Узники снежного логова 4

          
                46

    Всё-таки Нина решила искупаться и потревожила Стаса.
    - Стас, - позвала тихо она.
    Стас пошевелился, буркнул, но глаз не открыл.
    - Стас! – настойчивее повторила Нина.
    - У! – отозвался он сонным голосом.
    - Стас, искупаться не хочешь? Освежиться в море? – поинтересовалась она.
    Стас поднялся с топчана, сел, растёр ладонями сонное помятое лицо и посмотрел заспанными глазами на Нину.
    - Искупаться, говоришь? – он перевёл взгляд на морскую поверхность, невдалеке от берега виднелись головы взрослых, ближе к берегу детей.
    - Да, - ответила Нина.
    - Освежиться предлагаешь? – в его голосе чувствовалось сомнение и нежелание вставать и вообще двигаться, и то, что он проснулся и сел на топчане, не говорило, что он горит желанием двигаться с места.
    - Да, - повторила Нина, сев в шезлонге. Очки сами опустились ей на глаза, и она вернула их на лоб привычным жестом руки.   
    Стас цыкнул уголком рта и ответил, лениво произнося слова:
    - Нет, Ниночка, не хочу: ни искупаться, ни освежиться. Давай без меня, ладно? А я в тенёчке поваляюсь.
    Сказав, Стас медленно улёгся на топчан спиной вверх, положил голову на скрещённые руки и задремал.
    «Почему здесь нет мух? – снова подумала Нина, решив, будь они здесь, Стас принял бы другое решение и с гиком и радостными воплями поскакал в горячую морскую воду плескаться вместе со всеми купающимися, добавляя в её природный бульон грязь своего тела. – И вообще, где все насекомые? Тараканы, пауки и прочая гадость! – Нина решала, идти одной или дождаться-таки, пока Стас не согласится составить ей компанию. – Почему здесь нет мух?»
    Нине было немного досадно. Ей даже лучше одной заплыть подальше от берега и поболтаться в воде или лёжа на матрасе, но грызла досада: почему Стас отказался. Она не подозревала в охлаждении чувств, в нём она видела ту крепость, за стенами которой не страшен любой враг и опасность не грозит в любое время. Но всё же!
    «Ладно! – решила она для себя, - валяйся в теньке, а я искупнусь, в кои-то веки выпала возможность побарахтаться в ласковых водах чужих морей! Вот намажусь кремом и вперёд!»
    Сказано – сделано. Нина быстренько поправила волосы, закрепила хвост резинкой. Взяла из сумочки крем против загара и начала медленно втирать в кожу, осматривая пляж, внутренне понимая, что встретить здесь соотечественника то же самое, что макаку во льдах Арктики. Ну, да! вот макаки с бананами, с бубнами и в вязаных шапочках на курчавых головах горланят песенки и бьют в тамтамы. Вот же люди, хлебом не корми, дай попеть и потанцевать! Она закончила втирать крем в руки-ноги, смазала им грудь, насколько смогла, спину. Но как раз спина и примет весь удар ультрафиолета в море и потому, нужно будить Стаса. Позвать на помощь.
    - Стас, - позвала осторожно Нина, - Стас, слышишь! – она аккуратно  похлопала ладошкой его по горячей спине.
    От прикосновения прохладной руки Нины Стас вскрикнул и поднялся на локтях.
    - Чего тебе, Нина?
    - Стас, вотри крем мне в спину, - попросила Нина Стаса и протянула тюбик крема.
    - Ничего не забыла сказать? – улыбнулся Стас.
    - Я? – удивилась искренне Нина.
    Стас оглянулся.
    - По-моему, только тебе нужно втереть крем, – сказал, улыбаясь, он.
    - Забыла, Стас! – хлопнула ладошками Нина; она как-то обратилась к нему «Стасик» и он попросил впредь его так не называть и пояснил, что в его детстве так называли тараканов; хорошо, Нина сдержалась, не сказала, что и у них в семье тараканов называли точно так. – Пожалуйста, Стас, натри спину кремом!
    Жестом руки Стас приказал принять Нине горизонтальное положение на топчане, перед этим встав с него. Нина улеглась, вытянувшись своим красивым телом.
    - Тебе обязательно он нужен? – вдруг спросил Стас, и Нина поняла, о чём идёт речь; он и в доме постоянно предлагает ей ходить без бюстгальтера, в одних трусиках; она запротестовала, что скажет прислуга, а он в ответ, мол, видела бы ты как они ходят дома и оставил на её усмотрение свою просьбу. – Снять не хочешь?
    - Хочу, - согласилась послушно Нина. – Хочу, чтобы ты сам развязал тесёмки и снял.    
    Стас хмыкнул, затем крякнул.
    - Знаешь, я могу развязать тесёмки и снять, но это будет больше похоже на некие сексуально-ролевые игры, чем на выполнение просьбы втереть крем. – Не смущаясь, сказал он и добавил: - Но если ты настаиваешь… - Стас медленно провёл ладонями по гладкой спине Нины, и Нина податливо выгнулась красивым телом; со стороны они смотрелись, не отличаясь от остальных посетителей пляжа, точно так же мужья жёнам втирали крем и допускали куда как более свободные движения рук. – Узелок крепко завязала, не поддаётся. – Сказал он и потянул в разные стороны тесёмки. – У-у-у! какой противный узелок! – игриво произнёс Стас и бросил правой рукой тесьму и быстро пальца залез под тонкую полоску трусиков и погладил упругие ягодицы.
    - Узелок совсем не захочет развязываться, если кое-кто будет шаловливо играть своими пальчиками не там, где надо, - проговорила Нина, подстраиваясь под игру Стаса и поигрывая мышцами нежной попки.
    - А можно спросить, где надо? – Стас мягкими круговыми движениями ладонью помассировал ягодицы, и Нина движением мышц показала, ей нравится его шалость.
     - Вечером, поздним вечером, - тихим голосом, почти возбуждаясь, произнесла Нина в том момент, когда Стас провёл пальцами между упругих булочек, - лёжа в прохладной кровати. О-о-ох!..
    Стас почувствовал и сам возбуждение и посмотрел на оттопыренные пляжные трусы.
    - Хорошо, - согласился он, выдавил на ладонь немного крема и начал втирать его в спину Нины, поднимаясь от поясницы к плечам, но перед этим быстренько справившись с преградой в виде тонкого пояска бюстгальтера, тесёмки повисли с топчана, касаясь кончиками песка флагами о безоговорочной сексуальной капитуляции. – Потерпим до вечера. Айн момент, Ниночка! – умело, будто тем всегда и занимался, что втирал в спины крем от загара, Стас втёр крем, похлопал осторожно по спине и при этом не оставил без внимания попку, легонько постучав по ней кончиками пальцев. – Gut gemacht, Нина!
    Нина встала, покачивая бёдрами, она прежде так не поступала. Но заметила, Стасу нравится её новое поведение.
    - Подожду, пока впитается крем, - произнесла она, продолжая ощущать прикосновения пальцев Стаса на своей коже, - и искупнусь!
    Она посмотрела на Стаса, он улёгся на шезлонг и с явным удовольствием рассматривал Нину.
    - Может, передумаешь?
    Стас отрицательно покачал головой.
    - Как хочешь! – с вызовом произнесла Нина и направилась к кромке моря, спиной чувствуя взгляд Стаса.
    Она остановилась, зайдя по щиколотки в воду, горячую и приятную; лёгкое покалывание от пальчиков на ногах и вверх по всему телу пролетело быстрой волной. Она покачнулась, будто у неё закружилась голова, но быстро пришла в себя. Двумя руками поправила волосы на затылке, в выгодном свете представив красоту грудей на обзор находящимся рядом мужчин. Повернулась телом в стороны, и смело шагнула в воду.
    - Далеко не заплывай, Ниночка – крикнул Стас.
    - Здесь нет акул, Стас, одни люди, - громко ответила Нина, не оборачиваясь. - Нет причины беспокоиться.   
    Стас не стал привлекать лишнее внимание и проговорил громким шёпотом больше для себя, чем для Нины:
    - Если бы знать, какие акулы опасней: среди рыб или среди людей.
    Посмотрел и крикнул:
    - Просто далеко не заплывай!
    Нина махнула рукой, будто поняла его заботу и предостережения и медленно продолжила заходить в воду. Когда вода плескалась у груди, она остановилась и посмотрела вперёд: горизонт скрывал море в полупрозрачной дымке марева и ней же таяли силуэты круизных лайнеров и острые мачты яхт с белоснежными парусами. Вот над морем пролетел легкомоторный самолёт, из него высыпала горсть парашютистов и над морем раскрылись яркие цветы куполов, украсив выгоревшее почти до белизны летнее безоблачное небо.
    Нина пальцами ног перебирала песок и зарылась в него ступнями; песчинки легчайшими прикосновениями щекотали кожу, ей почему-то стало очень весело и легко. Она плеснула руками воду вокруг себя и засмеялась.
    - Это и есть счастье? – спросила она не себя, а кого-то, невидимкой находящегося рядом и повторила: - Это и есть счастье?!
    Нина окунулась с головой в воду, вынырнула и не спеша поплыла от берега.
 
