дрова, которые были навалены возле сарая. Забежал в комнату, сбивчиво сетуя нашим дембелям. Пошли разбираться. Я самозабвенно тер ухо. Надо было врезать в ответ, сказал Сергей. Я стыдился, оправдывался. Напрасно. Я выбрал посильный и – видимо – лучший вариант. Я ускользнул. А он со своей прямотой попал в сеть. Мне казалось раньше, что более гибким был он. Нет, я.
Он пытался рвать сеть, а если не удавалось, он уплывал в омут и залегал на дно.
Я протискивался, выскальзывал, мимикрировал. У меня в запасе несколько «уловок». У него две – насмешка и труд. Но они пригодны или для лобовых атак или созерцательной жизни. Драматическое противоречие.
В нашей группе был афганец, вечерами на завалинке он пел под гитару про то, как «летят и гудят трассера по тишине ночной». Около афганца собирались первокурсницы, отчаянно млели. Сергей усмехался, его забавляли девчонки, но не трогали трассера, он прислушивался, как пел вечерний лес.
Он ходил в лес, единственный из нас. Сначала один, позже приохотил меня. Но чаще я валандался подле своевольной девицы, которая удерживала меня деловитой симпатией. Двое неудачных соискателей симпатии были сильно недовольны. Местный испортил мне ухо и настроение. Наш в гневе сплющил пустую банку из-под сгущенки. Я вообразил на месте банки свою голову и с тех пор остерегаюсь неверных подруг и жен. Через несколько лет девица вышла замуж за второго. Любовь с первой расплющенной банки.
Сергей быстро делал дневную норму (кажется, десять мешков картошки) и спешил в чащу. Лес был для него наслаждением, истинной родиной. Вот он – у берез и сосен, ветел и рябин, подбирает ягоду, находит гриб, смотрит на верхушки сосен, исчезает в тишине.
Жизнь бесконечна, но за последним поворотом ее гораздо больше, чем здесь.
Он удаляется от нас, сгорбленных, поникших, не разгибающих спины на грядках с облепленной грязью влажной картошкой, он уходит навсегда. Он сам – ходячее дерево, ходячий вызов мещанскому трудодню, никаких сентиментальных жестов. Мы завидуем ему и шутим над трудовыми потугами, нормами выработки, страхом остаться и быть покинутыми, непонятыми.

брат

Мне был нужен старший брат, вот я и выбрал его. До сих пор нужен, поэтому я неизменно выбираю его. Мне снилось, что я приехал в Шангалы, спрашиваю дорогу, ищу Сергея, зову, и всё никак не могу добраться до него.
Каждому мальчику нужен старший: брат, наставник, цензор и защитник. Близкий друг, по действиям которого можно соразмерять свои поступки, мысли, желания, который мог бы стать мерилом собственного места в подкрадывающемся мире. Мир крадется, а твоя задача всякий раз ускользать и путать следы, чтобы он не решился на прыжок.
Старший не будет утешать понапрасну, испытывать терпение, досадовать, тем более, критиковать и обвинять за неточные слова и поступки. Он сопровождает младшего и помогает изучить крест жизни (горизонталь долга, вертикаль права), который младший пока не осознает. Старший подводит младшего к кресту и тут его опыт бесценен.
Ценности у друзей схожи, кресты – различны.
Жизнь надо пробовать на вкус, старший предостерегает от слишком больших и поспешных глотков.
Возможно, главное отличие младшего от старшего в том, что младший ощущает существование старшего как высшую справедливость. Старший тоже бредет наощупь и все же, в глазах младшего, его поступки не наспех, речь не случайна. В присутствии старшего всегда стесняешься самого себя, так проявляется зависимость – перед его знанием и свободой.
Встретить такого старшего – счастье.

влияние

Двух человек достаточно для напряжения и созидания.
Он влиял на меня. Он вливал нечто в мои волевые жилы, и они набухали. Иногда я поглощал его слова, не вдумываясь в смысл. Достаточно было уловить настроение, оттенки сказанного. Его воля во мне крепла. Значит ли это, что я пренебрегал собой?
Затрудняюсь сказать, чему научил меня Сергей. Он размышлял, утверждал, но никогда не навязывал. С ним было легко не соглашаться, но делать этого не хотелось. Интонация его речи, как и писем – задумчивая страстность, часто недоверчивая к своему опыту. Его паузы и многоточия были так же важны, как слова. Мы оба не любили спорить.
Я тоже делился своим скромным опытом, и как же любопытно было бы прочитать сейчас мои письма к нему. Но что он с ними сделал? Возможно, они так и лежали стопкой в каком-то ящике вплоть до его смерти, а уж потом все обратилось в смешное ничто. Я иногда думаю о том, что молекулы людей и вещей, которые окружали меня в детстве, все еще обитают в дорогих местах. Когда я прохожу мимо пространств моего детства, мне кажется, что какие-то частички пыли, микроны из того времени всё ещё обитают здесь, кружатся в воздухе. Атомы моих писем населяют его Шангалы.
Мир не злонамерен, но пуст. Человек – горделивый планктон. Пусть он многое знает, умеет, чувствует, но пока он надеется на себя, доверяет себя, испытывает собой других, он остается планктоном, а им питаются киты – колоссальные массивы информации. Единственный способ противостоять им - оставить «я» на пороге воли, остановиться в своем бесконечном желании самости. Молча подойти к другому, встать рядом, вглядеться и вслушаться. И другой, возможно, примет вас и ответит своей целостностью. Конечно, Сергей не думал о том, что становится соучастником моей жизни. Ему противно было выпячивать свою значимость, его скромность была неподдельной, игровой и игривой. Он приносил себя в дар потому, что нашёлся человек, который сумел этот дар принять. Дар исцеляет душу. Видимо, я помогал ему жить, как он мне – осознавать.

письма

У меня есть аккаунт на LiveJournal. Лет семь назад неизвестный мне человек оставил короткий комментарий: Сергей Никитин умер.
В тот же день я написал:
«Сергей Никитин - человек, которого я люблю так, как я вообще способен любить.
Мы учились вместе на 1 курсе юрфака, потом он уехал к себе на родину в Шангалы. Когда мы были рядом, то общались немного, но очень интенсивно. Потом, когда он уехал, мы писали друг другу письма. Писали несколько лет, потом связь прервалась, потом опять возобновилась. Лет семь назад я звонил ему в Шангалы, звонил наугад, в почтовое отделение, поскольку не знал его телефона. Потом он прислал мне письмо. Я ответил... И опять - молчание. Спустя несколько лет я написал ему ещё, и он не ответил.
Я десятилетия собирался к нему в Шангалы, и так и не приехал.
Я не знаю, что это такое. Я растерян и ошеломлен. Я не знаю, как объяснить, кем был для меня Серж. Старшим братом, скорее всего. Теперь я на некоторые вещи просто не имею права».
Первая фраза – вызывающе странная. Каждый из нас любит так, как способен любить. Я, конечно, хотел сказать о месте, которое Сергей занимал в моей жизни. Место это с годами не становится меньше, Сергей – рядом со мной, только сейчас он намного меньше говорит. Он смотрит, рассеянно вглядывается в мою жизнь и думает о чём-то своём, становящемся нашим.
Скоро оказалось, что я по-прежнему имею право на всё. И я по-прежнему этими правами не спешу пользоваться. Смерть Сергея не повлияла на мою жизнь. Внешне ничего не изменилось.
Я скупо поговорил о его смерти с родными, позвонил приятелю, другу юности, который знал и любил Сергея.
- Привет.
- Привет.
- Знаешь, Сергей умер.
- Умер?
- Да.
- Вот как.
- Да.
- Пока.
- Пока.
Вдумчивый разговор, что и говорить.
Сергей смог умереть. Он давно к этому шел, больше пятнадцати лет.
Под комментарием я спросил, что с ним случилось. Бессмысленный и неотложный вопрос. Отозвался тот же человек, что сообщил мне о смерти Сергея, его одноклассник. Он предложил написать их общему с Сергеем приятелю - Геннадию, который до сих пор живет в Шангалах. Я так и сделал. Геннадий ответил, что Сергей умер от сердечного приступа, в собственном доме. Я остался наедине с этим неожиданным фактом свой биографии: Сергей умер.
Тогда, несколько лет назад я не понимал, должен ли я что-то делать со своими чувствами по поводу того, что в моей жизни был (есть) Сергей Никитин. Он ускользал от меня. Воспоминания рассыпались, но оставались письма.
Письма Сергея пылились в гараже. Как и моя память о нём. В то десятилетие я редко его вспоминал. И писем не перечитывал с юности. Год я собирался письма найти. И вот, наконец, взял, подержал в руках и переложил на другое место. Через пару дней прочитал два или три и опять отложил. Теперь они пылились в комнате на подоконнике. Я посматривал на них. Потом, не сейчас, позже. Тяжелая работа – читать письма умершего друга. Если относиться к ним, как к письмам умершего друга. Но как иначе?
Еще год.
Следующий.
Здравствуй, новый Новый год.
Я сравнялся с Сергеем в возрасте.
Наконец, не выдержал и стал читать. Одно письмо за другим. Перекладывал по датам, сортировал. Пары поздних писем не было. Потом я их перечитал, сделал выписки. И скоро оказался в интересном месте. Там был живой Сергей, который прикидывался мертвым. Там был я – забытый и свободный.
 Я стал фоном, точнее, приобрел свойства штриховки, которая позволяет разглядеть узор на жестком предмете, положенном под бумагу. Вы кладете монету под бумагу и штрихуете поверх бумаги карандашом. Постепенно проступает узор. Но штриховка может быть вялой или чрезмерной. В первом случае никакого узора не будет, лишь очертания, догадки. Во втором – она всё заполнит собой, закрасит узор грифельным самолюбованием.
Я готов был всё оставить. Выписки сделаны, так почему бы не убрать письма подальше и сделать вид, что память не властна надо мной. Но меня кое-что удержало. Моя непринципиальность. Смирение, больше похожее на досаду. Я встал вровень с самим собой и начал писать. Коряво. Болезненно. Бестолково. Но я начал писать.

воспоминания

Выше я написал, что письма остаются, а воспоминания рассыпаются. Это не правда. Не может рассыпаться то, чего нет. Мы слишком мало общались. Всё, что осталось – письма от человека, которого я не знал. Это печально и трудно принять.
Есть я, перечитывающий письма умершего друга.
Есть друг, которого я не знал.
Друг, который выражал себя в письмах, адресованных мне.

начало

Кем я был после школы? Тем, кто и сейчас меня озадачивает. А тогда – ну просто  царство, разделённое в себе. Личность смущенная и смущающая. Я не резал вены, не сбегал из дома, я был как влажный плед. Если почистить и просушить, то – обязательно пригодится. Но слишком много возни.
Я и родителям грубил деликатно. Чувствовал глубоко, страдал поверхностно, жонглировал эмоциями. Досадовал запойно, извинялся сладострастно.
Честолюбивый невротик. Конечно, себе я казался гением, как иначе? И вот я ворвался в мир зачарованных пространств. Начало сентября, колхозные работы. Группа студентов-первокурсников собирается на привокзальной площади. Мы едем, сначала по железной дороге до Кинешмы, потом плывем на катере, затем трясемся в автобусе и поздним вечером прибываем в глухую деревню с ошеломляющим названием Мамонтово. Сергей с нами, только я его не вижу. Он – облако, древний дракон, незаметен как воздух. Постепенно я осознаю присутствие человека, который смущает мой эгоцентризм. Ведь более интересного человека, чем ты сам, быть не может. Всяк в юности – пуп вселенной. И тут появляется Сергей, я его не понимаю, он странный. Я присматриваюсь к окружающим. В целом они понятны. Торчат, конечно, палки индивидуальностей в огороде самопознания. Но все же – понятны. Даже предсказуемы.
Вот огромный и мохнатый, накрепко скулаченный. Другой – афганец, тельняшка-парень, крепкая кость. Третий – интеллигент из подмосковной провинции. Этот – рассудительный трубадур, тот – весельчак и умница. Девочки как свирели. Слушай и смотри. Сначала я не вижу Сергея. Он рядом, но я поглощен новыми впечатлениями. Мечтаю и страшусь. Бегу по кромке между новыми возможностями и пугливым достоинством. Вижу, что все такие. Запутались. Барахтаемся в паутине,  прибиваемся друг к другу.
 И вдруг что-то странное звучит в этом общем, нестройном хоре. Один из нас  - кресало. Рядом с ним мир приобретает свойства кремня. А трут? Но, погодите, не всё сразу. Давайте всмотримся.
Я – сюрреалистичен и зависим.
Он реалистичен и самодостаточен.
То и дело уходит в лес.
Посещают деревенскую библиотеку.
Помалкивает.
Шутит изящно и напористо.
Говорит с нами так, как будто отвечает себе.
Освобожден от случайных обстоятельств места и времени.
Он поглядывает на нас, смущенных, как мы ворочаемся на меже самопознания, а он улыбается. Его улыбка - страница умной книги. Она принимает нас и предупреждает одновременно. Улыбка – это не открытые ворота, куда все стремятся. Да послушайте, не надо устраивать суматоху. Ждут ли вас здесь? Эта улыбка сулит много славного. Уважать человеческое достоинство. Ценить свободу. 
Я заметил эту улыбку, она произвела впечатление. Но отношения с девушкой заботили меня сильнее. Я был наэлектризован и слаб.
Студенческая жизнь разворачивалось как бытовое полотно с множеством персонажей, деталей. Сергей ушел на второй план. Я упивался своим мелким бестолковым чувством, отсутствием покоя и фантомом воли.
Все началась после того, как он уехал. Бывает: есть рядом человек, радуешься ему, как славной детали повседневного фона. А потом он исчезает из поля зрения, и чувствуешь пустоту задумчивости. Ты вроде бы не вспоминаешь его. А всё равно помнишь. Что за непонятное состояние?! Оказывается, что человека некем заменить. И ты, конечно, не думаешь об утрате. Потому, что если и потерял, то неведомого себя. И ты ведёшь прежнюю жизнь, учишься и веселишься, но душа на паузе.
Делать было нечего. Хоть и было с кем, но – не так, как мечталось.
Он оставил свой адрес, и я написал письмо.

первое

Шёл 1988 год. Мне 18, Сергею 23. Он родился 21 декабря 1964.
Расстались мы небрежно.
После первой сессии Сергей взял академ и в конце зимы уехал домой. Осенью того же года он забрал документы из вуза.
Сергей оставил свой адрес нашему общему другу Володе. Они встречались часто, а мне было некогда. Я был занят худосочным романом, а там уж намечался другой роман, из которого торчали уши третьего и где-то уж совсем на горизонте событий ухмылялся четвёртый. В общем, на моем пути к Сереже стояли девицы и робость. Я не мог говорить с ним на равных, а Вовка – мог. Они периодически забавлялись пивом после занятий. Разбавленное пиво – всеобщий уравнитель. Я узнал это после отъезда Сергея, когда стал компаньоном Володи. А потом и другом. Мы привязались друг к другу. Володя стал единственным человеком, не считая родственников, с которым я ничего не изображал.
 Пару раз мы стоически выдерживали натиск толпы у пивного ларька. Один из нас пробирался к окошку, другой его подпирал и страховал банку. Мы не хотели казаться неполноценными алкоголиками, мы хотели стать полноценными студентами.
И всё же, пить я не любил.
Что было в первом письме? Наверняка я маскировал свои чувства бравадой,  пересказывал институтские сплетни. Играл роль новобранца-диссидента.
Он быстро ответил. Мне сразу понравился его почерк – привольный, сердечный, с вытянутыми «р», «в», «у», симметричными завитушками над «б» и «д». В ответном письме я уже невольно почерк копировал.
Из первого письма Сергея:
 «Рад, что написал, хотя, конечно, мне надо было самому тебе черкнуть, но – увы-увы!!!
Я же напротив, никуда не бегу, не спешу и никому рож не строю, надоело, надоело играть хорошие роли (я ведь великий актер), при плохой игре партнеров (идиотов преподавателей).
 Старые догматики и полуидиотические галлы, я считаю, что племена в Амазонии умнее их, хотя и едят сырое мясо.
Не знаю, Макс, но я почему-то решил, что хватит, хватит притворяться, чувствовать себя пешкой, ходить в замкнутом кругу и хлопать в ладоши, ах, как у нас прекрасно, ах, как все чудесно, ах, ах.
 Я выбрал, дай бог здоровья Борису Гребенщикову и другим таким же сумасшедшим, которые дали мне много.
Смотри фильма «Рок» и ты поймешь, о чем я. Я один из тех и пусть буду выглядеть идиотом, но мне все равно, главное, я счастлив, а остальные пусть катятся ко всем чертям, имею в виду сытых, ухоженных дядей и теть, так любящих нас.
Сейчас я сторожем работаю, отличная работа с 16 часов дня до 8 утра дежуришь, 2,5 суток свободен.
Читаю, читаю, читаю.
Господи, сколько прошло мимо.
Сейчас схожу с ума от Хлебникова и Ф.Г.Лорки.
Я дошел до того, что сам начал писать пьесы и рассказы.
Сейчас я счастлив безмерно.
Да, бегаю с парнишкой, но уже по 16-20 км. Хотим съездить на ММММ (Московский международный марафон мира).
Давай и ты. Собирайся. Время не ограничено, думаю, за 4,5 часа пробежим. Забег в 1-е воскресенье августа. Все проблемы решим. Да и какие проблемы могут быть?
Занялся фотографией, более-менее нормально уже делаю фото.
Хочу овладеть игрой на гитаре и т.д. и т.д.»
Село Шангалы – некрупный (мягко говоря) населенный пункт в Устьянском районе Архангельской области, в котором тогда проживало чуть более двух тысяч человек, показался мне из четырехсоттысячного Иваново одним из самых увлекательных мест на планете Земля. В Шангалах было возможно всё. Передо мной раскрывалась сердечная топография этого славного места. Я был поражен, мне стало тесно в родном городе. Мой дух возмутился. Я слушал лекции по истории партии и права, протирал штаны в научной библиотеке, конспектировал лекции теоретиков марксизма-ленинизма, зевал на лекциях, рисовал рожицы и писал стихи в тетрадях для лекционных работ. Он работал сторожем, читал Лорку и Хлебникова, бегал по 20 км в день, был полон идей и счастлив безмерно.
Я делал, что должен, а он - что хотел. Я - казался, он - был.

свобода

Сергей понимал свободу, как дар, пренебрегать которым – преступно. Свобода была краеугольным камнем его личности. Людей, предпочитающих жить, «как все, как принято», он в письме однажды назвал скотами. Констатация: если человек добровольно отказался от базовой ценности, значит, он предпочёл ярмо.
Сергей презирал тиранию и диктатуру. Понятие «догма» было ему ненавистно. Догматик = осел. Догматик – тот, кто подчиняется любым нормативам, разумность которых не желает или не способен осмыслить. А тот, кто осмысляет, но всё равно убеждён? На этот вопрос мы оба не знали ответа. Что делать с теми, кто осмысленно верит в любую чушь: политическую ли, мировоззренческую?
Осмысленность веры – вот чего искал Сергей, поэтому и сам был догматиком. Человеком широкого кругозора и узкого фокуса внимания.
Диктат безмыслия обесценивает любую идею, в этом изначальный вывих, ловушка.
Свободен тот, кто формирует себя, воспитывает душу, кто понимает, что искусство – не роскошь, а корневое условие выживания и самостояния.
Быстро выяснилось, что второе корневое условие – деньги. Оно поразительно быстро становится первым. То ли это искушение, то ли насущное условие свободы. Второе предпочтительнее, ибо очевиднее.
Бедный художник или зажиточный трудяга?
Свобода, как идеал, маячит и там и там, только очень уж на горизонте.
Выбирать – значит быть свободным. А выбор – диктатор. Выбирать – значит, созидать ценность. Делать выбор – значит её утратить.
Все мы свободны в юности. Амбициозны, честны, голодны. Потом приходит время выбора. Когда он сделан, главное – не презирать ни других, ни себя. Выбор – не догма, а руководство к счастью.
 И в это руководство Сергей, кажется, не поверил. Потому, что в юности подробно изучил другое руководство. Но и в нём были свои известные каверзы: «свобода для»/ «свобода от».
Свобода жить, как считаешь правильным, держать свой дом и рот на замке или открытыми, ограждать себя от ненужных знакомств или заводить их направо и налево, беречь свою частную жизнь или сделать её доступной, относиться с уважением к выборам других людей (жить без свободы) или презирать эти выборы. И тут свой выбор: где ты ищешь свободу (если всё же ищешь): под ногами или над головой. Что для тебя разумнее и в каком случае твоя вера становится осмысленной?
Свободный человек, считал Сергей, обладал одной несомненной привилегией – искать свой путь, ошибаться, исправлять ошибки, ощущать ценность своих открытий,  какими бы банальными, сомнительными и смехотворными они ни казались другим.
Возможно, в течение жизни это понимание свободы стало для Сергея основным. Возможно, оно и привело его к гибели. Возможно, смерть – другое слово для свободы.
Сергей часто в своих письмах писал о смерти. Она не была для него язвой и жалом. Он относился к своей смерти как к старшему брату, я завидовал его способности рассуждать на тему, которая приводила меня в замешательство.

вера

Главное, что донёс до меня Сергей – благую весть. Я крестился под его влиянием.
«На ночь взял читать Достоевского и «Новый завет Иисуса Христа». Отец взял у баптистов почитать книжку, а я ее переснял и отпечатал на фотобумаге. Не ахти, как вышло, но читать можно. Вот это вещь!
А вообще-то днем я частенько сажусь на велосипед и срываюсь в лес, слава богу, дороги высохли, в лесу снег есть, но место найти сухое тоже можно. Развожу костер и сижу, читаю, иногда вслух, этот завет. Потрясающе!
Да, наше гос-во умело извратило эту святую веру в Бога, а Бог это ведь самое святое, что есть.
Что такое бог?
Бог – это добро, это любовь, это не насилие, это все те ценности, которые так усиленно нам вдалбливают в опошленном варианте «Морального кодекса строителя коммунизма». Без преувеличения говорю тебе, эта книга – самое значительное, что я читал за последние годы.
Для тех целей, которых я живу сейчас, а это познание себя, эта книга просто находка. Работу тоже выбрал в соответствии с этим – сторож.
Со времен Христа его философия так и не победила, по-прежнему в мире та же грязь... Если человек в чем-то нуждается, только тогда он устремляет свой взгляд и мысли к Христу. Я тоже ловлю себя на том, что когда мне хорошо, то о нем я не думаю, а когда плохо, я вспоминаю его. Вот в этом уже есть несправедливость, это уже и есть порок, от которого нужно избавляться. Христос должен быть в каждом, если его нет, значит, ты должен соизмерять свои поступки с поступками Христа (это первая ступень познания). Ведь возвеличивание кумира любого хорошо, пока сам мало понимаешь.
Как бы ты не воспринял эти слова, но я убежден, в этой стране это действительно единственная отдушина, чтоб не сойти с ума и сохранить те человеческие качества, которые природой заложены в человеке».

