Пушкин 1817 - 1825

9 июня 1817 года Пушкин из Царскосельского Лицея переехал к родителям в Петербург, которые жили в то время в Коломне (Коломной назывался район между Фонтанкой и Крюковым каналом). Семья Сергея Львовича Пушкина жила в большом двухэтажном каменном доме вице - адмирала Клокачева в квартире, состоящей из семи комнат, Пушкин занимал одну комнату на втором этаже.

13 июня 1817 года его зачислили на службу в коллегию иностранных дел переводчиком с чином коллежскокого секретаря чиновником десятого класса. 9 июля 1817 года Пушкин взял отпуск и уехал с родителями в имение матери село Михайловское Псковской губернии. Деревенский покой ему в начале был по душе, но не надолго его пленило уединение, красота полей и лесов, вскоре Пушкину всё это наскучило и он осенью вернулся в Петербург.               

После наполеоновских войн в России установилась жесткая реакция. Царь Александр I был так поглощён европейскими делами, что фактически отстранился от управления Россией, передав бразды правления Аракчееву и Комитету министров. Патриотически настроенные русские люди говорили: "в России правит Всея России притеснитель граф Аракчеев".               

Что было делать Пушкину в эту беспросветную пору? Служить, ползая на брюхе перед вельможами? Зачем? Чтобы выслужиться в знатные подлецы? Или наслаждаться сиюминутными радостями жизни, как многие из дворянской молодёжи.

В это время Пушкин вёл довольно рассеянную жизнь: часть времени проводил в кругу своих друзей в литературном обществе «Арзамас», и оновременно со своими друзьями - гусарами.

В феврале 1818 года Пушкин тяжело заболел и ему пришлось надолго лечь в своей  комнатке на квартире отца. Когда пошел на поправку, решил продолжить работу над незаконченной поэмой «Руслан и Людмила», которую начинал писать ещё в Лицее. В июле, едва оправившись от болезни, Пушкин, сильно похудевший и побледневший, уехал из Петербурга на отдых в село Михайловское. Через месяц он вернулся и, будучи на вечере у Жуковского, прочитал там свою новую поэму «Руслан и Людмила». Жуковский был в таком восторге от этой поэмы, что подарил свой портрет Пушкину, написав на нём: «Ученику от побеждённого учителя».

В этот период Пушкин написал стихи, направленные против самодержавия:
               
                «Вольность» 

                Самовластительный злодей!
                Тебя, твой трон я ненавижу,
                Твою погибель,
                Смерть детей с жестокой радостию вижу…).

                «Деревня»:
               
                ...везде Невежества убийственный Позор…
                здесь Рабство тощее влачится по браздам 
               
                И
               
                «Ура! В Россию скачет,
                кочующий деспОТ 
                Спаситель горько плачет,
                а с ним и весь народ».               

Ненависть к самодержавию у Пушкина была безудержная, но он по наивности  мечтал увидеть падение рабства «по манию царя». Его стихи не были напечатаны, но ходили по рукам во множестве в списках и поэтому стихи Пушкина знал весь грамотный Петербург.

Н.М. Карамзин 19 апреля 1820 года написал И.И. Дмитриеву: "Над здешним поэтом Пушкиным если не туча, то по крайней мере облако и громоносное (это между нами): служа под знамёнем либералистов, он написал и распустил стихи на вольность, эпиграммы на властителей и проч. и проч. Это узнала полиция. Опасаются последствий.

В конце апреля 1820 года император Александр I, встретившись с директором Лицея Энгельгардтом, ему сказал: «Пушкина надо сослать в Сибирь: он наводнил Россию своими возмутительными стихами и вся молодёжь читает их наизусть».

