Фантазёр из Шуи и китайский Кудань. Легенда

Давно это было...
Так давно, что всё метелями замелИло...
Дождями заморосило...
Временем завременило...
Осталась от прошлого не картина, а какие-то пятна...
И никому теперь уже не понятно:
Горе это было или отрада.
Кривда это была или правда...

 Случилось это в лесистой местности на берегу реки, где вечные леса да огромные камыши беспрестанно с утра до вечера шуршат своё бесконечное шу-шу-шу... Потому и назвали эту местность сначала КамышУя. А потом сократили просто до Шуя. И жили в этой самой Шуе у отца с матерью три сына. Первый звался Иваном и был трудяга. Второй звался Степаном и был весь с детства сухой-прехудой доходяга. Вроде ничем таким и не болеет, а того и гляди вот-вот совсем околеет... А третий и вовсе был не человек, а - шняга, на всякую работу - вечный скряга. Работать не то чтобы не любил, а был к ней равнодушен и во всём бестолков. И всё норовил не поработать честно - во всю ширь русской души! а лишь бы от всех забот отлынить да на печке полежать и забавные стишки про всех написать. И был этот младший такой фантазер, что дали ему прозвище Фантик. Фаня, значит. И вот пошли как-то мать с отцом на поле - полЕвничать, пахоту  после зимы для хлеба расХЛЕБянивать. Старший сын с ними пошел - чтобы помогать им с лошадью улошадничать. Средний остался дома - начал из новой кожи сапоги сапожничать. А младший лежит себе на печи и только одно делает - вовсю свою задницу лежучую печкует. Стишатки свои всё стихоплётит. А стишки презабавные! Вот вернулись мать с отцом да Иван с лошадью с поля, мать потрогала Фаньку: мол как ты там, живой еще? Не помер ли от своего печкучества, от перетрудяжества? Не устал ли от переусталости? А он мамке в ответ:

 -  Трудись, мама рядом с папой,
    А меня, пожалуйста, не лапай!
    Не мешайте моей фантазии
    Придумывать стишки и всякие прочие безобразии!

  Не стерпел отец таких издевательств над собой и над матерью! Подошел к печи да ка-ак со всего размаху да и залепенил Фаньке по заду! А Фанька знай себе опять всё стихами наяривает:

 - Пожалей, батя, свою ладонь -
   Не туши во мне мой поэтический огонь!

  Тут к отцу присоединился уже и брат Иван. И тоже шлёп Фаньку по лбу. И тоже ему по-брательницки так хитренько! И тоже - стишком:

 - А вот на-ка, братик, от меня тебе по лбУ!
   Я этим ударом все твои рифмы враз перегребу!

  Ну, тут настала очередь уже и Степана. И он тоже от всей души смазал Фаньке по его мягкожопице! А Фанька и ему в ответ обидчиво так:

 - Эх, Стёпка,
   Не башка у тебя на плечах, а - так...
   Круглая нашлепка!
   Костяной пятак!
   Уйду я от вас -
   Куда поглядит мой глаз!
   По той дороге,
   Куда уведут меня мои резвые ноги!..

  Всё время угрожал он всем своим домашним уйти, да только никуда не уходил, а больше всё врал, что уйдет - потому что кто ж его и где, доморощенного стихоплёта, кормить-поить задарма будет?! Поди сыщи таких дураков! Однако же таки в скорой скорости да и нашлись... Как раз в те времена жила в их Шуе богатейшая барыня, которая очень от своей сытой жизни скучала и требовала себе постоянных развлечений. Да только где ж их, развлекухи, в Шуе, в деревне-то, найдешь, коли все с утра до вечера работают, рук не покладаючи, лапти исхаживают, колен ни разу за день не преломляючи да попени своей ни на что не приседаючи. А барыня еще пуще капризничает и вся слезьми и соплями от воя исходит: мол, хочу своего, доморощенного поэта поглядеть-заиметь. Так что где и откуда хотите выньте мне его сюда! И немедленно прямо передо мною вот здеся его положьте!

   Вот туточки слуги верные и доносят барыньке, что вырос в ее шуйских владениях самородок-уродок, поэт по имени Фанька, по прозванию Упади-не-встанька. Бездельник из бездельников! Но зато рифмы из него так и льются - беспрестанно! Как визги и хрюки из свиньи! Барыня этому сразу же и обрадовалась. Кричит:

 - Ой! Как я рада такой нежданной вести!
   Фаньку сюда ко мне немедленно привЕсти!

 Привели к ней Фаньку почти немедля. А он стоит пред ней и весь такой сытый! Красивый! Молодой! Ухоженный! Аж светится, как начищенный пятак! И масляными глазками перед барыней игриво так прыг-шмыг! Ножками- приседанцы, ручками - реверанцы! Губками алыми - улыбанцы! И всем остальным своим телом тудой-сюдой!.. Оченно дюжно завлекательно!.. Восхитилась барыня его внешним верчёным и непоседным видом! Ла прямо тут же и воспылала к Фаньке пылкой страстью! И умоляет его:

 - Фанечка, миленький! Ублажи меня своим стишком. Забери мою душеньку в страну поэзии тайком! Утоли мою женскую воспламенимость к тебе!..

 А Фанька только для того и был создан, чтобы уметь лишь языком разные выверты петлять да рифмами во рту перекатывать. Это ж тебе не землю пахать. Ну, он тут и начал сочинюшничать:

 - Ой! Как люблю я тебя, моя барыня!
   Ежель вру - забодай до кровей злой комар меня!