мятеж

Истина и свобода. Ложь и принуждение. Свободу и независимость олицетворяет Христос. Диктатуру и ложь – навязанные идеологические (и эстетические) парадигмы. Последовательное интеллектуальное бунтарство – путь одиночек. Но окружение, среда предъявляет счёт послушания и конформизма. Если ты одинок – ты изгнан. Соответствуй существующей парадигме, будь собой (как все). Индивидуален – как все. Человечен – как все. Ненасытен – как все. Жесток или добр – как все. Сначала счёт на поступки. Потом – на жизнь. И скрывает он конфликт с собой.
Сергей не был аполитичен, власть была для него постоянной контроверзой. Его не устроил бы любой строй, любая система. Навязанная свобода была для него невыносима. Он не предъявлял претензий, но и не оправдывал пугливого человека, оглушённого борьбой за выживание, опущенного в грязь суеты, человека, забывшего о живой душе и вольном духе.
Я буду цитировать Сергея. Это наш общий текст. Именно в этом я вижу его ценность. Десятилетия спустя я слышу насмешливую интонацию его голоса. Он говорил певуче, как бы размышляя, но если слова становились хлесткими, а смысл горьким, то голос Сергея твердел. Окончания слов щелкали бичом. То же и в письмах.
«Живу как хочу. А это значит, что читаю, читаю много… Правильно сказал один деятель (художник): «Я считаю, что в стране ничего не решается, все идут какие-то полумеры во всех областях, обман, усиленная обработка мозгов, а мы орем, все стало лучше, ничего нового не появилось, просто раньше наглупили, а сейчас это признаем и все. Все. А посему не лучше ли заниматься искусством, ибо здесь можно хоть чего-то сделать, если у тебя самого есть голова».
Я того же мнения.
Мне чихать, пускай сволочи, что хотят, то и делают.»
Вот в чём дело. Стоит человеку выйти на площадь, выкрикнуть лозунг и он немедленно становится рабом толпы. Любая демонстрация – расправа над здравым смыслом.
«Это вообще удивительно, как ранее я мог слушать какие-то передачи… Раньше это как-то раздражало, а теперь даже весело и любая передача подтверждает теорию мою о том, что в мужицком обществе возможно быть только мужиком, если даже ты и пытаешься этого избежать, возможно, это в чем-то и удастся (не будешь ругаться мужицкой бранью и еще многое др.), но корень мужика все равно так и будет в тебе. А корень этот – соразмерять свои поступки с другими, вот уж поистине бич жизни. Сделал лучший ход, чем сосед и уже рад: я его лучше. Сделал худший ход и уже оправдываешься. Как я хотел бы видеть того, кто от этого избавлен, кому наплевать не на словах, а в душе, что делает твой сосед, друг, брат, сват, кажется, таких нет.
Почему нет у нас никакой альтернативы? Почему меня убеждают, что смотреть порнофильмы – это плохо, проститутки – это плохо, и я так считал до недавнего времени, но потом подумал, а почему плохо? Они так живут, им нравится. Это плохо обществу, простите, так это общество и так потонуло в грязи, это общество заражает человека не венерической болезнью (что излечимо), оно разлагает его не только нравственно и физически, оно еще и одновременно с этим превозносит свою систему (читай – гнилость). Но об этом можно долго говорить, да недавно вычитал, Феллини очень хорошо пишет о проститутках, дословно: «Благодаря им мы познали, что любовью это не только половая близость, а что-то больше… мы все прошли через них и многому от них научились. Для меня это был тот порог, когда я понял, что я уже это могу и надо стремиться к чему-то духовному, к чему-то большему».
Я с ним согласен».

другой

Сергей был инакомыслящим. Всегда и во всем. Он не демонстрировал свое несогласие и не встраивал себя в системы. Он был мощным деревом на шумном бульваре. Дерево мешает толпе, раздражают гулящих, к нему постепенно привыкают, но с началом нового сезона дерево меняет обличье и вновь слишком заметно. Его обрубают, кромсают, вписывают в городской пейзаж. Либо совсем срубают. Сергей ничего не смог поделать со средой. Она была неагрессивна, но настойчива. У него был огромный запас прочности. А у неё – свои виды на каждого. Мало быть стойким. Надо быть стойким для кого-то.
А пока, в беспечной и малочувствительной юности Сергей насмехается.
«… у меня каждый день – праздник.
Живу своим миром. Свои проблемы, конечно же, не о куске хлеба и прочем земном. Может быть, летаю в облаках, мечтаю о чем-то несужденном сбыться, но это и хорошо…
Иной раз посмотришь на этих людей, все чего-то бегают, проблемы решают, вот нужно достать запчасти для предприятия (один знакомый инженер), у другого проблема, да вот надо костюм хороший купить (но это хоть для себя проблема). У третьего – напиться. Вот так и живут. Не читают, а если и читают, то детективчики, да порнографию какую-нибудь, хотя почти все современные писатели СССР – порнографы. Почти, почти.
Прав 1000 раз Вас. Аксенов, что у советского человека проблемы и жизнь раба… Живут черт те знает зачем. Пусть каждый разбирается в себе и живет в конце концов как он хочет сам. Нет уж, спасибо, чтоб что-то я еще стал делать против воли. Пускай всю жизнь буду сторожем, но зато ни от кого не завишу.
Сначала после школы думал, буду себе головой, ан нет, тоже призрачная мечта. Вуз – получу диплом и буду делать так, как я считаю справедливым. Такой же пешкой и останешься, будешь только вид создавать, что ты эвон какой руководитель, а захотели и тебя взяли и переставили с е2 на е4.
Иногда начинаешь задумываться над строем, что и зачем хотели рев-ры сделать и страх берет. Я дак понял, что у дедушки была задумка сделать гигантский концлагерь. Он возомнил себя выше бога.
По приказу красных командиров в 1919 на баржи сгоняли дворян, мещан, помещиков, капиталистов и эти баржи топили в реках, вместе с детьми, женщинами, стариками. Ради нашего, т.е. моего и твоего будущего.
Значит, я уже в крови, и  единственный путь,  если уж не отмыться от  крови, то хоть утереться от нее, это откреститься от системы тоталитара.
Конечно, и я сейчас хаю на власть, но все более прихожу к выводу, что это так же бесполезно, как пугать мужика бумажным медведем, эффект один – все как было, так и есть.»
Я читаю письмо, вернувшись из научной библиотеки. Там я два часа кряду конспектировал материалы какого-то съезда РСДРП. На другой день предстоит семинар по истории партии, где энтузиаст преподаватель предлагает нам разыгрывать роли большевиков и меньшевиков, искровцев, антиискровцев, бундовцев, болота и так далее, а то и выступать за Ленина, Троцкого, Мартова, Плеханова и прочих. Я живу между полюсами и чувствую себя неплохо. Я еще не умею задумываться и мыслить. Я живу рефлективно. Свободы больше, чем в школе, мне даже кажется, что ее переизбыток. От избытка рефлексов я ерзаю на стульях в аудитории. Мне не терпится, я недоумеваю, страшусь, бросаю робкие вызовы, увлекаюсь всяким и всегда поверхностно. Я ошарашен студенчеством, я открыл для себя, что могу быть любимым. Я хочу казаться значительным.
«Человек только один на один сохраняет человеческое лицо, далее это уже масса, она наэлектризовывается друг от друга, толпа неуправляема…. У нас со времени образования СССР у власти стояло мужичье. Мужики, которые может и были хорошими людьми, но они были настолько тупы и глупы, что диву даешься. И вот взбрело в светлые головы построить коммунизм, что это никто не знает, но строят, не считаясь с жертвами (как можно построить счастье на несчастье другого!). Еще менее полугода назад я не знал выхода, иногда просто задумывался, зачем вообще жить здесь, т.е. никаких духовных идеалов нет, ради чего вообще жить? Изменить систему не только не возможно, но и не нужно, что можно изменить, совершив кровавый путч? Нельзя противиться злу насилием!»
Письма Сергея становились сносками к собственной жизни. Прогулкой по камням  в холодной воде. У БГ: «Цвет глаз у моей любви, как камни в холодной воде».

пёс

 «…и откуда-то сбоку с прицельным вниманием глядит электрический пёс». Б.Г.
Подруга Александра Башлачева Анастасия Рахлина пишет:
 «… было единое поле – поле общения, поле электрического напряжения, как угодно. Питер был очень живым городом – чтобы убедиться в этом, достаточно было пройтись, допустим, по Невскому и поздороваться со всеми встреченными на этом пути гражданами типа того же БГ, Тимура Новикова, Сергея Курехина или Виктора Цоя, которые никак не являлись звездами, а были просто людьми, себе в оттяг занимавшиеся тем, что потом стали называть рок-музыкой или артом. Все это изменилось в конце восьмидесятых, уже после Сашиной смерти, и надо сказать, что прозорливый БГ заметил это первым, на Сашиных похоронах обронив фразу: «Вот все и закончилось». Закончилось время, когда через то, что мы за скудостью словарного запаса или из-за лени подбирать слова называем рок-музыкой, перестал выражаться дух времени.»
Конечно, все это закончилось не «вдруг». Вероятно, в конце восьмидесятых электрический пес потерял резвость и заскучал. То, что называли «русским роком» перестало выражать дух времени и превратилось в модное миросозерцание, потребность быть свободным превратилась в желание казаться свободным, а свобода стала не выбором, а приговором. Однако если в столицах все заканчивалось, то в провинциях только начиналось. То, что в столицах растянулось на десятилетие, в провинции продолжалось года два-три, а потом в течение еще лет десяти плавно выцветало. В конце 80-х – начале 90-х вчерашние школьники ощутили себя фаворитами провинциального андеграунда и высыпали на главную площадь города – ПЛП (площадь Пушкина).
Пока власти, ошеломленные перестройкой, пытались понять новые политические курсы, они мало обращали внимания на то, что делается под боком.
Молодые неформалы, называвшие себя хипарями, панками, рокерами, художниками и поэтами собирались по вечерам в центре города и пытались оседлать свободу. Дух времени был изрядно разбавлен провинциальным душком среды. Как если бы в дорогой коньяк плеснули дешевого портвейна. Наслаждались самозабвенно и непритязательно. Разжигали костры (в центре города!), курили траву, пели и пили, играли в искусство, обтирали закоулки, творили и дерзили, искали и находили любимых, словом, постигали алфавит свободы. Для некоторых дух времени выражался в русском роке, диссидентской культуре, модных переводах Борхеса и Маркеса, но большинство предпочитало дешевое бухло, косяки и партнеров со свободным доступом.
Одевались, как хотели, говорили, что хотели, пели, о чем хотели, искали кайф, и находили - всё, что хотели. И все были счастливы, наполнены горьким блаженством от принадлежности к стае - тусовке, смысл и значение которой состояло лишь в том, чтобы связать человека с его поколением.
Здесь ценилась непохожесть и умеренный вызов. Однако потребность заявить о себе была сопоставима с желанием быть как все.
Один носил жилетку, сплошь увешанную советскими значками, причем не только на груди, но и на спине.
Знакомый художник рисовал котят. Абстрактные, немыслимые котята  плодились и размножались на его полотнах, иногда превращались в котов и кошек; он их дрессировал и запускал в творческий космос, попутно цитируя Кортасара.
Я приобрел некоторую известность не столько своими сомнительными стихами, но начальными знаниями в хиромантии. С глубокомысленным видом я вглядывался в линии рук и нашептывал психологические формулы. Интонации речи заменяли смысл сказанного, я угождал всем. Одному парню я неосторожно напророчил тюрьму. Он и вправду угодил на зону. Спустя лет десять мы встретились на улице и узнали друг друга. Я потупил глаза, он бросился ко мне. Он был восхищен моими способностями, а я-то решил поначалу, что он желает отомстить. Чтобы предположить отсидку, достаточно было вглядеться в его лицо. Я посредственный физиогномист, но иногда лицо человека – главный очевидец грядущего. Иное лицо хочется взять в программу защиты свидетелей.
И вот пока ивановская тусовка булькала как бульон, где-то на севере стоял незыблемый поселок Шангалы. После рассказов Сергея о своей жизни Шангалы чудились мне главным филиалом питерского рок-клуба.
Среда – это стая. Электрический пес – личность. Моим «псом» стал Сергей.
Его письма стали для меня лучший и любимой литературой.
И теперь, спустя десятилетия, это ощущение сохраняется. Вот что поразительно.
Эти письма – мои спутники. Они так дороги и целительны, столько в них горечи и остроты, смысла и бессмыслицы, наивности и мудрости – всего с избытком. Только искушённости в них нет, а ещё зла и беды.
Они, эти письма сами стали человеком и теперь беседуют со мной, даже когда я не отвечаю им, а вот теперь – отвечаю. Вот этим самым текстом, который пишу с горькой радостью.

армия

Мой одноклассник – славный парень - рвался в Афганистан.
Возможно, он рвался в герои. Я – нет.
Об армии я думал как о чём-то неприятном и далёком. Но мы – мальчики того поколения - из политинформаций и классных часов знали, что армия – не просто почётная обязанность и долг, это сакральное место, где если не отобьют почки, мальчики превратятся в мужчин. Впрочем, в любом случае – превратятся.
В школе я был скромным юношей. Особенно, если меня не тревожили. Случалось, что скромность слетала, как луковая шелуха и острый запах поражал окружающих.
Как-то мальчиков старшего класса заставили таскать парты. Я сказал фразу, которую до конца выпуска периодически припоминали любящие учителя. Я сказал с достоинством: «Мы не кони».
«Мы не кони!» - весело вворачивали в свою речь педагоги и полкласса дружно пялилось в мою сторону. Я неуверенно ухмылялся.
Отчего-то я предполагал, что в армии все превращаются в коней, а потом уж в мужчин. Мне хотелось избежать промежуточной стадии.
И вот – нашёл у Сергея поддержку.
«… Я тебе скажу, что там (в СА - Советской Армии) делать нечего. Если ты хоть какая-то личность, тебя сомнут…. Просто должен быть как все, не больше и не меньше. Армия я бы назвал нашей страной без грима. Не высовываться, все делают и ты делай.»
О своей службе Сергей почти не говорил и совсем не писал. Только несколько раз предостерегал.
Максим, дай бог, чтобы ты от СА ушел. Иначе:
- в лучшем случае – 2 года потеряешь;
- в  худшем – превратишься в быдло армейское.
«Что это такое, ты знаешь, у вас их хватает. Эти люди в 21 год уже не живут жизнью, они живут воспоминаниями, а вот там, а вот тогда, вспоминая о СА. В 22 года они вспоминают, как жили в 21 год. В 23, как в 22 и ранее и т.д.
Выйдешь из армии как все ребятишки, которые учатся на вашем курсе. Они и не отрицают, да, нас сделала такими армия. Все, уровень развития их на этом застопорился, они еще в силах прочитать В.Быкова, О.Гончара и разную прочую дребедень. А то, что им не понятно, они называют глупым. И ведь они будут стоять у власти. Страшно.»
И вот тут я ощутил темный страх. Я дёргался, словно рыба, уже наполовину заглотившая приманку.
«Ты даже не представляешь, что за поступки ты можешь совершить в СА (я имею в виду, что очень трудно будет сидеть за оградой, зная, что кто-то у тебя очень близкий там, дома, возможно я сужу по себе, но я бы не выдержал. Я благодарен тому, что у меня в те годы даже очень близко знакомой мадам не было.»
Это был сильный аргумент. Я собирался жениться.
На юрфаке не было военной кафедры. Моего хорошего приятеля Андрея К. (годом старше) после первого курса забрали служить. Мы переписывались. Андрей скупо рассказывал крайне неприятные вещи о своем армейском бытье. Житье было сумрачным и тоскливым. Вернулся приятель с перебитой голенью, на которую страшно было смотреть. Кто-то врезал кирзачом на прощание. Он вернулся худым, печальным и очень серьезным. По пути домой заехал в Иваново, переночевал у меня. Поздно вечером, на кухне, Андрей сосредоточенно ел торт, который испекла моя мама, и сдержанно делился болью и гневом.
У меня было ненадежное основание, чтобы освободиться от службы. Я проходил комиссии, обследовался, наконец, добрая врачиха превратила проблематичный аргумент в тот, который не вырубишь топором. Без подношений и воздаяний. Просто милосердный человек вошел в положение.

спорт

Когда мы еще учились вместе, я не подозревал, что Сергей регулярно бегает.
«Думаю, тебе тоже стоит заняться этим делом, бегай по тротуару пешеходному вечерком.
Я бегал, когда жил на рабфаке, правда часов в 10-11 вечера, тогда уже и по главным дорогам можно. Главное втянуться, да не тебе об этом говорить. Я теперь уже не  могу не бегать, день не сбегаю – уже тяжко».
Я тоже бегал. И прыгал. И даже метал ядро и копье, правда, очень недалеко. Даже можно сказать – близко метал. Легкой атлетикой я начал заниматься с одиннадцати лет, ходил в спортшколу до выпускного класса. Без особых успехов.
Потом, закончив соревновательные практики, я полюбил бег бескорыстно. Бег – метафора жизни. Я где-то вычитал распев коренных американских индейцев, которые практиковали часовые беговые медитации: «Земля, я стал твоей частью. Небо, я стал твоей частью».
Я изнурял себя разгрузочными днями по Полю Брэггу и бегал, чтобы уважать себя. Полного бескорыстия, все-таки не наблюдалось. Я был рассудочен, требовал от бега подношений в виде бодрого самочувствия и отменного здоровья.
В одном из первых писем Сергей сообщил, что планирует бежать Московский международный марафон мира, а потому тренируется почти каждый день. Устраивает себе многокилометровые кроссы по графику.
Сергей не был спортсменом. Физкультура его не интересовала. Он бегал потому, что ему нравился процесс. А пробежать ММММ было интересно.
Сергей упорно звал меня на марафон.
«5 августа встретимся на пешеходном Арбате в начале улицы в 5 часов дня. О кей? Если нет, то сообщи другое место и число.»
Я не поехал. Это было выше моих сил.
«13 августа в 0.05 смотри II программу ЦТ, отчет о ММММ, постараюсь потолкаться около камер.»
Не помню такого репортажа, во всяком случае, Сергея в нем не помню. Видно не дотолкался до камер. Зато есть его отчет.
«Все отлично! Марафон пробежал с честью. Время 3 часа 45 минут 11 секунд.
Пробежал отдыхая, не спеша. На будущий год обязательно еду, хочу уже на время, где-нибудь часа в 3 уложиться с минутами. Это под силу. До марафона 3 дня прохладно было, а в субботу солнце + 28, так что до половины дистанции 21 км, было тяжко, потом солнце спало и стало отлично. Столько впечатлений.
Один американский парень весь марафон на бегу шарами 3-мя играл. Все 42 км.
Американцы комики большие, человек 8 видел бегут трусцой, в ушах стереокассеты. Бегут, орут, пляшут и прочее.
Давай, давай, Максим!
На будущий год в Москве встретимся на ММММ. На будущий год в июне месяце еду в Архангельск на свой марафон. Давай?»
Оказывается, участники архангельского марафона имели льготы.  Например, могли посетить Соловецкий монастырь, на тот момент закрытый.
«На самом деле пробежишь и возникает дикое желание это дело продолжать и т.д.
Столько старичков на трассе, по слухам меня обошли 58 женщин!!!
А в итоге я из 4,2 тысяч стартовавших на 42 км, я был где-то, как мне брат сказал, в середине 3-й тысячи.
Макс, заражайся энтузиазмом и давай, готовься. Нужно это. Я за зиму английский хочу выучить, хоть немного. А то кроме выкриков несуразных ничего и не сказал американцам.»
Энтузиазм оказался заразен, но излечим. Ни на архангельский, ни на московский марафон я так и не поехал (да и планы Сергея изменились). Мне не хватило терпения тренироваться регулярно. Ну и потом я влюбился.
Любовь и марафон (а также учеба, творчество и чтение) оказались несовместимы. Только мечты-фантазии хорошо укладывались в прокрустово ложе влюбленности.
«Сейчас после марафона отошел. Уже по 5-6 км. бегаю, в довольно приличном темпе. Сейчас напираю на растяжку, хочу за зиму чуть-чуть подняться в своих глазах, т.е. достичь новой цели.»
Сергей прислал фотографию. Снежный солнечный день. Он на лыжах в плавках. Стоит подбоченившись, довольно щурится. Я был сильно впечатлен.
Еще он занимался каратэ.
«Поехали вечером домой, местная мафия достебалась, пришлось ввязаться в скетч. Итак, болят обе ноги. Раньше, Максим, в 8-9 классе я увлекался каратэ и довольно неплохо, сейчас по чуть-чуть начинаю вспоминать забытое, благо дело, литература есть. Растяжка тоже. Но все равно с непривычки ноги разбил, болят и притом здорово».
Я о такой насыщенной жизни мог только завидовать. Спорт для меня – заманчивое пугало. Вид у меня внушительный, но в целом я нежен, звонок, всякая тренировка за гранью усталости меня пугает.
Сергей был прирожденный атлет. Хоть и невысокого роста, но коренастый и, как говорила моя прабабушка: «справный».
Я завидую: Сергей бегает, гнется, изучает каратэ, тягает железо и без бега на все про все уходит у него полтора-два часа в день. И шпагат он покорил.

дом

В одном из летних писем 1988 года Сергей описал и нарисовал мне свой будущий дом. Он хотел его построить за два года, к лету-зиме 1990. Так и вышло.
«Будет 2-х-этажный. 2 комнаты 5x5 метров и кухня 2x2 метра с прихожей.
1 этаж – камин, стол, пара кресел, на полу циновки и больше ничего, да, под лестницей, ведущей на 2-й этаж – шкаф.
2 этаж – спальня, просто одна кровать.
Все, что будет стоять в моем доме, все будет сделано своими руками, исключая ТV и магнитофон. Дом строится, много проблем, но все решаемы. Пожелай удачи, скоро дадут участок земли, буду закладывать фундамент.»
На два-три года строительство дома стал его первостепенной целью. Он жил домом, мечтал о нем, описывал этапы строительства.
Я в допотопном Иванове, проживая в панельном и кирпичном, улучшенной и неулучшенной, в двухкомнатной с совмещенным и раздельным, - я был заворожен его рассказами о доме.
«… надо шевелиться ибо с 1-го января 1990 года все стройматериалы дорожают на 65%.
Поэтому мечусь, как белка в колесе.
Надо пробить участок земли, на котором строиться буду – пробил.
Нужно согласовать с архитектором – согласовал.
Нужно согласовать с коммунальной службой – согласовал.
Нужно отмерить землю – не отмерил.
Нужно получить бумаги – не получил.
Нужно достать лесу – достал, но не вывез с делянки…
и еще 10 тысяч нужно.»
Мечта Сергея аукнулась и в моей жизни. Я живу в частном доме, построенном  чужими руками.
С юности я убедил себя, что прикладное мастерство – не для меня. Конечно, для этого были основания. В детстве я не любил конструкторы, в отрочестве уроки труда доставляли мне хлопоты. И вновь я завидовал Сергею, а всё же, к рукастым мужикам мысленно снисходил. Ворочалось уязвленное тщеславие.