                47

    Чем дальше от берега, тем меньше купающихся, тем меньше шансов оказаться в зоне чьих-то интересов и быть объектом навязчивого внимания.
    Будто лёгкое каноэ, скользящее по гребням волн, Нина умеренными гребками удалялась от пляжа, на нём уже достаточно скопилось любителей солнечных ванн и прибрежного плаванья, так что издалека золотисто-жёлтый песчаный пляж с мелкими ракушками и овальными маленькими камушками походил на огромное толстое жирное животное, которое насытившись вкусной пищей, решило прилечь отдохнуть.
    Солнце светило не прямо в глаза. Впереди курсировали лодки пляжной охраны, следя за пловцами, чтобы те, не рассчитав своих сил, могли рассчитывать на профессиональную помощь спасателей.
    Солнце пригревало, и постепенно Нина начинала ощущать прилив некоей волшебной солнечной энергии, которая лучилась в каждом её взмахе красивых загорелых рук, в каждом движении её красивого загорелого тела, и мелкими капельками брызг эта восхитительная энергия слетала с губ, когда Нина резким выдохом смахивала с губ искрящиеся капельки безбрежного морского счастья.
    В очередной раз обернувшись, она поняла, достаточно удалилась от берега и от постороннего докучливого внимания; коим не обделены на любом пляже во время отдыха не одни красавицы-шалуньи молоденькие девушки, но даже и почтительные матроны, сохранившие к своим прекрасным годам отличные формы тела и фигуры коих притягивают, как мёд изголодавшихся медведей, к себе ловеласов всех мастей и пород.
    «Неужели это и есть счастье? – подумала Нина, перевернулась на спину, раскинула руки и ноги звёздочкой и незаметные волны тёплой морской воды мерно начали покачивать её на своём теле. – Да, это и есть счастье!»
    Призрачны оказались мечты Нины в полном чарующем одиночестве покачаться на волнах, грея в солнечных лучах своё тело и впитывая им неимоверно полезный солнечный бальзам. Как показывают не одни лабораторные испытания, но и жизнь, настойчивая муха и зимой докучает.
    Не успела Нина в полной мере окунуться в мир грёз, под шёпот волн и колыбельное покачивание, как услышала шлепки по воде; судя по звуку, приближались к ней. Она не открыла глаза, только движением ладоней развернула тело в направлении солнца.
    Она почувствовала учащённое дыхание, следом послышался мужской голос, говорили по-английски; Нина про себя в сильно-экспрессивной форме высказалась, что думает о том, кто потревожил её.
    - Здравствуйте! – произнёс мужчина; Нина приоткрыла глаза и через вуаль длинных ресниц рассмотрела негодяя, потревожившего её чудесное одиночество: лет сорока, сухощав, острый нос со шрамом посередине, толстые брови срослись на переносице, тронутые редкой сединой волосы коротко острижены, на скулах небольшая щетина, оттеняющая чёрным бледное лицо.
    Нина проигнорировала незнакомца, понимая, от того просто так отделаться не получится; но принимать экстренные меры, она немного занималась на курсах самообороны, не спешила, вода совершенно другая стихия, чем земля и торопиться незачем; нужно же чётко услышать пожелания незваного гостя и выслушать порцию сладких комплиментов. Не зря же он отмахал от берега такое расстояние, и было бы глупо не дать ему шанса вернуться назад не солоно хлебавши!
    - Не хочу показаться навязчивым, - продолжил мужчина вполне приятным тенорком, произнося слова немного в нос, им всё же ему пришлось втянуть солёную морскую воду.
    Нина повернулась в сторону навязчивого гостя, слегка улыбнулась. Она не предпринимала попыток прервать разговор и продолжать, пусть будет так, как будет, а заодно выпала великолепная возможность попрактиковать английский с носителем языка, это чувствовал по речи, а то прислуга в доме так коверкает слова, что стоишь и думаешь, что горничная хотела сказать: отказаться или согласиться.
    - Простите, - нашёлся мужчина, - как же я сразу не сообразил! – он хлопнул себя по лбу и нырнул в воду, через секунду-другую показалась его голова с прилипшими волосами и горящими чёрными глазами. – Вы говорите по-английски? – сказал и вытер ладонью лицо.
    Нина решила завязать разговор и вынести из него хоть что-то полезное для себя. Она тоже нырнула и вернулась на поверхность моря, сияя стекающими струйками воды, зная, что неимоверно прекрасна в этот миг.
    - Со словарём, - сказала она.
    - Как… - мужчина мелко и звонко рассмеялся, и звуки его смеха рассыпались по поверхности моря небольшими гребешками волн. – Как вы сказали?! – повторил он, продолжая смеяться.         
    - Со словарём, - повторила Нина и улыбнулась в ответ, показав незнакомцу два ряда отличных жемчужных зубов.
    - Со словарём! – крикнул мужчина, снова погрузился в воду, Нина подумала, что он таким способом набирается смелости, черпая энергию из морской воды, - мужчина вынырнул и повторил: - Со словарём!
    - Верно, - ответила Нина, она уже не решилась лечь на воду, лицом к лицу проще разговаривать с незнакомцем.
    - Оригинально! – искренне похвалил Нину мужчина.
    - Согласна, - Нина ладонью вытерла лицо от капелек воды.
    - Прежде… нет, - мужчина прервал свой начинающий монолог и сделал круг вокруг Нины, осматривая ту часть её тела, находящуюся поверх воды. – Серьёзно… не доводилось слышать… - Нина заметила, мужчина хочет выразить мысль, а слова его как на беду остались на берегу вместе с одеждой и обувью. – Нет! говорили разное, но такое… Подумать только: со словарём!
    Нина ждала, когда иссякнет фонтан красноречия и терпеливо молчала; больше молчишь – больше услышишь.
    - Впервые слышу! – наконец-таки высказался мужчина, нырять в воду не решился, набрал в пригоршню воды и смочил ей лицо.
    - Всё когда-то бывает впервые, - Нина говорила по-английски уверенно, хотя некоторые предложения она строила так, будто говорила на родном русском, - первое свидание, первый поцелуй! – она сказала про поцелуй и пожалела сразу же, при слове «поцелуй» мужчина расцвёл-таки лицом, оно засветилось и засияло, будь он китайским фонариком. Нина сравнила бы гамму цветов на его коже, причудливой игрой красок и огня.
    - Разрешите вопрос, - попросил он, поддерживая тело на плаву, гребками рук.
    - Отвечу сразу, - сухо отрезала Нина, - на всё возможные вопросы, дабы избежать лишней траты слов и поберечь ваш словарный запас: да, тело у меня красивое, почти стандарт: грудь девяносто, талия шестьдесят пять, бёдра девяносто четыре; грудь у меня третьего размера, - что округлили глаза, я же вижу, как вы глотаете слюни, словно изголодавшийся по ягнятине волк, длина ног чуть более метра с несколькими сантиметрами… - Нина остановилась. – Да, я замужем… - она снова остановилась и закончила: - Надеюсь, ответила на все интересующие вопросы?
    Что ответить, мужчина нашёлся не сразу; Нина видела по его мимике, он ошарашен и была довольно собой: вот так попрактиковалась в английском, хоть табличку дома на стенку вешай!
    Всё же мужчина ответил, немного погодя и с расстановкой слов, будто они были квадратными и имели нанесённый на стороны рисунок, чтобы его получить, нужно сложить кубики в правильной последовательности:
    - Очень остроумно!
    - Не стремлюсь. – Отчеканила Нина.
    - К чему?
    Нина не ответила, легла на спину и в несколько сильных гребков отдалилась метров на пять. Мужчина её догнал не так быстро, заметно, плаванье не его стиль жизни.
    - Вы не ответили, - тяжело дышал он, сдувая капельки воды с губ. – К чему не стремитесь.
    Нина в какой-то миг хотела отделаться от докучливого, как муха, которых здесь не было, мужчины, мешающего наслаждаться морем и солнцем, но пожалела в очередной раз морского ловеласа: что же он, зря приплыл к ней и тратит своё время.
    - Блистать остроумием.
    Мужчина закашлялся; немного воды ему хлебнуть посчастливилось. Он прокашлялся. Пригладил мокрые волосы. Улыбнулся всеми тридцатью двумя вставными зубами, неестественно жемчужной белизны.
    - Предлагаю познакомиться.
    - Не стоит, - отказалась Нина.
    - Почему? – удивился мужчина отказу Нины; он пребывал в уверенности своей неотразимой внешности, которая женщин сразу лишает силы воли и разума при одном взгляде на него.
    К ним подплыл катер пляжной охраны, и спасатель поинтересовался, всё ли у них в порядке, услышал ответ, улыбнулся, помахал рукой, пожелал соблюдать правила поведения на воде и если что, звать на помощь.
    Они качались на поднятой катером волне.
    - Почему вы не хотите познакомиться? – снова задал вопрос мужчина. – Это же обыденно дело!
    - Вы не поверите, - начала издалека Нина, туманно и загадочно.
    - Поверю! – с жаром крикнул мужчина,  с таким пылом утопающий хватается за соломинку в желании спастись.          
    - Вы не поверите, - продолжила Нина.
    - Вы скажите убедительно, - попросил мужчина, сверля взглядом открытую его взору обнажённую грудь Нины. – И я поверю!
    Нина не понимала почему, но задала мучающий её вопрос:
    - Вот вы скажите, почему здесь нет мух?
    Будь эта встреча на земле, мужчина непременно провалился бы под землю, услышав эти слова, на море проще: он ушёл под воду и вынырнул, готовый к новым коварностям.
    - Каких мух?
    Нина изобразила пальцами рук частое шевеление, оно, должно быть, могло напоминать движение крыльев насекомого, и издала звук:
    - Ж-ж-ж!.. Мухи. Почему нет мух? Ни обычных, ни каких-нибудь экзотичных, например: цэ-цэ? Куда они делись?
    - Нет здесь… - мужчина повертел головой, якобы стараясь рассмотреть хоть одну жужжащую муху, - на море… что ли?..
    Нина резко сменила тему разговора, и курс корабля их беседы пошёл в прежнем фарватере.
    - Знакомиться не люблю по причине катастрофической нелюбви к курортным романам!
    Мужчину и эти слова повергли в некий шок; Нине показалось, минута-другая и он с таким энтузиазмом отправится прочь, какого прежде не испытывал; но мужчина оказался немного крепче.
    - Вам они кажутся пошлыми? – спросил он, придя не сразу в себя.
    - Скорее, вульгарными, - ответила и снова удалилась от собеседника на некоторое расстояние: не на кабельтов, но на одну его двадцатую часть; мужчина проворно сократил между ними на волнах колеблющиеся остатки миль.
    - Вы сторонитесь моего общества? – спросил он с флёром далёкой надежды на отрицательный ответ.
    - Я здесь единственная девушка?
    - Нет, - ответил мужчина, стараясь понять, что на этот раз задумала коварная незнакомка. – Но… именно здесь, в море… Да…
    - Посмотрите на берег, - Нина вытянула красивую руку с выставленным вперёд указательным пальцем, и мужчина снова невольно залюбовался красотой Нининого тела. 
    Он послушно посмотрел на далёкий берег.
    - Пляж пестрит женскими телами, - проговорила Нина, с радостью выговаривая слова, чувствуя ту лёгкость, с какой ей это удаётся.
    - Пестрит, – согласился мужчина, всё ещё пребывая в задумчивости от планов незнакомки.
    - Там столько красавиц, - продолжила Нина, любуясь своим умением доступно излагать мысли на чужом языке. – Каждая из них с радостью составит вам компанию, а вы, простите меня за излишнюю резкость, пытаетесь урвать немного удачи вдали от своего счастья, раскинувшего руки в радостном приветствии!
    Мужчина ответил не сразу; понадобилось время, чтобы переварить услышанное.
    - Вы англичанка? – неожиданно спросил он и сам ответил на вопрос: - Думаю, нет.
    - Правильно, - лаконично произнесла Нина, любуясь собой, когда представится шанс почувствовать априори торжество женского начала над мужским.
    - Американка? – спросил и как в предыдущий раз, сам же ответил на поставленный вопрос: - Впрочем, нет! у вас… - он замялся, жуя губы и подыскивая верное слово: - У вас… интересный акцент! – закончил он.    
    - Вам виднее, - туманно ответила Нина, улыбнулась и снова отплыла от собеседника по направлению к берегу; он, как и прежде, догнал беглянку.
    - Вы меня заинтриговали, - отдуваясь, сказал он.
    - Чем же? – искусственно удивилась Нина, даже не скрывая своей плохой игры. – Чем же вас я смогла заинтриговать?
    Мужчина помедлил с ответом.
    - Вы будто из другого мира.
    - Инопланетянка? – сострила Нина, лукаво глядя собеседнику в глаза.
    - Зачем же! – воскликнул мужчина, посмотрел на солнце, оно пригревало, дело шло к полудню. – Вы абсолютно не похожи на моих соотечественниц!
    - Ах, вот как! – Нина ударила ладонями по воде и в поднятых брызгах, искрящихся в солнечных лучах, ушла стремительно под воду. Оставила собеседника наедине с собой; вынырнула поодаль: он тревожно смотрел на воду и с облегчением улыбнулся.
    - Вы проказница! – пожурил он.
    - Есть немного, - согласилась Нина и улыбнулась, - вы не сказали: на кого я похожа.
    Собеседник быстро ответил и задал прямо интересующий его вопрос:
    - Откуда вы?
    Нину снова начало раздирать чувство безнаказанной шалости:
    - Есть такая игра: звучит мелодия и после нескольких нот нужно угадать правильную с трёх нот.
    Мужчина покачал отрицательно головой.
    - Боюсь предположить! – сомнение звучало в его голосе, хотя и надежду на знакомство он не терял.
   Нина улыбнулась собеседнику, подбадривая таким способом его и стимулируя.
    - А вы не бойтесь! – произнесла она. – Куда делись напор и решительность?
    - Я в затруднении, – сознался мужчина так, будто вспомнил своё детство, когда точно также, но стоя у доски признавался учителю, что не выучил задание.   
    - Сникли, да? – живо откликнулась Нина, весело смеясь, и проговорила, вспомнив кое-что из родного лексикона: - У нас дома говорят: прошла любовь, увяли помидоры! Мне пора возвращаться! Ариведерчи! – попрощалась она по-итальянски и поплыла прочь.
    - Постойте! – послышалось ей вслед, она остановилась, развернулась к неудачливому Казанове. – Послушайте! – проговорил мужчина, - я кое-что вспомнил… точнее, у меня есть предположение…
    - Какое?
    - Откуда вы приехали! – радостные нотки звучали в голосе мужчины.
    - Интересно послушать!
    - Вы из России! – почти выкрикнул мужчина, всё-таки их разделяли почти пять метров. – Моя прабабушка родом из России… эмигранты первой волны…
    Нина собиралась ответить, но не смогла. Такого просто не могло быть, она почувствовала чей-то пристальный взгляд с берега! Взгляд знакомый, почти забытый. Взгляд, который прежде ею восхищался и пламенно пылал. Нина косым зрением уловила некоторое несоответствие на берегу, на пляже что-то разворачивалось неправильное, как желание впихнуть в круглое отверстие  квадратную деталь без зазоров. Нина встряхнула головой. Ощущение взгляда никуда не пропало. Нина посмотрела на берег, однако этого тоже не могло быть, не могла она рассмотреть на берегу зонтик и топчан, на котором остался лежать Стас. Невероятное в жизни когда-нибудь происходит с каждым. С ней оно случилось сейчас. Она отчётливо рассмотрела Артура в зимней одежде, он стоял рядом с топчаном Стаса, утопая по колени в снегу.
    Нина почувствовала ещё одно несоответствие: она почему-то начала учащённо дышать и при дыхании с её губ срывался лёгкий морозный парок, таявший под солнцем.
    Артур сделал шаг к кромке воды. Постоял немного. Из-за его спины вышел огромный лохматый пёс пёстрого окраса; Нина смогла увидеть пылающий взгляд собачьих глаз, хотя это тоже было невероятно. Артур и пёс вместе зашли в воду, Артур по колено, пёс по грудь. Нина остановилась и увиденное тяжело шокировало её: как же так, откуда здесь появился Артур со странным спутником? Но не это изумило её; внезапно от Артура начала расти ледовая дорожка, неширокая, достаточно для того, чтобы могли разминуться два человека. Она продвигалась вперёд. Принимала форму волн. Артур и пёс забрались на ледовую тропинку, и пошли к Нине навстречу.
    Ледовая тропка остановилась возле Нины. Нина потрогала рукой лёд, он не обжёг кожу, ладонь осталась тёплой. Нина попробовала лёд на прочность и взобралась на тропинку.
    Постояв, она пошла навстречу Артуру.
    Страх, поначалу поселившийся в груди, пропал, она уверенно шла и понимала, что это, происходящее сейчас, из области фантастики или она просто напросто спит. Она ущипнула себя за мочку уха, ничего не пропало: Артур, пёс, ледовая тропинка, она сама, Нина на ней. Немного отрезвлял вид за спиной Артура: песчаный пляж с отдыхающими и загорающими, также вместе с пальмами и прочей растительностью скрывался в клубах сизого морозного тумана, появлявшегося из ниоткуда, и клубы тумана стелились по морю и по дорожке, немного отставая от Артура, скрывая в себе пса.
    Оставалось совсем немного. Нина могла отчётливо рассмотреть черты лица Артура, морду собаки, окрас длинной шерсти, как вдруг из тумана выпорхнула невысоко над юношей и псом огромная фиолетово-стальная птица.
    Раскинув в полете, свои изуродованные крылья с поломанными перьями, она зависла в воздухе, раскрыв в немом крике щербленный клюв…
         
                48

    - Зачем спросил про телефон? – обратился Артур к другу.
    - Просто так, - ответил Петька, ёрзая на кровати, сетка приятно скрипела, и ему нравился скрип.
    - Просто так ты ничего не делаешь, - возразил Артур.
    - Не заводись! – попросил Петька. – Подумаешь: спросил про телефон приютившую на ночь хозяйку! Эка беда! А домой позвонить как-то надо!
    Артур усмехнулся криво.
    - Ты думаешь, если твой телефон молчит, мой тоже, то гипотетически предполагая, у хозяйки может он работать, даже если он есть «в хозяйстве», говоря её словами. Чисто гипотетически! С какого перепуга! Петька, включай иногда в работу серые клеточки!
    - Слышь, ты, Эркюль Пуаро, - отозвался Петька, - серые клеточки! Я допустил такую возможность и проверил. Не вышло. Не беда. А ты всё же попробуй со своего позвонить.
    Артур нажал кнопку вызова. После первого гудка, послышалось из телефона сообщение что «абонент не может быть временно вызван». Артур поднял вверх трубку и привлёк внимание друга, мол, смотри, пустое занятие: будь спок.
     Петька отмахнулся и взглядом скользнул по окну, по рисунку, удивительно-фантастическими разводами украсившим стекло и оторопело уставился во что-то, что показалось ему на первый взгляд совершенно необыкновенным. Приглядевшись, Петька сглотнул сухой ком, вставший огромной пальтовой пуговицей поперёк горла, и с характерным хрипом произнёс:
    - Нина…
    Артур согласился:
    - Ага, она сейчас на море южном.
    Также хрипя, Петька повторил с некоторым уточнением:
    - Нина… там… в поле…
    Артур посмотрел с недоверием на друга.
    - Она сейчас на море. Далеко отсюда.
    - Да нет же! – с каркающим хрипом проговорил Петька. – Посмотри в окно!
    Артур повернулся к замёршему окну и кроме морозного рисунка ничего не рассмотрел, разве что чистую лунную ночь.
    - Продолжаешь витийствовать?
    Но Петька не прекращал:
     - Артур, да вон она идёт по полю! Ты что же, не видишь? Присмотрись!
    Петька подскочил к окну, раздвинул занавески и ткнул пальцем в стекло. Артур следом за ним, но только чтобы развенчать галлюцинации друга и замер, едва не упёршись носом в стекло: по снежному полю шла почти полностью обнажённая, в одних пляжных трусиках Нина, легонько загребая ступнями снег, он взлетал пыльными снежными облачками, искрясь каждой снежинкой, тревожимый ею. Она медленно шла и в её походке замечалась невооружённым взглядом некая заторможенность, будто тот, к кому она приближалась, походил на нечто непривычное или прочно забытое, тот, кого она увидела, привёл её в состояние лёгкого эмоционального потрясения.
    - Артур… - протянул уныло Петька.
    - Я вижу… - не менее грустно произнёс Артур.
    - Как такое может быть, а?
    Невесело и печально Артур сказал, плохо двигая непослушным языком:
    - Не понимаю, друг…
    Нина шла, не обращая внимания на снег и мороз, на полную луну, таинственным синим светом заливающая спящую заснеженную землю. Нина шла прямо к дому. Непосредственно к окну, возле которого застыли в немой позе друзья.
    Она подошла к окошку и прижалась лицом к стеклу. Увидела Артура и радостно улыбнулась.
    - Привет, Артур! – услышал Артур её голос через стекло и неприятный холодок пробежался трусцой, стуча копытцами по спине.
    - Привет, Нина! – ответил Артур, и его вместе с другом некая таинственная загадочная сила отбросила назад, на кровати, опрокинулся прикроватный столик, стулья с одеждой полетели на пол, и рассыпалась одежда, скомканная той же силой.
    Нина прошла через окно и стену, оставив их невредимыми и без последствий для себя, и остановилась перед друзьями. Она сначала посмотрела на Петьку; он уставился на неё раскрытыми дико глазами с отвисшей мандибулой и мелкой дрожью в конечностях; он прежде не видел обнаженной Нину, на пляже она носила купальник, закрывающий спереди и сзади тело, сейчас она стояла перед ним в одних трусиках, которые и трусиками было сложно назвать, если бы не маленький треугольник спереди и сзади.
    - Что уставился, Петька? – улыбнулась как-то нехорошо и странно Нина, не изобразив глазами никаких эмоций, - будто никогда нагих женщин не видел? – подвела под подбородок пальцы правой руки и двинула ими вверх; с сухим клацаньем зубов челюсть вернулась на место. – Так лучше, а то сидишь, как чучело невежественное.
    Артур поднялся и смотрел не менее оторопело на Нину, на её загар, свойственный нездешнему климату, на её грудь, её форму он помнил прекрасно, как и её вкус, немного солоноватый вкус нежной девичьей кожи; как помнил упругость коричневато-бурых сосков. Забытое желание заставило вернуться в реальный мир.
    - Как ты здесь оказалась?
    Нина улыбнулась, подняла руки, соединила над головой и закружилась на месте.
    - Знаешь, Артур, - танцуя, проговорила она, улыбаясь и наклоняя то вправо, то влево голову, - а ведь ты сейчас там стоишь рядом со мной…
    - Где? – насторожился Артур; Петька продолжал пребывать в состоянии прострации, водя глазами за другом и Ниной.
    - Там, - Нина остановилась и махнула в направлении окна неким неопределённым жестом.
    - На море? – спросил Артур, ничего не понимая.
    - Где же ещё! – рассмеялась громко Нина, - у тебя такой страшный пёс… большой и лохматый… и глаза у него так горят… Кстати, где ты откопал такое чудище и какая у него кличка?..
    - На море?! – повторил Артур, ему очень хотелось, чтобы это было сном, но это была явь. – С собакой?!
    Нина покрутилась немного в танце.
    - А как же ты очутилась здесь?
    Нина состроила смешную рожицу, осталось высунуть язык и поднять неестественно высоко брови, морща лоб.
    - А вот так! – Нина остановилась и сразу стала предельно серьёзной. – Ты сейчас там стоишь рядом со мной. Я, - она выпрямилась и стала немного выше, приподнявшись на носки, - здесь с тобой. Всё очень просто и легко объяснимо. Кстати… - Нина села рядом с Артуром на кровать, - скажи мне вот что…
    - Что?
    - Здесь мухи есть? – Нина уставилась своими красивыми глазами прямо в глаза Артуру, и он не смог отвести взгляда. – Здесь есть мухи?
    Петька зашёлся в истерике, смешно дрыгая ногами и дёргая головой: «Учудила, мухи!».
    - Какие мухи, Нина? – поинтересовался Артур.
    - Дай воды другу, - посоветовала она и указала на кувшин с водой. – Не видишь, ему плохо.
    Артур налил в стакан воды и насильно влил в рот другу, половина расплескалась по лицу и груди; зубы друга при этом мелко стучали и Артур испугался, как бы Петька не отгрыз кусок стекла и не проглотил.
    Артур вернулся на кровать и посмотрел на Нину, она сидела нагая и ничуть не ощущала свежести в комнате, весело махая ногами.
    - Какие мухи, Нина? – спросил он бывшую подругу, - на улице зима!
    Нина прекратила махать ногами.
    - Вот и мне интересно, почему здесь и там нет мух?   
      