Узнав о намерении царя, за Пушкина стали хлопотать Жуковский и непосредственный начальник по службе Пушкина, министр иностранных дел Каподистрия, но и это в начале не помогало: «Какой то мальчишка восстаёт против царя!» Но Александр всё же уступил: вместо Сибири сослал Пушкина на Юг. Царь распорядился: «Снарядить Пушкина в дорогу, выдать ему подорожные в соответствии с чином и с соблюдением возможной благовидности отправить его на службу на Юг, в Екатеринослав».

Из приказа министра иностранных дел графа К. В. Нессельроде 4 мая 1820 года:

                "Коллежскому секретарю Пушкину,
                отправляемому к главному попечителю
                колонистов южного края России,
                ген-лейтенанту Инзову,
                выдать на проезд тысячу рублей
                ассигнациями из наличных коллегии
                на курьерские отправления денег".

6 мая 1820 года Пушкин выехал из Петербурга и 16 мая прибыл в Екатеринослав в распоряжение главного попечителя колонистов южного края генерал – лейтенанта Ивана Никитича Инзова. Пушкин поселился в хате бедного еврея на окраине Екатеринослава. В городе у него не было ни друзей, ни знакомых. Пушкин заскучал, он катался на лодке по Днепру, купался и в результате сильно простудился и к тому же заболел малярией. О Пушкине заботился только его верный слуга Никита.

В это время через Екатеринослав проезжал из Киева по дороге на Кавказ в Горячеводск (Пятигорск) герой войны 1812 года генерал Раевский с дочерьми и сыном Николаем – ротмистром лейб – гусарского полка. Николай Раевский, ещё будучи в Царском селе, подружился с Пушкиным, с которым часто пировали в гусарских компаниях.

Николай Раевский знал, что Пушкин сослан в Екатеринослав и тотчас его разыскал. Когда генерал Раевский с сыном вошли в комнату, то увидели больного Пушкина, лежащего на досчатом диванчике. Николай Раевский тотчас побежал за своим доктором, который сопровождал Раевских.

Доктор был поражен убогой обстановкой и видом больного. А когда увидел, что  на столе у Пушкина лежат какие то бумаги, спросил в недоумении:
- Чем Вы тут занимаетесь?
- Пишу стихи.
- Нашел время и место - сказал доктор.
Он ещё не знал, кого лечит...

Утром приступ малярии прекратился и Пушкин пошел навестить Раевских, но к вечеру у него снова был сильный жар. Семье Раевских стало жаль Пушкина и  генерал Раевский выхлопотал ему отпуск с тем, чтобы взять с собой Пушкина на Кавказ подлечиться.

Уехать Пушкин мог лишь с разрешения своего начальника, но генерал Инзов охотно согласился и отпустил его, хотя и рисковал получить нагоняй от петербургских начальников. Вскоре в Горячеводск приехал и старший сын генерала Раевского, Александр.               

Он и его брат Николай познакомили Пушкина с поэмами Байрона. Байроновская ненависть к царям – тиранам, к льстецам и аристократии были очень близки по духу Пушкину. Только теперь Пушкин спохватился, что в Лицее плохо учился английскому и он снова засел за него вместе с Николаем Раевским. Пушкину нравилось у Байрона не только содержание, но и его современная форма стиха.

В августе 1820 года Пушкин вместе с Раевскими выехал в Крым. В Тамани он впервые увидел Чёрное море. От Керчи до Гурзуфа, где было имение Раевских, Пушкин плыл на корабле. В Гурзуфе он прогостил у Раевских меньше месяца, а потом через Ялту тронулся в обратный путь к генералу Инзову, которого в это время перевели в Бессарабию, в Кишинёв.

Бессарабия стала русской колонией только в 1812 году и за 8 лет русские правители не смогли ещё вытравить своеобразный свободолюбивый, не русский дух. Пушкин приехал в Кишинёв в сентябре и поселился в домике вдовы казачьего сотника. Общество кишинёвских аристократов не привело его в восторг, он тосковал по своим друзьям братьям Раевским. 