музыка

Мои отношения с музыкой – это отношения бедного нахального родственника, посетившего богатую и сердечную родню. Родня-то души в нём не чает, готова приобщить, развлечь, утешить и деликатно наставить. А он вместо того, чтобы пользоваться гостеприимством, шатается, где попало и заводит случайные знакомства.
Иными словами, я разборчив и придирчив.
Сергей обожал рок, и меня просвещал, сыпал названиями команд.
Я изумлённо читал названия: не знаю, не слышал.
Но я покупал для него и себя винилы, отсылал их в Шангалы и получал обратные посылки – с бобинами и кассетами.
Отсылал в Шангалы пластинки – первые изданные на «Мелодии» альбомы грандов зарубежного и отечественного рока. Creedence, Rainbow, Led Zeppelin, Rolling Stones, а из наших – «Аквариум», «Алиса», кого-то ещё.
Сергей присылал альбомы и отдельные песни «Аквариума», «Звуков Му», «Аукциона», Joan Baez, Jethro Tull, Janis Joplin и его любимой The Doors.
«Да, я записал тут группу «Аукцион», отличная шоу-группа. Жаль, что «Мелодия» их не выпускает. Запишу тебе пару песен. Шик. Этот придурок, Гаркуша, что выделывает!!!»
В то время ранее подпольные отечественные рок-группы начали гастролировать по стране. Заезжали в Иваново. Я ждал «Аквариум», был слух, что они приедут. С гордостью сообщил об этом Сергею, но получил отрезвляющий ответ.
«Я считаю, что не стоит это посещать. БГ на концертах другой, чем обычно, да и последние вещи после 84 года у него не получаются. Мое мнение, я думаю, что он уже сказал все (может и не так, дай Бог силы), но у него кризис, это точно.  Ну, о «Кино» я молчу, это продукт БГ. Цой как личность хорош, но в музыке остался на 0.
Знаешь, когда я слушаю такие группы, как The Doors, Led Zeppelin, Black Sabbath Grand Funk, Santana, The Who, Rolling Stone, Van Halen, понимаешь, как убого смотрятся наши.
У БГ отличные вещи, но такое же впечатление испытываешь от The Doors, хотя и не понимаешь языка, но голос Моррисона зачаровывает, эмоционально он берет даже более.
А слушать и тем более ходить на советские группы, только потому, что и наши что-то могут, я так не могу. Поэтому я более чем скромно отношусь к советской рок ? музыке.
БГ – лучшее что есть в СССР.
Об остальных пытаюсь молчать.»
Песни «Аквариума» вошли в мою жизнь раньше, чем я познакомился с Сергеем. Но только благодаря Сержу эти песни стали для меня фактами личной биографии. В 10 классе я смотрел «Музыкальный ринг» с «Аквариумом», и был поверхностно впечатлен. Если бы не встреча с Сергеем я бы, вероятно, шагал в ногу с будущими юристами, слегка прихрамывал, хромота бы прогрессировала, а всё дело закончилось переломом шейки карьерного бедра. А так под музыку серебряных спиц я резво побежал в сторону, подальше от юридической надсады. И надолго сохранил лёгкость хода, быть может, чрезмерную.
На вырванных из ученических тетрадей листах Сергей переписывал мне тексты песен: «Поручик Иванов», «Козлодоев», У Нерона», «Сны (Она не знает, что это…)».
Он забавно рассказывал, как побывал в гостях у БГ с компанией архангельских друзей. Гребенщиков провел их в кухню, делая таинственные пасы руками. Приглушённым голосом Гребень объяснил, что в соседней комнате спят и надо вести себя потише. Больше я ничего не помню, но осталось ощущение, что голос Сергея – проводник в мир высокой поэзии и странного быта известного питерского чудака.
«Слушай А («Аквариум») и пиши. Мне особенно нравится альбом Акустика и гимн – так отозвался о песне «Электрический пес» Липницкий из «Звуков Му».»

книги

Мы были заворожены книгами. Я тратил на них всю стипендию. Не читал, а возился с ними. Перелистывал, перекладывал, по сто раз перечитывал заголовок и имя автора, по десять раз открывал наугад страницы, выхватывал пару абзацев, десяток фраз. Дальше, как правило, дело не шло.
В общем, был тихий восторг, который я посылал Сергею, а он возвращал мне с процентами. Просил купить что-то конкретное и неконкретное, спрашивал, что нужно мне.
Вот, для примера, имена, которые Сергей упомянул за год.
«Читал ли ты Генри Дэвида Торо? Читай обязательно. Читай Эразма Роттердамского, Платона, Сенеку.»
Спустя некоторое время.
«Надеюсь, изучаешь труды Эразма и Торо?
Да, чтобы понять Эразма Роттердамского нужно тебе сначала почитать Стефана Цвейга «Эразм Роттердамский», он там более понятным языком рассказывает о нем, после этого книгу («подлинник») Эразма  воспринимаешь уже более-менее. Конечно, еще лучше почитать  Евангелие и Библию.
…Эразма надо читать зимой, при свете свечей и потрескивании камина… А сейчас же весна, весна и настроение не для таких книг.
Макс, будет возможность почитай японскую классическую поэзию – трехстишье».
Выслал мне фотораспечатку Нового Завета.
«Лучше всего прочитать зараз. Все. Потом, что не ясно. А через некоторое время опять все зараз. Потом еще и еще по мере понимания. Я так читал и скажу тебе: в каждом слове есть смысл. В каждое предложение нужно вчитываться.
Тот же Торо пишет, что стоит читать в жизни только Библию да сочинения греческих философов древности в подлиннике.»
Речь о Генри Дэвиде Торо, книга которого «Уолден, или Жизнь в лесу» была для Сергея настольной.
Просит поискать для него Библию: «если сможешь, то достань, купи, выменяй на что угодно».
Я ему сообщил о некой женщине из Загорска, которая может выслать христианскую литературу. Сергей просит ее адрес, название монастыря, чтобы написать письмо-прошение о пересылке Библии.
«Я в последний год написал много писем-просьб и писем-жалоб, и все они были удовлетворены, думаю, что я смогу у них ее выпросить».
Далее.
«… Читал Эренбурга «Люди, поколения, жизнь».
Где бы почитать книги Метценже и Глеза – теоретиков кубизма.
Хочу почитать Уильяма Блейка, Хаксли, Рембо, (читал 5 стихов – дивно), Бодлера, Джойса, Керуака.
Читал Сэлинджера несколько рассказов. Отлично, слов нет.
Взял биографию Иммануила Канта.»
Он регулярно берёт в библиотеке «Иностранку», читает романы Кафки, в восхищении от «Ретгайма» Доктороу в переводе Аксенова.
Я подсказал Сергей книгу «Сюрреализм», он ее выписал.
«Мерси за информацию о сюрреализме, завтра же пойду в библиотеку и закажу.
Читал ли ты Поля Элюара?»
Круг чтения Сергея: от Софокла и Геродота до биографий миллиардера Гарольда Ханта и президента Джорджа Вашингтона. Изучает китайских философов, упоминает какой-то трактат о йоге. Пишет, что вдумчивое чтение меняет человека.
«Джонн Донн – отлично.
Бродский – гений.»
Советует почитать стенограмму суда над Бродским, опубликованную в «Огоньке».
И вновь имена: Кант, Торо, Ницше, Джон Мильтон.
Просит, чтобы я искал тексты сюрреалистов, авангардистов, кубистов, дадаистов, символистов.
Упоминает Хлебникова, Кручёных. Цитирует Алексея Елисеевича:
«Из-под земли вырыть
Украсть из пальца
Прыгнуть сверх головы
Сидя идти
Стоя бежать
Куда зарыть кольца
Виси на петле
Тихо качаясь.»
Читает Апулея «Метаморфозы и другие рассказы».
Ждет «Иностранку» с 1 номером за 1989 год – там начало «Улисса». Журнал приходит: «текст сложен и дико своеобразен…»
Читает «Полет в небеса» Хармса.
Читает отрывок из «Ста двадцать дней Содома». Потрясен: Эта тема в руках истинного писателя уже не порнография, а искусство».
И вновь: «Бродский – гений. Бродского нужно читать только предварительно переписав в тетрадь, когда он напечатан среди порнографов литературы, то читать его там грех».
Менее чем за год.

фильмы

Еще одно постоянная тема – кинематограф. Тот же промежуток времени, примерно с конца весны 1988 года до марта-апреля 1989.
«Сегодня я на работе, а в клубе «Сальвадор» (фильм Оливера Стоуна).
Во время поездки на московский марафон:
«Ходил на «Кинг-конг» - эффект тот же, что и у тебя.
На «Красную пустыню» - хороша.
На фильм Стенли Кубрика (речь о «Цельнометаллической оболочке) - не ахти, хотя ничего.
На «Жертвоприношение» - без слов».
Вспоминает «Последнее искушение Христа». Приходит к выводу: Иисус – революционер.
«Я разделяю твое мнение, я понял, что ты хотел бы сказать, будь у тебя такая возможность работать в кино».
Тут – загадка. О чем речь? О чём я писал ему?
«Да, я бы многое взял от Иоселиани, «Фавориты луны» я смотрел в Иванове 4 раза, каждый раз новое, он не приедается.
От Иоселиани я понял, что мне нужно – смену сцен жизни.
«Андрей Рублев» – красота!!!
Смотрел позавчера опять «Покаяние». Хороший фильм. И слова, которые произнес образ Берии, очень хороши:
«Иногда уход от действительности – есть погружение еще в большую действительность»
В его устах эти слова звучат кощунственно, ну, а в моих как истина».
Интересуется, есть ли в наших видеосалонах: «Беспечный ездок», «Таксист», «Механический апельсин», «Дороги, ведущие в Катманду».
«Асса» - жду!
Пишет о Параджанове, видел некоторые фильмы, знаком с его биографией. Но фильмы не близки.
Зато!
«Смотрел я великие фильмы:
«Кабаре»
«Легенду о Нарайяме»
«Доктор Фаустус»
Каждый хорош, даже слов нет.
Смотрел «Одинокий голос человека», что-то есть в этом фильме. Фильм меня тронул, хотя определенные куски не понравились.»
Пишет о «Танго» Збигнева Рыбчинского, видел в «Кинопанораме», но не запомнил имя автора.
Это было время медленного, тягучего выхода из растянувшегося на десятилетия кинопоста. В Иванове был киноклуб «Экран и ты». На ежемесячных встречах показывали нечто любопытное. С началом перестройки актуальные шедевры изредка появлялись и на киноэкранах. В кинопрокаты шли за боевиками и эротикой.
Помню стишок о киноведах того времени:
 «Смотрят все в своей «малине»,
А когда народ получит
Бергмана и Пазолини,
Шлендорфа и Бертолуччи?»

философия

«Сейчас пытаюсь составить свою философию, то, что подходит из различных учений и теорий.
Конечно, «Новый Завет» Христа - основа философии».
А ведь Новый Завет – не только философия, а мировоззрение, духовная реальность.
Мы искали опору в философии, кажется, нашим мировоззрением стал сам поиск опоры. Заблуждались мы оба в предположении, что философию жизни можно составить, если выбрать подходящее (для себя) из разнообразных источников. Выбирать для себя – значит, под себя. Мы пытались найти то, на чём нам комфортно было стоять, что подходило под роль мировоззренческой почвы. Но восприятие пути меняется в разных обстоятельствах. Меняется сам путь. Мировоззрение – то, что помогает обрести независимость от качества самого пути. «Я не тот, кто ищет. Я – тот, кто находит», - говорит герой произведения Юрия Коваля.
Очень внимательно Сергей читал китайских мудрецов древности, делал выписки, присылал мне.
 «Обыкновенные люди опутаны мыслями о славе и выгоде, но в один голос клянут этот мир "грязным светом" и "океаном страданий". Им неведомы ни белизна облаков, ни синева гор, ни проворство ручья, ни твердость камня. Они не знают, как цветы улыбаются птичьему щебету, а долины подхватывают песни дровосеков. Они не знают, что мир не грязен и в океане жизни нет страданий, а лишь их собственное сердце покрыто грязью и отягощено заботами...
Вот я думаю, Максим, к чему надо стремиться, хотя это очень сложно, но если до этого дойдешь, то жизнь, можно сказать, получилась. Пока я еще до этого далек».
Я купил пару сборников «Афоризмов китайской мудрости», один экземпляр послал Сергею.
«Лишь пожив внизу, узнаешь, как опасно карабкаться наверх. Лишь побыв в темноте, узнаешь, как ярок солнечный свет. Лишь храня покой, узнаешь, как много сил тратят те, кто находится в движении. Лишь пестуя молчание, понимаешь, как суетно многословие.
Посиди спокойно, и ты поймешь, сколь суетны повседневные заботы. Помолчи немного и ты поймешь, сколь пусты повседневные речи. Откажись от обыденных хлопот, и ты поймешь, как много сил люди растрачивают зря. Затвори свои ворота, и ты поймешь, как обременительны узы знакомств. Имей мало желаний, и ты поймешь, почему столь многочисленны болезни рода человеческого. Будь человечнее, и ты поймешь, как бездушны обыкновенные люди».
Это китайский писатель Хун Цзычен, XVI век.
Однажды в период размолвки с девушкой, я меланхолично упомянул вычитанную где-то фразу, которая якобы висела над письменным столом Федерико Феллини: «Почему ты считаешь, что тебе должно быть хорошо?» Мизантропия мне не свойственна, но поза отрешённого мудреца нравилась.
«… ты фразу Феллини приводишь… я лично считаю, что должно быть хорошо, просто быть хорошо, даже если ты в дерьме копаешься, но если тебе хорошо, то этим все сказано, какое кому дело до тебя есть?»
Сергей перетолковал фразу. Не о неудовлетворённости художника и человеческих печалях, а о комфортной жизненной стратегии и удобной тактике. О независимом существовании, о праве отвергать неугодное. Я внутренне не согласился с его интерпретацией, не понял мысль.
«Лозунг Эразма Роттердамского - «Быть самим по себе». У Стефана Цвейга рассказывается о его жизни. В период известности его (Эразма) приглашают короли к своим дворам, каждый король Европы считает долгом заполучить его к себе, но Эразм так и остался при себе, в полунищете. Ни деньги, ни слава – ничто по сравнению со свободой.
Я тебе уже не раз приводил примеры моих знакомых ребят.
Один, Александр, позавчера заходил ко мне, предлагал за него поработать 6 дней, деньги платят отличные 25 р. за 6 часов и работа лежачая. Я говорю, что же ты не идешь?
«Мне кажется, что сейчас настал время побродить по лесу, осень уже, такое время может прийти только через год. Не хочется из-за денег терять год», - его ответ».
А вот это меня поразило:
«Неужели, неужели человек создан для того, чтобы набить брюхо, решать свои надуманные проблемы и жить, как все говорят, ради ребенка, это в 20-26 лет! Ребенок только служит оправданием их бессмысленной жизни, их никчемности, ненужности на этом свете, живу ради ребенка, ребенок растет, вырос, тоже в 28 лет заявляет, я живу ради ребенка.
Это заколдованный круг, а как на самом деле признаться, что ты не только никому не нужен, так и в себе не можешь ничего понять».
 «Ребятки, мои ровесники одноклассники друзья сошли с ума, все женятся. Осталось нас двое с одним парнишкой, остальные уже. После ноябрьских у предпоследнего друга свадьба. И самое интересное, что все по залету женятся. Думаю, ты еще поживешь? Не так ли?»
Не так. Сергей даже не комментировал мою свадьбу, но с тех пор приветствовал в письмах и жену, передавал ей приветы, а то и делал в письме вложение – лично ей.
Сергей никогда меня ни в чём не упрекал и не критиковал.
Через несколько месяцев мы перестали жить вместе, потом официально развелись, и Сергей опять это никак не комментировал, не иронизировал, но перестал передавать приветы жене и ни разу не задавал вопросы, что у вас, как да почему. Если я что-то писал об этом (бегло), то потому, что хотел. Сергей был идеальным собеседником. Он выслушивал все, но говорил только о том, что было интересно ему самому (по сути – нам обоим, иначе переписки бы вовсе не было). Он никогда не лез в дела другого человека, но, если совета просили, отвечал просто и разумно.
Сергей не женился, но одно время жил (вел хозяйство) с той, которую любил. Кажется, сама мысль о супружеских и родительских обязанностях была для него неприятна – потому, что он принимал их как ограничения и потерю свободы. Но я ничего знаю о его жизни после того, как наши письма стали редкими и прозрачными, то есть, когда на первый план вышли факты, а не размышления о них.
Я не знаю, есть ли у него дети. Вероятно, нет. Думаю, что он стал бы хорошим отцом. Возможно, рождение ребенка Сергей связывал с началом упорядоченной гармонии, где нет места хаосу, всё раз и навсегда определено и выстроено сообразно растущей жизни. Это его тяготило или ему казалось, что к такой жизни нужно тщательно готовиться.
Может быть, жажда полета хаотичного сменилась бы приятием полета упорядоченного. Полета, который продлил бы его жизнь, но который он воспринимал бы как катастрофу идеалам своей юности.

деньги

 «Я понял, что если даже ты хочешь заработать денег, то в любом деле которое будешь делать, ты должен забыть, что получишь за завершение его деньги и тогда может что-то и получится. Иначе получишь деньги, но не будет никакого удовольствия. Что из того, что есть деньги, а в голове пусто? Этот человек преступник, ибо он может черте знает, что натворить».
Отношения Сергея к деньгам претерпевало естественные изменения. Сначала он отвергал их даже как вид энергии, поскольку считал формой несвободы.
«…я постепенно подвожу себя к мысли, что деньги это зло. Но пока я строюсь, они нужны. В итоге же я хочу свести дензнаки до минимума, чтоб купить хлеба, соли, съездить куда-то, т.е. 100 рублей в месяц для меня это уже за глаза. Так я считаю. И отказ от них приводит к какой-то свободе, внутренней-то точно.
Живя на Западе отдавал бы оставшиеся деньги в различные фонды, для бездомных, для престарелых, детям.
У группы «Аукцыон» есть песня: «Деньги – это бумага»
… а сегодня я опять на работу не пошел!
Многоголосие: не может быть!
- Не пошел!
На работу не пошел!
Может быть, я не трудяга,
Может быть, я не трудяга!
Но деньги – это бумага!»
Сергей жил с родителями. Работал сторожем. Но, понятно, на строительство дома нужны были средства. Так что приходилось калымить.
«4 дня назад ездили с парнишкой «пахать», засыпали яму шириной 50 см. длиной 600 метров. 12 часов работали, по 40 р. на лапку дали».
Средняя зарплата в то время – 230 рублей. То есть, 40 р. за двенадцать часов – весьма недурно. Но и работа злющая.
«Сегодня шел весь день дождь, слава богу. Грибы будут, я на них большие надежды возлагаю + на клюкву, хочу подзаработать на ней…
Читаю это, я изумлялся. Неужели можно заработать на сборе/реализации ягод, грибов, лекарственных трав? Сергей приводил впечатляющие примеры.
«… друга сопровождал (в Москву), тот клюкву повез. Вчера он вернулся, 2 тысячи выручил, считай: неделю собирал, неделю торговал, хотя только 2 дня и подержал в руках, отдал почти все – долгами оброс за прошлый год, ведь до ручки парень, я его деньгами на обеды снабжал. Ничего, расквитался».
За сданные дары леса, ну и мясо, сало в заготпункте давали талон, а по нему можно было приобрести дефицитные товары. Импортную видеотехнику, одежду, косметику и т.д.
Например, на швейную машинку за 285 р. надо сдать 3 кг. брусничного листа. Собирают его, как пишет Сергей до или после цветения. Всего 3 дня работы.
В Москве все купленные за талоны вещи можно было продать в пять-шесть раз дороже. Например, сапоги за 120 р. в Москве покупали за 750 р.
Я жил с родителями, о деньгах не думал, стипендию тратил на «хотелки». В общем, был иждивенцем и подработок не искал. Только летом после второго курса я устроился с приятелем тягать тележки на прядильном комбинате. И то, потому только, что нужны были деньги на свадьбу.
«Если хочешь, чтоб взгляд на что-то изменился, нужно просто сделать какой-то неожиданный шаг. Простой пример. Считаешь, что деньги – это счастье? Очень хорошо. Возьми их, сколько найдешь в карманах и промотай за день все, и ты поймешь, что тут что-то не то, это легкое веселье и не более, взгляд твой уже не такой, все обстоит гораздо сложней».

цели

«Я теперь убежден, что человек может добиться всего, если ежедневно долбить в одну точку, правда, непременное условие, чтобы себе доказать, что это действительно надо».
Осознать необходимость действовать и ежедневно добить в одну точку – отличный совет. Ещё бы им воспользоваться. Если бы все мои интересы и увлечения превратить в обыкновенные силикатные кирпичи (одно увлечение – один кирпич) и передать их куму Тыкве, он построил бы себе комфортабельный дом, возможно, двухэтажный и с галереей.
Дело, видимо, в том, что я затруднялся со второй частью правила: доказать, «что все это, действительно, надо». То есть, увлекаться-то я увлекался, но не мог придумать аргументации для того, чтобы любительский интерес перерос в профессиональный. Стать мастером в одном деле, забросив остальные, казалось мне, безусловно, рациональным, но скучным. Конечно, всё это было приправлено рассеянностью и ленью.
Но ведь мы предпочитаем те советы, которыми сами не умеем воспользоваться.
Поэтому, я заучил этот тезис и порой с удовольствием припоминал его в досужих беседах, всегда с извиняющей оглядкой на свое несовершенство. Таких людей, как я – множество. Сергей умел долбить в одну точку, правда, он часто смущался вопросом, зачем он это делает.
Так что проблемы с доказательствами были у обоих.