                49

    В позе эмбриона, укутавшись в одеяло, Петька сидел на кровати и мелкими глотками пил воду из стакана.          
    - Артур, это ведь мне не показалось, да? – полным надежды голосом поинтересовался Петька у друга; они оба только что долгим взглядом провожали обнажённую девушку, вышедшую назад на улицу сквозь стену и окно дома и сидели ещё приличное время, понемногу приходя в себя и оттаивая от охватившего обоих непонятного ледяного страха.
    - Мне самому непонятно, что только сейчас здесь произошло, - откровенно признался Артур. – Но это была она – Нина!
    - Нина! – словно эхо отозвался Петька, - и почему-то почти голая, как персиковая косточка.
    Артур посмотрел на друга, давая взглядом понять, про какую персиковую косточку сейчас заговорил друг; Петька пожал плечами и взглядом высказал, что мог сказать вслух: сказал первое, что пришло в голову, или что, сравнение не понравилось.
    - Слушай, Петька, - проговорил Артур, укладываясь в кровать, - давай-ка спать!
    - Спать! – резко выговорил Петька, лёг, укрылся с головой.
    Друзья каждый отвернулись к стене лицом и плотно укутались в одеяла. Артур выключил светильник над головой и в комнате ненамного сгустился сумрак. Минуту или две с каждой кровати раздавался звук сетки, сопение, тяжёлое дыхание, пока не наступила относительная тишина.
    Артур лежал и думал, лежал и думал о Нине, о том, что произошло и верить увиденному не хотел. Не хотел по причине, что это невозможно, что не могла она вот так вот взять и материализоваться посреди снежного поля в одних трусиках среди зимы и не чувствовать обнажённым загорелым телом обжигающего мороза. Он не хотел думать о ней, не хотел к ней возвращаться даже мысленно, но в то же время Нина была центром, вокруг которого совсем недавно вертелась вселенная его жизни и без катастрофических последствий нельзя представить себе их расставание. Да, вздыхая еле слышно и чувствуя горячее тепло дыхания, скапливающее под одеялом, он признавался себе, что её неожиданный с точки зрения материалиста визит вызвал в нём некий звон нервных струн, звучащих вразнобой. Он лежал и думал, лежал и думал о Нине, мысли его уносили его далеко от места, где сейчас он со своим другом лежали в протопленной комнате и старательно изображали мирно спящих людей. Голландка распространяла живое тепло, оно обволакивало мягким пледом тело, оно обволакивало нежным дыханием разум и сознание не сопротивлялось этой мягкой агрессии. Мысли о Нине своим приятным одним существованием в минуту внезапного одиночества согревали. Артур пошевелился и прислушался: друг изо всех сил старался казаться спящим, выдавал его симуляцию его же способ уснуть, он глубоко тихо дышал, впадая в некий гипнотический транс, могущий привести к сну. Отбросив пустое занятие слуховой слежки за другом, Артур вспомнил запах, исходивший от загорелого тела Нины, запах жаркого солнца, запах морской солёной воды, запах песчаного берега, перемешанный с запахом пальм, аромат цветов и благоухание счастья; его источало её красивое загорелое тело, которое он любил, которое он любил до беспамятства целовать, находясь наедине с ней в интимном сумраке спальни,  он любил её целовать, её, после ласк и полной отдачи чувств и эмоций, лежащую расслабленно на спине на скомканных простынях с закрытыми глазами.
    При мысли о Нине, в груди Артура что-то шевельнулось, что-то забытое, забытое надолго, забытое до степени крайней необходимости вообще вспоминать о ней, о наложенном табу на мысли и внезапно проснувшееся это что-то было не прежним, от которого трепетала каждая клеточка тела, ликовало сердце и пела душа, это что-то было совершенно другим, чужим, неизведанным, странным и потому притягательным; рождение этого что-то не причина воскрешать былые воспоминания, они и так иногда произвольно вторгаются наглыми оккупантами в сознание и торжествуют на его руинах, упиваюсь своим могуществом и всесилием. 
    Артур не услышал, почувствовал, друг смотрит в его сторону, и повернулся лицом к его кровати: Петька смотрел на него долгим загадочным взглядом.
    - Артур, – нарушил тишину Петька громким шёпотом. – О какой ледовой тропинке говорила Нина?
    - Я не слышал.
    - Как же, она когда проходила сквозь стену, заметила, я запомнил слово в слово: пора торопиться, пока не растаяла ледовая тропинка. Как ты думаешь, о чём она говорила?
    - Не задавай вопросы, ответы на которые не услышишь.
    - Артур, а всё-таки, вот тебе ещё ход конём: она упомянула про мух, которых нет здесь и там.
    - Петь, я совершенно не знаю что ответить! Я в замешательстве и без того, а ты пристаёшь с вопросами.
    - С глупыми, намекаешь, да? – спросил Петька. – И всё же я скажу, что всё произошедшее кажется странным.
    Артур промолчал; он снова мыслями был в другой галактике, где они принимают материальную форму в виде исполнившихся желаний.
    - Скажи честно, тебе вот нисколечко не показался странным визит твоей подруги, по твоим словам она где-то на море, а она, вот те раз, появилась здесь?
    Артур ответил с опозданием, после некоторого раздумья.
    - Нет.
    - Ладно, - примирился с таким ответом друга Петька.
    - Петь, её тело пахло солнцем и морем, - мечтательно произнёс Артур. – Она сидит рядом и пахнет солнцем!
    - Это тебя ничуть не смущает? Ни на капельку, ни на грамм? Ничего не видишь в этом удивительного?
    - Опять ты за своё, - расслабленно проговорил Артур и внезапно резко сел на кровати.
    За окном дико шумел ветер, сильно и громко воя, будто до времени сидел в томительном молчании где-то запертым в глухом помещении вот вырвался, полетел-поскакал по равнине, по лесу, путаясь в ветках длинными звуками, блуждающими в лабиринте трубочек духовых инструментов. Была в его шуме и вое странная гармония, от которой жуть расплавленным льдом заливала сердце.
    Артур встрепенулся, следом и Петька выскочил из одеяла; их взоры направились в сторону окна: через расписанные морозным узором стёкла и матерчатые занавески с вышивкой в комнату проникло нечто и едва заметно зашевелились занавески. Светильник над Петькиной кроватью погас, но вспыхнула оставленная хозяйкой дома керосиновая лампа, от дрожащего жёлтого скудного пламени пролился мутный жёлто-молочный свет и по стенам комнаты побежали безобразными фигурами длинные и короткие, тёмные и прозрачные, рифлёные и исковерканные тени, издавая тихий стон, плач и рвущий слух свист. Нечто наполнило комнату осязаемым присутствием чего-то постороннего, чужого, из середины комнаты по сторонам разлетелась волна пронизывающего холода.
    Прошло мгновение; морок исчез; друзья забыли, чему стали свидетелями.
    - Не опять, - азартно начал говорить Петька, - не опять, а снова!
    Спать категорически не хотелось; сон так и не придёт в гости в его глаза, подумал Артур; практически такими же словами высказался Петька: чую, спать нам сегодня не судьба, зато ночь за беседой пролетит быстрее.
    - Что ты такого подозрительного заприметил? – спросил Артур; он подозревал, друг спросит про Нину, хотя он совершенно не понимал, причём тут его бывшая девушка, по дошедшей до него через знакомых информации, она сейчас со своим новым другом отдыхает заграницей на море; он чувствовал, Петька именно начнёт с этого.
    Друг оказался не прозорливее, примитивнее, проще, что ли; его беспокоили иные несоответствия, чем появление в комнате Нины, хотя, как она могла в ней появиться, находясь на другом конце земного шара – уму непостижимо.
    - Например, то, что она назвала нас по имени!
    Артур спросил:
    - Нина?
    Петька сжал губы в полоску, брови сошлись на переносице; на лице отобразилось минутное замешательство вкупе с быстрым мыслительным процессом.
    - Она-то здесь, каким боком! Я говорю о хозяйке, Генриетте Николаевне!
    - А, - протянул Артур, больше ничего не промолвив.
    - Бэ! – передразнил Петька. – Ко мне обратилась по имени, тебя два раза назвала Артуром!
    Артур предположил:
    - Допустим, услышала, как мы называли по имени друг друга. Такое возможно?
    - Чушь! – категорично отрезал Петька. – Полная чушь! Как она могла услышать, когда ни разу, заметь, ни разу я не назвал тебя Артуром, а ты не произнёс – Петька.
    - Что здесь странного и необычного! – буднично произнёс Артур, с момента прихода на хутор его не покидало чувство чего-то подозрительного и прочая ерундистика. – Подумаешь, назвала по имени! Тоже мне бином Ньютона!
    Петька настаивает на своём:
    - По имени!
    - Назвала и назвала, - решил успокоить разошедшегося в предположениях и подозрениях друга Артур. – Допустим, она экстрасенс.
    Глаза Петьки загорелись.
    - Вот! – он сжал кулаки, будто собрался в сию же минуту броситься в бой с незримыми врагами и одержать молниеносную победу. – Вот!
    Артур попросил:
    - Расслабься, Петька. И смени тему. Пожалуйста.
    Петька перешёл черту, возврат из-за которой попросту физически и астрально для человека, лишенного экстрасенсорных и прочих необычных способностей невозможен.
    - Вот именно: она колдунья! Колдунья! Ворожея! Гадалка! Провидица! – Петька перечислял слова, имеющие отношение к занимающимся тайным ремеслом людям.
    Если бы друзья могли услышать, они бы непременно оглохли бы от громко поющих фанфар и звонкой медью звучащих литавр.
    - Не мели ерунды.
    Никакие доводы в пользу иного объяснения не имели бы воздействия: музыка звучала громче и громче, фанфары охрипли от усердия, мелкими блёстками слетала с литавр медь, золотом горя в лучах небесной славы.   
    - Ведьма, - друг развивал тему необычных способностей хозяйки хутора. – Точно говорю: она ведьма!
    - Да успокойся ты, Петька! – Артур старался сдерживаться и пока неплохо получалось. – Колдунья, ведьма… Уйми фантазию!..
             
                50

    Спроси любого человека, какое время суток у тебя любимое и никто не ответит сразу. Разве можно отдать предпочтение исключительно утреннему алому рассвету, когда красный диск солнца медленно поднимается над землёй и торжественная тишина повисает в природе хрустальными нитями, или сказать, что любишь только вечерние закаты, когда поднятая за день пыль повисает в воздухе и в лучах заходящего солнца начинает блестеть чистым золотом и летит над полями и лесами, речками и болотами угасающая песня дня. Нельзя любить что-то одно, любовь складывается, как конструктор, из многих фрагментов. День любопытен активностью мысли и сознания. Ночь, особенно в полнолуние, приоритетна магией света ночного светила, в эти волшебные минуты синий свет изменяет окружающие предметы, наделяет их новыми свойствами и, глядя на это великолепие, представляешь себе всё, что угодно, и тонешь в мире своих фантазий.
    Представьте картину: ночь, зима, заснежен дол и лес, с чистого неба светит луна – мир и спокойствие. Ровным сиянием горят высоко в небе далёкие звёзды. И оттуда же вниз на землю слетает ветер: он отшлифовывает заснеженную поверхность земли до зеркального блеска и уже луна любуется своим отражёнием в нём, примеряя украшения из алмазной россыпи звёзд.
    Внезапно лунный свет задрожал пламенем свечи, потревоженной дыханием времени и незримо начало меняться всё вокруг, принимать причудливые формы.
    От кромки чернеющего леса по блестящему насту скользят прозрачные тени, размытые и бесформенные. Постепенно тени приобретают дрожащие, в лунном свете мерцающие, очертания людей и лошадей. Тени становятся отчётливей. Всадники едут на конях, пар слетает с губ людей и вырывается из ноздрей животных. Тени перестают быть тенями. Это небольшой отряд всадников едет по заснеженной долине к виднеющемуся издали хутору с низкими строениями.
    Неожиданно небо затягивают тучи. Луна скрывается, налетает мгла. Лошади встревожено ржут и резкие звуки далеко разносятся по пустому полю.
    От леса срывается ветер вместе с неким спутником и низко летит над землёй, облетает стороной группу всадников, кружит над хутором и уносится прочь.
    Снова тишина. Быстро исчезают тучи. С чистого неба луна льёт свой загадочный синий свет и тихим светом горят звёзды.
   