Когда в ноябре Пушкин узнал, что Раевские приехали в Киевскую губернию и живут в своём имении в селе Каменка Пушкин снова отпросился у Инзова и уехал к ним. На этот раз у Раевских он гостил до весны 1821 года. Встреча с Раевскими напомнила Пушкину о его жизни на Кавказе и он, в селе Каменке,  почти закончил свою поэму «Кавказский пленник».

В марте, совершенно без денег, Пушкин вернулся в Кишинёв. Старый генерал Инзов жил один в большом доме и взял Пушкина к себе. Со своим верным дядькой Никитой Козловым Пушкин поселился в двух комнатах. В Кишинёве он узнал, что хлопоты друзей о возвращении его в Петербург «оставлены  без последствий». Пушкин чувствовал, что он становится в Кишинёве постоянным жителем, а как жить вдали от друзей, не имея ни копейки, кроме ничтожного жалованья – семьсот рублей в год?

На отца Пушкин надеяться не мог, тот был напуган ссылкой сына и только иногда писал ему ханжеские письма, в которых о деньгах вообще не упоминал. Пушкина немного выручила поэма «Руслан и Людмила», которую напечатали в Петербурге. Лёгкая сказка была написана им с задором и блеском, простым народным языком, от которого так и веяло русским духом.

Публика с удовольствием читала и разучивала его поэму, а критики едко бранили Пушкина: «Позвольте спросить: если бы в благородное собрание втёрся некий гость с бородой, в армяке, в лаптях и сказал зычным голосом: «Здорово, ребята!»  Неужели бы мы стали этим проказником любоваться?»

В это время в Молдавии и Валахии греки восстали против своих поработителей – турок. В Испании шла революция, кипит народ в Пруссии, где вот - вот сбросят короля, вот если бы и в России тоже самое…

В Кишинёв из Молдавии понаехало много знатных беженцев, встревоженных восстанием. Кишинёвское общество ожило, пошли балы, обеды, кутежи. Пушкин, как в омут с головой тоже бросился в эти шумные пиры, изумляя кишинёвских аристократов своей бесшабашной удалью, взбалмошным характером и оригинальными выходками.

В Кишинёве в доме командира 16 дивизии Михаила Орлова собиралось общество образованных передовых людей, которым претил царский деспотизм. В своеобразном клубе «якобинцев» Пушкин был завсегдатаем и своим человеком.

Пушкин в этот период вёл себя очень свободно: шалил и проказничал как ребёнок: то украдёт туфли у почтенной румынской боярыни, которая снимала их садясь на диван по - турецки, то явится переодетым турком или румыном, то заедет на коне на крыльцо дома, увидев в окне красивую девушку и пустится с ней в весёлые разговоры. Петербургские друзья в шутку называли теперь Пушкина "Бес Арабский".

То он становился вдруг раздражительным и дерзким и пишет злые эпиграммы на кишинёвских дам и их тупых мужей. Стрелялся с офицером Зубовым. Зубов целится в него, а Пушкин держит шляпу и, вынимая из неё черешни, ест. Зимой в метель стрелялся с полковником Старовым, который после дуэли говорил Пушкину: «…Вы также хорошо стоите под пулями, как хорошо пишите».

Пушкин дрался на дуэли несколько раз и всё по пустякам. На него жаловались Инзову, но тот лишь по - отечески журил его и наказывал как провинившегося мальчишку: на несколько дней отнимал у него сапоги, но чтобы Пушкин не скучал, присылал ему журналы, заходил к нему говорил с ним о революции в Испании и восстании греков.

Пушкин тоже любил Инзова, он знал, что генерал Инзов как честный человек не одобряет российских порядков. Поэтому Пушкин, не стесняясь за обедом у Инзова, восхваляет революцию – "Тот подлец, с жаром говорит он, кто не хочет перемены правительства в России!" А за столом, кроме самого Инзова, сидят чиновники, но Пушкина это не смущает: он никого не боится, а чиновники молчат.