общение

«Я стал замечать, что я больше уважаю тех людей, люблю тех, с кем не разговариваю.
Хотя есть те, кого люблю и с кем приятно общаться.
С другими же или вообще не разговариваешь или  сводишь все к минимуму.
Какой смысл с кем-то говорить, если знаешь, что он все равно не понимает тебя.
Я сейчас взял с одного парнишки пример, он мой одноклассник, ничего общего с ним у меня нет, но научился у него великой вещи, он умеет бессвязно болтать, даже дети и маразматики его не понимают.
Недавно проверил это на нескольких примерах, зашел какой-то мужик на участок ко мне: зачем, мол, здесь строишься, земля плохая, картошка не растет.
Я ему ответил примерно это, я заучил примерно это выражение, кое-что добавляю по ходу дела, что только увижу или услышу.
- Да чего нормально. А чего? Брат в армии, скоро выйдет уже. Да так времени то нет, картошку копаю, земля дома хорошая. Вчера в кино ходил. Нормально. Я иду из леса, следы медведя видел, кабаны, говорят, ходят рядом, а сахар в магазине не брал. Вино тоже. Дак сухого нет, а карамель купил, вот даже бумажка осталась. И т.д. и т.д.
Мужик моментом скрылся. Моментом снесло.
Я это взял на вооружение и постоянно этим пользуются. Эффект поразительный. И сам посмеешься, настроение повысишь, да и охоту общаться с идиотами (а иначе назвать не могу) отобьешь. Ну, а что скажут, так это их дело. «Хоть  горшком назови, только в печь не сади».
10 людей подходят и дают мне совет, как строиться, это и старики и старухи, вот зря, вот дом такой же делай, как у того то, а не как у того, и хоть бы один спросил, нуждаешься ли ты в моему совете, если ведь я решил, то они все равно ничего не изменят своими ахами и охами.
А есть тот же Александр (33 года), который даже не спросил, строюсь я или нет, но когда я спросил его совета, он ответил то, что мне нужно. Вот тот человек, который заслуживает уважения.
Даже его жизнь это пример для подражания. Он выращивает кукурузы, в теплице, хотя пока неудачно.
«Знаешь, Сергей, - говорит он, - у меня раньше тоже небольшие комплексы были, как да что скажут и чтоб от них избавиться, я начал делать идиотские дела, т.е. такие, какие заведомо знал, что обречены на неудачу, хотя 1% оставался, тут народ громогласно смеялся, хихикал, что-то бормотал вслед, в итоге, те, кому до моей жизни нет дела, относились ко мне по-прежнему, а остальные ушли в кусты, в итоге от ненужных людей я отошел, всякие комплексы исчезли.
Как в песне «Аукциона»:
«Не хочу и не умею быть таким, как все,
Этот  вызов я бросаю логике вещей».
Тут одна девица приезжала к парнишке, часто в «Сайгоне» торчит, сама из Архангельска, так она рассказывала, как дошла до состояния «поврежденной крыши». Она учась в школе читала около моря во весь голос псалмы, и не просто читала, а вникала в прочитанное, эффект – она потом часами не могла вклиниться в нормальную жизнь.
Я ее успокоил, сказал, что она понимает под нормальной жизнью, это и есть сумасшествие, а ее состояние и есть нормальная жизнь.
Как говорят китайцы, «стоит побыть один день наедине с собой и потом окунуться в суету, поймешь, как она бессмысленна».

фильм

У Сергея созрел замысел художественного фильма о Христе.
«Знаешь, я почувствовал какую-то тягу к кино, хочется начать снимать, мечтаю поставить небольшой фильм из «Нового завета» о Христе, как я его понимаю, конечно же, сюрреалистический.
Камера есть, пленки нет нужной.
Может, через год поставлю.
Не знаю, когда я начну писать даже примерный сценарий этого, не знаю, потому что почти каждый день чувствуешь, что очень много маразма и догмы еще во мне. Надо от всего этого очиститься. И уже тогда будет возможно что-то только написать. Нужна нейтральная точка зрения. Добро оно добро, хоть советское, хоть американское.
Хочется начать с того, что Христос идет по улице города современного в одежде своего времени, несет большой крест, он идет тихо, степенно, но прохожие на него не обращают внимания, его обгоняют, идут ему навстречу, но никто его не узнает, он выходит на оживленную улицу, ставит крест, роет яму (ноль внимания на него), закапывает крест, залезает на крест, обвивает руки и голову терновым венцом, но так эта сцена никого и не касается, все бегут, спешат, кричат <…>
И только через день ночью стайка хиппи снимают его с креста.
Девушка (М.Магдалина) омывает его и уносит куда-то.
И уже потом разворачивается остальное, он рождается в городке (современном), к нему на поклон приходят уже не волхвы, а гуру, профессора и кучки хиппи. Академики смеются, пытаются навязать всем присутствующим, что это бред, дают свои журналы и слова, слова <…> Постепенно они отходят все дальше и дальше.
На глазах оставшихся слезы, они с немотой смотрят на ребенка.
Вот так хочется начать, а далее сложно, там уже пошел мир, вся философия истины и добра и т.д. и т.д.
Может быть, он пойдет в школу нашего времени, где все то очерняется, то обеляется и восхваляется.
Не знаю, не знаю.
Ты вопрошаешь будет ли будущий фильм о Христе сверхреальностью».
В критике "Чистого разума" Кант говорит, что «предметы сами по себе нам не известны <...> представляемые нами вещи не существуют сами по себе в том виде, в каком мы их представляем, и их отношения вовсе не таковы, как они нам являются».
Реальность для нас – то, что мы воспринимаем с помощью органов чувств. Есть известная метафора: органы чувств обычного человека уподобляются палке слепого. Мы бредем едва ли не наощупь, движемся наугад, мы убеждены лишь в существовании того, до чего дотягиваемся органами чувств. Сверхреальность - то, что существует вне зависимости от наших чувств. Когда мы пытаемся ее описать, мы вольно или невольно отказываемся от нарратива.
«Да, куски реальности рождения Христа вдруг переплетаются с чем-то сверхреальным. Христос копает огромную траншею, где-то в поезде ему вдруг хочется выйти, вот именно на этой станции, хотя ему еще ехать <…> Но он выходит, идет и идет, заходит в какой-то дом, ему не удивляются, его ждали.
Он появляется где-то неожиданно, как и истина, сегодня ее нет, а завтра вдруг ты начинаешь что-то понимать, неспокойно прошла ночь и вот ты завтра уже познал ее, так тебе кажется, может это правда, а может нет, ты – хозяин, тебе и разбираться. А образ Христа – это звезда, на которую ты должен равняться, хотя до него не дотянуться, но хотя бы пытаться соизмерять свои поступки с точкой зрения его и думать, что он бы на тот или иной поступок сказал.
Вот так я думаю.
Извращенная форма этого воплощена в культе Ленина, его ведь пытаются, да пожалуй уже и возвели в Бога для масс.
Я был бы не против даже того, если бы имя Ленина заменило имя Христа, но не изменило ничего более из того, что сказано в Завете, не изменило бы ни одного более слова.
Я был бы даже не против, да и Христос бы понял это и простил всех. Но этого не случилось. И все было переписано заново и так убого и дико, что слов нет».
Поразительная готовность - увидеть Христа в фигуре его антипода, если бы тот принял Слово и стал наравне с Ним.

сверхреальность

«Сегодня сюрреалистический фильм приснился, сюжет прост, ребятам настолько вдолбили, что они в Афганистане, что они роют окопы в квартире и ведут обстрел духов. Я один из участников. Ну, представь: интерьер большой комнаты моего дома, так диван стоит, с другой стороны кровать, посередине стол, в углу телевизор и среди этих предметов я и еще 2 ребят. Мы роем окопы и стреляем из автоматов куда-то в горы (вместо стены дома – горы), потом появляется откуда-то цыпленок, ему ломаем крылья, идем на кухню жарим его (о войне уже забыли), смеемся и вдруг парня одного убивают, кровь на стену течет, я бегу куда-то, на ходу из автомата расстреливаю в своей комнате фотографии,  бросаю гранату под кровать, где, как кажется мне, находятся душманы. Дым, гарь, трупный запах и посреди всего этого, когда наступает утро, растет красивое дерево, посреди моей комнаты.
Но просто чудо, а не сон, хотя и страшно было, проснулся с чувством, что действительно под обстрелом был – ничего не  понимаю.
Вот ради таких снов и стоит жить, ибо я нахожу, что они более реальны, чем эта жизнь
Позавчера сочинил стих, а возможно он откуда-то всплыл, просто так сидел, даже не думал сочинять и потом вдруг вслух произнес:
«Мои слезы падают в колодец тишины, имя которому – ночь».
Это говорит о том, что в подсознании идет какая-то другая жизнь, иные мысли, надеюсь, что они рано или поздно скажут о себе, дадут знать, вот вторая радость для меня, я считаю, что если накачать себя какими-нибудь на первый взгляд кажущимися бессмысленными буквами, обрывками фраз зауми или текстами, то это рано или поздно даст о себе знать, через сон или как-то по другому.
Знаешь, меня лет 20  или 21 учили мыслить шаблонами, и я был видимо, не плохим учеником, т.к очень много различных комплексов еще живо, но я уже избавляюсь от них, знаешь, нет ничего хуже считать, что ты всегда говоришь правду, всегда делаешь правильно (или неправильно), т.е. считать свое мнение последней инстанцией… Совсем недавно я считал, как мол люди не поймут, что БГ это очень хорошо (пример) или что коммунизм очень плохо, теперь я считаю, что они или не хотят этого понимать в силу чего-то или просто думают по-другому. Это еще недавно меня чуть не бесило, а сейчас вообще не трогает, не хотят - не надо значит, я то тут при чем? У них свои идеалы, у меня свои.
Мне кажется, все более и более, что настоящая жизнь это и есть хаос, нагромождение одного на другое. И жить в этом хаосе не только интересно, но и полезно».

приезжай!

Сергей регулярно звал меня: в Шангалы, в Москву, в Питер. Я не поехал никуда.
«Да, если тебя не возьмут в СА на следующий год, то милости прошу, приезжай летом. Летом здесь классно, походим по заброшенным деревням. Сходим на место бывшего полит. лагеря сталинских времен да мало ли чего можно увидеть на Севере.
Выделю тебе летнюю комнату, можешь приезжать не один.
Знакомый купил байдарку 5 метров, вчера испытывали. Места вдоволь. Хотим спуститься до Архангельска, а это три реки на пути будет. Три человека вполне войдет».
В Санкт-Петербурге жила наша общая знакомая режиссёр, актриса Дамира Гареева.
Она из Иванова, во время заочного обучения во МГИКе (Московском государственном институте культуры) организовала при ивановском госуниверситете театр пластических миниатюр. С Дамирой меня познакомил Сергей. Я пришёл в театр, сыграл в одном спектакле. К сожалению, театр на ту пору уже сворачивал свою постановочную деятельность. Дамира закончила вуз, вышла замуж и уехала в Питер.
«Пиши, что думаешь, но обещаю, что не пожалеешь, адрес Дамиры у меня есть, да еще многих адреса. Соответственно, чтобы вид был подобающий. Но если поедешь, инструкции получишь после. Где-то в середине сентября».
Замечание про подобающий вид меня сильно взволновало. Я совершал костюмированные безумства. Надевал три-четыре рубашки одну на другую, безжалостно обрезал джинсы, так что лохмотья развивались на ветру, попросил бабушку вшить красный круг на черную футболку, это должно было символизировать бог весть что. Само собой, имелись длинные волосы, хайратник, на шее – ксивник.
Но это – в Иванове, а как показаться в столице отечественного андеграунда? Я  ждал указаний от Сергея. Их не последовало, поездка не состоялась.
Несколько раз Сергей собирался приехать в Иваново. И тут уже не получалось у него, он откладывал, переносил и т.д. Когда занялся строительным бизнесом, то предложил мне искать клиентов в Иванове. Я палец о палец не ударил, был слишком озабочен, озадачен самим собой. На поздних курсах юрфака я жил разболтанно, желал поскорее закончить нелюбимый вуз, поступить в любимый, а ведь надо было еще где-то работать в период времени между окончанием и поступлением. И предложения Сергея воспринимал поверхностно, с настроением – «да, можно было бы, но…» И многоточие после «но» переходило в неглубокие размышления о том, как прекрасен мир и я в мире и что-то срочно надо со всей этой красотой и неопределенностью делать.
Сергей никогда не обижался, не упрекал да и сам он был подвержен перепадам не только настроения, но и замыслов.
Мы похожи с Сергеем, на каком-то бессознательном или сверхсознательном уровне. Души наши похожи, мы многое одинаково переживали, а главное – осознавали.

родство

Серега был родным. В жизни мало родных. Полно знакомых. Люди являются, пропадают. Бросаются друг другом, мчатся, подхваченные ветром. Рядом – такие же листы. Некоторые лежат, сбившись в кучу. Пожухлые и одинокие тела. Души мечтают о высоком, великом или сытом вперемешку с высоким и великим. Взметнется ветер – гонит дальше. Следующая остановка. С кем тут можно перемолвиться, кто составит компанию до следующего порыва. Жизнь краткотечна. Некоторые листы склеиваются друг с другом и тянутся по всей асфальтовой дорожке, по тропинкам парка, именуемого судьба. Таковы люди. А есть над головами листьев – облака. Облака – другие листья, а листья – те же облака. Облако плывет над землей и в его тени – о, Боже! – дрожит лист. Облако хранит его, он доверяет облаку. Я иногда задумываюсь, что, если бы тот или та были моими родственниками? Я бы любил их. Что мне мешает полюбить их сейчас? Нас распределяют по семьям и родам случайно или согласно высшему плану, чтобы помочь становлению, а что потом? Сколько возможностей вокруг. Для любви, для тревог. Возможно, все проще. Ты оказываешься в каком-то месте в какое-то время. Озираешься и понимаешь, что вот к тому стоит прислушиваться, а вот этого господина с прозрачными глазами – избегать. Очертание рта этой дамы сулит неприятности. А эта слишком требовательна, даже к окружающим окружающих, а что будет с теми, кого она почтит тесным кругом доверия? А вот этот – призрачен, он дракон… Стоп, стоп. А верно ли ты его разглядел? То ли ты в нем увидел? И начинаешь всматриваться. И происходит надлом. Ты недавно начал жить, ты еще слишком юн для долгих выводов, но ты не хочешь делать долгие выводы. Ты замолкаешь и – возможно впервые в жизни – впервые с детства – ты слушаешь себя голосом другого. Он становится голосом детства. Воспоминания пришли, они утешают тебя.
«…как ты пишешь, шел один, оглянулся – кто-то идет, и вот уже идете вдвоем.
Да, это нужно»
Так и произошло.

словечки

Есть слова, а есть «словечки». Чем больше «словечек» употребляет человек, тем значительнее его независимость. Словечки – это речевые обороты, которые находит человек для того, чтобы описывать свои иллюзии.
Сережка сыпал словечками, разукрашивая свои отношения особой интонацией и наделяя потаенным смыслом.
Например, «дамы». Куртуазное словечко, которым Сергей с романтической усмешкой называл четырех девочек-подруг, наших сокурсниц.
Дама – это недотрога, заварное пирожное с кремом и нечто статичное и резное, как деревянная шахматная фигура.
Дама – звучит и старомодно и свежо. Таким же было отношение Сережки к четырем особам. Они были симпатичные и умные, нравились нам. Уже после отъезда Сергей написал дамам. Но они не ответили. Сергею было это неприятно.
«Я догадываюсь, отчего. Ведь при них я немного высказал свое кредо, а это антисоветизм, отрицание этих ослов, как Ленин и его партия…»
Я думаю, что они не ответили просто потому, что им это было неважно. Навсегда уехавший приятный парень, с которым не было близких отношений, быстро превращается в ничто. Девочки – не будем забывать, будущие юристы – были довольно практичны. Переписываться известно с кем, но непонятно для чего? – Нет уж, много лучше писать неизвестно кому, но понятно, с какой целью. Хотя вряд ли они и это делали.
Была еще такая пара словечек: «идиллия» и «интрига».
Как бы это объяснить?
Идиллия – это следствие отстранения от социального маразма.
Интрига – это предчувствие этого отстранения.
Примерно, так.
Еще с Володькой нам дико нравилась одна Сережина фраза, которую он вдруг выдал на первом курсе в период изучения марксизма-ленинизма, одной из составных частей которого, как известно, является немецкая классическая философия. Так вот, Сержу однажды надоело корпеть над первоисточниками, и он возмущённо изрёк: «Я же не Гегель охуенный», в чем был совершенно прав. И выражение «охуенный гегель» на несколько лет стал нашим союзником в борьбе за мировоззренческую независимость.

нетерпимость

Сергей умел говорить на сочном языке пропаганды. Только вектор его ораторского искусства был направлен в сторону, противоположную господствующей идеологии.
«Долой КГБ – вот первейший лозунг демократии».
Мне кажется, что он, по большому счету, был категорически требователен только к одному. Если Сергей видел, что человек изначально данную – по праву рождения – свободу  предпочитает принципам, которые сформулировал кто-то где-то когда-то и ввёл, таким образом, в рекомендуемую интеллектуальную повинность, он по молодости лет приходил в неистовство. Быть, как все – это невыносимо, потому что преступно. Ничего не могло быть хуже, чем делать нечто, не вдумываясь в значение и смысл своих действий.
Порой дело доходило до крайности.
Однажды Сергей с досадой сообщил, что ударил свою знакомую.
«Разговор шел как обычно о политике, она пыталась заступаться за Ленина, и крыла такими доводами, что мне сначала было смешно, потом грустно за нее, в итоге я ее ударил».
Честно-то говоря, я могу поставить себя на его место.
Я видел, как Сергей менялся. В юности он мог идти напролом, даже в тех случаях, когда нужно было проявить уступчивость. За мягкостью скрывалась непреклонность. Но через год-полтора нашей переписки я увидел его совсем иным.

терпимость

«У БГ: «Я благодарен всем стрелявшим в меня, теперь я знаю, что такое свинец».
Если ранее я был даже готов защищать свою правду даже чуть не кулаками, то теперь стал более терпимым, спасибо Завету.
Теперь не только кулаками, даже словом я никому не хочу мешать.  Я считаю, что каждый человек волен делать то, что он хочет. Каждый человек наделен мозгами и, прежде чем что-то сделать, думает. Значит если я начну ему доказывать, что он не прав, а он мне, то ничего не получится, а если я ему смогу что-то внушить упорным спором, то это будем с моей стороны не что иное как силовая моральная диктатура. А той категории людей, которые вообще не думают, а только слушают, что скажет другой и возводят это в догму, что-то говорить вообще смешно.
Итак, вернусь к 1-й категории.
Я уже не раз говорил, что когда ты выражаешь свою мысль, то собеседник ее подхватывает, т.е. чувствуется что он тоже над этим думает, и его точка зрения с твоей схожа, вот тогда действительно можно поспорить и это не будет нарушением никаких принципов. Спор только в таком виде спор есть спор.
Остальное уже есть диктатура одного собеседника над другим».

сезоны

Мы произносим «северный человек», «южный человек», вероятно, подразумевая темперамент и особенности национального характера, обусловленные местом рождения или проживания. Сергей родился и вырос на русском Севере. И – хочется написать «потому» - не любил зиму, наслаждался летом. Зимний и летний Сергей – два разных человека. Мрачный ипохондрик и энергичнейший оптимист.
«Погода шик. Как приехал от вас, было 3 дня прохладно, а затем, уже более месяца жара, 38-45 градусов по Цельсию, днем в тени сегодня 32 градуса.»
Северный человек Сергей Никитин обожал тепло. От такой жары я бы уже спекся, а ему – радость и наслаждение.
Межсезонье Сергей преодолевал по-разному. Иногда его согревал внутренний жар, образовавшийся за летние месяцы, но случалось, что затяжные осенние дожди пробуждали в его душе раннюю печаль.
Сергей признавался, что зима – тягостное для него время. С наступлением поздней осени уклад его жизни сильно менялся.
«Знаешь, последнее время, это где-то около месяца я редко куда выбираюсь из дома, нет желания вообще кого-либо видеть и с кем-либо общаться. Вернее, живу так же, т.е. кросс, даже утром пару раз выбегал, конечно, это большое удовольствие, все человеческие существа спят, а ты только один и мир даже от этого кажется лучше.
Но стоит прийти рассвету, то начинается суетная идиотская жизнь, и в это время я бегу в свое укрытие, где до 1 или 2 часов дня читаю, потом вылезаю, правда, очень не часто в лес на охотничьих лыжах и брожу часа 2, пою, затем или в библиотеку за очередной порций чтива или <…> иду колоть дрова, тоже большая прелесть.
Все более ловлю себя на мысли, что человеческое общение меня отталкивает, вернее то, что называется человеческим общением.
Я уже привык сам с собой рассуждать на разные темы, обсуждать книги и программы, конечно, бывают иногда беседы, которые выливаются для меня в праздник – это и встречи с парой друзей, которые разделяют то, что я думаю, вернее, разделяют они не всё, даже очень мало, конечно, споры, но главное разделяют, что нас с этой жизнью «обули» - это 1-е.
2-е – то, что примерно такой образ жизни, какой ведем мы – это есть приближение к истине. Но ты не подумай, что мы звоним «друг другу, обсуждая насколько прекрасен наш круг».
А ведь именно это я и подумал. И не нашёл в том ничего предосудительного.
В такие моменты я ощущал поселок Шангалы, как мерцающую географическую точку, которая была вписана в исключительной красоты пейзаж. Но эта местность была занесена снежным барьером, как неодолимой преградой, которая сковывала движения и гасила энергию Сергея. Он был слишком привязан к родной земле и разрыв с малой родиной пугал его сильнее, чем туманная перспектива спустя годы осознать, что творческие замыслы обернулись тоской, жизнь дала мощный крен, а сострадать самому себе не позволят достоинство. И точно так же, как неизбежна смена времен года, придет время горькой ясности: старая душа иронична к себе еще более, чем к другим и невыносимо осознать себя в положении человека, вынужденного сожалеть и рефлексировать, если на роду написано смеяться и мыслить.
Кажется, он вполне мог подвести себя к моменту выбора единственного оригинального жеста, который мог бы им самим быть воспринят без иронии. К смерти он относился просто. Иногда казалось – слишком просто. И это меня пугало.
У него были неплохо проработанные фантазии о возможном отъезде. Не ранее 35-40 лет. Прежде нужно было решить нерешаемый вопрос: чем там заниматься?
Некий знакомый Сережи познакомился с парнишкой из еврейского театра. Парнишка этот был даже вроде бы не актером, а вахтером, но собирался через год махнуть в Америку. Потом он должен быть прислать приглашение своему знакомому, а тот – Сергею. Лет через пять. Или побольше.
Ну, что тут скажешь!
Он давно уже был во внутренней эмиграции.
Жил в мире слов, снов, выходил из них с неохотой и, столкнувшись с реальностью, по собственным словам, опять уходил в этот призрачный мир, уверяя себя, что путь верен.   
И всё это происходило только зимой. А летом он - свободный человек на изначально свободой земле, пусть и в подневольном мире.

ожидание

В одном из писем Сергей написал так.
«7-8 ноября будет «Асса». Жду.
Вся жизнь – ожидание.
Перечитываю Торо».
Я поймал себя на мысли: жалею, что не этими словами Сергей завершил письмо. Как удобно было бы сделать вывод: вся жизнь – ожидание: следующего письма, следующего дня, следующей зарплаты, следующей надежды, следующей жизни.
Жизнь не есть нечто параллельное нам.
Как привычно и по-прежнему непонятно звучат призывы жить «здесь и сейчас».
Конечно, мы соглашаемся. Но как быть с прошлым и будущим. Они подвисли колоколами над головой.
Вся жизнь – ожидание.
Это симптом, конечно.
Как будто все это тянется с Эдема. Человека изгоняют из райского сада, а он надеется: передумают! Позовут обратно, успокоят, вручат безмятежность, как яблоко. Греха нет, - живи, наслаждайся!
Вся жизнь – ожидание. Завтра я возьму любимую книгу, завтра я посмотрю кино, о котором думаю, завтра я сделаю признание и получу долгожданный ответ, завтра я начну работать и заниматься чем-то важным. А, может, не завтра. Просто нужно подготовиться, распрямиться, очиститься.
Завтра я буду себя лучше чувствовать. Сегодня много дел. Я работал и устал. Я хочу отдохнуть. Я должен подумать. Я должен написать план, в конце концов.
А разве я в это не верю? Бежит собака. Бежит за удочкой, которая привязана к собачьей спине. Удочка свешивается сантиметров за 20 перед носом собаки. Сейчас догоню. Еще немного – и догоню. Это тоже ожидание – желанной подачки, вознаграждения за терпение.
Мы не наяву живем.
Явь – это наши сны.
Записные сны.