                51

    - Нет, всё-таки что-то сверхъестественное в этом доме есть! – не унимается Петька; это сверхъестественное шилом сидело у него в одном месте и слабо-слабо, но чувствительно покалывало. – Я говорил и повторю.
    Он обратил внимание, что Артур относится с большим равнодушием к тому, что он говорит и пощёлкал пальцами, привлекая вниманием друга.
    - Я весь внимание! – отозвался Артур, он слушал друга, но тому казалось, Артур мало уделял интереса к волнуемой проблеме, таким интеллигентским способом незаметно дистанцируясь и не принимая участия в беседе.
    - Суди сам: фонари на улице, внутри не понять, то ли огарки свечные горят, тогда поему не оплавляются, то ли лампочки, тогда можно хоть какое-то найти объяснение. – Петька увлекался своими рассуждениями, будто кот, играющийся с мышкой, и находил в этом свою простую человеческую радость. – А вот в доме керосиновые лампы, в этой комнате электрические светильники, часы с кукушкой… - Петька прервался, он неожиданно потерял нить рассуждений и тотчас же вскрикнул: - А!.. Так вот, часы с кукушкой показывали полночь, - представляешь, полночь, - в то время как мои электронные,  я тебе их показывал и говорил, что они мне перешли по наследству от отца и никогда не врали. – начало восьмого или девятого… В принципе, не важно!..
    - Существенное замечание – не важно, - ты сказал сам!
    - Не придирайся к словам!
    - Хорошо, - сказал Артур, помимо своего желания втягиваясь в бурное русло беседы. – Хорошо, давай тогда танцевать от неизвестного… - предложил он другу, описал руками  в воздухе окружность и закончил словами, поразившими Петьку своею непонятностью: - Будем вальсировать овальными квадратами.
    - Я о часах говорил, - отошёл от минутного замешательства Петька. – А ты приплёл какие-то овальные квадраты… Часы показывали разное время!..
    - Это явно не показатель сверхъестественности, - отрезал Артур, он и сам не понял к чему только что наплёл несуразицы и ахинеи, но спрятал свои чувства глубже внутрь себя.
    Петька поступил умно: не стал раскручивать полную непонятности тему.
    - Печное отопление в доме, - он вернул на прежний фарватер корабль беседы. – Это в наше-то время!
    - Сейчас в моду входит старина и имитация под старину: камины, печи, вот такие же печи-голландки.
    - Где электричество? Провода где? лампочки не показатель причастности к благам цивилизации. А телефон? – и Петька старательно повторил слова Генриетты Марковны, немного паясничая: - В хозяйстве нет острой необходимости в этих вещах!
    Артур подумал.
    - Провода… Не провели или скрыли в грунте, такое иногда практикуют. И потом, - остановился он, переводя дыхание, говоря, он немного запыхался отчего-то: - Кто утверждал, что деревни вокруг опустели? Что вымерли, словно мамонты сёла и посёлки? А случайно наткнулись на жильё и сразу на попятную!
    - Э… - Петька замялся, признавая правоту слов друга, повторившего утверждавшееся им совсем недавно.
    - Ясно, что Генриетта Марковна с мужем переселенцы. Прибыли издалека. Может статься, в спешке покидали насиженное жильё, и кое-что не смогли с собой захватить. Может, случилось что-то там, на прежнем месте, заставившее бежать сломя голову. Взяли первое, попавшееся под руку. Прибыли сюда по совету знакомых. Нашли жильё по средствам и обосновались. Приноровились как-то к местным условиям. И вот что ещё, Петя…
    - Да, - с готовностью отозвался друг.
    - Завтра утром убедишься, проснёмся, хозяйка нам разогреет завтрак в привычной для нас микроволновке!
    - Хотелось бы верить, - сомнение Петьку не покидало.
    - Так и будет! – уверенно закончил Артур свой спич. – Надо дождаться утра!
    - Но проводов я тоже что-то не заметил!
    Артур помолчал.
    - Я раньше сказал, допускается вариант укладки кабеля в грунт в заготовленный короб из металла или бетона, - сказал Артур. – Здесь тоже поступили также; смотри какие ветра сильные, велика вероятность обрыва проводов, случись такое несчастье и сидеть бедным хозяевам без света, пока буря не утихнет и не приедет аварийная бригада.    
    - Допускаю и это, - остывать и ковать железо беседы Петька не собирался.
    - Ещё доводы неестественности имеются?
    Петька довольно улыбнулся, так, наверное, улыбаются коты, съев сметаны и утирая лапкой мордочку и усы, уничтожая следы преступления:
    - Припас!
    Артур ничуть не удивился.
    - Не кончились? – спокойно констатировал он и приготовился к следующей порции.
    - Скажи, почему нет самого главного в этом хозяйстве, в этом доме?
    Артур ответил без замедления:
    - Что может быть главнее дома? Кошка для ловли мышей и чтобы они не дремали? Куры, гуси, домашний скот? Голуби под кровлей?
    Важно, со значимостью верховного судии, вершащего судьбы и непреклонного к иносказаниям, Петька покачал отрицательно указательным пальцем.
    - Сторожевого пса! – наконец-то, думал про себя Петька, восторжествовали его доводы, теперь его другу никуда уже не деться. – Ну, как!
          
                52

    С улицы, с промёрзшей улицы до последних атомов кислорода и водорода, промёрзших до медного звона атомов, до друзей донёсся далёкий звериный вой. Вой, дикий и протяжный, вой, который не погасило расстояние, вой, сковавший ледяными оковами слух и заставивший трепетать сердце.
    Друзья синхронно повернулись на вой, в сторону окна.
    - Пёс был, - тихо произнёс Артур, произнёс тихо, будто боялся потревожить тишину, так тихо, что и сам с трудом расслышал свои слова. – Пёс был.
    - На ходу придумал? – поинтересовался, перейдя на шёпот и Петька. – Сознайся. Вот сознайся, что на ходу придумал!
    Интересно устроена человеческая натура, стоит кому-нибудь в толпе делать нечто, привлекающее внимание, как он приковывает к себе взоры окружающих его людей. Стоит заговорить тихо, все переходят на шёпот. Стоит возвысить голос, как тут же со всех сторон несётся ор. Стоит идти незаметно, без причуд в поведении, чихать на тебя хотели, не видят в упор.
    - Нет, - не повысил и на этот раз голос Артур; наоборот, его интонации даже приобрели некую душевность и доверительность, которая располагает к себе людей.
    Петька заинтересованно ждал, что же скажет друг. А Артур держал фермату и молчал. Петька хотел задать направляющий вопрос, как Артур заговорил:
    - В одном ты, Петька, пожалуй, прав, есть здесь нечто… - Артур остановился и послушал тишину в комнате. – Нечто загадочное, даже сказал бы точнее, таинственное… - он снова прервал монолог и посмотрел на друга тяжёлым взглядом, от которого Петька поёжился и втянул голову в плечи. – Таинственное, Петька, но не странное… а…
    Артур вновь замолчал. Уже не только он, но и Петька повернул голову в сторону окна, за которым явно слышались чьи-то тяжёлые крадущиеся шаги с противным скрипом снега. Создавалось впечатление, под окнами кто-то ходит, не хоронясь ни от кого, пытаясь подслушать беседу друзей. И опять-таки Артур ощутил на себе угрюмый взгляд некоего незнакомца, который упёрся им в его спину острыми шипами, тот же самый взгляд, сопровождавший его с самого дома и покидавший на непродолжительное время. Неприятное ощущение передалось от Артура к Петьке, и тот тоже ощутил на своей спине некое нематериальное тяжелое воздействие.
    Скрипы, как и шаги, утихли. Пропало, как и прежде, неприятное ощущение гнетущего присутствия некоего неприветливого незримого незнакомца. Остался один осадок, но и он вскоре растворился.
    -  Артур, - потревожил друга Петька.
    Друг будто очнулся от короткого крепкого сна, вырвав из цепких лап дрёмы размягчённое сознание.
    - Что?
    - Ты остановился на том, что здесь есть не нечто странное, а таинственное, - подсказал Петька другу.
    - Да-да-да! конечно! Спасибо, друг! – вдруг заулыбался Артур, градус пониженного настроения перешёл черту и начал расти, крепнуть. – Так вот, подозреваю, на этом месте произошла страшная трагедия… не сейчас, имею в виду, лет пятьдесят или более тому… Вот отзвуки этой ужасной трагедии каким-то образом возвращаются назад и создаётся эта вот, твоими словами говоря, странность, наталкивающая на различные размышления своими несовпадениями.
    Петька заинтересовался необычайно, он весь как бы собрался, сел на кровати по-турецки, положил на живот подушку; крепко обнял её; от возбуждения весь, дрожа, он сказал срывающимся голосом:
    - Давай, давай, излагай! Очень интересно! Захватило всего! 
    Артур усмехнулся; разгадывать загадки непросто; нужно обладать умением и пространственным воображением, дабы видеть очевидное, сокрытое за завесой тайны.
    - Ну, ты помнишь, когда подошли и начали позже разгребать снег перед дверью, - начал Артур, - ты наверняка не заметил, а мимо меня не прошло: я обратил внимание на некие следы тёмного цвета. Очень подозрительного цвета, что-то они мне тогда напомнили, но вспомнить, на что именно они походят, не смог. И только сейчас мне как будто озарение, какое пришло: это кровь! Да-да-да! ты не ослышался, это кровь! Это её я видел возле машины, только каким образом она там оказалась, когда вышел, чтобы…
   Смех друга остановил Артура. Он посмотрел на него и пытался понять причину, вызвавшую смех.
    - Можешь не объяснять! – Петька бил себя ладонями по коленям, - мы все люди взрослые, без лишних слов понимаем, зачем ты вышел из машины! – что с ним ранее тоже бывало, Петька мог артистично сменить смех на серьёзность и наоборот. – Ладно! Что ты видел?
    - Кровь.
    - Да ладно! – не поверил Петька. – Чур, без импровизаций: чью?
    - Чью, не знаю, я же человек, не ходячая лаборатория, чтобы взглянув на предмет, сразу огласить химический или спектральный анализ вещества, - сказал Артур. – Тогда никаких ассоциаций в голову не пришло, а вот то, что этот кровь, догадался сейчас.
    - Как?
    - Не спрашивай, не объясню. Повторю: озарение пришло. Но в тот момент на эту деталь не обратил внимания. Его привлекло иное.
    Петька не сдержался и высказался:
    - Ух! Прямо роман мистический рассказываешь!
    - Можешь не перебивать и выслушать без реплик и комментариев, - попросил Артур и усмехнулся: - А то мешаешь, видите ли, импровизировать.
    Петька поднял руки ладонями вверх, показывая готовность к дальнейшему прослушиванию истории или гипотезы когда-то давно случившегося.
    - Заинтересовало то, что следы появлялись как бы ниоткуда, не смотря на то, что ветер мёл прилично и заносил снегом любую деталь на земле. Наметёт снежку, и пятна проявляются через него или словно бы капают откуда-то из чьей-то раны. И вот именно в тот момент, когда увидел аналогичные пятна возле двери, заметаемые снегом и проявляющиеся сразу же, я и занозил палец.
    - Тут ты не одинок, - возразил Петька, - я не раз занозы пальцами рук ловил, локтями и ногами тоже. В общем, доставалось тоже будь здоров!
    - А почему отвлёкся?
    - Почему?
    - Увидел на двери подозрительные следы, - проговорил Артур. – Это были следы от топора.
    - Топора? – удивился Петька. – Ты не ошибся? Они могли появиться в силу каких-то других причин.            
    Артур покачал головой.
    - Мне тоже поначалу они показались, ну, вот как ты предложил, но насколько смог рассмотреть, свету от фонаря над дверью мало, они были глубокие.
    Артур остановился и сосредоточенно посмотрел в сторону окна: оно не давало ему покоя, всё ему слышались посторонние звуки, летевшие внутрь комнаты с улицы, то шаги, то скрип снега, то взгляд чужака, так и оставшийся невидимой тенью в комнате.
    - Дверь пытались открыть, - продолжил Артур. – Даже не открыть – вскрыть. И далеко не с лучшими намерениями. Одни следы мне показались свежими, древесина чистая и белая, другие старыми, потемневшими и с набившейся в них грязью. Когда это было? Интересно…
    - Недавно? – предположил Петька.
    - Нет, - ответил Артур. – Ты плохо слушал. Я же сказал: одни следы как бы свежие, другие старые.
    Артур, как и друг, садится на кровати по-турецки. Опирается спиной на стену. Холодок приятно растекается по коже, проникая в неё через ткань футболки.
    - Подозреваю, это произошло давно. Не при новых хозяевах. Иначе бы хозяйка держалась бы с нами не так спокойно. Хотя…
    - Новая версия? – поинтересовался Петька.
    - Слова её мужа Степана: что-то к нам гости зачастили… Как думаешь, могли в такую глушь зачастить гости? Вот взять и приехать? Не зная, к кому едешь, и что ждёт в конце пути? И опять-таки зарубки: одни свежие, светлые, другие старые и тёмные.
    - Да брось, голову ломать! Недавно, летом, или ранней осенью пошумели тут гости незваные. Приехали менты, разобрались, навели порядок. Вот всё и улеглось потом, снова царство сонное.
    - Нет-нет-нет, категорически нет! – горячо возразил Артур другу. – Вот я о чём думаю… нет, крепнет во мне подозрение… трагедия тяжёлая и ужасная здесь произошла. Вопрос: когда? Узнать бы, где собака зарыта… А так сплошные загадки…
      