Однажды Инзов уехал на охоту и когда его чиновники собрались за обедом, Пушкин, чувствуя полную свободу снова заговорил о правительстве. «Штатские чиновники подлецы и воры» – кричал Пушкин -  «Генералы – скоты! Только крестьяне заслуживают уважения. А дворян следовало бы повесить. И если бы  это случилось, я бы сам с удовольствием затягивал петли!» Пушкин кричал, а кишинёвские шпионы в Петербург слали доносы: «Пушкин открыто бранит военное начальство и правительство».

В Кишинёве Пушкин бросается из крайности в крайность: то он в шуме кишинёвского общества:  балы, шалости, споры, ссоры, дуэли, то впадает в хандру и уезжает из Кишинёва на несколько дней чтобы отдохнуть в Одессе или в Аккермане.

В Кишинёве Пушкин прожил почти три года. Здесь закончил «Кавказского пленника», написал «Братья разбойники», «Бахчисарайский фонтан» и много стихотворений. Кишинёвская ссылка Пушкину опостылела, но чего было ему ждать, на что надеяться? В январе 1823 года он послал письмо в Петербург графу Нессельроде, который в это время управлял министерством иностранных дел, чтобы тот разрешил Пушкину приехать в Петербург погостить к родителям месяца на три.

Но просьба Пушкина была оставлена без последствий. Он всех знал в Кишинёве и его знали все, да что толку? «Знакомых тьма, а друга нет».

А.И. Тургенев 9 мая 1823 года кн. П.А. Вяземскому:

"Граф Воронцов сделан Новороссийским и Бессарабским генерал - губернатором. Не знаю ещё, отойдёт ли к нему и БЕС АРАБСКИЙ? Кажется он прикомардирован к Инзову". "...я говорил с графом Воронцовым о Пушкине. Он берёт его к себе от Инзова и будет употреблять, чтобы спасти его нравственность, а таланту даст досуг и развитие".

А.И. Тургенев - П.А. Вяземскому. 1 июня 1823 г.

По назначению графа Воронцова Новороссийским и Бессарабским генерал - губернатором Пушкин был зачислен в его канцелярию. Он оставил Кишинёв и поселился в Одессе.

"Воронцов, принимает меня очень ласково, объявляет мне, что я перехожу под его начальство" - писал Пушкин. Новым шефом Пушкина становится граф Воронцов, который стал наместником и Бессарабии, должность которого временно исполнял генерал Инзов.

Одесса была большим приморским городом, культурным центром юга России. Летом сюда съезжались русские и польские аристократы. Во главе этого изысканного общества стоял генерал – губернатор – граф Воронцов. Пушкин вначале радовался, что вырвался из «кишинёвских цепей» и «европейский образ жизни» в Одессе начал весело.               

Пушкин поселился в гостинице. С первых дней он держался с графом Воронцовым на равной ноге. Своего нового коллежского секретаря Пушкина Воронцов даже ввёл в свой дом, представив его жене Елизавете Ксаверьевне. Воронцов желал быть покровителем Пушкина. Но «шестисотлетний дворянин», не уступал в знатности Воронцову и, хотя Пушкин был мелкий чиновник, у него не было ни богатства, ни орденов, но есть более ценное: ум, сердце, честь и независимость, которая не продаётся. 

Не прошло и два месяца, как Пушкин понял, что «европейское общество» в Одессе, общество бездушного низкопоклонства со светскими манерами, тупое и ничтожное. Эти двуногие двуличные твари, вежливые тупицы с коварными улыбочками, лезли поближе к наместнику – графу Воронцову.

Да и Воронцов был не лучше их, он ценил в людях не ум, а «порядочность в образе мыслей». Общество, где признаётся только чин и звание, карьера и богатство, ко всему остальному относится презрительно. Пушкин понял, что его ум, горячее сердце, в глазах этой великосветской «черни» - ничто, а его поэтический дар для них просто забава.