творчество

«Сейчас замотался, что даже забросил и стихи и свою прозу. Хотя часто думаю над этим и, кажется, уже что-то проясняется, будет сверх сюрреализм.
Вчера посетила удача: разлил на полу банку туши красной, лист ватмана на картину был готов уже давно. Быстро его схватил, положил на растекшуюся тушь и походил по листу. Получилось. Я доволен. Это моя вторая серьезная вещь.
Первую я написал красками 3 месяца назад, с тех пор не было вдохновения. Картин 6 или 8 порвал, очень уж неудачно были, да и внутренне я их не воспринимал. А сейчас удача. Надеюсь, ее увидишь».
Увы, Шангалы не отмечены на карте живописных стилей XX века как один из центров экспрессивной абстракции.
«Сначала думал, поеду в Москву на ММММ, напишу пару картин, выставлю на Арбате, но ведь так ничего не получилось. Есть одна идейка, собираюсь написать картину на листе шифера.
Дома не очень развернешься, мать против этого искусства, и потому постоянно снимает мои вещи с мест всеобщего обозрения (кухни, веранды, туалета), а в своей комнате много не разместишь, мало места.
А первую картину подарил одной даме, которая сказала, что здесь что-то есть, хотя она далека от этого искусства, и я с радости и подарил. Я ведь тоже ту вещь считал отличной.
Я за такое кино, живопись, скульптуру, чтобы она тебя захватила, просто захватила и все. Никаких бытовых мыслей.
Хочу за зиму почитать об искусстве конца 19 – начала 20 в.
О художниках узнать побольше:
Малевиче
Шагале
Лентулове
Машкове
Кончаловском
О «Бубновом валете»
Я понял, только в искусстве можно найти отдушину от этой пошлой жизни.
Поэтому надо выбирать. Я выбираю пока искусство, что получится – судить об этом можно будет годам к 30-35. Пусть я даже буду любителем, о какой-то карьере на этой почве и не мечтаю. Но хочу разбираться, хотя бы для себя и потом с единомышленниками, пробовать, экспериментировать.
Да, Максим, что ты советуешь почитать об искусстве… Хочу просто ознакомиться с методологией, у меня своя мыслишка есть, насчет как надо работать над фильмом, сценарием, но она настолько убога, что я даже боюсь за нее, если ей не дать пищи, то она умрет.
Максим, ночь длинна, а я на работе и вот сочинил кое-что.
«Кое-что» будет в приложении.

становление

Сергей не перечитывал своих писем.
Иногда он повторялся, порой противоречил себе.
Однажды я указал Сергею на это.
Он ответил:
«…когда ищешь, то в голове очень многого и неясного, и тогда возможны и повторы и отрицание ранее моих мыслей, которые я тебе раньше высказывал. Так что пардон, я никогда не перечитываю своих писем, что написал, то есть. Тебе легче сравнивать мои письма, узнать, как происходит становление мыслей во что-то».
Когда я слышу упрек, что ныне я утверждаю нечто другое, чем раньше, появляется повод вспомнить усмешку Сергея. 
Каким вы хотите меня видеть? Удобным для себя? Непротиворечивым?
«Хотел бы я прыгнуть до четвертого этажа».
Любил он цитировать Хармса.

***
Что теперь?
Не слишком ли много меня в этом тексте?
Хочу, чтобы звучал голос Сергея.
Вот беру пачку старых писем и начинаю читать, листать. Голос друга почти неразличим.
Что-то постоянно вмешивается. Соображения, надежды, то – совесть, то – глупость.
Есть предел воображаемого.
А у реальности нет предела.

Часть II
Пачка старых писем

19 марта 1989 год
(сохранена орфография и пунктуация автора)

«Здравствуй, Максим!
Извини, что я еще не умер, но думаю, время уже придет, прожил уже треть жизни и откровенно, знаешь, хочется снять штаны и сделать непристойный акт в центре столицы.
Привет, Макс, слушай, это письмо я начал писать давно, но что-то видимо помешало его закончить. Не знаю, почему я его так начал 2 недели назад, видимо что-то меня сильно потрясло, хотя потрясти что-то сильно меня уже давно не может, тем не менее такое начало мне понравилось.
<…> стройка меня захлестнула.
Прочитал книгу Феллини о Феллини, сценарии фильмов 8,5 и Рим. Дико, просто дико понравились.
Читаю Мильтона Джона – Потерянный рай
Тоже сейчас читаю Джойса Улисс, для чтения она тяжела. Но книга на всю жизнь, каждый раз можно читать и все что-то новое, как и «МиМ» («Мастер и Маргарита»).
И вообще, Макс, если что-то хорошее увидишь, бери. Ради бога не бери советский реализм, у меня с него понос.
То, что мы рабы не только собственного разума, но и определенных своих стереотипов это факт.
И вот что Максим, я тебе советую, это сказали еще в древнем Китае: «Надо меньше думать, а больше знать».
И знаешь, я сейчас делаю первые шаги, чтобы преодолеть в себе самом раба, какие-то комплексы, а это довольно не сложно.
Знаешь, я теперь могу с любым человеком на улице заговорить, вот так просто, иду и вдруг начинаю с прохожим разговаривать, если попадется интересный человек, то он поддерживает беседу, за что спасибо ему, а если не понимает и пялится как на дурака, то тоже не плохо, я уже избавлен от комплекса стыдливой застенчивости, а до прохожего, честно говоря, дак мне и дела нет.
И это дает какие-то шаги к понимаю самого себя. Помнишь, как в книге «Сюрреализм». Только автоматизм в написании стихов да и всего дает истинную правду.
А разговор я начинаю не придумывая заранее монолога. Просто подходишь к прохожему и говоришь что-то неопределенное, последняя моя встреча такого рода произошла на станции, ходили там с парнем грузили себе цемент и вот в перерыве работы идет навстречу хорошенькая девушка, и вот так между прочим как будто, что разговор между нами и не прерывался уже часа 2 или 3 я обращаюсь к ней: «да, ты совершенно права, мне тоже не нравится, когда самолет при посадке издает такой противный звук тр-тр. Да и в поездах не лучше, злые проводницы, как собачки комнатные бросаются на чужих, так и она на пассажиров, да у тебя есть собака? Нет? У меня тоже, но я их люблю. Да, почему ты не говоришь мне, Сергей. Меня так зовут, тебя ведь я знаю, зовут Наташа. Так? Нет? Это неважно, я буду тебя для краткости звать Полина, а почему бы нам, Полина, не поворковать, как двум подружкам, двум голубкам <…>
Видишь, Макс. Я это говорю совершенно автоматически и мог бы продолжать, так я плел свою сеть на вокзале, как бы там не было, она все равно попала в мою кровать, не знаю, может это не хорошо, но ей понравилось, сказала что еще не разу не встречалась с такими молодыми людьми с отклонениями. Но тебе было хорошо? Да! Дак что еще нужно? Ты была как бы участницей спектакля…
Не знаю, но я считаю, что у нее какой-то стереотип я разбил, по крайней мере, она столкнулась с другим человеком, с другим типом людей, о котором даже не подозревала.
Конечно, утомительно вести весь разговор самому, она только глазами хлопает, но эта игра иногда меня настолько захватывает, что бывает трудно. Но…
Знаешь, сейчас я уже дома разговариваю эзоповым языком. Ляпаю совершенно невпопад.
Когда у родителей спрашиваю, дайте мне сырой огород, то они уже понимают о чем я. Они знаю, я начал свой спектакль.
Мама, дай мне ручку обыкновенную чернильную ручку, я хочу есть.
Она дает мне хлеб или чай.
Зачем ты дала мне кровь? Это кровь с полей весенних и в ней дым.
Мать привыкла к моим этим делам. Хотя она и не участвует в них, но хоть не мешает и знаешь, воображение разыгрывается и тогда в определенный момент отключаешься от действительности, уже забываешь действительное, правильное название вещей. Я думаю ,что ухожу в подсознание.
Вчера полчаса говорил с парнишкой по телефону на этом языке, на языке сюрреализма и настолько отключился, что не мог вспомнить название одеяла.
Я подошел к матери: «Мама, где картон? Где картонная бумага, которой укрываются когда ложатся в лесу или поле спать?
Матушка дремала. Представляешь ее выражение лица?
Я рассказал все подробно, так яснее, но это очень интересно, и дает очень многое как для подсознания своего, так и для разрядки.
…Всего нереального.
Помнишь: будьте реалистами, требуйте невозможного! Мечта – это реальность!
Подпись: Филимон Дундич».

***
«Ты пишешь, что перепутал все понятия, про смены настроения. Да, Максим, все это свойственно и мне… И мне кажется, я сам забрел во все ловушки, умело расставленные большими дядями. Все мы пешки в этой игре и самое лучшее для всех, это сойти с этой доски, уйти из игры – вот, что я понял.
Песня БГ: « я просто хотел растить свой сад и не портить прекрасный вид».
И если основная масса советских людей отошла от жизни стихийно <…> то я отошел от этой активной жизни советского человека сознательно.
Действительно, только в молчании слово. Слова стали настолько бессмысленны, что я начинаю понимать, что только лепет ребенка и бормотанье невменяемого старика еще что-то значат. Один не понимает еще чего говорит, а другой уже не понимает и видимо в этих словах и действительно кроется истина.
И если раньше прежде чем было сказано около 10 слов, я уже знал, о чем будет говорить собеседник, и это мне доставляло какую-то радость (вот я какой), то теперь это меня настолько удручает, что я прерываюсь на полслове и ухожу. Когда я это делать не в силах, невнятно бормочу или несу какую-то чушь.
Иногда бывает, я не могу понять, где я и становится дико глупо (когда пойму где), что живу по-прежнему в реальности. Хоть плачь.
Знаешь, Максим, я не такой уж говорун, я могу целыми днями молчать и на мне это никак не отразится, захочу могу заговорить вот так просто, не зная собеседника.
И вот еще что.
Знаешь, у меня какая-то страшная любовь к людям, половину я ненавижу за их тупость, половину за чванливость. Но стоит случиться чему-то плохому с ними и как бы я его не ненавидел, мне становится его жалко, т.е. я его начинаю идеализировать, делать его таким, каким я его хотел бы видеть.
Иисус говорить: Возлюби ближнего своего, как самого себя».
Да ведь я себя люблю, когда мне плохо, может, быть так и с ближним. Не знаю».

***
Весной и летом 1989 года Сергей с утра до ночи строил дом.
Во время работы пою БГ или цитирую по памяти Хармса, соседи шепчутся, что с парнем что-то не то. Конечно, чего стоит хоть пара этих выражений.
Мои ноги как огурцы.
Встань Берлином, одень пелерину.
Сам ты сломан, стул твой сломан.
И конечно, гвоздь всех этих фраз: у  меня на голове волосы.
Один парень тоже строится метров за 300, мы с ним перекидываемся этими словам.
Текст Иммануила Крайсдайтерика. Музыка Велиопага Нидерландского пастуха.
Бедные бедные соседи… Теперь я решил из этого образа не только не выходить, но еще более в него войти, довести их до такого состояния, чтобы они визжали от страха при виде меня со спичками. Когда они будут уверены, что я на самом деле тот, за кого себя выдаю, тогда мне будет проще жить среди них, ведь против ребят крейзи нет ничего.
Да, Максим еще просьба. Если пройдет по вузу слух, что умер или в психушке секр. парт. орг. ивгу Егоров, знай, в этом и моя заслуга».
Сергей, кажется, еще в армии вступил в партию (видимо, это гарантировало ему отсутствие проблем при поступлении на юрфак). И вот ему напомнили, что следует сняться с учета. Сергей ответил, по его же словам, «в лучших традициях схоластов: пишу об одном, через предложение уже пишу другое, совершенно этому противоположное и одновременно еще что-то доказываю.
Дословно: пишу вам, тов. Егоров уже 4 письмо, нет ответа от вас, правда я писал те письма по др. адресу, но и там вас не было, хотя и письма обратно не приходили. Ответьте, пожалуйста… Снимите меня с партучета, документы направьте по адресу… Нет, лучше туда пока не направляйте, может я туда не поеду, отправьте на мой домашний адрес, хотя я уже снят со всех учетов и возможно через неделю уеду».

***
Письмо начинаю писать на некотором эмоциональном подъеме, и вот что за причины этого подъема
1. Горбачев отказался от монополии компартии на власть
2. Недавнее, 3 дня назад, мое возвращение из поездки в Советскую Москву
3. Непосредственно приступаю к деланию мебели
4. She alive
5. Боевики из Памяти активизируются
6. Овес нынче дорог, а клюква 8 р. за 1 кг. на московском рынке
7. 12 стульев на экране ЦТ, очень мило, давно ждал.
Запись сделана, книги куплены, Макс, увы, Ходасевич раскуплен, и раскуплен эстетствующими снобами, хотя и был он здесь уж очень долго.
Я не знал, но оказывается, эти дела, как «Туча золотоносная» и «Арбат поползновенный» (речь о романах «Ночевала тучка золотая» и «Дети Арбата») раскупаются прекрасно (вот уж не думал), поэтому их тоже нет, но буду иметь в виду».
В Москве Сергей посмотрел «Апокалипсис наших дней» - «входит в десятку просмотренных мною фильмов (любимых) давших что-то».
Также Сергей посмотрел «Евангелие от Матвея» Пазолини.
Собирается следующим летом креститься. Примерно в то же время крестился и я.
Ходил по Москве, разыгрывая из себя сумасшедшего одиночку, приставал ко всем продавцам уличным с глупейшими вопросами и прочее, прочее, прочее, короче время провел с пользой для себя…
Записал в Москве множество альбомов.
Iron Butterfly 69!!!
Animals – 68
Grateful Dead – 68
Степной волк (Steppenwolf) – 68
Velvet Underground -69
Братья Винтер
Дженис Джоплин – 69
Cream – ого-го-го!!
Моррисон и Хендрикс – на небольшом сейшен концерте что творят, сволочи!
Spooky Tooth– мама родная, держименя!
Эллис Купер – альбом Убийца
Slade
Записал 32 альбома!!
Я на этих делах помешан и решил окончательно разориться, тем более, что случая-то больше и не будет.
Я всегда один, как Блюм».

24 октября 1989

«Мой милый Теле Макс!
Твои переживания  (речь о моей свадьбе) закончены, не так ли?
Кто победил? Должно быть, оба вы, и гости?! Да, гости, они уж не останутся в накладе.
Кто был?
Должно быть Вальдемар с какой-нибудь еще не очень падшей бабой и милые, презренные тобой и мною люди, с добропорядочной улыбкою у рта,
Все чмокались, ревели и плясали, какой-нибудь студент опять рыгал в парадном.
Соседи жалобно смотрели на часы, часы без боя, бой проигран шведам, ты ж выл, не подавая виду. Так надо, знаешь это ты и знаю это я.
Приличия! Так требуют от нас приличия. Пошло оно к чертям, разбей витрину, покажи клыки, набей младенцу морду, у стариках на хой черкни ножом, освободись от мерзостных оков, достаточно скажи и плюнь себе в лицо.
Лишь только так ты сможешь стать свободным!!
Смотри, она идет совсем нагая!
Она не требует от нас ни поклоненья, ни прикрас, мужланы кто – впадают те в экстаз, развратники и те толпой за ней бегут, одни привратники дворцы и храмы сторожат, не спят, не пьют, невесток бьют, чего-то ждут.
Чего? Она прошла, ее уж нет.
Ты сам разденься до штиблет, и вслед за ней иди с Христом, с его крестом с его лицом. Что страшно? Страшно, милый брат. Вот так вот сразу невпопад, не посоветовавшись ни с кем идти куда глаза глядят, не делать то, что говорят.
Не удалось, не удалось поговорить нам с тобой обо всем… я тебе давал номер телефона, я думал, ты позвонишь…
«Я серый голубь!
Я самый плохой, я хуже тебя
Я самый ненужный, я гадость, я дрянь
Зато я умею летать»
Звуки Му
Я теперь говорю всем моим друзьям: «Знаете, все кончено, я треугольник!», у Малевича черный квадрат, у меня (рисунок треугольника), причем одна сторона его на 10 см. длиннее другой, а длина другой стороны равно 0, вот и пойди найди его катеты и гипотенузу.
Может, действительно, не только искусство кончено с приходом (квадрата), но и жизнь уже не имеет смысла с приходом моего кроваво-красного (треугольника), хотя он и рисуется-то не так, я сам не знаю, как он выглядит, но он есть, в этом я убежден, иначе и быть не может.
Вчера покрыл шифером крышу. План на 1989 год выполнен на 98%!
«Золотой храм» Мисимы – суперкласс.
Погода – мерзость. Настроение под стать».

Ноябрь 1989

День добже панове!
Спешу сообщить тебе, Максим, что я – это я. Внезапно для себя открыл, что…  неожиданней радости, чем море у человеча быть не может, именно человеча, ведь в этом и весь смысл, смысл жизни.
Другая тайна: лег спать, было 5 часов, встал – 7 часов, в обоих случаях дата одна, сутки одни, год один, день один, даже временной отрезок один, от 3 до 6 – тоже один, но время-то разное. Было 5, стало 7, вот где поле познания и я этого поля жнец.
… твои вопросы, как я отношусь к таким людям, как Че Гевара.
Знаешь такое выражение: «Нет ничего страшнее тех людей, которые хотят счастья другим любой ценой». Че Гевара – профессиональный революционер, так его зовут. Я же зову специалист по переворотам, наемник-альтруист, убийца с романтическими чертами. Сколько таких Че Гевар было в России, в СССР (те казненные убийцы, которые сейчас идеализируются). Может, на меня так подействовала проза В.Шаламова «Левый враг».
Так что я еще раз повторяю, те кто отбирает другую жизнь ради каких-то чертовых идеалов не стоит того, чтобы о нем громко говорили
О Маяковском: мне кажется, продался Советам… эти его хваленые поэмы «Ленин», «Хорошо» … А ведь стихи до 1917 просто классные. Ранний Маяковский подобен богу, уж очень он хорош.
Крови из носу – как вишни,
Лопатою разгребаю штормовые  волны,
Храню в волосе коробке духов,
Шляпа ночами съедена
Ощетинилась любимая обслуга
Кошки и те плачут.
Нечего было топор точить – сохни
Предательски свищет сокол
Небо похоже  на бочку
Лунная ночь как скатерть
Любимая дева – из тряпок
Шелк тонкой струйкой мочиться
Хорошо молодым – зубы
Старым не плохо – чайки
В моей голове мысли
Надо помочь Зойке
Вот мои вирши, суди сам. «Суди меня судья не праведный»

Зима 1989/1990

«Долгонько же от тебя пришлось ждать письма-то (на конце последнего слова добавка ТО, так уж на Севере повелось)
А батя-то ему каааааак даст!! Есть у меня один знакомый который с детских лет и до сих пор рассказывает всем, что его отец очень сильный.
Какого лешего-то надо, сопите, чего есть! (присказка наших северных древних старушек).
Макс, послал бы что ли фото
- ты с подругой
- ты, она на фоне ее, тебя
- собака в комнате (вы, как дополнение к интерьеру)
- новые обои (ваши лица чуть больше рисунка)
- новые стройки г. Иваново (вы в мраморных касках около кинотеатра В.И.Ленина (т.21. стр.720)
- вы несете гроб с моим телом
- вы ловите птиц и поедаете их с перьями
- вы плачете у могилы оперного театра г.Якутска
- вот вы уже на тамбовской земле
и т.д.
Чаньский буддизм не жди скоро.
Приезжай летом, будем собирать
- зверобой
- иван-чай
- ромашку
- мяту
- гриб чага
Вышлю-ка я тебе мяты, ее заваривать с чаем, пропорцию сам определишь оптимальную (у каждого своя мерка-то), если останешься жив после 1-й пробы, концентрированный, насыщенный мятой раствор издревле на севере использовали в качестве отравы (а, может, и нет, я не знаю)».
Делится методом оценки произведений искусства.
«Этот способ я вычитал у Чехова, он писал, «вот Репин, Репин великий художник, а я смотрю на его картины и не могу отделаться от мысли, а неплохо бы сейчас закурить».
Скоро, недели через 2-3 начну делать мебель, досочки уже сохнут.
Сушу в комнате, где почиваю, запах изумительный стоит, пахнет смолой сосны, действует как снотворное, я даже не представлял, что так может пахнуть. Чудо!
У меня уже нет такого деления – день-ночь, сплю, когда хочу.
Если бы ты приехал, было бы отлично, давай я тебе напишу месяц, когда лучше это сделать, т.е.
1 когда будет тепло
2 когда в лесу что-то будет
3 когда приедут два моих дружка
А это будет, наверное, с середины июля – в путешествия на плоту, байдарках или машине, с ружьями (ружьем).
Я рад тебе в любое время.
Нужно чтобы обязательно было такое время лета, когда тебя можно было бы поразить красотой Севера.
Продолжаю после некоторого перерыва, 3-4 часа, за это время сбегал кросс 7 км, немножко порастягивался, немножко проверил координацию, послушал музыку Роллинг и Ху.
Раскроил штаны, хочу сделать шорты до колен, даже одну штанину завершил.
И вот так почти каждый вечер, если не читаю, а читаю сразу 4 книги
«Все о французах» Теодор Зэлдин
«Школа для дураков».
«Иностранку», воспоминания Бергмана
«Белую гвардию»
Читал «Крестного отца», «Архипелаг», статью Солоухина о Ленине (вот где идиллия-то!), Гроссман «Все течет» - тоже блеск!
Мое влияние на мир ограничено:
Столом, чашкой, гирей, стеклом,
Линейкой, углом дома, тобой,
Твоя любовь ко мне ограничена:
Хлебом, вином, козлами, любовью
И любовниками, постелью, ее
Подушками, пушинками, пружинами
И твоей пневматичностью,
Наша любовь к детям
Не выходит за рамки секса и
Вреда порнографии, слежениям
За ними, нюханием нижнего белья,
Тщательный осмотр постели детей
Не забывали проводить никогда
Любовь детей к нам не более, чем дым
Презрение и ненависть, боязнь и какая-то
Зависть, тошные просмотры порнокартин
Сочные поллюции и страх смерти
Посещение с мамой кабинета акушера
Собирание картинок лошадей и императриц
Глубокая ненависть к Екатерине II
“почему она а не я?»
и т.д.
мой, наверное, самый большой стих
До свидания. С Рождеством!»