                53

    Петька отбросил в сторону подушку. И азартно, будто ставил на заветное число в казино и на него выпал невероятно крупный выигрыш, заговорил:
    - Теперь-то ты понимаешь, я не просто так, от балды, взял да ляпнул, мол, Артур, дружище, что-то мне это место подозрительным кажется. Пахнет здесь… мистикой… чертовщиной какой-то!..
    Выслушав пламенную речь друга, Артур в свою очередь решил немного подшутить над другом и немного снизить накал страстей, постоянно подогреваемый Петькой и который вертится опять-таки вокруг всех странностей, ставшие очевидными и для него, Артура, тоже.
    - Тебе знаешь, какая роль прекрасно бы подошла? – усмехнувшись, произнёс Артур.
    Петька остановился, но двигатель внутри его организма, заставляющий вертеться не одни члены, но и мысли, не прекратил работы, он всего-то и сбросил обороты, чтобы посторонний шум не отвлекал и не мешал. Петька замолчал, ожидая услышать от друга нечто веское. Убедительное. То, что по его понимаю, если бы не внесло полную ясность, то хотя бы указало путь, по какому необходимо продвигаться. Но Артур, как, оказалось, был тот ещё выдумщик и острослов, если даже не любитель чудных розыгрышей.
    - Сказать? – усмешка не сходила с лица Артура.
    - Говори, - сказал Петька. – Раз уж начал, говори. Зря не томи.
    - Роль инквизитора, - произнёс Артур. – Да-да-да, роль инквизитора и не делай, ради бога, такие большие глаза! На этот фокус меня не возьмёшь и как старого воробья на мякише, так и меня не проведёшь. Были прецеденты в недавнем времени, - Артур остановился, ему стало немного жутко страшно от посетившей мысли, мысли, направленной в сторону бывшей подруги, он каким-то чудесным образом вдруг вспомнил, что совсем недавно она сидела рядом с ним на кровати, прикасалась к нему своим нагим плечом, он чувствовал запах моря и жаркого солнца, исходивший от её тела, как самый превосходный аромат в мире запахов, превосходящий даже самые дорогие и изысканные духи, но продолжил, вернувшись в реальность и мира внезапно настигших его призраков мира сопредельного. – Роль инквизитора тебе прекрасно подходит и ты об этом осведомлён лучше меня.
    Петька промолчал, промолчал из желания услышать больше, чем станет препятствовать спичу друга.
    - Ты любишь давить на одно и то же место с регулярной последовательностью, - продолжил Артур, - и испытывать от своих манипуляций истинное наслаждение! Наслаждение палача и мучителя! Напомнить, о чём я говорю?
    Петька кивнул головой, сравнение с инквизитором, с методами их работы его немного шокировало. Но даже и не сам факт его потрясения вызвал в нём ропот, негласный ропот и ропот немой, он таки начал подозревать, друг над ним подтрунивает, а он воспринимает его слова, слова своего друга, с которым знакомы со школьной поры, с первого класса и которых все вокруг, и в школе и дома, называли «друзья, не разлей вода». И теперь вот эта «не разлей вода», вторая её часть так хитроумно решила его подколоть.
    Но в чём заключается истинная суть любой дружбы, если не в умении кем-то одним из друзей вовремя протянуть руку помощи. «Рукой помощи» и на этот раз был излюбленный приём не одного Артура, прочих любителей розыгрыша и остальных развлечений, сменить  вектор разговора. Так Артур и поступил.
    - Я согласен с тобой во многом, - начал Артур издалека, своим вступлением предупреждая наступление коды или предвидя продолжение беседы. – Во многом, не смотри ты так на меня, дырки в теле просверлишь, согласен и с утверждениями, многое в этом месте, я и сам упоминал, не соответствует действительности. Но напомню, Петь, любые события и любое явление, хоть природное, хоть какое-либо ещё можно объяснить просто, не вдаваясь в глухие, тёмные и непролазные дебри мистики и эзотерики для дилетантов. Мы как раз и есть те самые дилетанты. И допускаю мысль о чьём-то розыгрыше…
    На слове «розыгрыш» Петьку вроде как что-то несильно укололо изнутри, он заёрзал на месте, пытаясь унять возникшую боль и ощущение маленького дискомфорта.
    -Что это ты? – спросил Артур, увидев танцующего на пятой точке тела друга.
    Петька поднял руку и пошевелил пальцами. Мол, погоди и буквально секунду спустя произнёс:
    - Сейчас объясню…
    Петька снова начал вертеться, но внезапно сорвался с кровати и переместился к другу, сев рядом с ним на недовольно скрипнувшую металлической сеткой кровать.
    - Мне вот что в голову стукнуло, - Петька и думать забыл о розыгрыше друга, в эту минуту его заботило абсолютно иное.
    - Выкладывай, - сказал Артур.
    Петька хитро прищурил глаза и посмотрел на друга, интригуя его своим минутным молчанием.
    - Догадаться не хочешь?
    Артур хмыкнул.
    - Я же не Вольф Мессинг, Петька, мысли на расстоянии читать не умею! И не хочу учиться, тогда в голове сплошной бардак будет от разных в ней звучащих голосов.
    Друзья сидели бок о бок, как и прежде в ранние подростковые годы это бывало, и чувствовали локоть товарища, который не предаст, но и соврёт ради спасения друга, не моргнув глазом: так сказать, ложь во спасение.
    - Это всё, - Петька обвёл взглядом и затем свободной рукой вокруг комнату, - это всё подстроено. На эту мысль натолкнуло сказанное тобой о чьём-то розыгрыше.
     Артур подивился течению мысли друга.
    - Ну-ка, ну-ка, продолжай, - оживился Артур; ему понравился ход размышлений Петьки. – Скажи сначала: что подстроено и затем после: кем подстроено?
    - Хорошо, - согласился Петька. – Начну с того, что подстроено.
    - Весь внимание!
    - Что: первое – свернули не туда, не там, что-то же помешало принять верное решение! – высказался Петька и сразу же проговорил: - Вот только не надо про пять пальцев мне напоминать! не надо!
    - И напомню, и напомню не раз, и не два! Сусанин, врагов заводящий в снежные дебри густых российских лесов.
    - Не кипятись, Артур, не кипятись! Остынь! В нашем деле нынче очень пригодится холодный ум, горячее сердце и что там ещё…
    - Всё, остыл, - рассмеялся Артур, долго можно ли дуться и обижаться на друга, когда и сам слеплен из того же теста, что и он.
    - Ладно! Так я продолжу?
    - Давай! – подбодрил Артур.
    - Второе: вьюга – это типа декораций к не травмирующему переходу… Припомни, разделительную часть в небе: по одну сторону вьюга и порывы ветра, сбивающие с ног, с другой – штиль, чистое небо, луна и звёзды…
    - К чему? – переспросил Артур.
    - К переходу, - повторил Петька, - к не травмирующему переходу.
    - К переходу?! Не травмирующему?! – перемешанное с удивлением слышалось в голосе и открытое восхищение фантазией друга. – Куда!
    - Я к чему подвожу.
    - Очень уж издалека, как в анекдоте про галстуки.
    - Ничего, потерпишь.
    - Потерплю, недолго.
    Петька потёр лоб; это служило знаком глубокого размышления.
    - Ты в самом начале сказал: нужно выбираться из снежного логова.
    - Было дело.
    - Так вот, из одного несчастья, можно сказать, мы попали в другое. Как с корабля на бал, только в зеркально-обратном варианте, - сказал Петька и сам от своих слов замер, настолько мудрёно для него всё это прозвучало; останавливаться не стал. – Мы, Артур, попали в полынью Времени! Времени – с большой буквы!
    Артур посерьёзнел.
    - Я не ослышался: в полынью?! – спросил он. – Может, в петлю?
    - Нет, в полынью, - подтвердил свои слова Петька. – Понимаешь, жизнь это река, состоящая из множества событий-ручейков. А все реки текут только в одном направлении.
    - Можно согласиться с тобой, - поразмыслив с минуту, сказал Артур. – Но можно и не соглашаться.
    - Дело личное, - отрезал Петька. – Таким образом, получается, завися от времени года, реки покрываются льдом. После штормов и цунами…
    Артур перебил друга, понимая, что поступает бесцеремонно:
    - Это, интересно, на каких же реках наблюдались штормы и цунами?
    Петька не обратил на выпад друга внимания, ему важно было высказаться и донести до друга свою идею, пусть несколько и странноватую.
    - После всех непогодных экзерсисов наступает затишье. Смена времени года, поверхность замерзает и становится пригодной для дальнейшего продвижения жизни вперёд. Но иногда на реках во льду образуются полыньи…
    - Ну и ну… - восхитился Артур, однако, добавить ничего не захотел.
    - Что «ну и ну»! – удивился Петька. – Полынья – это провал во Времени!
    - В будущее?
    Петька призадумался на самый миг.
    - В будущее – слишком оптимистично. Думаю, в прошлое. Оно и держит нас здесь.
    - Выбираться нужно отсюдова подобру-поздорову, - сказал Артур, пошевелил плечами, тело затекло и нужно хоть как-то размяться.
    - Отсюда нужно выбираться и чем быстрее, тем лучше, – согласился с другом Петька. – Каким  способом? – спросил Петька – и с интересом посмотрел на Артура.
    - Знать бы ещё! – горько усмехнулся Артур.
    - Путь сюда приведший, отпадает, - начал размышлять Петька, высказался и замолчал; посмотрел в окно. – А метель-то утихла… Когда мы подошли к дому…
   - Чёрт! Остаётся невыясненным всего одно обстоятельство.
   - Какое?
   - Кто это подстроил, - пояснил Артур. – Это же очевидно!
   - Но не невероятно, - задумался о чём-то Петька и будто проснулся. – Думаю, это вопрос второстепенный, кто это нам подстроил…
   - Как же, второстепенный, - возразил рьяно Артур.
   - Главный вопрос – зачем?            

                54

    - Наверное, что бы нас испытать, - предположил Артур. – Как вариант.
    - Зачем? – обратил к нему лицо Петька. – Зачем нас испытывать? Я не понимаю! Совершенно не вкладывается в мою голову: зачем нас кому-то или чему-то испытывать! Мы что, избранники судьбы, как Индиана Джонс, например, или Лара Крофт, в наши руки вверены чьи-то судьбы и их мы якобы должны изменить и спасти мир. Так что ли? Или у нас с тобой во лбу звезда горит, звезда пленительного счастья, как в сказке, чтобы на нас оттачивать свои хитрые приёмчики! Нет, я с этим не согласен! Категорически! Думаю, это обычная ошибка.
    - Времени?
    - Угу! Сбой в программе! Или имеешь свою точку зрения?
    - Избави бог! – решительно запротестовал Артур. – Довольно и тебя!  но и понять бы это тоже хочется.
    - Ну, всё! Хватит ломать голову чем-то невообразимым, - произнёс Петька. – Я что хочу услышать от тебя: расскажи про собаку.
    - Не забивай голову ни мне, ни себе, - попросил друга Артур, ему снова стало не по себе: холодный язык чужого взгляда снова колол спину, хотя он опёрся ею о стену, взгляд он этот ощущал остро. – Угомонись. И знаешь, что…
    - Я ведь из простого любопытства, - сказал Петька. – Скучно ведь сидеть в тишине. А так, хоть какое-нибудь да развлечение.
    - Я предлагаю-таки лечь спать. – Сказал Артур. – Все эти твои и мои размышления, доводы и глупые мысли… Как пришли легко, так путь легко и проваливают прочь…
    - Ok, easy come, easy go! – произнёс по-английски Петька. – Давай! Давай спать! Но сначала ответь на вопрос, - никак не хотел угомониться Петька. – Если собака была, - твои слова, никто за язык откровенничать не тянул, - то где конура, миска, запах в доме. Как ни крути, когда-то же её заводили в дом, шерсть где-то да должна остаться. А шерсти нет.
    Артур поднял руки вверх.
    - Сдаюсь, собаки нет, - произнёс так, как преступник сознаётся в совершенном им злодеянии. – Доволен? Сам посмотри, хозяева живут скромно, красть у них нечего.
    Петька вернулся к себе на кровать, уселся с ногами.
    - Хорошо: спим.
    Артур отвернулся к стене.
    - Так бы и раньше. А то ему повсюду призраки мерещатся.
    Времени прошло немного, и Петька окликнул друга; тот как-то старательно имитировал сон и глухо храпел.
    - Артур, я ведь чувствую, что ты не спишь. Ведь не спишь же!
    Друг не отреагировал на слова Петьки.
    - Не притворяйся, вижу, как лопатки двигаются, когда прислушиваешься, что я говорю. Вижу, что ты не спишь, Артур!
    Артур разворачивается к другу лицом.
    - Вот, чего тебе не спится? Гаси лампу. Ложись. Засыпай. Не можешь, начни считать баранов или овец!
    - Или верблюдов: идёт один верблюд, идёт второй… - начал считать Петька. – Верблюды идут, а собака лает.
    Артур промолчал; опасно вступать на скользкую дорожку спора; можно и вляпаться по самые переспелые помидоры; только прикусил нижнюю губу.
    - А знаешь, что ещё?
    - Высказывай, что там тобой припасено, запасливый ты наш, - с неохотой произносит Артур. – Сон в эту ночь не для нас. Договоримся сразу: без загадок и шарад. Скажу просто, без отступлений: это ты временами бываешь поразительно умён и прозорлив. А я из простых собак, не из породистых, - вспомнил Артур знаменитую фразу из детского мультфильма.
    - Хочу поведать кое-что, может и на сон грядущий, может быть, и нет, - сказал Петька. – Типа, колыбельной в прозе.
    - Бай уже, бахарь! – усмехнулся криво Артур, приготавливаясь слушать новую порцию предположений, на которые Петька оказался внезапно результативен. – Нагоняй жути.
    Обрадованный внезапной удачей, приведшей к ожидаемому результату, привлёк внимание друга, Петька сосредоточился.
    - В том-то и дело, друг мой, - начал он немного пафосно, явно любуясь собой, представляя, как бы мог выглядеть со стороны, и видел себя исключительно в положительном свете, в тоге, украшенной по низу золотой вышивкой и с лавровым венком на голове, - что именно жуткую историю хочу рассказать. Готов слушать?
    - Как пионер, - Артур в лежачем положении приложил ко лбу руку, - всегда готов.
    - Источник называть не буду. Сам наверняка читал где-то, но лет пять тому об этом писали в нашей местной газете, а затем информация проскользнула, как-то незаметно, в федеральной газете, да так и осталась без внимания. Но, как говорят: умный понимает, дураку не объяснить.
    - О чём писали? Газеты читаю, раньше постоянно. Сейчас как-то всё времени жаль тратить. Да и в интернете можно всё узнать, почти все новости вычитать.
    - Да не перебивай, - попросил Петька и тут же добавил в спешке: - Впрочем, если тебе так удобнее…
    Артур примостился на краю кровати, навострил ухо, можно и так сказать, чтобы не пропустить мимо ни словечка из сказанного впоследствии Петькой. Петька заметил сей факт и приободрился.
    - Произошло это в беспокойные послереволюционные годы прошлого века, - голос Петьки как-то необычно изменился, стал важным, и манера изложения проявилась совершенно иная, присущая ему, даже несколько скопированная у кого-то. – Тогда, как известно, порядку нигде не было. Лозунги типа: «Анархия – мать порядка!» в разных версиях раздавались повсюду. Относительный порядок существовал разве что в тогдашних двух столицах: Москве и Питере. А чуть подальше от их границ – сплошная видимость.
    - Да, лихое было времечко! – сказал Артур.
    Петька с нескрываемым энтузиазмом продолжил свой «жуткий» рассказ:
    - Орудовала в здешних местах непродолжительное время одна банда. Такое происходило, впрочем, и в других районах бывшей царской империи, на дорогу в поисках приключений выходили не одни представители крестьянства, чьи хозяйства  разорила война. В первую очередь, любители хапнуть чужое, хоть зачастую и хорошее лежащее, но и сынки благородных семейств сколачивали свои маленькие армии и «победоносно», в кавычках, шествовали по просторам. Так вот, ту банду организовал и возглавлял бывший царский офицер. Старший сын здешнего крупного купца, то ли Краснухина, то ли Красноярова…
    - Красилова, - подсказал Артур, назвав правильно фамилию купца и его сына.
    - Что? – отвлёкся Петька от повествования, главный рассказчик «жути».
    - Фамилия купца Красилов.
    - Тебе виднее, - проговорил, соглашаясь, Петька. – Я не уточнял.
    - В Нерчинском краеведческом музее о нём есть небольшая экспозиция. С документами той эпохи. Есть фотографии. Сам купец Красилов был значительной фигурой в наших краях. Прославился тем, что организовал бесплатную библиотеку для крестьянских детей, семей малоимущих граждан и сирот из приюта, им же основанного. Содержал на попечении местную больницу с персоналом. И вообще, слыл меценатом, в городском музее тогдашнем много экспонатов было из тех, которые приобретал на свои деньги; сочувствовал левым передовым движениям и социалистам. Прогрессивный был дяденька.
    - Ну, сын-то его совсем по-другому прославился, - заметил Петька. – Не всегда яблоко от яблони недалеко падает.
    - В стаде не без паршивой овцы, - в свою очередь заметил Артур.
    - Далее продолжим: куролесил атаман Красилов со своей бандой по всей округе; соседним районам тоже доставалось, и туда протирал свои окровавленные руки атаман. Где бы его банда ни проходила, от домов оставались одни головешки, дым висел коромыслом, земля усеянная трупами и кровью людской пропитанная.
    - Жестокое время порождает жестоких героев, - вставил Артур.
    - Не хотел бы я быть на его месте.
    - На его месте вряд ли кто-нибудь хотел быть, - сказал Артур. – Хотя примеров хоть отбавляй, ничему жизнь дураков не учит, думают, авось пронесёт, жизнь-то бандитская весела, весела да коротка. Сколь верёвочке не виться…
    - «Сколь верёвочка ни вейся, а совьёшься ты в петлю», - процитировал Петька строку из песни знаменитого барда и артиста. – Ну, не перебивай.
    - Без комментариев не получится, - признался Артур и приложил руку к груди.
    - Грабили дворы подчистую: выносили из изб всё, вплоть до последней иголки, одежду, провизию, иконы – ничем не брезговали. Кто сопротивлялся…
    - Такие всегда будут, - вставил Артур.
    - Конечно, - поддакнул Петька. – Вот ты бы тоже не остался в стороне, даже с риском для жизни.
    - Сопротивлялся бы в любом случае…
    - Сопротивлявшихся уничтожали. Подходили с фантазией к этому вопросу. Не зря атаман был бывшим офицером, да и образование получил отличное. Одних вешали так, чтобы помучить подольше: верёвку оставляли такой длины, чтобы повешенный мог кончиками пальцев ног с усилием дотянуться до земли. Мужиков строптивых на кол сажали и с удовольствием смотрели на мучения. Баб да девок насиловали, затем либо пороли нагайками до смерти, либо привязывали к конским хвостам и пускали коней на волю. Детишек тоже не щадили. Не оставляли после себя свидетелей.
    - Откуда подробности? – спросил Артур. – Хотя, чего интересуюсь, можно прочитать где-нибудь…
    - Правильно интересуешься, мне моя бабушка рассказывала, - сказал Петька.
               
