Блокадный романс отрывок 1

Влада Ладная

"БЛОКАДНЫЙ РОМАНС"
Повесть

               

Моим бабушке и отцу, блокадникам, посвящается    





  «Чтобы тебе жить в эпоху великих перемен!»
Самое страшное китайское проклятье


«Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали всеблагие
Как собеседника на пир».
Ф. И. Тютчев








К 7  ноября 1929 года – через всю страну – я добралась домой.
Мы с десятилетней Наташей вышли на площадь перед вокзалом. Ярко, по-летнему, светило солнце. Было тепло и радостно. По улице двигалась демонстрация с красными, дерзко-весёлыми транспарантами.
 Первая моя мысль: опять бунтуют рабочие. Сейчас налетят казаки…
Потом вгляделась. Никаких «Долой временное правительство!» или «Вся власть Учредительному собранию!»
Теперь всякие: «Привет мировому пролетариату!», «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем! Мировой пожар в крови, Господи, благослови!» И даже: «Позор нанкинским и мукденским белокитайским марионеткам!»
Несли огромные распотрошённые куклы, изображавшие каких-то политических деятелей. По-моему, это были Ллойд Джордж и Пуанкаре, очень пыльные, явно завалявшиеся.
Два весельчака изображали мировой милитаризм, с клыками Дракулы, в каске, и американский капитализм, с необъятным пузом и в цилиндре. Третий, в гигантской будёновке, гигантским молотом на них замахивался.
Я почувствовала умиление. Всё правильно. То, что меня изгнало, - шутовски  встречало при возвращении.
 
                -

 Вначале было слово «революция».  Тогда, в семнадцатом.
 «Десять дней, которые потрясли мир». А у меня в памяти только киот с образом на стене лавки, разбитый и выпотрошенный «сознательными массами». И толпы, которые просто ходят, как маятник. Справа налево и слева направо. С красными хоругвями. Крестный ход наоборот.
Кружение дервишей. Богослужение атеистов.
Всё это просто утомительно, как бессмысленное, затянувшееся светское мероприятие.
И ещё я помню, как посеменила из церкви, в пелеринке и капоре.
На углу стоял мастеровой, в картузе, в чёрной паре и косоворотке.
И он просто посмотрел на меня.
Но я по этому взгляду поняла, что мир переменился.
Во взгляде даже не было ненависти. - В нём было желание.
Ещё несколько дней назад представители разных социальных слоёв смотрели друг на друга без всякого сексуального интереса. Для мастерового барышня была не женщина, не предмет вожделения или ухаживания. – Элемент городского антуража.
Вроде скульптуры в Летнем саду. Красиво, но бессмысленно соблазнять. Мраморная девка - она и есть мраморная. Что с неё взять?
И для барышни мастеровой был чем-то вроде набережной или фонарного столба: полезная вещь, не более.
А теперь всё перевернулось.
И это было так же жутко, как если бы статуи задвигались или вперили в нас плотоядные взгляды. Нашествие «каменных гостей».
Или жуткими «каменными гостями» оказались мы, «бывшие», зашевелившиеся после столетий оцепенения и воспринимавшие людей не своего круга как полезные или бесполезные вещи?
В восемнадцатом   году не было электричества. Хлеба не было. Дрова оказались самым драгоценным подарком. 
Бандиты распоясались так, что сидели в засаде прямо под дверью богатых квартир. А то и выламывали дверь топорами. В живых не оставляли никого.
Тогда я ещё не знала, что Россия – как заигранная пластинка: периодически  этот припев повторяется.  Как в девяностые.
Слуги тогда разбежались.
Нас «уплотнили» в две комнаты.
Начались ночные обыски. К нам приходили несколько раз матросики. Врать не буду, пьяными они не были и на пол не плевали, как у других. Но была в их отношении к нам какая-то брезгливость.
«Отбросы общества, - читалось в их глазах. – Грязь. Ничего. Не сегодня–завтра наведём чистоту».
Но не было ли это эхом нашего былого высокомерия?
Петроград «бывших» жил слухами. Сплетня, как в старину, стала нашей единственной газетой. Становилось известно: один знакомый арестован.
Второй просто пропал белым днём в огромном городе.
Третий расстрелян.