Коктейль Кукина

     Эту историю автор пишет давно. Со времени начала действия договора об ограничении СНВ-1 между теперешними закадычными друзьями и стратегическими партнёрами.
     Прошли годы ...
     За это время изменилось мышление, военное противостояние двух держав ушло в прошлое, президенты улыбаются... Готовится к ратификации новый договор, СНВ-3.
     А десятки, может быть, сотни тысяч моих коллег повторяют вслед за героем рассказа: «Обуют нас, ребята...» Многие из них разделили его судьбу, отдав жизнь созданию ядерного щита.
     Помним...


     За стойкой скучал халдейской наружности крепышок при бабочке.
     Склонившись перед зеркальцем, он старательно приглаживал белобрысые волосы, раскладывая их на косой пробор. Одновременно растягивал губастый рот – вырабатывал профессиональную улыбку. Идеальный пробор в ниточку, располагающая улыбка, почтительный кивок – таким он увидел бармена в голливудском фильме. Прилепить на своё лицо эту улыбку никак не удавалось: получался какой-то оскал. Но, Серёжа, упёртый парень: артистов-то учат. Попугай – и тот может по-человечьи.
     Место бармена в ресторане «Урал» досталась ему не за красивые глаза. Бабка помогла. Приглядела местечко, пока он в армии кашеварил, заплатила, кому надо.
     – Держись за место, внучек. Денежки...
     Рос Серёжа шпаной, без родителей. Где б сейчас был, если б не бабуля.

     ...Кукин пересёк пустой зал и взгромоздился на скрипучий табурет у стойки.
     – «Рябину», пожалуйста.
     Оторвавшись от зеркала, Серёжа привычно приготовил «Уральскую рябинушку» – здешний фирменный коктейль: рябина на коньяке, водка и апельсиновый сок.
     – Миндаль не завезли. Может, арахису?
     – «Не завезли...» – хмуро передразнил Кукин. – Тебе бы в сельпо...
     Серёжа вспомнил про улыбку, поправил бабочку:
     – Кешью? Фисташки?

     Сколько же лет он сюда ездит? Двадцать пять? С шестьдесят восьмого... Этого Серёжи, небось, и в проекте...
    
     ...Город был закрытый. Инструктаж командировочным – строжайший. За трепотню лишали допуска. Значит, с профессией прощайся. А выявляли?.. В дни получки и аванса все злачные места под контролем... сотрудников. И по пьянке – не сболтнёшь. Профилактика! Смешно, до чего доходило. Стоило спросить – в каком цеху работаешь, разговор тут же прекращался: бдительность! Между собой, в гостинице, и то старались поменьше о работе. Ни-ни: кто-то говорит, а кто-то слушает. И докладывает... Всё было. Режим: враг не дремлет. Болты болтать – ступай на макаронную фабрику.
     А что теперь творится – уму непостижимо. Потенциальный противник и реальный враг – чего уж кривить? – сам приехал. Прямо на место: всё ему вынь и положь, а он будет «инспектировать»... Дожили! И кто удумал?..
     Кукин раздавил в пепельнице окурок и решительно подвинул стакан:
     – Ещё.
     Серёжа «усилил» коктейль водочкой – он всегда так делал на повторный замес – и, улыбнувшись, поднёс огоньку. Ему хотелось похвастать новой американской зажигалкой.
     Заокеанские инспектора хаживали в «Урал». Наберут кучу салатов, стейк и – от пуза. Хлеба не едят. А выпивка у них – после. У нас на полный желудок никто и не захочет. Хоть даром... Как-то раз Серёжа угостил их хренком – за счёт заведения. Хрен свойский, бабка готовила. Понравилось. Подал рыжиков солёных, отборных – полный кайф. Едят, не боятся. Не проверяя. Только от бражки отказались, попробовали, но не стали.
     Так и повелось, по-приятельски: он им местную экзотику, они – сигарет, зажигалку, жвачку. Серёжа замыслил, раз такой бизнес пошёл, устроиться к ним в обслугу. Уха со стерлядкой, шашлыки на природе. Баньку с девочками... Перспективы!
     Глянув на говённую импортную зажигалку, Кукин вспомнил презренную «фарцу» студенческих лет. Оперотряд.
     – Вот как всё поворачивается...

