Кто есть ху наш пацан 8

КТО  ЕСТЬ  ХУ  (НАШ  ПАЦАН 8)

Когда  появившийся снова на публике  Вова увидел  ху Л., тоже не  худшего своего  друга   среди гостей, он обмер и встал как от худшей здесь и сейчас ху подставы…   Лицо его сильно изменилось и,  как будто вдруг ему  стало не до смеха. А олигархи, сопровождавшие его, сразу как по чутью  или по общему ху понятию,    встали ближе и плотнее к Вове со всех сторон, как становится  стая зверей к своему вожаку в случае неясной, но вполне осязаемой  угрозы.

Поэтому в зале вся ху публика присмирела, и концерт от поющих под гитару с трубой министров Мудилы прекратился, как только он  топнул ногой, конечно, в такт исполняемой песне, но   твердо под «заткнуться» всем в раз.       

От ху Л. сразу отошли все случайные   и «специальные» гости    и он оказался один перед Вовой с его бандой мрачно смотревших на  него олигархов с Соловьем разбойником, вставшим немного вперед. 


Ху Л. нужен был микрофон, чтобы  двинуть  приветственную речь, поэтому секретарь Вовы с гримасой  насмешливого подстрекателя показывал все время глазами в сторону ху К., точнее одним глазом, а второй у него был крепко заплывшим от фингала,   дескать, возьми микрофон  у них, ну, попробуй, возьми.
Ху Л. глянул на переводчика с микрофоном   и  вытянув руку произнес коротко и ясно:
- А ну, дай сюда микрофон… давай, давай по быстрее, ну, давай, я кому сказал?

Переводчик, привыкший к коротким командам на своей службе у  ху К.   подчинился сразу,  пораженный     тоном голоса большого начальника, и  отдал микрофон, но тут же  спохватившись, сделал попытку забрать его обратно. 

Ху К., сидя на стуле, иногда болтая ножками, как от  невозможности    найти им применение,  легко пнул одной ногой переводчика в зад, чтобы тот больше не делал попыток забрать микрофон, раз  уж так получилось, но  без приказа с его стороны, (ну, будет теперь тебе потом).


- Дорогой Вова, - начал свою рэчь ху Л., - вот я и прибыл,  а ты как будто не ждал меня  и теперь удивляешься. Но я прибыл по твоему приглашению и, как ты меня просил, я должен тебе сказать все, как пацан  пацану и при всех пацанах, что я думаю…

А думаю я вот что, да пусть здесь никто не подумает, что я твой враг… А я тебе такой же друг, только преданнее тебе больше всех здесь в тысячу раз.

Здесь сейчас присутствуют пацаны, которые доверяют тебе и ждут от тебя всяческой помощи,
и поэтому готовы тебе только поддакивать  и  охаивать твоих  недругов,  пидагогов   и  Директора, чтобы доставить тебе удовольствие.

А я так скажу… Вова, будь пацаном и будь им до конца, чтобы тебя ни вынуждало поступать не по пацански.
Ну, скажи Вова, что это за  зихера,  которые постоянно исходят от тебя?  Что это за ху-истика такая,  когда на тебя жалуются не только эти сердобольные "пидагоги", которые  обязаны отслеживать поступки  хулиганов и жаловаться  Директору? А на тебя жалуются также твои бывшие друзья, которых ты теперь ни во что ни ставишь и творишь им такие козни, причем повторяя, что это не твоих рук дело, что  они,  бедные, за головы хватаются. А поделать с тобой ничего не могут, потому что, как ты заявляешь всегда, что этот случай,  или что-то другое, что хуже всего еще бывает, не твоих рук дело. И ты  только усмехаешься  с прищуром, как некоторые…  каная под все светского красавчика.

Но,  что ты этим добиваешься, хотелось бы тебя спросить? Ты привыкаешь и считаешь, что тебе веры больше. Конечно, по рукам тебе сразу никто не дает и возражений, как, например, я сейчас прямо тебе говорю, больше никто тебе так не выскажет. 

Вместо того, чтобы совершенствовать свою ху-истику до таких высот, что «пидадогам» завидно стало бы,  и все было в ажуре с нашим положением  и с законом, и  ху   пацаны наши брали бы с тебя только положительный пример, ты занимаешься самой отстойной  ху-парашей, чтоб только вот так на дураков подвигами своими  покрасоваться и  посмеяться в своем кругу олигархов над этими же  дураками.

