Рубашка для крещения - II часть

      

После моего вещего сна о старшем брате прошло более десяти лет.
Жизнь брата не сложилась, он скитался по миру бродягой, который никого не любил. Он был, как осенний листок, гонимый северный ветром. Писал он нам редко, за скупыми, ничего не значащимися  строчками письма ощущалась большая боль разочарование. Великая депрессия исходила из его восклицательных знаков.
 
Я родила сына вопреки просьбы матери больше не рожать детей, она уже не сможет мне помочь. Сын родился копией своего сына и  был уже третьим ребенком в семье. Во время  грудного кормления я неожиданно заметила, как в лице сына каждый раз проступали черты моего брата. Глаза ребенка смотрели одновременно жалобно и требовательно. Странное ощущение, что я держала на своих руках новорожденного старшего брата, меня не покидало несколько дней. Сын сосал грудь, но быстро уставал и засыпал у меня на руках. Я переживала за то, что его увозят от меня голодным. Свое видение я списала на состояние после родов.

В первый же день после выписки я присела на мамину кровать с малышом на руках. Мама внимательно рассмотрела ноготки,  пальчики, ушки ребенка и  отметила, что ребенок – копия моего мужа, с которым мы не были похожи.  Я достала грудь для кормления.
- А теперь внимательно смотри, мама, на его лицо, - попросила я.
Мама приподнялась на подушках, чтобы лучше видеть моего сына, у которого не было еще даже имени.
Мальчик пососал грудь немного, отпустил сосок и смотрел на нас.
Я затаила дыхание, снова увидев поразительное сходство со своим братом, которого никогда не видела новорожденным.
- Погоди-ка, - напряглась и мама.- Сейчас, вот сейчас он очень похож на  маленького Юру!
Мальчик снова прильнул к груди.
Это превращение повторялось несколько дней и потом исчезло.

Тяжелобольная мама смотрела из своей постели в темное звездное небо и просила Бога образумить ее непутевого первенца. Однажды утром она проснулась и чужим мертвым голосом произнесла:
- Наш Юра умер.
И я опять не поверила ей, принялась убеждать в том, что нам кто-нибудь сообщил бы об этом. Но мама не слышала меня.  Она смотрела сквозь меня, все еще находясь во власти увиденного сновидения.
- Он умер, - уже увереннее повторила мама. – Я видела во сне  покойную мать и  покойного старшего брата Федора. Они стояли на пригорке вдвоем, а брат что-то прятал у себя за пазухой, с улыбкой поглядывая на меня. Я подошла к ним ближе, подталкивая любопытством.  «Что у тебя там, Федя?»- спросила я своего брата, уже пугаясь. Он поманил меня пальцем к себе поближе и отогнул край ворота пиджака. И, Боже, я увидела там пятимесячного Юру в рубашке для крещения. В той самой, ворот и грудь еще крестиком вышитые мною.

После этого сна мама стала угасать. Я знала, что она очень любила моего брата, и давно уже перестала ее ревновать к нему. Ожидание непутевого сына  давало ей силы жить.  Я не верила в то, что брата нет на этом свете,  и регулярно проверяла почтовый ящик. Но писем от него больше не приходило.

Прошло чуть меньше года. Мы планировали собрать родню на последний мамин юбилей 65 лет. Пригласительные были всем отправлены. Хотели обрадовать ее, посидеть большой семьей.
Но новый сон, как невидимая связь с другим миром, выбил нас из запланированного мероприятия.
- Я скоро умру, - спокойно сказала мне мама осенним утром. – Они меня ждут.
До маминого юбилей оставалась всего неделя-другая.
- Не выдумывай, мама, и не вспоминай про смерть, - мягко попросила ее, поправляя подушку в ее изголовье.
- Не перебивай, мне тяжело говорить. А тем более, спорить с тобой. Слушай. Ночью я видела себя, как бы со стороны: как я лежу в этой кровати. Заходят трое покойных: мама, брат Федор и наш Юра. Он тоже там, я чувствовала давно. Моя мама полезла ко мне в кровать, чтобы лечь к стенке. Она была холодная. Я стала отталкивать ее от себя, но она упорно продолжала карабкаться. А потом, молча, обняла меня ледяными руками. А те двое, молча, стояли возле кровати,  смотрели и улыбались.
Меня очень встревожил сон мамы, а она успокоилась и смирилась со своей участью. Этот сон отнял у нее последнюю надежду на выздоровление, она перестала бороться за свою жизнь и умерла за девять дней до своего юбилея.

Мой сын упорно отказывался называть меня мамой, хотя целыми днями и ночами проводил больше времени со мной. Для него существовал только папа. После поминок я зашла в свою спальню, чтобы уложить ребенка спать. Это был самый тяжелый и горький день в моей жизни, я не плакала, и мое сердце было тяжелым, как камень. Даже не хватило сил, чтобы улыбнуться малышу, которому через две недели исполнялся годик. Мне было больно от мысли, что мама не увидит и этот день. Взяла полусонного ребенка на руки, чтобы переложить его в кроватку. Он открыл свои прекрасные глазки и впервые сказал:
- Мама.
Это был неожиданный подарок от нашего сына, и я расплакалась одновременно от счастья и от горя.

Мама всегда мне говорила то, чему учила ее мать. А я теперь учу своих детей:
- Максимум шесть месяцев требуется, чтобы привыкнуть к кому-то или чему-то. И минимум шесть месяцев уйдет на то, чтобы отвыкнуть. За это срок любое горе начинает ощущаться слабее, а радость – привычнее. Никому не дается Богом больше, чем он сможет выдержать.