Пушкин жил свободно и независимо, бывал на балах, в опере, маскарадах, играл в карты не с одесской знатью, а с «корсаром в отставке Морали», бывшим египетским пиратом. Пушкина огорчало одно: отсутствие денег, он писал брату Льву: «Изъясни моему отцу, что я без денег жить не могу. Жить пером мне не возможно при нынешней цензуре; ремеслу же столярному я не обучался; в учителя не могу идти; хоть и знаю закон божий и 4 первые правила; но служу, и не по своей вине и в отставку идти не возможно. Все меня обманывают, на кого надеяться, если не на ближних и родных?»

В чопорном одесском обществе влияние «сочинителя» Пушкина росло, им восхищались не только в Одессе, но и в Петербурге и Москве, где уже печатались его стихи и поэмы. Журналисты величали его главой нового литературного направления. Этот повеса – глава! Он отверг покровительство Воронцова, пустил насмешливые эпиграммы на графа и даже осмелился влюбиться в его жену!

Пушкин написал в 1824 году на Воронцова эпиграмму:

Полу – милорд, полу – купец,
Полу - мудрец, полу – невежда,
Полу – подлец, но есть надежда,
Что будет полным наконец.

Между Воронцовым и Пушкиным началась неравная война. Обозлённый Воронцов написал письмо министру иностранных дел Нессельроде:   

                Одесса, 27 марта 1824 года.

                Граф,

Вашему сиятельству известны причины, по которым несколько времени тому назад, молодой Пушкин был послан с письмом от графа Каподистрии к генералу Инзову. Во время моего приезда сюда, генерал Инзов предоставил его в моё распоряжение, и с тех пор он живёт в Одессе, где находился ещё до моего приезда, когда генерал Инзов был в Кишинёве.

Я не могу пожаловаться на Пушкина за что либо, напротив, казалось, он стал гораздо сдержаннее и умереннее прежнего, но собственный интерес молодого человека, нелишенного дарований и которого недостатки происходят скорее от ума, нежели от сердца, заставляет меня желать его удаление из Одессы.

Главный недостаток Пушкина – честолюбие. Он прожил здесь сезон морских купаний и имеет уже множество льстецов хвалящих его произведения. Это поддерживает в нём вредное заблуждение и кружит ему голову тем, что он замечательный писатель, в то время как он слабый подражатель писателя, в пользу которого можно сказать очень мало (лорда Байрона).               

Это обстоятельство отдаляет его от основательного изучения великих классических поэтов, которые бы имели бы хорошее влияние на его талант – в чём ему нельзя отказать и сделали бы из него со временем замечательного писателя.

Удаление его отсюда будет лучшая услуга для него. Я не думаю, что служба при генерале Инзове поведёт к чему нибудь, потому что хотя он и не будет в Одессе, но Кишинёв так близок отсюда, что ничто не помешает его почитателям поехать туда; да и наконец в самом Кишинёве он найдёт в молодых боярах и молодых греках скверное общество.

По всем этим причинам я прошу ваше сиятельство довести об этом деле до сведения государя и испросить его решения по оному. Ежели Пушкин будет жить в другой губернии, он найдёт более поощрителей к занятиям и избежит здешнего опасного общества. Повторяю, Граф, что только согласившись со мною, ему можно будет дать более средств обработать рождающийся талант, удалив его в то же время от того, что ему так вредно, от лести и столкновения с заблуждениями и опасными идеями". 

                От Нессельроде к Воронцову. 

                С. Петербург 11 июля 1824 года.

 
                Граф,

"Я подавал на рассмотрение императора письма, которые ваше сиятельство присылали мне по поводу коллеж. секретаря Пушкина. Его величество вполне согласился с вашим предложением об удалении его из Одессы, после рассмотрения тех основательных доводов, на которых вы основываете ваши предположения и подкреплённых в это время другими сведениями, полученными его величеством об этом молодом человеке.