Только полные идиоты не понимают, как ты их обкручиваешь вокруг пальца, претворяясь юридически грамотным и  самым  сердобольным во благо нашим, лицом.
 

А если тебе нет возражений, то ты  так и считаешь, что   все твое  ху-дожество проходит за чистую монету и всех можно так только надувать. И ставить в дурацкое положение, и поэтому  все они, пусть хоть с полмира, по сути, клеветники получаются. А тебе от того ни холодно ни жарко. Ты даже уже   говоришь, что в мире ты главнее Директора, или должен быть главнее, во всяком случае, потому что твоя рогатка лучше.  И потому, что видишь вокруг себя в массе только дураков, или подчиненных, но не таких дураков, чтобы выступать против тебя.


И ты уже, как та дамочка в шляпке из известного мультфильма с рогаткой…  Подсыпаешь кому-то в чай почкояд,  или мажешь дверные ручки гадостью…      Бьешь окна из-за угла и также метко бьешь по самым дорогим птичкам, а поймать тебя за руку никто не может.

И ты только не обижайся, будь пацаном до конца… Все эти друзья ждут от тебя халявы и подачек   по твоей доброй душе, и до тех пор они тебе будут друзья.
Но с таким подходом ты можешь оказаться в положении героя  из другого мультфильма. И кто тебе придет на помощь, если не я…

И ты     можешь в доску разбиться, доказывая, как ты прав   и как честен. А может это и  правдой когда-нибудь  будет, но веры тебе уже не будит никогда… И все пидагоги от тебя отвернуться и за руку с тобой  уже мало кто  будет здоровкаться.


Как настоящий пацан ты не можешь на меня обижаться, и я готов услышать в ответ все, что ты обо мне думаешь. А я - то уж, только спасибо тебе скажу.


Блуждающий охранник, который отведал шампанского, предназначавшегося для ху Л., тем временем  встал перед «бородатыми грозными» мужчинами, пристально и удивленно разглядывая их, за что его брали за руку, разворачивали и подталкивали в спину, приговаривая: иди отсюда, давай, иди отсюда, иди…   


- Ну а теперь… - сказал ху Л., оглядываясь по сторонам, - теперь я хотел бы… 
Перед ним назойливо торчал, дергая его за рукав, переводчик ху К., умолявший отдать ему назад микрофон.
- Подожди, я еще не все сказал, отойди, не мешай, - приговаривал ху Л.


А блуждающий охранник оказался перед Вовой и всей его бандой с Соловьем разбойником по правую руку от Вовы, которые все стояли на небольшом возвышении  как на сцене. И также стал разглядывать Вову с еще большей пристальностью и крайне  напряженным  удивлением на лице.

Кто-то дал команду, сразу подбежали двое охранников и взяли этого охранника крепко под руки и почти волоком потащили его к выходу.

-  А где этот ваш, с шампанским на подносе, отойди не мешай… - только и успел скзать ху. Л., как тут же  получил шальной удар от взбунтовавшегося охранника, которого тащили как раз мимо на выход. Двое охранников тащившие его  разлетелись по сторонам сбивая с ног, кто попался, а одному   попался сам Мудило, которого  при падении он подмял под себя и тот завопил как свинья.       


Охранник оказался, еще и в бешенстве  от выпитого бокала шампанского и его не следовало бы злить никак. Он размахнулся, чтобы влепить тому, кто первый под руку попадется, а попался   верный друг Вовы ху Л., который успел пригнуться и сильнейший  удар получил переводчик ху К., который также слетел с места и ушел бестрепетно под ноги охраны ху К. И спорный  микрофон  тоже  улетел, но в неизвестном направлении.   


И тут Соловей разбойник,  рванул на груди крепкий френч, обнажив свою грудь в перьях вперемежку с чешуей, и  сорок пуговочек со свистом, разлтелись по залу… То есть, свистел сам Соловей, а пуговочки летели как по ветру.    От свиста и Вову закрутило на месте, так легко, как будто он балетом всю жизнь занимался.
И с истошным криком: а-а-а-а, Соловей разбойник  кинулся вперед на уже  образовавшуюся  кучку дерущихся.   

Грозные бородатые мужчины тоже как по команде  схватились со спецназовцами ху К., и тут началась нешуточная  мощная драка, от которой  только хруст костей стоял и бойцовские  выкрики   настоящих мужчин. А  Вове, пожалуй, тут делать было уже нечего. Но олигархи в обороне, скинув пиджаки,  тоже  дружно били тех, кто приближался до опасного расстояния  к Вове.