                55

   - Она-то откуда узнала? – спросил Артур заинтересованно. – Она родилась во время войны.
   - От моей прабабушки, - ответил Петька и пояснил: - От своей мамы. Но вернёмся к нашей беседе. Недолго, ох как недолго вилась верёвочка удачи атамана Красилова! Возвращались они как-то почти в такую же пору после очередного налёта в своё становище, да заблудились, что ли, но факт остаётся фактом, после блужданий набрели они случайно на один захиревший хутор, где жили бездетные старики, бабка с больным мужем… - Петька остановил повествование и спросил у друга: - Тебе ничего это не напоминает?
    - Погоди-ка, погоди! – насторожился Артур, быстро мысленно переваривая услышанную информацию. – Ты хочешь сказать… мы сейчас… у тех стариков?.. Твоя полынья времени?!
    Петька с умным лицом кивает головой, поднимает вверх правый указательный палец, затем прикладывает его к губам: молчи, мол.
    - Полынья ли времени или обычное совпадение… - Петька выдержал паузу. – Пока что я ничего не берусь утверждать. Дай закончить рассказ, после приставай с расспросами.
    Артур почти услышал скрип снега за окном и дёрнулся телом.
    - Опять твои загадочные взгляды прямо в спину? – почти смеясь над другом, произносит Петька. – Чувствуешь, чего нет, да даже если бы и было…
    Артур вскочил и бросился к окошку и посмотрел наружу: всё осталось по-прежнему. Ничего не изменилось: ночь, поле, луна, звёзды.
    - Прекрати дёргаться по пустякам, - попросил Петька. – Послушай: осталось всего чуть-чуть.
    Артур сел на кровать, с волнением в груди, и, искоса бросая взгляды в окно, проговорил, чтобы друг заканчивал свою историю.
    - Что там было, естественно, подробностей никто не знает, одни домыслы. Ясное дело, бандиты стариков убили, когда увидели, что поживиться нечем, ни выпивки, ни жратвы. Разозлились они на стариков и погубили их. Старика забили сабельными ножнами, выволочив того на двор. Прямо на снегу его били, пока кровь не пошла из ран и горлом. Жену, старуху, она бросилась мужа защищать с кулаками, что могла противопоставить против вооружённых бандитов старая женщина, раздели донага, привязали к лошади и возили почти всю ночь по степи, пока старуха от холода не околела. – Петька помолчал. – Правда, есть большое сходство в нашей ситуации, с нашими хозяевами, их хутором? Женщина старая, больной муж? Вот и суди, в нашем времени находимся или нас забросило непроизвольно в полынью и мы сейчас сидим и просто дожидаемся своей участи. Или, проще говоря: ждём рассвета, тогда всё станет на свои места.      
    - Говоришь, происходило всё в этих местах? – севшим голосом проговорил Артур.
    - Ну, не то, чтобы именно и конкретно здесь. Но примерно.
    - Тогда всё становится на свои места, Петька! – страстно произносит Артур и снова смотрит со своего места на кровати в окно. – Ох, что-то жутко мне на самом деле, друг мой Петька!
    Петька рассмеялся. 
    - Ты всерьёз поверил этим выдумкам? – поинтересовался Петька. – Брось! До жути раскрепощенное воображение рассказчика создало захватывающую историю. Она передавалась из уст в уста не один раз, каждый раз приобретала новые подробности и обрастала новыми деталями. Всегда так бывает в устном творчестве.
    - Поверил или нет, неважно, - успел произнести Артур, как внезапно нечто ворвалось в комнату серой огромной тенью, разом расплескалось по стенам безобразными серыми кляксами и щемящий сердце звук, вой дикого зверя, наполненный тоской и унынием одиночества, наполнил суженное до напёрстка  маленькое пространство комнаты…   
    Выбитая дверь влетела в комнату, скалясь острыми зубами изогнутых гвоздей в петлях, и звонко упала на пол. Воздух в комнате всколыхнулся и потревожил пламя в керосинке; оно заплясало, сотрясаясь от страха; содрогаясь от ужаса, по стенам побежали в разные стороны, наскакивая друг на друга, серые тени. Из темноты коридора, из мрачного сумрака, полного диких животных страхов, раздались громкие простуженные  и  злые мужские голоса.
    Петька и Артур инстинктивно прикрылись одеялами, смотря поверх их кромки на происходящее.
    С улицы донёсся лай собаки, лай обиженной человеком собаки, которой человек нанёс сильную боль. Вслед за лаем послышались сухие щелчки выстрелов.
    В комнату ввалился, топоча сапогами, в рваном перепоясанном ремнями тулупе мужик с обрезом в руках и непонимающим взглядом уставился на друзей.
    - Кто такие? – прохрипел он и направил на Петька, затем на Артура коротыш обрезанного ствола и, не дожидаясь ответа приказывает: – Быстро вылазь из кровати! Разлеглись, суки!
    Петька и Артур, ничего не понимая, встали возле кроватей.
    - Хозяйка набрехала, старая сука, что их с мужем двое! – крикнул мужик в коридор.
    - Кого нашёл-то, а, Микитка? – поинтересовались оттуда и следом в комнату вошли ещё три мужика в тулупах и с обрезами.
    - Спросил у них, Микитка, кто такие? – послышался режущий слух голос с татарским акцентом и в комнату, мягко ступая, вошёл Энвер.
    - Это инсценировка, да? – с надеждой спросил Петька. – Типа, игры, реконструкция прошлого? Вы кого-то разыгрываете…
    - Замолчи! – потребовал Артур, - это бандиты атамана Красилова.
    Услыхав фамилию атамана, бандиты встревожились, а Энвер просто вытянулся в струну.
    - Слышишь, ты, - он указал плетью в сторону Артура, - откуда нас знаешь?
    - Так это розыгрыш? – не верил Петька происходящему в комнате. – А где режиссёр? Где команда: стоп, снято! Вас снимает скрытая камера!
    - Да угомонись ты, - проговорил шёпотом Артур. – Это твоя полынья…
    Слова, произнесённые Петькой, произвели на бандитов тот эффект, когда в потухший костёр плескают из кружки бензин: они точно лишились ума, глаза налились кровью.
    - Погоди, паря, мы тебе сейчас устроим камеру! Выведем на улицу. На снежок, будет тебе камера, – зло пообещал Петьке один из бандитов, - и скрытая и открытая!
    Остальные дико расхохотались его неумной шутке.
    Энвер поднял правую руку, и хохот умолк мгновенно.
    - Связать щеглов! Быстро! – приказал он, и бандиты набросились на друзей с ударами; жестки и болезненны удары прикладов ружей; скрежещут и хрустят кости, кожа опухает; повалив друзей на пол, бандиты связывают им руки за спиной. Ставят на ноги и подгоняют прикладами, гонят прочь.
    Через боль в теле и свистящий шум в головах, друзья смогли-таки расслышать смех и повтор ранее произнесённых слов о камере:
    - Повтори, чо он сказал-то! – просит кто-то густым баском.
    Ему отвечают, скорее Микитка:
    - Он говорит, дескать, где режиссёр, это видимо их главный…
    - Как, режиссёр? Это ихний главарь али кто? Или ты чтой-то там не расслышал! Уши давно мыл? Поди, заросли грязью-то!
    - Или рессора, ты не напутал ли чего?..
    Обиженно гундят в ответ:
    - Иди и спроси, вона они в сенях топчутся!
    Кто-то не злобливо говорит:
    - Кончай дуться! Говори!
    - А я и говорю: он говорит, когда, дескать, скажут: стоп, снято? И про какую-то скрытую камеру что-то трезвонит.
    - Ну, а ты-то чо? – всяк упражняется, как может. – Ты-то чо в ответ ему? А, чо сказал?! Сказал-то чо?!
    Смех раздаётся ещё громче; видно, мужикам нравится подкалывать рассказчика.
    - Кой чего да через  Анькино плечо! не хотел?
    - Ты ейные плечи не трогай! У ейной для этого другие места есть, больно сладкие! И нежные!
    Беззлобно, ради потехи ржут, как сытые кони, бандиты над своим товарищем. Любой повод ищут для смеха, разогнать скуку и повеселиться.
    - Да не ершись, гляди, и атаман тебя тоже слушает.
    Слышится вальяжный голос атамана Красилова, чисто звучит он в морозном воздухе:
    - Что дальше с камерой, говори! А то, как девка, мнёшься, дать аль не дать!
    Смех порвал на части морозный воздух и еле ощущаемый ветерок сорвал с крыши тонкую снежную крупку.
    Никто не обратил внимания на звериный вой, он лился по-над землёй, поднимая снежную зыбкую волну, никто не увидел, как высоко в морозом выбеленном небе широко раскинув в полете, изуродованные крылья со стальными рваными перьями летела огромная фиолетово-серебристая птица… 
    - Не робей! – вдохновляют рассказчика слушатели, - мели языком!..               
    - Ну, что, – рассказчик, судя по голосу, сильно смущается. -  А я ему говорю, мол, выведем на улицу, там и будет тебе и скрытая и открытая камера… какая хошь…

                56

    Под слаженным напором сильных мужских тел под крики: «А, ну навались!» и «Поддай!» дверь в сени, крепкое деревянное полотно, не выдержала и её вырвали с корнем из дверного косяка. Несколько бандитов ввалились в сени с крепким матом и руганью, подбадривая и подзадоривая себя.
    - Гляди, так она и в дом дверь заперла! – крикнул кто-то из бандитов, обращаясь к своим друзьям.
    В свою очередь откликнулся кто-то из них.
    - Мы сейчас посмотрим, крепче она входной, али хлипче! – крикнул он с азартом. – А ну-ка, посчитаем досточки этой козочки!
    Дверь в дом снесли, как хлипкую непрочную преграду, сработанную из бумаги. На пороге кухни бандитов остановила хозяйка дома, пожилая женщина в тёплом цветастом халате с накинутой поверх плеч не новой шалью.
    - Что же вы делаете, ироды! – гневно закричала она, расставив в стороны руки, защищая своё жильё.
    Близко стоявший к ней бандит, коротко замахнувшись, бьёт её в грудь кулаком, и женщина отлетела, как пушинка, к печи, коротко охнув от толчка в грудь и боли, появившейся после удара о печь. Ударивший её бандит ухмыльнулся недобро и направил ей в грудь обрез.
    - Заткнись, ****ь! – закричал он, брызжа слюной и разбрызгивая с усов растаявшие мелкие сосульки. – Быстро говори, где самогон, жратва, тащи сюда живо да поторапливайся, сука старая!
    Стоявший за его спиной пригрозил:
    - Мы с тобой за твоего пса после ещё поговорим! Расплодили зверья, падлы!
    - Нет ничего, - с трудом выговаривая слова, женщина стала подниматься с пола; сначала на колени, затем поднялась, придерживаясь руками за край печи. – Бедные мы! – говорит она и без страха смотрит в глаза бандиту; не ожидая отпора от женщины, бандит попятился, но сообразил, что перед ним стоит безоружная и беззащитная женщина, замахнулся обрезом. Следуя инстинкту, женщина прикрывается руками и тут в глубине дома слышится кашель.
    - Кто там пришёл? – голос у спрашивающего сиплый и болезненный.
    Бандиты напряглись и устремили взгляды в сторону, откуда донёсся голос.
    - Кто это? – интересуется стоящий близко бандит.
    - Муж мой… - с расстановкой, медленно отвечает ему женщина. – Хворый он… а что, услышали мужской голос и в штаны напрудили от страха? – дерзко с вызовом бросила она смелые слова прямо в лицо бандитам, окинув их презрительным взглядом.
    От решительного действия бандита, решившего всё же ударить беззащитную женщину, остерёгло появление атамана. Атаман Красилов упругой походкой молодого жеребца, с видом превосходства в глазах, вошёл из сеней в кухню. Бандиты с почтением расступились перед ним.
    - Ну, что тут у вас? – обратился он сразу ко всем присутствующим. – С одной бабой справиться не можете? – и метнул огненный взгляд на каждого по отдельности.
    Бандиты замялись; но один, посмелее, проговорил:
    - Можем, господин атаман!
    Но Красилов его не слушал, зло покручивая длинный ус, влажный от растаявших льдинок, он смотрел на хозяйку дома и недобро усмехаясь.
    - Хворый, говоришь, муж твой, - говорит он, постукивая рукоятью плети по ладони.
   - Хворый…
   - Хворый,  - повторяет Красилов, на этот раз голос его наполняется тяжестью, взгляд давит на женщину, он продолжает постукивать рукоятью плети по ладони, продолжает: - Эт-то оч-чень… оч-чень хо-ро-шо… - выговаривает он каждое слово по слогам.
    Не переставая стучать по ладони рукоятью, Красилов осматривает с брезгливостью кухню, домашнюю утварь, втягивает с не меньшим отвращением густой горячий застоявшийся воздух и кривит нос.
    - Бедные вы, значит… - после некоторого раздумья наконец произносит он и даже в словах явно читается гадливость и пренебрежение. – А мы, выходит, богатые…
    Рукоять стучит по руке – хлоп-хлоп – и прищуренные глаза хитро смотрят на женщину. Хлоп-хлоп – стучит рукоять – глаза прищурены.
    - Братцы! – обращается он к бандитам, - разве уж мы богатые? Ответьте-ка мне немедленно!
    - Нет! конечно, нет! – слышится от бандитов. – Где уж нам быть то богатыми!
    Хлоп-хлоп – стучит рукоять по руке.
    - Слышала, старая? – вопрошает атаман Красилов старуху. – Мы не богатые…
    Хлоп-хлоп – рукоять стучит по руке; глаза прищурены; на уме у атамана Красилова одному богу известно что, а может быть, и он гнусных его мыслей читать остерегается, чтобы не испачкаться.
    - Или я плохо расслышал, братцы? – любуется Красилов своим красивым голосом, этакий скользкий баритонец, не баритон, а точно, что баритонец, как его нахваливали сослуживцы, любившие выпить за его счёт и льстившие ему прямо в глаза без зазрения совести. – Повторите для меня, чтобы я слышал: богатые мы али нет! что рты позакрывали али мне самому ответить за вас? Что молчите? Не слышу! – бризантным зарядом огромной мощности взорвался голос Красилова.
    Бандиты вздрогнули, побледнели и затараторили со страху, чуть ли не стуча зубами.
    - Нет-нет, господин атаман! конечно, нет, откуда! – бандиты трусливо и быстро ворочают непослушными языками. – Где уж нам быть то богатыми! Откуда они, богатства, у нас!
    - Убедилась, старая, - Красилов не сводит глаз с женщины. – Мы, оказывается, тоже бедные. Нет, не как церковные мыши, до такого состояния мы пока что не дошли. Правда, братцы! – снова гаркнул он, так и не обернувшись к своим подчинённым.
    - Так точно, вашбродь! – слаженно, но и как-то немного вразнобой ответили ему.      
    Красилов простодушно рассмеялся, от всей души, покраснев красивым ухоженным лицом, не потерявшим привлекательности даже после стольких месяцев безвылазного пребывания в лесах, сидя по землянкам, вдали от благ цивилизации: ванн, парикмахерских, брадобреев и ресторанов, по им-то он как раз очень сильно скучал и не хватало ему ресторанного веселья и разухабистости душевной, когда не жалея сыпал деньгами, словно сор какой без жалости выбрасывал.
    Следом за ним из осторожности и бандиты начали смеяться, мелко и трусливо, наблюдая за ним, стараясь предугадать его, атамана Красилова, следующие действия; человек он был непредсказуем и мог любое пакостничество и любую заразу отколоть похлеще городского хулигана.
    Внезапно Красилов обрывает смех. Тотчас же умолкают его подчинённые и смотрят на него. Красилов подошёл ближе к женщине и легонько постучал рукоятью плети по плечи.
    - В глаза мне смотреть! – жёстко приказал он, металл так и звенел в его голосе. – Смотреть мне в глаза и не отводить взора! – не переставая постукивать по плечу женщины, он продолжает: - Старая, ты хоть знаешь, плесень хуторская, кто я? – под его тяжёлым взглядом женщина опускается на пол, на четвереньки.
    - Бандит! – бросает ему в лицо женщина.
    Красилов снова заходится смехом под аккомпанемент смешков подчинённых. Посмеявшись и вытерев выступившие слёзы рушником, его он взял с гвоздя, вколоченного в стену. Успокоившись, он присаживается на корточки рядом с нею.
    - Так уж и бандит?
    Женщина попыталась встать, но Красилов не позволил ей, а очень сильно надавил рукоятью, приказывая бессловно оставаться ей в таком положении. Гадливенькая, брезгливая улыбочка не сходит с его губ, с его красивого лица с длинными закрученными усами и бородкой клинышком. В другой ситуации его, возможно, посчитали бы и за городского доктора или за преподавателя в гимназии, а ещё лучше профессора, полного радости и жизненных сил, никогда не унывающего в любой жизненной передряге.
      