 - Ещё! Ещё! - умоляет его барыня. А Фанька в ответ и рад расстараться:

 - До чего же белы твои ноженьки!
   Нет второй такой сладкой у Боженьки.

 А барыня и довольнёханька! Показывать ему свои ножки: дескать прав ты, Фанюшка, ножки у меня и впрямь наибелейшие! Ноготки на них наирозовейшие! А Фанька еще далее и резвее старается:

 - Как сметанка, нежны твои грудочки!
   Дай потрогать их тута и туточки!..

 А барыня и того пуще от сих строк распалилась!

 - На, - говорит, - Фанюшка! Ощущай меня, сколько тебе хочется! Мне радостно дать тебе себя потрогачки. Убедись сам, что ты прав: груди у меня и взапрямь - наимягчайшенькие!

  - Так пойдем же скорей, моя матушка,
    Покажи, широка ли, мягка ли твоя лебяжья кроватушка!.. - нагло намекает ей Фанька.

 - Пойдем, Фанюшка, пойдем, родименький! Увидь мою бескрайнюю кроватку - такую холодную, никогда незамужнюю... - охотно соглашается на его наглые заигрывания сдобная барыня.

 - Не гневись, моя радость, возрадуйся,
   Ночевать у тебя я остануся!.. - предлагает ей всё своими такими же сладкими стихами Фанька. А барыня и рада перед Фанькой расстараться!..

   Да так он жить у барыни и прописался. Да и сам вскоре сделался барином! Да еще и таким важным и холеным! И всеми женщинами в Шуе любимым! И слух о таком чудесном превращении пустого Фаньки в великого поэта и богатого господина прошелся по всей Руси и даже дальше! Бывало спросит Фанька своего слугу:

 - Ну, докуда еще слух обо мне дошел? В какую еще даль сверзился?

 А слуга ему покорно отвечает:

 - Далеко, ваше сиятельство: аж в самую Тьму-Таракань и прочую Кудань!

 - Что еще за Кудань?! - возмутился Фанька. - Впервые слышу про такую землю.

 - Это присказка у нас в нашей деревне такая, - отвечает слуга. - Когда кто-то спрашивает кого-то: мол, ты - куда? А тот ему в ответ: я в никуда, в Кудань. Это значит, пошел ты со своими расспросами к чертовой бабушке!

  - Какое однако странное название - Кудань... - изумляется Фанька.

 И ведь случилось же так, что близ Желтого моря, где дуют желтые песчаные пустынные ветры и живут желтые люди, была в те далекие поры страна с названием Кидань. И там тоже прослышали про великого шуйского поэта Фаню и его чудесное превращение в русского богатого мандарина! И тогда монахи из киданьского монастыря снарядили в дальний путь самого мудрого своего старца - чтобы он встретился с Фанькой лично! И прознал от него самогО про него же самогО всё-всё! И вот через пять лет пути-шествия пришел этот монах к Фаньке прямиком домой и просится к нему на беседу. Как услышал Фанька, что пришли к нему аж из желтого Киданя, тут он и вспомнил, что хотел повидать хоть одного человека из таинственного Куданя, и согласился рассказать монаху о себе всё. Провел его по своему огромному дому. А монах в ответ только удивляется:

 - Да как же тебе, мой мандарин, удалось так быстро покорить барыню всю целиком - и душу ее, и девичье сокровенное да такое тайное и столь недоступное другим мандаринам ее тело?

  А Фанька знай себе всё врет: дескать знает он способ, как правильно кровать в доме поставить, чтобы спалось ему на ней с барыней мягко и долго:

 - Если лечь нам вдвоем головами на юг,
   То тут оргазьмь и придет к нам вдруг!

 А еще он знает тайну, как достичь за ночь второго оргазма:

 - Если после первого встать голыми ногами наземь,
   То тут к тебе придет и второй оргазьмь!

  И еще знает он секрет, как правильно за столом сидеть, в какую сторону при этом глядеть - чтобы еда вкуснее казалась. И еще он ведает, в какую дверь и где правильно входить и в какое окно в какое время правильно смотреть - чтобы, дескать, прожить отэтого сто лет и быть все эти годы абсолютно всем довольным, гордо-спокойным и всегда ходить в золоте, пить и есть на серебряной посуде алмазными вилками:

 - Если вечером полчаса посмотришь из окна на закат,
   То и будешь всегдашеньки счастлив и богат!
   А если до полуночи будешь лежать коленками строго на восток,
   То тебя за это полюбит сам Бог!

 Вот так вот всё врал Фанька и врал и своими словами сам же и заслушивался! Так он сам себя восхвалять любил! До обожания! А монах на то и был великий мудрец, что все Фанькины речи на лету хватал и каждую из них на волоски своей седой бороды незаметно узелочком завязывал - чтобы не забыть. А когда этот великий мудрец вернулся в свой родной Кидань, то рассказал о Благословенном Фане всё. И все в тамошнем желтом углу земли из уважения стали Фаньку называть Фэнь из Шуи. Так в течение веков и возникло в том затерянном монастыре учение Фэнь Шуй. А страна Кидань потом переродилась и стала назваться Китай. И Фаньку там помнят и чтут как великого китайского философического гения до сих пор!

  Ох! Неисповедимы пути твои желто-китайские, Господи...