Весна 1990

На подходе весна-красна.
Темы: музыка и книги. Подруга подарила классический восточный трактат «Чжуд-Ши», он в восторге.
Дает советы по поступлению в творческие вузы. Он сам после школы, еще до армии поступал в Щукинское и очень смешно об этом рассказывал.
«Сходи и туда. Подурачься. Свое лицо открой, не стесняйся, не корчи умного – не любят. Не усложняй ничего – не любят. Не говори, что любишь Булгакова, Джойса и пр. вещи – застебут, как да что».
Подробно рассказывает об Устьянах. Устьянские волости до революции считались одними из самых оборудованных вообще в России. Здесь были крепкие хозяйства, потому и один из самых больших доходов на душу населения в стране.
До Ивана Грозного торговали не с Москвой, а с Востоком.
Чай пили уже тогда, когда в России и не слышали о нем.
Кличка у Устьяснких была – ваганы брюхатые (от реки Вага).
А вот архангельский люд тогда называли трескоедами.
Пишет о натуральном хозяйстве. Приводит пример парня, который держит 3 бычков, свиней, кур, сдает на это и живет.
«Просто мы, поколение наше лентяи хорошие, снобистские замашки, держать дома живность, да ну ее в канчель.
В будущем, в семейной жизни я тоже буду держать кроликов, уток, кур, работы с ними не очень много, но зато я буду знать, что своего дитяти я не отравил каким-нибудь дерьмом. А что заработал тратить на поездки по стране и по другим странам – это точно».
Сергей в сомнениях.
«Леший знает, что делать, а чего нет.
Жениться стоит ли? Наверное, все же подожду, ибо сейчас у меня важный этап – пытаюсь открыть свое дело. На пару с парнишкой. И этот год всецело уйдет на стройку дома и подготовку мастерских + закупку станков и материала.
Знаешь, Макс, вот уж воистину говорится:
Движение – все, конечный результат – ничто.
Все навалилось этаким гуртом:
И стройка.
И открытие своего дела.
И разговоры о совместной жизни.
И есть возможность денежек поковать.
Черт, и радостно и грустно немного.
Радость – что постоянно занят интересным и полезным для себя делом.
Грустно – то, что не разорваться и приходится выбирать.
Живут во мне и побеждают гены дедов – оба деда были эдакими северными кулаками, один имел 4 коровы и несколько лошадей, второй тоже что-то подобие этого.
Охота к частной собственности во мне сильна. По-видимому, так и не смогли гегемоны истребить это во мне.
К лешему, все – я определился, дорога новая для меня, но тем и интересна. Дай Бог родителям долгой жизни – без них навряд ли я стал бы таким как есть, имею в виду, что они не лезут в душу и не требуют идти пахать, как все. Понимают, что я не способен работать в стаде и, кажется, верят, что с собственным делом я что-то могу сделать. А потому не укоряют тем, что все деньги я вкладываю в оборудование. Спасибо за это.
Я на пороге чего-то совершенно нового и с пути уже не сойду.
Я уверен, что деньги уже не могут играть надо мной, а дело, если будет о кей, обещает быть очень прибыльным… дело даже не в конечном результате, главное это пленительное чувство, что ты что-то можешь, только стоит захотеть, а тем более в России при всеобщей инертности, пассивности, деньги, по-моему, можно делать из воздуха. Посмотрим, прав ли я.
Ведь куда ни суйся, везде нужны они. Как бы этого не пытались отрицать. Знаешь, так иногда дико хочется не считать копейки и гроши, сколько осталось, смогу ли прожить до зарплаты? Это унижает, по-моему. Хотя и тоже есть шик в этом какой-то.
Сознаюсь, я шел к этому долго. Японские бизнесмены в коммерческих школах обязаны собирать посуду.
У нас, круг знакомых ограничен, все тебя знают, у всех на виду, подыскиваешь время, чтоб и потемней было и народу поменьше, все же идешь и берешь ее, а сдача в магазин – это тоже эпопея целая. Когда тащишь мешки с посудой, причем днем и знакомые зная тебя как неплохого парня, встречают с этим стеклом, и их рожи, лица, губы, глаза, все говорит о каком-то пусть даже не презрении, а о чем-то не очень хорошем, знаешь, как впервые это делать?
Делал ли ты?
Но тем не менее, от комплекса избавлен, еще от одного.
Собирал с напарником, инженер, парень изменился, стал как-то увереннее, а комплексы его мучили еще сильнее, чем меня.
При желании все можно научиться делать.
Какими путями – подумай.
Было бы желание огромное.
Ездил в Москву на день. Узнавал рынок сбыта будущей продукции, эдак лет на 20 работа есть без конкурентов особых.
<...> написал пьесу на основе своих снов, крутая вещь.
Читаю Владимира Орлова «Аптекарь»
 Переплел Улисса. Подруга говорит, ничего не понимаю, но интересно. Может и притворяется, но после моих рассказов возразить не пытается, а медленно и мрачно читает это чтиво.
Для меня Джойс – это оргазм!
Читал ли Виктора Конецкого?
Работаю как проклятый. Когда выпадает день, когда надо на смену, мне становится плохо – столько драгоценного времени теряю. Становлюсь трудоголиком. Заканчивает в 8 вечера, в 9 – кросс 6-7 км. В 11 – баиньки. Наутро в 9 – стройка. Надо мной никто не стоит, я сам только жду, скорей бы.
К 25-26 апреля планирую закончить с конопаткой дома. Творчество – через месяц-полтора.
До осени надо делать дом».
Отношения с подругой, разговор о ребёнке.
«У меня голова не тем занята, стройка, открытие дела, а тут еще если эта букашечка появится, тогда я в чем-то потеряю, если не в деле, то в воспитании дитяти, а для меня – ребенок это все, я хочу как Леннон уйти в него полностью, хлеб ему печь сам, ну вообще все делать сам. Я хочу его зачать по книге Чжуд Ши. Вывести вредные вещества, воздержание и т.д., не принимать лекарств, заниматься спортом.
Расстались по-английски, уехала.
Я получил урок: нельзя подпускать людей близко к сердцу, они начнут лезть в душу и пытаться играть на ней.
Женщина должна быть правой рукой мужа, а не одним из его полушарий.
Мерси, Макс, за объяснение любви ко мне. Я ведь сам тоже бы до много не дошел, если бы в 85 году в Ленинграде не повстречался парень 26 лет, который послужил как бы толчком в моей дальнейшей жизни. От открыл (отрыл) мои глаза на жизнь. После разговоров с ним мне стало стыдно за свои многие поступки. Я стал задумываться о личности, о свободе, мне казалось до этого вообще дико, как так человек может сам в се решать, что-то делать без оглядки на других, просто быть самим собой».

Лето 1990

Всё лето – стройка.
На завтра:
6 – подъем
6.40 – найти мужика, чтобы привез гравию
7-9 – стройка
9-11 – завтрак, отдых
11 – 18 – стройка
18-19 – ужин
20 – бег 4-5 км
21-22 – баня
22.45 – футбол Голландия – Англия
Воскресенье похоже на этот день и так изо дня в день.
Спасибо за книгу. Супер («Гибель богов», философский сборник).
Меня вдруг поразила мысль. Когда будет разрешена организация партий и союзов, я хочу зарегистрировать свою организацию. Филиал национал-социалистической рабочей партии под названием «Военно-Спортивная игра Гофмана». Была такая в ФРГ, но ее разогнали в 85 или 86.
Хочу с немцами связаться.
Цель: отлавливать ортодоксальных коммунистов. Лигачева и прочую братию. Название ВСИГ, уж очень нравится, можно еще такое: Военно спортивная игра Сталина.
Да, я еще кличку взял себе: Баха-Баха.
Пристаю ко всем здешним. Баху-Баху знаешь?
- Нет, не знаю
- Я Баха-Баха»

Осень 1990

Единственный раз, когда я с другом уже собрался в Шангалы – в сентябре 1990 года. Все было решено, я написал Сергею. И получил чрезвычайно огорченный ответ, что с 1 сентября его отправляют на сельхозработы в соседний поселок. Он будет работать в течение двух-трех недель почти весь световой день. Сергей предлагает перенести на любое время – октябрь, ноябрь, декабрь, хоть на Новый год
«Не везет, так не везет.
Но главное в том, что вы все же собрались, не сейчас так позже, но вы должны приехать.
Новин особых нет.
Макс, прошу, пиши.
Что нам готовит дальше судьба? Видимо, решено было наверху, что нам встречаться рано. Что ж, будем ждать встречи».
Успевает строить дом знакомому парню, читает «Тошноту» Сартрта и «Что есть первопричина всего» Чичагова.
«В личном плане на тормозах, храню своего сына или дочь в себе.
Не бойся смерти. Смерть – переход из одного измерения в другое. Верь.
Недавно услышал. Оказывается, если ты говоришь о ком-то плохо или отрицательно, то тем больше разрушается его биологическая оболочка и рано или поздно он будет таким, каким ты его представляешь. Страшно. Стараюсь грубо ни о ком не отзываться. Держать свое мнение при себе. Становлюсь терпимым во всем, стремлюсь, по крайней мере.
Единственный бзик – хочу составить списки коммунистов, может в райком партии обратиться, чтоб сообщили их, не знаю, что получится, но очень хочется.
Последний фильм, который смотрел – «Баловень судьбы»
Пил – Агдам
Курил – Астру
Делал – писал письмо
Слушал – телефон
Знал – не многое из того, что помнил
Бежал, держал, носил, бил.
Передавай всем приветы. Жене, мужу жены, Вольдемару, поклон и слезы. Пусть думает.
Помнишь ли: Никто из нас НЕ… и я почему-то вдруг вспомнил, может не все потеряно. Гадости еще много, хватит на всех. А как мне быть, как мне-то быть, я-то без рук. Ноги – вот действительное понятие для сына. Попробуй решил жизни – жалко. Тогда ответь за простой. Понятий много: пыла – немного, что ново, а смысл – слова – держи шире».
***
Знаешь, я влюблен в дерево, потому и молчу.
Просит поискать книги Ницше, Фрейда, Юнга, а еще Солженицына, Сахарова, Ерофеева и «Роман с кокаином».
Сам купил книгу по кунг-фу, Бхагавад-Гиту и Сборник духовных песен христиан баптистов.
«22 песня из этой книги. Любовь Божия
Любить! Кто же постиг это слово святое?
Кто ж вник в его смысл и значение? Любить – это значит на счастье чужое смотреть со слезой умиленья!
Любить – это значит, смотреть с сожаленьем на зло и пороки людские. Заблудшим людям указать путь к спасению. Давая советы благие.
Любить – это с ближним, как с другом и братом, делить его горе, мученье, быть недругом другом, прощать виноватым. Унять в себе злобу презренья.
Что еще? – стал еще более религиозен. По крайней мере стараюсь дурного ни словом ни помыслом не делать.
О зиме – не люблю я ее, но думаю сумею себе внушить, что зима – это не плохо.
Пришел к выводу – перестрой психику и ты добьешься всего, чего хочешь.
Голова должна быть постоянно в работе, но чего-то можешь достигнуть если голова будет работать в каком-то ограниченном круге, т.е. есть проблема – например стремление к деньгам, думай только о них и причем все время, читай только то, что тебе даст какой-то новый толчок к цели… и через 2 недели будешь уже что-то свое, новое, свой путь найдешь.
Так что в искусстве, политике, строительстве… надо забыть обо всем другом (для достижения цели) и ты ее достигнешь.
Я на себе опробовал несколько целей – и деньги делал, и себя переделывал, и стройкой занимался, начав не с 0, а с – 0
И пришел к такому выводу – надо заниматься чем-то одним, а делать деньги и духовно совершенствоваться невозможно, и не только потому что это две противоположные вещи, а просто жалко время. Я уже спрашивал, что мне более интересно и пришел к выводу, что надо заняться собой, спасать свою душу, совершенствовать себя.
Спасай себя – этим спасешь мир.
И еще. Надо научиться легко, последовательно выражать свои мысли и записывать.
Иногда кажется Бог устроил нам проверку, сможем ли людьми в такой жизни остаться и уже от этого как себя поведешь, получить там».

Зима 1990/1991

Пропустил книгу «Сенека», пытается обменять фонарь на «Творения» Хлебникова.
«Ты пишешь, что понял – все относительно.
Я говорю тебе, я понял:
1. Небо становится ближе с каждым днем. Я конечно не считаю, что небесная благодать с каждый днем становится ближе к земле, наоборот, это мы (я и ты) с каждым днем становимся выше к небу (как по прожитым дням, часам, так и надеюсь по духу), я так хочу понимать это.
2. Понял: Все бесцельно. Sex Pistols воскликнули: «Будущего нет!» Забавно, не так ли. Иногда кажется, они правы. Иногда за это их ненавижу.
Не вижу цели, я не истребитель, у которого судорожно сжимая ручку летчик кричит – вижу цель. Идиот, все призрачно, все мимолетно, дурак не стреляй или стреляй мимо, чтобы цель осталась, иначе, что ты будешь кричать завтра.
Или надеешься на бред, что в бреду найдешь отдушину, когда корчась в своих помоях воскликнешь что-то по поводу сбитой цели.
Так и я. Бывают минуты, когда все ясно, понятно, составлена программа действий, все расписано, разложено, все о кей, с таким чувством ложишься спать, но просыпаясь наутро, соображаешь, что от вчерашнего настроения остался только горький осадок и ничего-то нет».
И в этом мы совпадаем. Я принимаюсь за интересное дело, ищу пути, я воодушевлен и могу свернуть горы, а потом наступает завтра и затухает во мне фонарик интереса. То есть, нет, не затухает, но его свет растворяется в потоке более сильного, мощного источника – вот этой громады жизни, полной надежды и тайного страха. Страха остаться в центре, страха остаться на краю. И я стою оглушенный, ослепленный и не понимаю, к чему и зачем стремиться.
«Метания, искания чего-то большего – истинного – вот смысл жизни.
Никогда не жалел и даже не думал, правильно ли я делал, когда бросил ивгу, строил дом, обливаясь потом, отсюда я делаю вывод: поступал истинно, значит на мне этот крест есть.
Но вот сомнения возникают, когда получаю деньги (за шабашку), деньги отличные и не даровые, а за дело, за пот и время. И так возникает вопрос: не теряю ли я что-то больше и не в материальном плане, а в другом, пускай духовном или еще каком. Признаю, что-то теряю, что-то за это время уходит.
Вот в чем предстоит разобраться.
Вот уж правда надо прислушиваться к себе, что тебе душа говорит, так и надо поступать. Душа (совесть) это то немногое, что дано нам на сверку.
Недаром китайцы говорили, руководствуйся в своих поступках внутренним инстинктом.
Говорил с девушкой по телефону – 3 часа – это мой рекорд.
Она: хочешь, я брошу институт и приеду?
Я: Я не хочу, учись, что я могу тебе дать взамен, булку хлеба и стакан молока, и это возможно продлится еще лет 5, а может и всю жизнь
Знаешь, Макс, какой бы я ни был, но я прекрасно осознаю свою ответственность за другого и если я могу обходиться сухарем и водой, ходить в рваных брюках и фуфайке, но я не могу смириться если то же самое будет на близком мне человеке.
А пока что я вынужден будут так жить (наверное), что ж делать ей.
Не знаю, честно, ничего не знаю и как быть и что делать».

***
«В 1990 году из-за стройки я прекратил занятия бегом, не разминался, не растягивался, а ведь в январе 1989 года я садился на шпагат. И вот в 1991 году я решил продолжить.
Весь 1990 года я убеждал себя, готовил психологически:
- внутреннее спокойствие
- стараться не реагировать на внешние раздражители
- внутреннее сосредоточение
- само тело и есть пуп земли
- чистота помыслов и поступков
- самодисциплина
и прочее, прочее
Что-то удалось достичь пусть и не на 100%
Решил продолжать. Пока медленно. Но верно я иду к цели – и она постичь хоть в какой-то мере искусство самозащиты, искусство дыхания, искусство самодисциплины и прочее. Уже кое-что сам придумал из ударов, нападения и защиты.
Был случай осенью. Сделал я нунчаки из ствола молодой березы, обтесал по руке, соединил между собой и вот как-то прогуливаясь вечером нашел себе приключение, 2 мужиков здоровых достебались, пытался образумить их, пытался уйти, догнали, хотя я не убегал, короче, один схватил за плечо куртки, что-то грязно сказал, пытался схватить за грудки, короче, я его ударил легонько ногой в пах, дико заорал, чтоб взбодрить себя, выхватил нунчаки и ударил его, хотел по шее, получилось по голове, никогда не забыть как он рухнул как подкошенный на колени. Вокруг второго я стал кружить, выделывать какие-то очень интересные танцы, но происходило все быстро, короче второго я сбил с ног, прыгнув и ударив двумя ногами по колену ноги. Все это сопровождалось моим заклинанием: «Никогда не приставайте к незнакомым, ибо не знаете, что вы получите в ответ».
Обвил вокруг его шеи нунчаки и если бы он дернулся, то наверное, затянул бы веревку. Все же жажда крови прошла, обида как-то прошла и я сумел быстро ретироваться
Через 2-3 дня видел одного – с перевязанной головой, страшное чувство во мне было, а ведь мог бы и того…
Короче, я понял, что в минуту опасности я способен мобилизовать себя, чтоб дать отпор, но надо, что-то делать с внутренним тормозом, его у меня нет.
Будь когда надо сгустком энергии и тогда все будет отлично.
Прислушивайся чаще к своему внутреннему голосу и он не подведет.
Должно быть, чтобы каждый день тебе что-то давал.
Займись собой, почитай хорошую книгу, подумай, что все вокруг суета, неужели твоя жизнь только для этого расписанного заранее и известного тебе круга, да пошли вы все в задницу. Я живу и делаю так, как велит мне мое тело, мой внутренний голо, мой здравый смысла.
Короче, сомнений пока никаких нет в правильности моих решений».
Мне были отчетливы видны сомнения. Я писал об этом, он соглашался с тем, что «все течет, изменяется», как же он может быть неизменен? Когда он был уверен, то не знал сомнений. Когда сомнения приходили, оказывался «обездвижен».

Весна 1991

«Привет Макс (фон Сюдов) скоро им будешь
Мое число – 4, моя планета Сатурн.
Мне стало последнее время казаться, что недолго мне еще на этой земле торчать осталось… голос какой-то внутренний говорящий примерно следующее:
- все, что тебе следовало здесь сделать, уже сделано.
У меня чувство, что прожил уже лет эдак 200-300. Знаю, что будет в дальнейшем и т.д.
И знаешь, эти мысли они меня не слишком волнуют, я с ними согласен вполне.
Черт те что происходит.
Да, после долгого перерыва лето – осень – зима  опять бегаю 7-8 км, стал намного лучше себя чувствовать, да и наслаждение получаю от бега.
Читаю «Медитацию» - хорошо, 20 писем к другу Аллилуева, «Тропик рака», начал Фрейда читать. Выписал из Днепродзержинска «Голос безмолвия» Блаватской, «Науку о дыхании», «Книгу золотых правил для мистиков востока».
Пишет, что покупать.
«Книги по восточной философии. Конфуций. Даосизм. Популяризаторы. Сузуки. Улисс. Библия. И-цзин. Шопенгауэр. Лао Цзы. Поэзия средневековая Китая, Японии, Вьетнама, Кореи.
Карнеги.
Бродский.
Крученых.
Элюар.
Сюрреалисты – Тцара и другие.
Воннегут, Сэлинджер.
Нострадамус.
Ливингстона «Чайку».
Кемпо о стилях кунг-фу.
Аксенова все.
Генделева романы.
Миллера.
Давно от тебя ничего не получал. Обычно ты пишешь оперативно, быстро даешь ответ на письма и сегодня до меня дошло, а наверное, это просто я давно уже не писал тебе и ты просто не знаешь, жив ли я… а может сошел с ума и ушел от этого тоскливого мира в мир радуги?
Спешу сообщить тебе – я умер. И умер, пожалуй, надолго.
Сочинил даже пару строк по этому поводу:
Коли смерть позовет, от нее не уйдешь,
Коли смерть позовет, не хватайся за нож,
Коль старуха придет, не кричи, что хорош,
Отрекись от всего и тогда оживешь….
В Собеседнике статейка «Смерть стоит того, чтобы жить».

***
Макс приезжай с Вольдемаром, место есть, отдохнете, посмотрите как и что, короче не раз уже говорю по этому поводу, плюй на все, приезжай.
Сейчас копошусь около дома, делаю сарай для дров, потом баньку, мастерскую, камины и прочее, работой на все лето обеспечен.
Читаю «Истоки у-шу» Маслова
Так говорил Заратустра, трудно читать-то, тяжко идет, тут свой стиль, что-то понимаю, но книга нужна такая, чтобы возвращаться к ней не раз.
Читать нахожу время, а знаешь почему.
Научился вставать в 6 утра.
С 6 до 8 читаю, потом подъем и прочее».
О подруге.
«30 минут разговора, я понял, что она деградирует… она щебечет, я улыбаюсь, предвкушаю сладкое кушанье и вдруг мысль – она тупеет, она нисколько не изменилась, не прочла ни одной книги… многое из ее рассказа я уже слышал, это многое ты будешь вынужден слушать часто и в конце концов согласишься с ней и не будешь считать это чем-то вызывающим.
Просто встал, вышел из комнаты, оделся и ушел…»

Лето 1991

Я поступил в университет в 1987 году. Лето 1991 – было последним свободным. Мне предстоял пятый курс. Сергей уже три с половиной года как вернулся в Шангалы.
Себе дом он выстроил и многому научился. Теперь он строит дом для одного парня («оплата – чудо»), есть заказ из Подмосковья, построить дачу за 8-10 дней («уж как инструмент себя поведет, оплата 5 тысяч»).
Серьезные покупки.
1. Шкуру медведя – мечта (очень дорого).
2. Бензопилу новую за 500
3. Из-под полы запчасти для старой любимой шведской пилы Parther.
Предлагает проценты за клиентов, хочет, чтобы я узнал, кому нужны дачи, дома, коттеджи из круглого леса, лафета, квадратного бруса и каркаса.
Этим и хочет заниматься в ближайшем будущем – строить дома «под ключ».
«А проще покупай сам себе дом, это единственное в жизни, чем стоит жить – дом, книги. Фильмы, вино, мечты.
Команда отличная, время летит – не заметишь, никого не надо подгонять.
В планах – весну, осень работать по месяцу, остальное время жить в свое удовольствие.
Через год или раньше хочу вообще рассчитаться с работой – вставать с утра, идти в лес, пробежаться, принести воды с родника, согреть самовар, сидеть в тенечке и читать и писать и слушать все вокруг.
Приезжай. Покажу ребят. Посмотришь и потом может и сам плюнешь на ту жизнь, которая тебе предстоит после окончания ивгу.
Нисколько не жалею, что ушел, научился говорить с людьми открыто, не тая камня за пазухой. Во всех бедах могу винить только самого себя.
Схожу на хороший фильм – настроение на несколько дней.
Прочитал или читаю книгу - радости больше чем от общения с некоторыми товарищами.
Послушаю музыку – вообще предел всего.
С барышнями стало не интересно. Раньше влекли стадные инстинкты, а теперь по паре слов я уже понимаю, чего она стоит. Не выношу тупости.
Белые ночи наступили».