                57

    - Когда я спрашиваю, мне отвечают, просто я так привык: я спрашиваю – мне отвечают. Что тут неясно, старая? – Красилов прекращает стучать рукоятью плети по плечу женщины, он свободным концом поднимает ей подбородок. – Повторяю вопрос: так уж и бандит?
    - Бандит! – также резко, как и в предыдущий раз отвечает смело женщина, нимало не опасаясь резкой реакции бандита и не боясь последствий.
    - Как ты меня утомила, старая ****ь! – Красилов убрал конец плети из-под её подбородка. – Мы… - он обернулся и посмотрел на своих подчинённых, ту немногую часть, что вошла в дом. – Мы всего лишь вольные стрелки, слышала что-нибудь про Робин Гуда?
    - Да.
    - Вот и прекрасно! – восхитился Красилов ответом. – Считай нас такими же вольными стрелками, как бравые хлопцы Робин Гуда, только с поправкой на нашу российскую реальность. Простые добрые люди, воле судьбы послушные ушедшие в лес.
    - Добрые люди, прежде чем войти в дом стучатся, - проговорила женщина вдруг осипшим голосом. – А вы вломились!
    - С кем ты там говоришь? – послышался снова из глубины дома больной голос.
    - Муж? – бросил взгляд в сторону тёмной части дом Красилов.
    - Да, болеет.
    Но Красилов её не слушал. 
    - Так мы и стучались, - произнёс он. – Нам не отворили. – Он подумал. – Меня представили мои… - указал плетью на подчинённых, - и всё равно не пустили. Не пустили даже на порог.
    Красилов потянулся, размял плечи, поднялся на носки сапог, они отозвались приятным скрипом кожи, за которой ухаживают.
    - Тогда мы приняли единоличное решение, - он постучал плетью себе по груди. – Верное решение: если мы стучим и нам не отворяют, то, следовательно, входим сами. Как тебе наше решение? – спросил он женщину и махнул рукой. – Впрочем, можешь не отвечать, и так видно, мы, ночные гости, не пришлись к вашему двору. Плевать. Уж не обессудь, старуха!
    - Бог тебе судья!
    Один из бандитов коротко засмеялся и проблеял:
    - Так он нам всем судья!
    Второй с ним согласился и прохрипел:
    - Всем, без разбору.
    Не остался в стороне и Семён, которому Красилов обещался отрезать пальцы, если тот не выведет их к жилью.
    - Все под ним ходим.
    - Слышала: все под ним ходим! – обратился Красилов к женщине, всё ещё стоящей на четвереньках. – Все под ним ходим, - он начал указывать на подчинённых плетью и говорить: - И он, и он, и вон тот, даже те, кто сейчас мёрзнут по твоей злой воле на улице, а там сейчас не весна, и даже я, - он стукнул плетью себя, - тоже хожу под ним. Всех. Всех он простит. Всех он простит без исключения, ибо всех он любит. – И снова посмотрел на женщину. – Ибо, что есть бог?
    Красилов обвёл всех взглядом, взглядом полным искренней любви к ближнему.
    - Бог есть любовь!
    - Вас не любить, ненавидеть надо! уничтожать всех! Гореть вам в геенне огненной! – быстро проговорила женщина, с пылающим взором в глазах.
    - Ах, как страшно! – артистически испугался Красилов, выпятил глаза, округлённые испугом, всплеснул чисто по-женски руками и бросил взгляд на предмет, чьи контуры просматривались отчётливо через льняную салфетку. Он снял салфетку и рассмеялся. – Бог ты мой – библия! – он переворачивает твёрдую обложку и начинает листать страницы. – То-то я смотрю, ты нас карами всякими стращаешь! Вот он где источник твоей мудрости и твоей, осмелюсь предположить смелости. – Красилов пролистнул пару страниц. – Заметь, бессмертие только в ней обещают и, в принципе, его нет.
    Хозяйка косится на бандитов. Переводит суровый взгляд с Красилова на бандитов; наблюдает за атаманом, за его скучным лицом, с каким пренебрежением он листает страницы.
    - Бабка моя вместе с нянькой в детстве мне пытались забить голову всей этой несносной дурью. Этими сказками, которые пропагандируют попы. Кстати, библия не такая уж и добрая книжка, но она поучительная. Скажу почему: в ней только и говорится о том, что один то другой еврей, смелый и отважный то убьёт кого-то, по лисам привяжет к хвостам горящие веники и пустит их в поле пшеницы, то лишит жизни мужа, чтобы взять его овдовевшую жену себе в жёны! Как тебе эта мудрость? – Красилов замолчал. – Молчишь? Молчи: сказать нечего, хороша книжица, полная способов убить кого-то, чтобы самому себе жилось припеваючи. Я оказался умнее своей бабки и няньки, я взял из этой себе на вооружение книжки самое ценное: хочешь жить счастливо и богато, убей ближнего своего, а уж потом возлюби его.
    Женщина при  этих словах атамана тяжело вздохнула.
    - Что, нелегко признавать правду? – покосился на неё Красилов. – А поступим-ка мы с ней так, как я поступил тогда, в моём прекрасном и счастливом детстве, сейчас таком далёком! – Красилов открыл дверцу печи, но крик женщины его остановил.         
    - Не смей! – взвился звонкий голос женщины к потолку, и она вцепилась в его руку.
    Красилов поборол женщину, но она сумела вырвать у него книгу и влепила атаману пощёчину.
    - Не смей! – повторила ожесточённо, - не смей брать не своё! – и залепила ему очередную пощёчину, и Красилов не сумел ей противостоять и закрыться рукой.
    Стоящий позади женщины бандит приходит в себя, он поначалу потерялся и не соображал, что делать, и ударяет женщину прикладом обреза по затылку. Она вскрикивает и с окровавленной головой, волосы темнеют от выступающей крови, падает на пол.
    - Господин атаман, простите, ради бога! – спешно говорит бандит, смотря на женщину. – Оплошал малость, простите!
    Красилов вытер губу, посмотрел на окровавленную ладонь. Затем вынимает шашку из ножен и пронзает бандита; тот захлёбываясь кровью, заваливается в сторону  и назад, с глазами, из которых уходит жизнь.
    - Прощаю, братец! – Красилов вытер шашку от крови рушником. – И ты меня прости.
    Небрежным жестом руки Красилов приказывает ошарашенным его поступком подчинённым убрать труп бандита и поторапливает их резким движением кистью – вон, вон отсюда его и не сметь роптать!
    В дом входит Энвер и смотрит преданными глазами на атамана; он видел труп, который вынесли бандиты.
    - Всё в порядке, Энвер, - успокоил его Красилов. – Посмотри на эту… И скажи, что думаешь.
    - Женщина, - с акцентом выговорил татарин. – Плохой женщина!
    - Она тебя не слышит.
    Энвер берёт ковш с водой и выливает её на лицо.
    - Сейчас приведём в чувство!
    Женщина открывает глаза и смотрит на атамана и Энвера.
    - Скажи ему спасибо, он тебя спас.
    Женщина промолчала, только веки подрагивали у неё, да дёргалась голова.
    - Он так поступил, потому что он добрый человек.   
    Женщина продолжала молчать.
    - Я – тоже добрый, моя доброта простирается на многие вещи и предметы вокруг, - начал говорить Красилов. – Муху зря не обижу. Но мне приходится быть иногда злым и бессердечным. Кто мне перечит или не слушается меня, мне приходится убивать, чтобы другим была наука, глядя на смертные муки первых.
    - Убийство великий грех! – заговорила женщина тихо.
    - Снова ты за своё! – не удивился Красилов и, посмотрел, смеясь на Энвера, мол, посмотри, какой упёртый экземпляр рода человеческого попался. – Без науки человек погрязнет в глупости и умрёт невежей.
    - Лучше невежей, чем убийцей, - проговорила женщина и с ненавистью  добавила: - Убийца!
    Красилов присел перед ней на корточки, опираясь на эфес сабли. Потирая кончик носа, смотрит на женщину.
    - Что мне в тебе, старуха, нравится – твоя упёртость, - проговорил не спеша Красилов. – Как ни стращай, ты всё одно твердишь. Да… - он остановился и продолжил после размышления. – Ты вот давеча грозила мне карами, бедами, гореть, дескать, мне в геенне огненной  и так далее и тому подобное.
    - Гореть живому!
    - Уже горю и жарюсь, корчась на сковороде чугунной без масла, - Красилов красовался собой. – Почему без масла? Чтобы больнее было! – он посмотрел на Энвера. – Энвер, ты верующий?
    - Да!
    - Ты, старуха, тоже, - сказал Красилов. – Я не атеист, но и не безбожник. Кое-что из библии мне нравится. Что, старуха, сказал Спаситель, висевшему рядом с ним грешнику?
    - За веру его ему воздастся, - проговорила женщина. – Сегодня будет он в царствии божием.
    - Энвер, - Красилов снова обратился к татарину. – Ты веришь в царствие божие? – и сам же ответил: - Веришь, сорок прекрасных дев и пруды из вина! – и он обратил взор на женщину. – Хочу тебя успокоить: до суда божия и геенны огненной мне далеко. – Красилов произнёс эти слова и едва не подавился со смеху. – А вот ты сегодня с ним точно встретишься, со своим Спасителем! Поговоришь с ним, сидя на лавочке и чаёк распивая, о вечном и святом. 
    Красилов резко обрывает речь, быстро встаёт с корточек, сбивает плетью не существующую пыль с голенищ.
    - Старика тащите на улицу! – Красилов указал ближайшему бандиту на дверной проём.
    - Слушаюсь! – вытянулся тот в струнку.
    - Зачем? – всполошилась хозяйка дома. – Зачем мужа на улицу? Он болен!
    - Лечить будем твоего старика, - индифферентно ответил ей Красилов и указал второму подчинённому на женщину. – Старуху тоже. Аккуратно с ней, не повреди!
    Бандиты бросаются выполнять приказания атамана с резвостью и самозабвенной исполнительностью. Выволакивают старика и старуху из дому в том, во что они были одеты, на улицу. Насвистывая, Красилов выходит следом.    
   