     ...В сотне метров от КПП сборно-комплектовочной базы, под вековыми соснами расположился объект – типовые армейские домики, густо увешанные антеннами спутниковой связи. На штабном – два флажка: кичливый – USA, и наш – полыхающий степной пожар...
     Кукин знал, конечно, и о договоре, и о процедуре взаимного контроля, но когда впервые увидел... Здесь, в святая святых, где бетонка и сосны, одноколейка под маскировочной сеткой и колючка «в три кола» со средствами слежения!..
На стриженом газоне, под звёздно-полосатым тентом, трое: рыжий верзила в погонах майора, женщина в шортах полевой формы и сухопарый, как ковбой из Техаса, сержант... Шезлонги, пиво (может, кола ихняя) – как у себя на Гавайях...
     От неожиданной ярости Кукин чуть не задымился.
     Пока оформляли пропуск, он нервно расхаживал, стараясь не смотреть в их сторону. Чертовня... кино... декорации... Сейчас прозвучит хлопушка... Камера! Снято! Домики сложат и увезут. Статисты побегут в кустики, публика – по своим делам.
     Но где РЕЖИССЁР?!
     – Взаимный контроль – ширма, – убеждал он своих вечером. – Обуют нас, ребята. Обуют... – искал понимания у коллег.
     Коллеги были молоды и доверчивы. И смотрели на это иначе.

     Вернувшись из командировки, Кукин заболел. Ослабленный иммунитет, объясняли врачи, давление, сердце.
     Две недели ходил на уколы. Ругался с женой из-за диеты. Теленовостей не смотрел. Читал только Агнию Барто. Внучке. Ночами плохо спал: такое чувство, будто его предали, лично его... Когда всё же засыпал, измучившись, донимал один и тот же дурацкий сон.

     ...Лежит он у обочины, в засаде. Гранатомёт. «Икарус» из-за поворота. Вот поравнялся. Он вжимается в снег... приклад в плечо... ну, сейчас! И вдруг... у «Икаруса» выпускаются крылья... Он исчезает в облаке снежной пыли. Машина сопровождения с красным крестом останавливается, выходят двое в белых халатах: «Мистер Кукин! Плиз...»

     Выздоравливал долго. В командировки не ездил. Но необходимость быть на заводе возникла, откладывать – ну, никак...
     И в первый же вечер увидел их в «Урале».
     Сидя за стойкой, Кукин лихорадочно соображал – как бы хорошенько ущучить... Чтоб достоинство не уронить, и чтоб знали, сучьи дети...
     Прихватив со стойки свой стакан и сигареты, стараясь держаться по-хозяйски, он подошёл к столику:
     – Хау ду ю ду! – приветствие прозвучало как команда: «Стоять! Вашу мать!»
     Секундное замешательство – и тройка разом расплылась в улыбке: они не ждут провокаций от гостеприимных русских.
     – Спасибо, мистер... А как вы поживаете? – отозвалась переводчица. – Меня зовут Фрида. Это – Дэвид, Иван. Ваше имя, пожалуйста? О-о! Мистер Ку-кин! Превосходно!
     – Серёжа! Три «Рябины»!.. Не возражаете?
     Рыжий и ковбой кратко переглянулись. Фрида смущённо улыбалась – этот русский изображает радушие, но слышно как скрипят его сжатые зубы...
     – Как в Штатах со СПИДом? – пошёл Кукин в атаку. – Негров притесняете?
     Сержант примиряюще поднял ладонь: стоп-стоп, мистер Ку-кин...
     Но Кукина прорвало. Он разносил их внешнюю политику, устроенную для глупцов демократию, растущую уличную преступность...
     Фрида, не глядя на Кукина, переводила. Её спутники, потягивая «Рябинушку», кивали в знак согласия:
     – Вы правы, сэр, преступность растёт...
     «Ага! Заёрзали, янки дудль», – отметил Кукин с удовлетворением и наддал:
     – А Кеннеди за что? Белым днём! Мартина Лютера?.. Кинга? А Вьетнам? Надо скромнее, ребята! Совсем оборзели...
     – Вэл, – прервал майор незадавшееся общение. – Спасибо, мистер Ку-кин, нам пора...

     – Нехорошо гостей... вот так, – возник у стола Серёжа. – Платите и... «Рябины» больше нет.

     – Надо было проще... – досадовал Кукин, возвращаясь в гостиницу. – Так и так, сучьи дети... ни хрена у вас не получится!.. И этот... холуй белобрысый, туда же: «нехорош-о-о...»
     Накрапывал вечерний дождик. Люди шли по набережной в лёгком платье. Без зонтов. В открытых колясках на мокрое небо с изумлением смотрели дети. Со стороны сквера Победы доносился мурлыкающий голос Армстронга. Мимо проследовал автобус – к последнему рейсу на Москву.
     – Домой бы... Надоело всё... – Кукин устало присел на скамейку.

     ...В гостинице ему стало плохо.  Имеющиеся под рукой средства не снимали приступ. Приехала «скорая»...
     Острая сердечная недостаточность.
     ___________________________________________________________
     Коктейль* – буквально петушиный хвост (англ.)  Прим. автора