Осень 1991

«Помнишь – есть ведомое и неведомое, А между ними двери.
Наступила жуткая эпоха – межсезонье, на улице грязь, в полчетвертого темно, мерзко, муторно внутри меня как будто ожидание чего-то страшного.
…. ничего хорошо от жизни в ближайшее время я не жду, хочется залечь в спячку до весны, ибо зима мне противна, т.к. холодно. Хотя присутствие белого снега как-то бодрит.
… дела отвлекают часа на 2.
Доделать дом – главное, кухню доделать, до декабря, поклеить обои в комнату, сделать 2 кресла – неделя, стеллаж, столик – еще месяц.
Январь – клеить спальню, кровать, дверцы навесить, подкрасить
Февраль – еще одну комнату отделать
Март – устранить все недочеты
Апрель – начать внешне дом красить, веранду доделать
До лета денег хватает.
Все делает сам. Шкафы навесные, мойку, шкафы для баков с водой. Есть камин.
«Домом я доволен, хоть и надоело уже достаточно сильно, все же 3 год стройки.
Собирался в Иваново… да так наверное пока ничего не выйдет.
Знай, всегда рад получить от тебя письмо, а лучше бы сам приехал с монархистом Володе, пусть тоже черкнет…»
Советует не работать в госорганах, чтобы не сделали трясущимся кроликом. Лучше заниматься частной практикой.

Зима 1991/1992

«Все кругом мерзко, я опять запутался почему-то, с радость вспоминаю время, когда много бегал кроссы, занимался, читал Евангелие и стремился к Богу, сейчас это куда-то ушло, оно конечно при мне, ежедневно думаю о Боге, о смерти, но какая-то нить оборвалась, даже не знаю какая. И знаешь уже чего-то нет.
Или сейчас такое время, что все политизированы, так я радио не слушаю, газеты читаю только те, что не о политике, ТВ смотрю редко.
Или всеобщая тяга к золотому тельцу тоже охватила?
… к чему, к какой цели стоит идти чтобы голову свою сложить?
Ради благополучия своего – не стоит.
Ради благополучия чужого  - не стоит, и так съедят.
Ради родителей – так они вроде ничего живут, так как хотят, денег больших им не надо.
Ради козлов, идиотов, ослов и прочей муры – тоже не стоит.
Ради этой страны – но любая боль (чужая) причиненная мной, меня изводит, я слишком мягкий (гниль), к сожалению, лебезить не хочу и не умею.
Поэтому один путь, уйти в себя еще больше, еще глубже, замкнуться в своем доме, мире и пытаться понять этот безумный шаг создателя нашего – зачем?
Все, что окружает нас – временно, а что постоянно?
Где то учение, что я принял бы беспрекословно и последовал бы за этим?, где истина всего?
Надо искать к загадке ответ.
Знаешь, а согласись, бывает, что читаешь что либо (слышишь) и приходит ответ – это ложь. Или наоборот, ты согласен полностью.
Правильный ответ – тот, что пришел в голову первым.
С детства пичкали, Бога нет, а начал читать Евангелие, я понял сразу он есть, принял это без каких-то доказательств. И так многое – НЛО, другие цивилизации, существование параллельных миров – все это я принимаю сразу. А о чем говорится вокруг – не принимаю и все тут.
Раньше звали на стройки великие – я был мал, но мне было смешно.
Сейчас зовут в бизнес – я корчусь от смеха.
«Пугают» рынком, при рынке все будет – я в истерике.
А лучше всего выражает настроение панк-группа «Sex Pistols»:
«… я не знаю, чего хочу, но я знаю, как этого достичь, я хочу убить прохожего, потому что я хочу анархии».
Но убивать я никого не хочу, а анархия – она уже наступила.
Одним словом – «Будущего нет».
«Одна надежда – впереди могила,
Как и твоя в ограде безразличия»
Поль Элюар.
Я и так свободен, как дерьмо, а хочется кардинальных перемен. Безумный план – перейти границу и отправиться гулять по миру, начать с Финляндии, Дании… а потом куда глаза глядят. Чем рискую? – тем, что может где-нибудь и приткнусь.
Просто если об этом мечтаешь в детстве – одно, а если задумываешься в 27 – это уже кое-что.
Плевать на все. Все равно всем там быть †. Так раньше, позже, разве это имеет значение.
У меня, конечно, кое-что сдвинулось, после того, как прочел кусок из кодекса самурая:
«Постоянно утром, днем, вечером думай о смерти. Умереть в бою – это честь, струсить – позор на все годы и на многие поколения. Лучше смерть. Смерть не бесчестит…»
А ведь было раньше да и совсем еще недавно такое: жить хочется, зачем? Чо-то такое трусливо-угодническое жило внутри, хотя и моментов проявить этот выбор (жизнь – смерть) не было, а все равно, мыслишка позорненькая – мне жить и т.д., а отсюда и некоторые поступки, которые не очень красили.
Не знаю, часто думал об этом – …или уже наступила стадия дегенеративная, везде скудоумие, от низов до верхов, себе, себе да побольше, причем это с кривляньем, слезами, топаньем, хлопаньем, визжанием.
И прав 1000 раз БГ, заявляя: «Собеседников себе достойных не вижу». Я ему конечно не пара, но и я это чувствую, мало, ох как мало людей я встречал, кто понял бы, то что я сейчас тебе пишу, а БГ он на другом витке, а там вообще наверное пусто – никого.
Может, Максим, годика через 2-3, ты тоже вкусишь окружающего вдоволь и присоединишься к моему путешествию по Китаю и Тибету. Господи нам поможет, еда не проблема в пути, дадут люди, одежду тоже, чай не цари, что дадут, то и сойдет, и вперед, летом по северным странам, к зиме – на юг.
Бродяг таких хватает, сойдемся с ними.
Немного в жизни и надо:
«Горбушку хлеба, да кружку молока.
Да эти звезды, да эти облака»
Надо, надо делать какой-то шаг, иначе застой, а это наихудшее из всего.
Я готов даже ехать куда-то воевать (хотя ненавижу войну): Конго, Лаос, Корея, Камбоджа, Югославия, что-то делать, а не так жизнь проводить.
Все это глупо – деньги, слава, успех. Что доставляет радость на мгновение, все равно от своего пути никуда не уйти.
Я был доволен, пока строил дом, сейчас время к завершению, год-два, и меня это будет тяготить.
Деньги – это чепуха, сделал я сейчас их достаточно, мог еще больше, но пока, вначале есть интерес к ним, потом понимаешь, что это затянет, и надолго, если не навсегда, хотя и сейчас просыпается желание, о страсти я не говорю – прошла. В год можно иметь 100 тысяч не сильно напрягаясь, но это обман как себя, так и того, что ты ищешь в жизни.
Сейчас было предложение на выгодную работу – 1 тыс. в день, отказался и самое-то… и знаешь, внутри никакой жалости.
А наоборот, я рад, что деньги все же не играют для меня большой роли, пока они есть, но если бы и не было, то все равно не поехал бы.
Жаль времени, и тратить время на деньги жаль, вот если бы это дало какой-то толчок вперед, тогда да, я поехал бы, а так..
В кого я такой?
Вот уж уродец, так уродец!
Давай, ты заезжай… За окном зима, у меня пустырь за окном – самое то для беседы.
Николай V (strengler)»

***
В следующем письме. написанном в начале февраля, Сергей благодарит меня за ситец, который я купил для него в Иванове.
«Спасибо за материал, спасибо тому, кто его отправил (почерк не твой), спасибо траве, что взрастила, спасибо земле, что жива. Я очень благодарен, очень.
Макс, приезжай, я понял, ты страдаешь, у меня ты чего-нибудь обретешь, помнишь как у Бродского – и от Цезаря далеко и от вьюги… это обо мне и этой жизни. Я благодарен, что случилось так, и что ветер в моей голове и в храме моем бардак.
Все интриги, напряженность… меня обошли… все это кажется нереальным, потому что нереален я сам.
Приезжай, получишь полную свободу, будешь жить, как Торо. Может быть получиться, что я с апреля по сентябрь буду в отъездах. Тебе оставлю дом, живи, разрабатывай участок, сади, расти, ходи в лес, лови рыбу, всем обеспечу, да и я буду дней на 10 исчезать, потом на месяц домой. Пойми – ты рожден землей и ты должен к ней вернуться, хотя бы попытаться жить на ней, не в этой клоаке городе. А в тиши-глуши, быть с самим собой наедине и в не в призрачном понимании, а в действительности.
Поживешь действительно один, поймешь чего ты хочешь, когда займешься таким великим трудом, как принести воды из родника, принести дров, затопить печь – камин, приготовить еду на живом огне, чай вскипятить на огне, а не на куске железа, тогда-то и поймешь, что ты рожден не для крысиных бегов, а для чего-то большего.
Сходить в лес, на рассвете, а сейчас в марте-апреле какие там запахи! Рождение природы от спячки, все неповторимо, вознести молитву создателю за это чудо, вразумить через Бога этих грешников-идиотов, что правят нами. На реке поймать на завтрак рыбы и приготовить из нее обед – что еще надо человеку??
Я это пишу еще и для себя, потому что я думал и раньше и сейчас так думаю, все остальное это суета, хотя и прекрасная иногда – но противная еще чаще. Счастье в мелочах, которые делаешь сам.
С апреля хочу окончательно перебраться в новый дом… вставать с рассветом, пробежаться, дыхательные упражнения и прочее. Тренировки с нунчаками и др. это действует на меня успокаивающе и мобилизует меня.
Приезжай, я уверен на все 100% что ты здесь получить хорошую оптимистическую зарядку».

1992 год

Почти во всех письмах этого года Сергей много пишет о работе. Предлагает партнерство: я нахожу в Иванове заказчиков, желающих построить коттедж, дом, дачу и получаю за это свой процент. Он описывает услуги, цены, объясняет, что и как лучше делать.
Сергей строит дома в Московской области.
Изготавливает мебель. «Я сейчас уже ничего не боюсь, увидел в каталоге кровать, повозился и сделал».
Ждет в гости москвичей, планирует общее дело. «Главное захватить пока бардак в стране в нашем крае все лесопилки, цеха по переработке, а у москвичей деньги есть.
А если ничего не получится, то поездки до осени, вложение денег в материал, в самогон, осенью заготовка леса.
Главное – ставить новые и новые цели, быть голодным».
Но есть и неприятности.
«Два пальца попали в станок, немного покалечил.
Деньги вложил не туда – потерял.
О жизни вообще. Она идет. Все крутят какие-то интриги, причем в ход идет все.
Не обманывает только ленивый. Противно мне поэтому.
Мой прогноз. Мир идет к катастрофе и дай бог нам ее не увидеть.
Безумие, безумие овладело всеми… скорей бы конец этого спектакля, может быть когда-нибудь заново сыграем те же роли».
Продолжает читать.
«Лев Шестов для меня выше простого восхищения. Сила. Многие свои мысли там нахожу».
Тогда я увлекся астрологией, Сергей предлагает.
«Погадай мне. 21 декабря 64 года, около 1 часа ночи, широк и долгота Шангал».

1993 год

Мы писали друг другу все реже. Я менял места работы, нигде не задерживался надолго. Несколько месяцев продержался юрисконсультом в вузе, ошалел от скуки и устроился редактором детской областной газеты, не имея ни малейшего представления о профессии. Затем устроился в дюц, вёл кружки. Открыл частный астрологический кабинет, подрабатывал в семейной консультации при загсе.
В начале года Сергей тяжело заболел, сильнейший грипп с безумным перепадом температуры, от высоченной до 35,5.
Первый и последний раз он писал о болезнях.
«Ты можешь иметь миллион
Ты можешь иметь красивую жену.
Ты можешь иметь машину за 100 тыс. баксов
Ты можешь иметь 100 домов во всех уголках света
Но если у тебя нет здоровья – ты фук, козел и дерьмо.
Хочу сдохнуть раньше, чем состарюсь».
Сожалеет, что не бегает.
Из новых покупок – видеомагнитофон за хорошие деньги, поэтому спрашивает, можно ли у нас записать концерты известных рок-исполнителей и некоторые фильмы.
«Вудсток, фестиваль «Мира, Любви и Цветов».
Монтеррей – поп-фестиваль 69 года.
Led Zeppelin
Black Sabbath
AC/DC
Alice Cooper
Феллини – что есть. «Птицы» Хичкока, «Страх высоты» Мела Брукса, «Готика» и «Дьяволы» Кена Рассела».

***
Спустя несколько месяцев я получил грустное письмо.
«Прости, братишка за мое гадское молчание, знаешь, я все хотел приехать, но страх, страх (пошли лекарство против страха).
Симптомы: сначала не было монет, потом пришел страх их потерять… бесконечная цепь вложений. Затянуло это болото – ужас.
Хотя, если бы не нравилось, не занимался бы, наверное… просто нравится эта игра, куда-то ехать, где-то что-то покупать (понимаю, что это тупо, глупо, ничего нового не дает), но это единственное что нравится по большому счету.
Кросс не бегаю, иногда читаю.
А, может, сам приедешь? Когда отпуск? Думай, братишка, решайся, приезжай.
Или я каким-нибудь странным образом заеду. Не обижайся.
Все не мог собраться написать»

***
Летнее письмо тоже невесёлое.
«Кризис жанра. Дерьмово в душе…
Единственный выход – саморазрушение.
Ты прав, лирика из меня почти улетучилась, почти, я реалист. Будьте реалистами, требуйте невозможного.
Да, Максим я стал практиком.
Сложно с чувственной душой в мире капитала (это уже я не о себе, я не такой, это о тебе). Поэтому не надо себя насиловать, не занимайся тем, чем не хочешь. Все надоедает и я думаю, что года через 3-4 я опять куда-то круто поверну, возможно, сбегу с мулаткой.
А пока, брат, спекуляция в мелких размерах, туда-сюда, пока еще интересно.
Знаешь, мне кажется я понял, в чем смысл этой жизни.
Вернее, есть 3-4 версии.
И если я действительно решу, что понял смысл жизни, то меня кажется сразу заберут из этого мира.
Причем я не думаю о смысле жизни, все знания приходят неожиданно, в долю секунды, вспышка.
Каждому начертан судьбой путь. Мой путь, может, оборвется после прочтения книжки «Майн кампф», прочту в следующем месяце и через пару недель умру, а не прочту буду жить пока не возьмусь за нее, т.е. какой-то рубеж существует. У каждого свой старт и финиш, но мне так кажется.
А пока лежу слушаю Rolling Stones и Uriah Heep. Здесь я без маски как и в этих строках, что чувствую и думаю, то и пишу.
Макс, у тебя большая любовь?
Упоминаешь о семье, о детях и прочих делах.
Знаешь, меня пока все стороной… по-серьезному не было, быстро все надоедает. Улыбки, поцелуи, объятия я чувствую что попадаю в какую-то сеть, я стараюсь жить чувствами, что подсказывает сердце, то и делаю (стараюсь делать), получается процентов на 10».
На пару с приятелем Сергей открыл ТОО «Северо-Восток» с капиталом 100 тыс. рублей.
«В сентябре открытие офиса и магазина в поселке. Приезжай.
Всего тебе Максим наилучшего в будущем.
Я приеду обязательно. Сентябрь. Сообщу».
Он так и не приехал. Как и я.
Писал, что курсирует по ветке Москва-Костылево. Летает на Дальний Восток, к границе с Китаем за товаром. Собирается в Минск, также по торговым делам.

Встреча

Все же мы встретились. Случилось это в 1997, когда я учился во ВГИКе. Он приехал в Москву по делам. Мы договорились о встрече на Ярославском вокзале под табло. 8 апреля в 12.00.
Мы сидели на скамейке в Сокольниках. Пьём пиво. Мы медленно пьем, я немного напряжен и ёжусь под ветром.
Сергей рассказывает о своей работе. Он опять строит дома. Говорит не спеша, как будто проверяет, прочны ли слова.
Я возбужден. Мне тревожно и легко. Мы говорим… я не помню, о чем. Я никогда не запоминал наших разговоров. Я погружался в них. Мы долго сидим, разговариваем. Тянем пиво. Кому нужно было уходить – мне или ему?
Он задумчив. Эта беседа – после почти десятилетнего перерыва – она как будто подвела итог не нашей дружбе, но взаимным влияниям.
Возможно, он подумал, что больше ничего не может мне дать, что я ему неинтересен. Быть может, и мне так показалось.
Но мы старались быть интересными друг для друга, шутили, и день прошел хорошо.
Было ощущение невысказанного. Важные слова не были произнесены. Слова о необходимости друг для друга. Но мы не могли об этом говорить. Или не сумели.
Да, я помню тусклое ощущение неловкости. Как будто мы смотрели друг на другу сквозь мутное стекло.
После этой встречи мы некоторое время еще переписывались (редко), а потом и вовсе перестали.

Крещение

Сергей крестился в июне 1997 года в селе Стромынь.
«Сейчас, уже спустя 4 месяца (письмо написано в ноябре) как-то успокоился, нет дерганий, принимаю даже очень плохие новости спокойно, нет дерганий ни в делах ни в жизни.
Живет с подругой (мы с ней опять вместе, время решила за нас все, поняли, что друг без друга еще хуже, – и та говорит, что стал спокойнее.
Редко что может меня разозлить. Появилась какая-то защитная реакция организма на неприятности – я просто замолкаю, ухожу в себя, просто молчу, ничего не говорю, ни с кем. В такие минуты кажется, что все слова – ничто, просто пустота.
Сейчас зима, уже выпал снег… правда его еще не так много, но все же зиму я не люблю.
Может еще и поэтому, когда я один мне гораздо лучше, чем если бы я был в какой-то компании, там пустые слова, которые уже сказаны не раз друг другу. Так что видишь сам, настроение с приходом зимы на 0, иногда кажется что все уже познал, всю жизнь, нашу суету, это наверное, депрессия, к весне пройдет.
Как у тебя с работой на ТВ…Как с учебой, восстановился ли?»
Пока зима хочу свою голову, мысли привести в порядок, с чем работать. Я живу в тайге, лес это единственное, что можно здесь достать. Да и душа лежит к этому делу, нравится мне из дерева поделки делать. Зацепиться бы за ваш регион, тогда бы и видеться могли чаще.
Заботы о хлебе насущном забирают много сил. Хотя о душе думаю, а вот если бы не думал, наверное, проще было бы жить.
Время сейчас волчье и проще быть волком, но не могу. Может, я старею? Может и смерть где-то уже близко. Знаешь, а вот как-то не боюсь ее, может уже понял что хорошего ничего от жизни ждать. Ты скажешь – пессимист, а я это хорошо информированный оптимист.
Привет жене, baby
Жму руку».

1998 год

«В середине января 18 числа погиб мой средний брат, было 40 лет, погиб трагически, перевернулся на тракторе, так что с января черная полоса в жизни пошла, бедные родители недавно к жизни вернулись, короче, радостного мало.
У самого проблемы со здоровьем, с апреля по май – радикулит, ходил, ногу волочит, сейчас все движется к норме.
Так что, друг, в этом году никуда не ездил, сижу дома, читал опять много, занялся своим здоровьем. Начал немного побегивать трусцой, тяжело, начал обливаться водой…
Знаешь, письмо – бумага, последнее время я почти не пишу ни писем, ни записок.. Наверно и разучился ясно излагать свои мысли… Хорошо бы увидеться.
Помнится, я тебя просил узнать о покупке леса и т.д.
Сейчас я хочу немного поделиться, чем я намерен заняться в ближайшее время, т.е. на перспективу. Поскольку живу в лесу, то сам Бог велел заниматься лесом, тем более что развал в области такой же, что и по всей России.
В основном все торгуют, кто чем
- продуктами
- вином, пивом,
- тряпьем
- кто душой
- кто телом.
Хочу купить минипилораму, хочу начать строить на месте бани, дачные домики, дачи и все что угодно из дерева, из круглого, бруса, лафета и полностью всем комплектовать – половой доской, вагонкой, дверьми, окнами, крышей, а потом это развозить по заказчиками.
Макс, мне нужен кто-то чтоб это предварительно прозондировал у вас в Иваново. Я же хочу вообще цены сделать минимальными.
Ты сам человек далекий от этих дел, поэтому если не ты, то кого-то ты подыскиваешь мне, вариант найти пенсионерку с телефоном а еще лучше резвого молодого человека без комплексов. Особо ничего не нужно делать, позвонил кто-то, продиктовали все по бумаге, если заинтересовался кто-то, приехал – посмотрел. Если человек решился – то звонишь мне, я выезжаю и там все с человеком обговариваю.
Я же с марта по апрель сего года работал в лесу, т.е. теперь весь процесс от валки леса до строительства из него дерева могу делать сам.
Жаль, в Москве нет тех, кто этим бы занимался и знакомых. Родственникам не до этого, с 8 до 10 на работе. Москва – это да, это рынок, но как там приткнуться – не знаю.
Не знаешь ли адресов контор, где принимают лекарственное сырье, парень просил узнать.
Жизнь она берет свое – хлеб насущный нужно есть каждый день, как бы мы не относились к этому хаосу, но жить надо и поэтому тема, где добыть на еду, одежду и т.д. будет всегда, пока жив человек.
Ты говоришь, душа вечна, а я добавляю, и деньги тоже вечны, пока мы будем что-то кушать.
Я прочитал опять «Антихристианин» Ницше, черт, и во многом я согласен с мыслями его.. Жаль что удается читать редко, быт заедает.
Иногда мысль – правительство – сук.., да они специально держат людей в таком дерьме, чтоб в голове была одна мысль – заработать копейки и потратить их только на еду, чтоб из черного тела не вылазили, сидели там, ели дерьмо.
Представь, народ если бы был сытый и довольный, да он такого бы натворил в стране, правительства только бы менялись, ведь честному человеку здесь неоткуда взяться».