Всё доказывает, к несчастью, что он слишком проникся вредными началами, так пагубно выразившимися при первом вступлении его на общественное поприще. Вы убедитесь в этом из приложенного при сем письма. Его величество поручил мне переслать его к вам; об нём узнала Московская полиция, потому что оно ходило из рук в руки и получило общую известность.

Вследствие этого его величество в видах законного наказания приказал мне исключить его из списков чиновников министерства иностранных дел за дурное поведение; впрочем его величество не соглашается оставить его совершенно без надзора на том основании, что пользуясь своим независимым положением он будет без сомнения всё более и более распространять те вредные идеи, которых он держится и вынудит начальство употребить против него самые строгие меры.

Чтобы отдалить, по возможности, такие последствия император думает что в этом случае нельзя ограничиться только отставкой, но находит необходимым удалить его в имение родителей в Псковскую губернию под надзор местного начальства.

Ваше сиятельство не замедлить сообщить г. Пушкину это решение, которое он должен исполнить в точности и отправить его без отлагательства в Псков, снабдив прогонными деньгами.    

    Примите уверение и проч".

(Отрывок из письма Пушкина, перехваченного полицией: - «читая библию, святой дух иногда мне по сердцу, но предпочитаю Гёте и Шекспира. Ты хочешь узнать, что я делаю? – пишу пестрые строфы романтической поэмы и беру уроки чистого атеизма…» А безбожие царь Александр считал одним из самых больших преступлений).

30 июня 1824 года Пушкин покинул Одессу, дав подписку властям, что он поедет по предписанному ему маршруту, и нигде не будет останавливаться. Власти не хотели, чтобы он ехал через Киев и заезжал в Каменку: они уже догадывались о существовании тайного общества и отправили Пушкина окольным путём.

9 августа Пушкин подъехал к крыльцу старого Михайловского дома, который обветшал до того, что стал похож скорее на лачугу, чем на барский дом. Он приехал внезапно, его никто ждал. Навстречу выбежали родные: брат, сестра, отец и мать и растроганная няня Арина Родионовна.

Родители были довольны возвращением сына в родовое имение и истолковали это как первый шаг к великодушному прощению. И Пушкин был доволен, что: «От оперы, от тёмных лож и, слава богу от вельмож, уехал а тень лесов Тригорских».

Дома он продолжал писать «Цыган» и «Евгения Онегина» и много времени проводил у соседки – помещицы Осиповой в соседнем селе Тригорское. Здесь он отдыхал душой, вёл себя непринуждённо и веселился с детьми Осиповой - дочерьми и сыном - студентом Алексеем Вульфом. Здесь все его любили и его стихи знали наизусть.

А дома ворчал отец: «Вот Александру то уже двадцать пять лет. Его лицейские товарищи уже в чинах, обласканы государём, а он что? Всё ещё в мальчиках ходит! Одни стихи в голове. А что то них толку? Ни чинов, ни денег…»

А в конце сентября Сергея Львовича вызвал псковский предводитель дворянства и сказал ему, что его сын Александр Сергеевич навлёк на себя новое недовольство царя. Оказывается он не только вольнодумец, но и безбожник! Это известно из письма Пушкина и предложил отцу следить за сыном: его поведением, разговорами, распечатывать письма – шпионить.

Трусливый и малодушный отец принял постыдное предложение. В Михайловском начались ссоры. Сергей Львович твердил, что Александр – этот выродок, это чудовище -  их всех погубит, что их всех теперь сошлют в Соловецкий монастырь или запрут в деревне.

Пушкин отмалчивался, уходил на весь день из дому или в поля или в Тригорское. И вот от предводителя пришла официальная бумага из которой Пушкин узнал, что его отец, родной отец, стал шпионом и доносчиком! Пушкин пришел к отцу и в ярости высказал ему всё, что он думал.