последнее

«Макс, здравствуй.
Прости. Молчал. Но думаю, вспоминал о тебе. Желал мысленно когда обливался водой вам здоровья (быстро прокручивая в головах родных и знакомых), тебя не забывал.
Зима холодной была, впал в анабиоз, соответственно в кризис. Но читал, читал.
Читал «Улисс», думал крыша поедет, удержал, выпивал с безысходности, не много, но часто. Пришел к тому, что стало еще хуже. Прекратил. Иногда пиво позволяю с друзьями, с подругой на почве этого скандалы были. Сейчас она у матери живет. За зиму надоели друг другу, ищем новые (старые) чувства. Тропинку нашли, может, выйдет на дорогу?
Я и она живем чувствами, за 5 лет друг друга узнали очень хорошо, лгать, изворачиваться бесполезно, малейшую ложь видим, что она, что я.
Полноценная жизнь – (мое мнение) это ожидание.
Встреча, да, это интересно, но ожидание бурлит кровь.
Пример: близость длится 3-5 мин., а ожидание этого момента хотя бы сутки так завораживает, что готов, кажется, сделать непонятно что.
Ожидание. Ожидание чего-то что должно случится скоро, мне кажется, вот что дает еще силы жить. Не прими все буквально, но вслушайся, вдумайся.
Живу. Весна. Весна дала новые силы жить, иногда аж прыгаю от восторга, что тепло. Вот это наверное и есть счастье.
Макс, сегодня 27.04. Вчера тебе было 29.
Что пожелать? Ничего в голову, кроме фразы из старой блатной песни не лезет: «Сегодня Сонечка справляет аменины и мой через ее настал поцеловать…»
Главное, не задумывайся, типа 29, а что… Молодец, что дожил до стольких лет, это не просто.
Знаешь, после зимних раздумий, когда днями сидишь дома, топишь печь, топишь камин и погружаешься в свой мир, слегка трудно вообще стало находить не только что общий, вообще язык со знакомыми, друзьями, все они жертвы строя, обстоятельств, дети кризиса, молодые волки, устал от бесцельных разговоров, тяжести о деньгах. И посему сократил вообще время наших совместных бесед.
За зиму родилась идея (старая как мир), но не лишенная творчества, наверное, скоро до нее дозрею (я зрею очень долго, на что-нибудь ответственное).
Хочу зависеть от окружающего меня мира очень-очень мало.
От всех этих интриг и передряг. Хочу заняться выращиванием на земле. Буду выращивать огурцы, помидоры, капусту, лук, чеснок и т.д.
Вообще, мне кажется, это так здорово. Земля – самое благодарное и самое дорогое, что есть.
Никогда, до этой зимы об этом не думал и вот – внезапное просветление. Самое благородное из занятий – земледелие – что вырастил – то съел, тут никого не обманешь – лентяй – умирай с голоду, что-то можешь на деле – получишь.
Вообще это так интересно.
В мае месяце буду завозить землю к себе на участок у меня земля – глина, это не самое лучшее.
Может, потом живность заведу – кур, кролей и т.д. начну с малого, но хочу, сейчас еще присмотрюсь пока, что да как, кого да как держать, да как кормить надо.
Это о планах.
А так на хлеб насущный зарабатываю тем же руками – строительством в Москве. Бросать не собираюсь, нравится да и хлеб насущный нужен ежедневно. Хотя питаюсь очень скромно, чему рад и чувствую себя сейчас физически превосходно.
Макс, я до 26-27 мая буду здесь, на Севере, потом в Москву и так набегами туда-сюда.
Напиши в июне после 20 до середины июля где будешь: постараюсь заехать из Московии.
А то сам заезжай – прямо сейчас в мае.
Или лучше бери отпуск в сентябре. Приезжай с семейством, осень, тепло, грибы, ягоды – клюква, брусника, охота, рыбалка, баня, купание при луне. Дом большой, тепло, все удобства. Вот тогда и отведем душу, поговорим. Познакомлю с интересными людьми, которые в свое время на меня повлияли.
Костер, пение на гитаре вечером – что еще нужно человеку для счастья?
Я отвечаю: хороший собеседник, бутылка вина, треск дров, гитара, тишина, лес.
Я пишу, в отличии от тебя, более приземленней, но, братишка, весь кайф в жизни состоит вот из этих мелочей – это так жизнь, которая нам была дана, но от нее человек ушел – потому что шибко умный.
Как сказал один чудак, вспомни за год прожитый, что запомнилось больше всего – вспомнил – вот это и есть жизнь.
Друг, письмо заканчиваю, на тот случай если надумаешь приехать в мае пишу тебе код поселка, позвони если что
8 гудок 818-555-41-24, лучше вечером после 8, если меня нет, сообщишь, кто звонил и когда – число и время перезвонить. Если нет, то пиши. Отвечу сразу, более обдуманно. Сейчас же, как прочел – сразу пишу.
Всего. НС. 27.04

Часть III
Неожиданная радость - море

звонок

В середине нулевых я позвонил в Шангалы с радиостанции, где тогда работал. Я звонил в почтовое отделение, просил разыскать Сергея, сообщить ему, что я с ним связывался.
Потом он написал мне. Но это письмо не сохранилось.
Больше не было ничего. Ни писем, ни звонков.
16 мая 2011 года он умер в своем доме. Сердечный приступ.

стыд

После того телефонного звонка я редко вспоминал Сергея. Значит, он был мне не нужен. Хотя был важен – как далекий рубеж моей личности, как тот, кто невидимо охраняет границы моей размытой персоны.
Мне исполнилось сорок. Тот невидимый рубеж, на котором он нес вахту, приблизился. Я стал задумываться, отчего все так складывается, почему все не так, как я хочу (хотел бы) и вдруг осознал, что я никогда не знал, чего именно хочу. И Сергей опять затаился за поворотом. Но я не спешил к нему. Я медлил и корил себя. Я передвигался по своей судьбе, я расчерчивал ее на меридианы и параллели, я искал квадраты счастья, пытался избежать провалов неудач, но чувствовал себя волком в красном коридоре. И как будто никто мне не угрожал, но я ощущал опасность и затаивался. Но если кто и размахивал красными флажками, то я сам, пугая себя бумажным медведем, в отличии от того мужика.
Мучительный самоанализ того времени не имеет отношения к нашим взаимоотношениям.
А только то важно, что я был глух и о Сергее почти забыл.
И даже после известия о его смерти я стал растерян, но даже как будто самоутвердился. Вот – мой друг умер, а я еще нет. Ну, как будто он был рок-н-роллом, а я укреплял свои бастионы за его счет.

сейчас

Я не знаю, что происходит со мной.
Я могу догадываться. Но не хочу догадываться – хочу знать.
Но я знаю, что Сергей даёт мне силы. Быть собой. У кого-то это просто получается. Получается – просто. Я так не могу. Я изменчив, как тёплая статуя, омытая дождём. Представляете, если бы статуя ожила и выскользнула из ваших рук. Побежала по размокшим дорожкам. Исчезла в потёмках. Ваши глаза совершают ошибку. Я – не тот, как вы меня видите. Я – не тот, кем вы меня считаете.
Я ничего не знаю о вас. О, прошу вас, выскальзывайте из моих тёплых рук. Не оставайтесь статуями, уходите на все четыре стороны, возвращайтесь к себе.
И вот мы снова в Мамонтове. Я ошеломлен. Девушка предпочла меня. Лучше бы другого, тогда бы я страдал. А теперь я вынужден защищаться. Мы идём по колее в сумерках, и я от испуга плету про фильмы Тарковского. Она слушает меня, как дура. А дураком был я.
Я ничего не знал и упоённо внимал себе.
Откуда-то дул ветер. Поверх моей головы. А я – «пой песню, пой». От избытка себя. От страха принять себя.
Сергей присутствует в поле моего недоумения.
Мы работали в выходные? Очевидно, нет. Но что мы делали? Я ничего не помню. Я читал? Унижался? Был храбр, беспечен, труслив, осторожен.
Я ходил с Сергеем в лес. Лес прикасался ко мне чистыми ветвями. В сторону Сергея дул освежающий ветер. Мне не хватало ветра. С ветром у меня сложные отношения. Ветер приносит радость. Ветер приносит страх. Ветер приносит надежды. Ветер приносит меня в чью-то жизнь. Ветер не подчинить. Мне казалось, я научился останавливать ветер. Но это иллюзия. Я иллюзорен. Но как трудно это принять. Как хочется быть достоверным.
Я ни на йоту не подобрался к Сергею. Он ускользает. Он всегда ускользал от меня. И даже (тем более) когда перечитывал и набирал его письма. Я пишу строчки, я ищу его между строчек, а он пропадает. Я наделяю эти строчки то заповедными, то скучными смыслами, а Сергея нет. Разве он не в могиле? Там его прах. Ничто. Где же он? Почему я пишу о нем, разматывая страшный клубок, один конец которого – везде, а другой… Другой – везде же. Я – только нить, собранная в клубок. И я разматываю себя. Такого важного, значительного, непокорного. Я замызган смыслами. Меня обступили смыслы. Я хочу вернуться к единому: чистому голосу, тихому лесу.
Меня приняли. Он принял. Стесняюсь думать, что кем-то стал в его жизни. Возможно, вопрос привычки. Он открыл мне свои двери. Он мог открыть их кому угодно, всем доверчивым и деликатным. Только бы не топтались в прохладной прихожей. Возможно, он был менее пристрастен и требователен, чем большинство из нас и мог делиться собой с кем угодно. Может быть, более требовательных и пристрастных людей я не встречал и потому он таился от всех.
Ну, тогда посмотри в зеркало.
Мне кажется, я все пишу, пишу и ничего толкового не выходит. Все какие-то мелочи, случайности, крохи со стола воспоминаний. Я не умею помнить. Опасаюсь забывать.
Вспомнить бы, как я впервые заговорил с ним. Это был какой-то смешной эпизод, что-то светлое и ироничное. Преддверие дружбы, подобие судьбы. Шутка – и есть наша судьба. Я явственно помню, что его щёки были прорезаны морщинками. Они разбегались от углов глаз. Собирались в его взгляде.
Я ведь выслеживаю, кого-то выслеживаю сейчас. Себя или его? Или кого-то третьего, в кого превратились мы оба, он – уже умерший, я, еще живущий. Он, еще умерший, я уже живущий. Мы оба – умершие и живущие в какой-то связи. В какой-то нелицемерной связи.
Привет, Серега!
Я так к нему редко обращался. Сначала всегда писал – Сергей. Только в отставшие от юности годы писал «Серега». И это был уже почти его титул. Мое оправдание, объяснение себя. Прояснение себя. Стекло уже не так тускло, появились разводы, подтеки. Струится, омывает.
Спасибо за это.

Сергей

Я думал, что пишу все это ради свободы.
Ради памяти.
Ради процесса.
Желая избыть стыд или страх.
Я пишу это ради любви. 
Я несвободен – всегда. Кроме того времени, когда люблю. Невозможно выбирать свободу, она ускользает. Нагая насмешница.
Надо её отпустить, как благовещенскую птицу. Дать свободе свободу – от себя. От своих нудных поисков, упрямых требований, надменной воли.
«Мой аку-аку говорит, какие решения верные».
Внутренний голос – сокровище. У меня не очень получается его слушать. Мешает однообразный жизни шум, мышиная возня.
Пожалуй, я адресую этот текст какому-то неведомому, невидимому до поры до времени себе. И другу – такому же: невидимому, неведомому.
Я помню, как мы ходили с ним на ферму, тащили тяжеленную флягу с молоком. Радостно было идти вместе, наклонять и поддерживать флягу друг для друга, пить жадно, как жадно дышать, жадно и жалко быть.
Да, пожалуй. Всем нам жалко и жадно быть.
Трепыхаемся. Пьём, стыдясь и рассчитывая.
Я был зависим и разлинован, измерен и рассчитан. А он был сам по себе. Сергей Никитин пил так, как будто имел полное право. И это было в порядке вещей, который он установил. А порядок вещей остановил его.
Я люблю тебя. Надеюсь, я писал тебе когда-то именно так. Писал – потому что сказать не мог, мне было это трудно. Я робел и немел при тебе. Я тебя слушал, я впитывал тебя, как промокашка – влагу.
Я помню, в какой-то начальный весенний день после занятий мы сидели на лавке у ивановского облсуда и ты рассказывал мне о Торо и о многом другом. И я смущался, когда ты произносил бегло и раскатисто – Торо, а я стыдился спросить, кто это. Ты заклинал меня, Серёж, ты заклинал меня своим ощущением, понятием центра, я пытался, как мог освоить твои мысли, понимание своего предназначения, геройства, сумасбродства и смирения. Ты учил меня быть собой. Ты учил как мог. Я учился как мог.
Теперь мне важно рассказать себе о тебе, чтобы потерять и открыть себя. Я хочу долго слышать тебя, но не ставить задачу истолковать тебя. Я просто что-то должен теперь сделать с собой, что-то новое, другое, прекрасное, свежее и я прошу у тебя помощи, как просил раньше.
И я вновь иду к тебе - как могу.

мечта

«Вчера было грустное настроение, читал Евангелие… хочу написать в Архангельск архиерею. Хочу узнать, что, если объявить добровольный сбор средств на создание маленькой церквушки, по месту моего жительства, я беру на себя все строительные работы, строим безвозмездно, ну и прочие вопросы, я хотел бы устроиться в эту церковь или дьяконом или подьячим, неважно кем, но чтобы быть при ней, а если для этого требуется образование, то где и как его получить. Нет, я о семинарии не заикаюсь, это не для меня.
…ведь сколько старых, больных, да и просто одиноких, которым хочется просто высказать, излить душу… Мне кажется, что многие к старости задумываются, а на что мне это все сдалось? Все жизнь или пропили или продурили, а вот когда болезни и старость сковали все суставы, тогда начинают задумываться… многие очень сожалеют о прошлом и вот тут-то и церковь (или что-то другое) и должна им помочь…
По последним дням жизни характеризуется человек.
Знаешь, у меня мечта, жизнь свою посвятить постройке церкви, если бы получилось служению в ней и конечно же, сначала на альтруистических началах, а потом на пожертвования прихожан или мирян открыть новое кладбище (вполне серьезно). Ведь, что остается после человека, ничего кроме могилки, вот поэтому с большой пользой как для себя, так и для окружающих, делать склепы и могилы. Конечно, на те, что сейчас сделаны, просто смотреть стыдно, жили всю жизнь нищенски и похоронены кое-как. А ведь можно сделать аккуратные аллейки, мало ли чего, все сделать аккуратненько, могилки, надгробия, памятники, делать на свой вкус, конечно, чтобы и родственники были не против, всего не выскажешь, но мне кажется, вот действительно для чего можно посвятить себя.
Мне кажется, что это один из многих выходов, ради чего стоит жить, я имею в виду не свою личную жизнь, а так сказать, общественную.
Примерно с такими вопросами хочу обратиться к архиерею.
Но почему-то я уверен, что ответ будет не в мою пользу… разные советы, владеющие землей, не выделят просто кусочка земли под церковь, ну а уж про кладбище вообще разговора нет (но это мои догадки и попробовать стоит, тем более что я ничем не рискую, кроме как сойти за идиота, но меня это мало волнует)».

голос

Я помню его голос. Он присылал мне бобины с музыкой и на оставшемся куске ленты однажды записал себя да выслал запись хора архангельских старушек. Сам-то он напел из репертуара «Звуков Му», а старушки исполняли бесконечную песню, в которой вздымались и опадали волны Белого моря.
Нет той бобины.
Жил человек – и умер. Об этом повесть?
Нет. О таком призрачном, беспримерном факте писать не стоит.
А если так: не было человека, и вдруг – родился. Несуразица. Неужели, до рождения (зачатия) – не было, а после – раз – и был!?
Может, всё это о том, как я расположил себя в пространстве? Время, память, расстояние, всё труднопостигаемые материи. Мечешься между ними, истончаешься, честное слово, к концу жизни – любезнее голубя.
Кто о Сергее помнит? Родители умерли. Средний брат умер. Остался старший, но он далеко.
Кто ухаживает за его могилой? Зачем вообще ухаживать за могилами, если за ними скоро некому ухаживать. Ведь весомо существует только прошедшее время. Об этом убедительно свидетельствует наука история, то есть – «прошлое». Нет науки – «настоящее». И будущего нет. Ни науки, ни будущего.
Пытаюсь понять, существует ли что-то, что не только «было», но «есть»?
Ошеломление пустоты.
Как это вам? – Человек – материализовавшееся ошеломление пустоты.
Сергей не изменил меня. Он частично в меня перетёк.
Одно ошеломление впало в другое, слилось с третьим, растворилось в четвёртом. Сколько ошеломительных мгновений сулит нам общая вечность!
Раствориться в вещах обыденных, притаиться в замыслах и воплощениях. Герой произведения Рэя Брэдбери говорит: «Неважно, чем ты занимаешься, важно, чтобы то, до чего ты дотрагиваешься, с чем соприкасаешься, меняло форму, чтобы в этом ты оставлял частичку себя».
Вот мы и строим сообща общую вечность. Индивидуальной не завезли, не предвидится. Никому и никогда.
Жаль, что нельзя расти наоборот. Вообразить, что юность – впереди. Что наша встреча - впереди.
Наша жизнь – цветок, в нас много пыльцы. А те, кого мы любим, нас опыляют. В зрелости мы закрываем наши бутоны. И солнечного света попадает на них все меньше и меньше. Мы становимся скучны и уже не так привлекаем пчел нашей весны, нашей юности.
Но с юностью надо прощаться.
Юности нет. Друга нет.
Что остаётся от нас?
Благая весть, полагаю. Благая весть.

***
Для М.Б.

Милые милые М.Б. и Б.И.,
Заблудшие в густые поля,
Заблудившиеся среди ветвей,
Куда улетели подружки, эти милые чушки,
А, может, кружки? - Неважно. Главное – скорей.
Куда подевались З.Г. и А.М.?
Куда все ушло? Все  кануло в лету? Неправда!
Возможно оно растерялось и плюхнулось
Во вчерашнюю газету?
А, может, забылось и умчалось?
Помнишь, вагоны метро стучали,
В окна дул ветер, мы расстались.
Сейчас стучат лишь зубы, они остались.
За слово о жизни не дам и гроша –
Это полнейший абсурд, сам знаешь
Об этом не хуже меня. Это уж точно.
Плутайте, любите и тешьтесь,
Забудьте (но знайте) за вами придут,
Пока ж еще мало света,
Не нужно только насилья, его достаточно в этом мире.
Руки сплетите в крылья, они укажут пути возврата.
Только не принимайте к сердцу разврата!
Вы выйдите – это ясно.
Выйдите, но не опасно?
Но обожгитесь – есть перекрестки, идущие из ниоткуда, ведущие в никуда.

***
Героям античных (в ванном корпусе) дней

Мой милый Робеспьер!
Твое пальто досталось по суду мне,
Клянусь, они хотели сжечь его, но я не дал,
Возможно ль завладеть пальто без шума?
Я задаю вопрос и сам же отвечаю: «Нет».
Старьевщик предлагал оберегаться,
Достаточно хранить покой, чтоб сладко жить,
Достаточно молчать и гуси  сами влезут в сети,
Мое же существо противится всему былому.
Пшеница проросла, овес сожрали куры,
Мозги всех мудрецов раздали на супы,
Все съедено, осталась плоть,
Заснятая на пленку.
Ты помнишь дни, когда еще цвели сады.
Мы радовались жизни, грезили впотьмах,
Теперь в карманах деньги. Мысли?
На мысли спрос упал, немногим это интересно,
Цена же на поросей осталась прежней,
Произошел невиданный доселе взлет страстей,
И покрывало теперь уже не купишь,
А нежная рука, возможно, ублажает чей-то спящий разум.
Я думаю, пора играть в трубу,
Хоть звуки той трубы ужасно резки, чересчур ретивы,
Но вспомни полки, их бока еще хранят
Сладчайший вкус вина,
Теперь же очередь вокруг, стоит ужасно мерзкий звук.
В природе – новый царь – тупой осел,
Певец коммунистической свободы (хозяин он же).
Представь, он воплотил в себе мечту народа,
Соединил два полюса – добро и зло.
Итог – жить стали лучше, веселей,
Сплошное равенство и братство!
О чем мечтал ты, воплотилось в жизнь,
Но ты не рад? И я немного грустен,
Возможно от переизбытка чувств
Вдруг охвативших нас стальными обручами.
А, может, сало виновато? Я же рук не мыл!
Завидую тебе, ты ешь не это сало.
Возможно ли слова подвесить вверх ногами?
Послушай, как звучит любовь (есть что-то от французского) ьвобюл,
А слово счастие начнется на ие.
Ие, ие – да, это слово как нельзя подходит больше к миру.
Почтим же память павших не вставая,
Речей не нужно, в горле ком,
Я видно точно переел свободы здешней –
Тошнота и понос – закономерная реакция на боль.
Но я не болен! Робеспьер, проснись, дай ложку меда,
Расскажи к чему идут колонны с  кумачом.
И почему всевышний невзлюбил Россию?
Болезнь пройдет, но где уверенность в победе?
Когда Иисус придет на землю нашу?
Дак помоги же, Робеспьер, очнуться…
В колодец тишины бросаю невод,
Одинокая луна смеется, делает мне знаки,
Идилью тишины пронзают звуки сотен ног,
Одетых в кирзу…
Прощай и здравствуй, Робеспьер,
Мой  путь лежит к тебе,
Насильно мил не будешь,
Сильнее сильного не стать,
Их головы способны только рушить,
А созидать – удел других.
Но память о тебе и запахи свободы еще
Хранятся у оставшихся в живых.

23 января 1989 года

***

Пьеса «Червонного золота ответ прост»

Суть проста: сталкиваются две правды, причем, каждая из них знает, что соперник прав, но, тем не менее, они бьются до смерти.
Итак, заброшенный дом, но жизнь кипит в нем, это министерство КГБ и один кабинет участкового сержанта Гибралтарского.
Действие 1
Лик адмирала Седова: Люди, как кошки, быстры и умны.
Танк гвардии сержанта Кошкина: Знаю, видел, слышал, ел.
Будильник со Старогородской улицы: знаете, господа, спички жгите до утра.
Город Норильск: Горжусь славой Александа II.
Арест танка святого: Дышать хорошо, дышите и любите.
Сюзанна (моя любовь): Вчера пыталась поджечь кровать любовника
Я: Мы играли сахарным песком
Действие II – рождает противодействие:
На сцене огромный календарь с непонятными буквами, ползают по нему люди, один сидит посреди сцены на унитазе и читает «Юманите».
Говорят колокола Кронштадта: Заговорщики, заговорщики, а на теле революции – подпольщики.
Дайте холст и паутину будем ткать себе резинку.
Стыковка 2-х кораблей.
Дама легкого поведения: табель учета летного времени
Списки готовы, детей смелей.
Господа из Мапуту (кричат): Угу! Угу!
(видимо языка не знаю, а плывут). Люди едут на плите, чистят пастой сапоги.
Грудь, левое плечо танцуют танец.
Я поехала к грузину, по усам акселерат.
Жена генерала Попова: снег с зарядом, муж с отрядом.
Группа красногвардейцев (хорошо):
Температура 39, пульс 130, в сознании, спасся пытались спать, но тщетно.
Топят снарядом печь мебелью, тянут желчь, кровоподтеки на лицах участников спектакля.
Занавес. Лес шумит над головой.

Сая-тот-ат

Гл 1 Слизко
Хорошо бывает.
Бывает плохо.

Гл. 2 Рань
Люболобзиво – любодивно
Хорошо виден холоп льна.

Гл.3 ЕфорИ
Лоснится лососина на солнце,
Играет хвостатая прорубь.
Выбираю таракана за печью – жалко.

Гл. 4 Хлюпики-хлюп
Солнце ярко, а пятна на нем есть – видел.

Гл. 5 Смеху подобаюсь
Умершему могила пухом, а мне не много надо.

Гл.6 Посмотри
Воды не наловишь,
А топор кусается.

Гл.7 Всем
Радиоточка работает на полную громкость

Гл.8 Лётное время
Бух,бух, бух, тясло!
Сморкается вечер – гирляндой венцов,
Заражение проникает, выражаясь, мягко, доступно, молчим.

Гл. 9 Дети
Небо, питание, не…
Лебезение лебединое пререкается повсеместно.
Карканье тарабукина не выгонишь.
Норы, одни сплошные норы,
До поры оправляемся.

Гл.10 Куль
Улыбаясь в зеркало свистнул,
Неожиданная радость – море.