Тут произошла дикая сцена: Сергей Львович выбежал из комнаты с криком: «Он меня бил!» Это была чистая ложь, но она могла погубить Пушкина. Он написал своему другу и заступнику Жуковскому письмо, излагая всё как было.

«…Отец мой, воспользовавшись отсутствием свидетелей, выбегает и всему дому объявляет, что я его бил, хотел бить, замахнулся, мог прибить…Перед тобой не оправдываюсь. Жуковский вмешался и уговорил Сергея Львовича не выносить сор из избы. Тут вскоре в Петербурге умерла сестра Сергея Львовича Пушкина, Анна Львовна и вся семья Пушкиных уехала в Петербург.

После всех дрязг Пушкин в деревне остался один со своей старой няней Ариной Родионовной. На зиму в доме забили окна и заперли все комнаты, оставив две: одну для Пушкина с окном во двор, другую для няни. Пушкин жил отшельником, он вставал в шесть – семь утра, принимал ванну со льдом, как Онегин, завтракал и принимался за работу. Обычно он ходил по комнате, обдумывая стихи, потом садился и писал.

Настроение было мрачное, ему уже двадцать пять, юность прошла, а что сделано?  Ему захотелось подвести итоги прожитого и он стал писать о тех событиях, которым был свидетелем, о людях с которыми встречался.

Он писал брату: «Знаешь ли мои занятия? До обеда пишу записки, обедаю поздно, после обеда езжу верхом, вечером слушаю сказки и вознаграждаю тем недостатки проклятого своего воспитания. Что за прелесть эти сказки! Каждая есть поэма!»

В гости к соседям – помещикам он не ездил, бывал только в Тригорском у Осиповой. Пришла зима, сад, поля и озеро завалило снегом, а дома в трубе тоскливо завывала мателица. Одиночество томило и мучило, одна только добрая старуха – няня Арина Родионовна – сказочница, песенница, любительница выпить рюмочку, делила с ним скуку зимних вечеров.

В январе 1825 года к Пушкину в Михайловское рано утром приехал нежданный гость – его друг и лицейский товарищ Иван Пущин. Сани, при громе колокольчика, вломились в приотворенные ворота, и засели в нерасчищенном от снега дворе. Было около восьми часов.

Пушкин выскочил а крыльцо босиком, в одной рубашке, с поднятыми вверх руками, а на дворе страшный холод! Пущин взял в охапку Александра и потащил в комнату. В этой небольшой комнате у Пушкина кровать, письменный стол, диван, шкаф с книгами. В комнате полный беспорядок: везде разбросаны исписанные листы бумаги, всюду обкусанные, обожженные кусочки перьев. Напротив входной двери комнаты Пушкина дверь в комнату няни.

Пущин привёз в подарок Пушкину «Горе от ума». После обеда, когда Пушкин читал эту рукописную книгу, кто – то подъехал к крыльцу и Пушкин тут же раскрыл лежавшую на столе Четью – Минею. Оказалось, что приехал настоятель монастыря, которому было поручено наблюдать за Пушкиным. После чая с ромом настоятель уехал.

Пушкин прочёл Пущину кое – что своё в отрывках, а время шло, было уже за полночь. На прощанье хлопнула третья пробка. Они крепко обнялись с надеждой скоро свидеться в Москве. Последний раз чокнулись стаканами, но пилось уже грустно, как будто чувствовали, что разлука будет вечной.      

Весной из всех друзей к Пушкину приезжал только Дельвиг, погостил,  подекламировал свои стихи и уехал. Пушкин вновь один. Поднадзорная жизнь в Михайловском стала невыносимой. Так под надзором, в неизвестности проходила жизнь в глуши, в неволе. Мать по его просьбе писала царю чтобы тот разрешил её сыну больному аневризмом приехать лечиться в Петербург или за границу.

Царь разрешил лечиться в Пскове с тем, чтобы псковский губернатор мог наблюдать за поведением больного. Пушкин понял: ждать милости от царя не приходится, остаётся одно: тайно бежать за границу. Он думал об этом с момента приезда в Михайловское. В Петербурге даже прошел слух о том, что Пушкин бежал за границу.

В это время Пушкин написал брату Льву: «Мне дьявольски не нравятся петербургские толки о моём побеге. Зачем мне бежать? Здесь так хорошо! Когда будешь у меня, то станем толковать о банкире, о переписке, о месте пребывания Чаадаева. Вот пункты, о которых можешь уже осведомиться».

Пушкин придумал план бегства, который знали только его брат и сын Осиповой Алексей Вульф. В Дерпте, расположенном около границы, жил известный профессор хирургии Мойер, который был родственником и другом Жуковского. Мойер должен был выхлопотать у правительства разрешение на приезд Пушкина, как интересного для науки больного.

Надо только Пушкину приехать в Дерпт, а там уж Вульф его тайно переправит за границу. В письмах к брату Пушкин описывал свою болезнь в мрачных красках, а тот читал эти письма Пушкина родителям. Родители засуетились и, испугавшись за сына, написали Мойеру письмо, умоляя его приехать в Псков.

Узнав об этом, Пушкин сразу написал Мойру письмо, в котором умолял не приезжать, так как его болезнь слишком маловажна, чтобы ехать в Псков. Мойер всё понял и не приехал. План Пушкина рухнул, бегство за границу не удалось. Пушкин снова с головой ушел в работу, писал  «Онегина», читал Шекспира. Он так увлёкся Шекспиром, что задумал написать трагедию в духе Шекспира «Борис Годунов».

В октябре 1825 года Пушкин писал Вяземскому: «Трагедия моя кончена, я перечёл её вслух, один, бил в ладоши и кричал: «ай – да Пушкин, ай – да сукин сын!» Жуковский говорит, что царь меня простит за трагедию – навряд, мой милый. Хоть она хороша и в хорошем духе написана, да не мог упрятать всех своих ушей под колпак юродивого. Торчат!»

Осенью 1825 года царь Александр I с супругой императрицей Елизаветой Алексеевной приехали в Таганрог для лечебных целей: у императрицы была чахотка, и врачи рекомендовали Таганрог, как самый подходящий по климату для лечения. Оставив жену в Таганроге, Александр отправился в Крым для осмотра укреплений. В Крыму он простудился, но не поберёгся и вернулся в Таганрог совершенно больным. Простуда перешла в тиф, и 19 ноября 1825 года царь умер.

У Александра не было детей (две его дочери умерли во младенчестве), по закону 1797 года наследовать ему должен был следующий сын Павла I Константин Павлович. Так и подумали сопровождающие Александра в Таганрог вельможи и известили о кончине Александра императора Константина, находившегося в Варшаве.

В Петербурге, по получении известия о смерти Александра, младший брат царя,  великий князь Николай Павлович тот час привёл войска и народ к присяге императору Константину. Между тем оказалось, что Константин, женатый на польке Грудзинской, ещё в 1823 году отказался от трона и Александр особым манифестом, который нигде не был обнародован, передавал право на престол следующему брату, Николаю.

Эта тайна была очень строга. Три запечатанных пакета с манифестом хранились: один в Москве, в Успенском соборе и два в Петербурге в сенате и синоде. На пакетах были надпись самого Александра «хранить до моего востребования, а в случае кончины раскрыть прежде всякого другого действия».               

 Николай был моложе Константина почти на 20 лет и не счёл возможным принять трон помимо старшего брата, считая, что Константин лично перед ним подтвердит отречение. Столица, а за ней вся страна присягнула Константину. А Константин в Варшаве присягнул Николаю и не собирался ехать в Петербург. Таким образом, в России было сразу два императора, и ни один не желал вступить на престол.