                58

    Чтобы немного согреться, находящиеся на улице бандиты разожгли из дров, взятых в дровянике два костра, и грелись вокруг них, протягивая к пламени окоченевшие руки и пританцовывая на месте.
    Увидев выходящих товарищей и атамана вместе с татарином, они приободрились. Старика и его жену оставили возле одного костра на снегу.
    Красилов посмотрел внимательно на меняющее цвет небо.
    - Заболтались мы что-то, - с юношеской мечтательностью проговорил он, обращаясь к самому себе. – Скоро светает.
    К нему подошёл подчинённый, выведший старика.
     - Что прикажете с ними делать, господин атаман?
     Красилов посмотрел на хозяев хутора, будто видел их впервые.
     - Ах, с этими!.. – он рассмеялся. – Старика будем лечить. Мы ведь не можем оставить без помощи ближнего. Это ведь как-то не христиански, правда, старуха? – Красилов посмотрел на женщину. – Ты как думаешь? – спросил он у бандита. – Энвер, что скажешь ты? – выслушав их молчание, он закончил: - Старика будем лечить!
    - Как? – поинтересовался бандит.
    - Как в бане, - просто ответил Красилов.
    - Извините, не понял, как?
    Красилов улыбнулся и развёл руками.
    - Как в бане, голубчик! – говорит он, - что же тут не понятно! Только вместо веников пройдитесь по нему ножнами, - порекомендовал Красилов бандитам. – Всыпьте ему для начала сто ударов.
    Женщина бросилась из рук бандитов к мужу, но они её удержали.
    - Вы же его убьёте! – сорвала она голос. – Убьёте!
    - Выдюжит – выживет, - резонно заметил Красилов. – А нет… - приподнял руки ладонями вверх.
    - Суда нет, вашбродь! – отозвался близко стоящий к нему бандит.
    - Начинайте экзекуцию! – поторопил подчинённых Красилов. – Время идёт!
    Двое бандитов скинули старенькие кожушки, растянули старика на снегу и принялись со старанием выполнять приказание атамана, атаман был для них закон, а закон, Красилов быстро их научил послушанию, казнив прилюдно некоторых, проявивших своеволие, нарушать нельзя. С придыханием, вкладывая в каждый удар силу и старание, они ожесточённо били его ножнами, пока у самих не выступил пот на лице и не задымились от жара спины. Спустя время у старика горлом пошла кровь, спина превратилась в сплошное месиво. Женщина вырвалась-таки из рук бандитов, они уже её почти не держали, бросилась к мужу, перевернула лицом к себе, приложила к груди голову и прислушалась: муж не дышит.
    - Вы его убили! – истошно закричала она, сотрясая кулаками в воздухе. – Чтоб вы были прокляты, изверги!
    Бандиты смотрят на атамана, ждут его дальнейших приказаний; Красилов несколько минут наблюдает за женщиной, поджав губы, следит за ней, слушаёт её рёв, стоны и остаётся спокойным к её слезам; плачущая женщина не вызывает у него сочувствия. Он машет рукой.
    - Хватит, да хватит уже ломать комедь, старуха! – устало произнёс он, - мы и так к ней со всей своей антант кордиаль. А она нас проклинает.
    - Гореть тебе в аду! – кричит атаману женщина.
    - Энвер, Семён! – зовёт Красилов, и мужчины отзываются. – Возьмите пару человек в помощь, - говорит он им, - раздеть донага старую суку, привязать затем к седлу…
    Семён и пара бандитов под присмотром Энвера раздевают женщину донага, связывают за спиной руки, связывают ноги и конец привязывают к седлу.
    - Готово, вашбродь! – отчитался в выполненном поручении бандит.
    - Молодец! - похвалил его Красилов.         
    - Рад стараться!
    Красилов посмотрел на Энвера.
    - Образумь старуху, - сказал он ему, - прокати с ветерком по чистому снежку!
    - Якши, атаман! – крикнул татарин и вскочил на коня; он под ним заиграл, вставая на дыбы; Энвер поглаживает его ладонью по шее. – Исполню, господин атаман так, что комарик носа не затупит!
    - Комар носа не заточит! – поправил его Красилов.
    Энвер пришпорил коня и дал ему плетей.
    - Гнить вам в земле без покоя! – крикнула женщина.
    - Кто-нибудь, заткните ей пасть! – крикнул Красилов бандитам. – Мочи нет слушать её проклятия!
    Один из бандитов срывается. Вытаскивает на бегу из кармана ком грязной материи, подбегает к женщине и пытается запихнуть его ей в рот. Она выворачивает голову, не даёт ему выполнить приказ.
    - Эй, ты что мешкаешь? – увидел Красилов замешательство подчинённого. – Не можешь в одиночку со старухой справиться? Возьми помощника!
    На помощь товарищу бросается парочка его друзей. Один из них лупит женщину по голове сапогом; она умолкает на мгновение; снег окрашивает кровь женщины.
    - Я приду и всем вам отомщу! – внезапно она приходит в себя. – Сегодня же и приду! Сегодня же ночью! – пророчит женщина. – Я приду и отомщу! Отомщу всем вам!
    - Не дури, оттуда пока никто не возвращался, - Красилов указал рукой с плетью в небо. – А в привидения и призраки не верю – я материалист! – Красилов машет рукой татарину. – Энвер! Долго ждать буду! Гони на всех парах! 
    Татарин срывается с места и уносится в сереющий полумрак ночи, затем возвращается и снова скачет прочь. Атаман Красилов и бандиты слышат в свой адрес проклятья женщины.
    - Этой же ночью приду и всех, всех до единого, никого не пощажу, никто не получит пощады, всех накажу! Никто из вас не увидит своими глазами рассвета нового дня! Слышите: никто не увидит!
    К атаману подошёл бандит и говорит ему на ухо:
    - Господин атаман, мы там ещё двух парней нашли… Что с ними делать?..
    По кивку атамана из сеней выводят Артура и Петьку; они дрожат на морозе и топчутся босыми ногами в снегу.
    - Кто такие будете? – Красилов указывает на них плетью.
    Друзья не ответили; к их общему ужасу из-за дома пара бандитов вытолкнула перед собой Нину.
    - Господин атаман, мы тут и бабу молоденькую обнаружили!.. Вся голая!..
    Красилов с удивлением посмотрел на девушку; она шла в одних трусиках, такого женского белья он не видел даже в Париже, прямая как былинка, стройная и загорелая и атаман подумал, откуда в этих снегах взялась эта южная красавица. Друзья от неожиданности онемели, они забыли об участи, горькой участи, которая может их ожидать; они наблюдали за Ниной с каким-то нервным ожесточением.
    Нина подошла к атаману, потрогала пальчиком его кожух.
    - Мальчики, а что это вы так странно вырядились? – вдруг ясно и чисто улыбнулась она и посмотрела на бандитов. – Фу! Как от вас неприятно пахнет!
    Красилов и подчинённые молчаливо наблюдали за девушкой, не подумав её остановить.
    - Тут что, кино про мафию снимается? – удивилась она и ещё шире улыбнулась, приветливо глядя на Красилова и продолжая нежно улыбаться.
    Красилов первым пришёл в себя.
    - Парней связать и в колодец! – с нервным напряжением в голосе приказал он и посмотрел на Нину. – А с девушкой мы ближе познакомимся! – берёт её под руку и первым с ней направляется в дом.
 
                59

    - Дерзости, конечно, бандитам в любые времена не занимать, - продолжил повествование Петька, – но услышав проклятия старухи, они могли поостеречься и выбрать для ночёвки другое место. Как назло, первое, что пришло в ум – ночевать в доме убитых хозяев.
    - Не побоялись даже её предостережений на свой счёт и своей печальной участи, - сказал Артур и пугливо посмотрел в окно, метель утихла, стихли звуки ветра, одни звёзды и луна и висели высоко в небе и пели печальную песнь, плача хрустальными слезами.
    - Чего им было, нелюдям, бояться? – удивился Петька. – Коли их атаман… Как его? Красилов! – посягнул на самое святое для православного верующего человека и не испугался сжечь библию, - Петька подумал немного. – Сам сказал, смеясь в лицо женщине, что в разные духи, привидения и призраки не верит – материалист он!   
    - Образно говоря, ни в бога, ни в чёрта, - подчеркнул Артур и внутренне сжался, тяжёлый ледяной взгляд того, что упрямо таращилось в спину, теперь направлен в грудь.
    Петька замахал руками, будто старательно отгонял нечто страшное и неприличное от себя.
    - Не поминай его на ночь глядя, - проговорил быстро и неслышно сплюнул три раза через левое плечо и постучал три раза пальцем по дужке кровати. – Не поминай, пожалуйста, бабушка так говорила. Не дай бог… - Петька не договорил, он смотрел на друга и его не узнавал. – Что с тобой?
    - Со мной отлично и без перемен, - ответил Артур, ощущая внутри себя некую вибрацию или, вернее, резонанс с повествованием, и попросил друга: - Не отвлекайся.
    - Затягивает? – заинтересовался Петька, аж трепеща внутренне от некоего напряжения, но не разрушающего, а созидающего, оно воскрешает и возносит дух. – Затягивает, не так ли? А я о чём предупреждал! А-а-а!.. – Петька помахал пальцем, якобы угрожая, но деликатно, то бишь, шутя.
    - Люблю перед сном страшилки послушать, - спокойно говорит Артур, а самого так и тянет выглянуть в окно, увидеть того, кто, находясь и снаружи, одновременно пребывает незримо внутри. – Спится так крепче. Да и нервная система после превентивной встряски не так остро реагирует на явную угрозу.
    - Ну, ты загнул: превентивная встряска! – восхитился Петька и продолжил. - Слушай! – продолжает Петька. – Просыпается один бандит от странного ощущения…
    - Того же, не дающего покоя и тебе?   
    - … от странного ощущения. – Петька вроде, как и не замечает подколок друга, ведёт себя, как настоящий рассказчик, которого никакой наводящий хитро-выстроенный вопрос не заставит отказаться от повествования, наоборот, придаст сил продолжать с воодушевлением дальше. – Будто в его хмельной сон прокрался демон страха и высасывает жизнь…

    Последнее время Семён спал мало и  чутко; если и видел сны, то они вертелись вокруг потерянной семьи, погубленной жизни, утерянного хозяйства; и чувствовал Семён своим простым мужицким чутьём, что те чудачества и жестокости, что он  вытворяет вместе со своими друзьями, кончатся не для одного его, для всех плохо; как ни доверял он атаману Красилову, но иногда закрадывался в его сердце страх перед грядущей расплатой и трепетала никчемная душонка ветхой тряпочкой на сильном ветру. Вот и сегодня после расправы над семьёй, жившей на хуторе, после обильного и сытого пиршества, истребили все припасы убитого семейства, так выразился атаман Красилов, да с обильным возлиянием домашнего самогона, когда банда улеглась спать, Семёну не спалось. Ему не то, что не спалось, пьяный храп товарищей по разгульному ремеслу не мешал уснуть, он не смог вообще заснуть. Едва закрывал глаза, как ему представлялась жуткая картина расправы над мужем хозяйки хутора: посвист сабельных ножен в морозном воздухе и крик старика; посвист ножен и глухие удары по телу; омерзительный посвист сабельных ножен, с которых каплями по сторонам летит человеческая красная, особенно пахнущая истаивающей жизнью кровь с азартно-пьяным привкусом смерти и разлетающаяся в стороны вырванная сильными ударами человеческая плоть, плоть того, кто создал его, человека, по своему образу и подобию, но не наделил своими благородными качествами и достоинствами по тому же образу и тому же подобию…
    Уснуть удалось после прочтения молитвы, обращённой к Богородице и после трижды прочитанного «Отче наш». Забытые молитвы, над ними он некоторое время тому смеялся и со всеми трунил над тем, кто утверждал о существовании бога, вспомнились сразу, будто бы и не было дней, когда он старательно пытался забыть простые и понятные тексты.
    Тревожный и зыбкий сон, поначалу он походил на медленное погружение в жаркий полдень в холодные быстрые воды реки, балансировал на тонкой грани между явью и забытьём. По мере успокоения дыхания и усмирения нервозного ритма сердца приходил покой. Покой такой желанный, покой им давно потерянный; потерянный давно, настолько давно, что прошлая жизнь кажется пьеской в театре, виденной им вместе с товарищами по взводу во время увольнительной и настоящее, грубое, как домашний холст, и одновременно горькое, как целительный настой, не облегчает каждый, приносящий свои хлопоты и заботы; окончательно покой потерялся после стремительной атаки и контратаки противника, когда взрывная волна и стена земли, поднятая ввысь тёмной сырой завесой, накрыла его, и свет ушёл из его глаз, глаз, так любивших солнечный свет, свет луны и красоты природы; очнулся Семён в плену и спустя три месяца после трёх неудачных попыток побега, после каждой обязательно подвергали показательной экзекуции одного зачинщика, он ушёл один. В планы посвящал того, кто не способен на предательство – себя. Один бог знает, какие пришлось ему перенести унижения и с каким трудом добраться домой. А дома ждала его пустота: разрушенный дом, могилки жены и детей. Вот и прибился он после долгих мытарств к банде атамана Красилова.
    Сладость успокоения пришла незаметно. Снился ему разговор двух товарищей, когда старика с околевшей супругой прикопали снегом недалеко от дома, за глухой стеной, рядом с колодцем-журавлём, в котором утопили двух городских парней. «Интересно, что теперь с хозяйкой?» - спросил первый. – «Как что – была баба живая, стала баба снеговая!» - и рассмеялся. – «Как думаешь, - не успокаивался первый, - она, в самом деле, придёт и расправится с нами?» - «Враки! – успокоил второй, - ты же слышал слова атамана, что оттуда, с неба, никто никогда не возвращался. И он не верит ни в призраков, ни в привидения». – «Так-то оно так! – засомневался первый, - вона деревенские старухи сказывали, мальцом слышал, правда, это было давно, что к погубителям своим ночами приходят загубленные ими люди, за отмщением». – «Чепуха!» - отрезал второй категорически. – «Хотелось бы верить! – сомнение не уходило из голоса первого. – А вдруг придёт, что тогда делать? Ведь она придёт мстить за невинно пролитую кровь!» Ещё над неверием того бандита посмеялись его друзья, посоветовали чуть больше хватануть самогонки, для крепости сна, тогда никакая старуха не потревожит его сон и не заберёт его с собой на праздник вурдалаков. Бандиты-товарищи, сытые и пьяные, похвалили умение товарища перевести грустную песню в весёлую.
    Семён видел ранний весенний сад, цветущие яблони и вишни, он шёл между деревьев, любовался цветками, вдыхал аромат белых лепестков. Ясно светило солнце, мягко грело, еле заметный ветерок колебал ветви и шумел в кронах деревьев. Незаметно всё начало меняться: на небе появились тучи, крыли солнце, набежала прохладная тень, ветер окреп, он рос в силе с каждым мгновением, росла его мощь, он уже не просто шумел в кронах. Он раскачивал деревья, горестно трепетали ветви, ветер срывал с цветков белые лепестки и они летели, устилая землю и стелясь по ней. Семём заметил, что не белые лепестки, белый крупный снег летит вместе с ветром, стелется по земле, метёт позёмка и длинные снежные змеи, закручиваясь в спирали, обвиваются вокруг него и тут он краем глаза увидел некую белую фигуру в белом просторном развевающемся балахоне. Длинные тонкие лоскуты одежды острыми гранями резали воздух, и из него вылетали наружу, как из вылупленного яйца цыплята, огромные лохматые снежинки. Они летали вокруг фигуры в белом, веером разлетались и снова возвращались к ней. Семён во сне вздрогнул; холодок проскочил быстрой серой мышью по спине; тело отозвалось резкой протяжной судорогой; фигура приближалась и в контурах её,  в её размытом силуэте Семён разглядел старуху, хозяйку хутора, зверски ими замученную до смерти. Седые космы её ветер теребит, в бездонные чёрные провалы глазниц залетает снег и вылетает оттуда; она раскрывает беззвучно рот с выбитыми зубами и из тёмной глубины зева, похожего на разрытую могилу, сыплется мелкая снежная крошка; челюсти старухи двигаются, будто она что-то говорит; женщина протягивает к нему свои тонкие руки с обвисшей желто-матовой кожей; с кончиков пальцев женщины срываются маленькие синие молнии; они опутывают Семёна в синий искрящийся кокон; Семён не может пошевелиться, но наблюдает, как те же молнии опутывают спящих его товарищей в такие же синие искрящиеся коконы. Семён порывается сбросить с себя синие искрящиеся крепкие путы и в голове его раздаётся её голос, голос старухи, впечатывающийся в его мозг ребристыми шляпками от больших гвоздей, причиняя нестерпимую гнетущую боль: «Я приду и всем вам отомщу! – угрожает старуха беззубым ртом выкрикивая проклятия. – Сегодня же и приду! Сегодня же ночью! – пророчит она и машет неистово руками и с них слетают синие искрящиеся искры карающего огня. – Я приду и отомщу! Отомщу всем вам!»
    
                60

    Артур соскочил с кровати и начал энергично махать руками, делать гимнастические упражнения, приседать.
    - Спина затекла, - пояснил он другу, увидев изумлённый Петькин взгляд. – Кровь по венам разогнать и немного размяться. – В итоге, все бандиты умерли в страшных мучениях, - закончил он. – Что же, собаке собачья смерть.
    - Зря иронизируешь, - следом за другом Петька тоже вскочил на ноги, поёживаясь, начал вертеться на месте, делая разминающие телодвижения. – Зря иронизируешь, друг. Без преступления нет наказания. Они рука об руку идут по жизни, находятся рядом с каждым из нас. Вот признайся, Артур…
    - В чём ты хочешь, чтобы я признался, - Артур вертел торсом, чувствуя тепло, растекающееся по телу и ощущая появляющуюся в суставах лёгкость.
    Петька промолчал буквально с минуту.
    - В простом, самом плёвом проступке… - Петька не сводил глаз с друга, следя за его реакцией на свои слова. – Если нет в каждом из вас самого малого греха, возьмите камень и бросьте в блудницу… Ты возьмёшь камень?
    - Я его запущу не в блудницу, - проговорил Артур стремительно, прекратив гимнастические упражнения. – Его словит, как шальную пулю твой лоб и заткнётся твой разговорчивый рот.   
    - Чо так грубо! – возмутился Петька, – уже и спросить ни о чём нельзя, что ли!
    - А то, что уснуть, точно не удастся.
    - Я-то здесь, с какого боку?
    - Что там было дальше, - примирительно произносит Артур и предлагает: - Не дуйся! Сорвался, виноват!
    - Дуться не собирался, - сказал Петька и, немного подумав, усмехнулся, посветлев лицом. – Я же не воздушный шарик! А вот с историей… - он задержался с продолжением, набрал  в грудь воздуха и резко выдохнул. – С бандитами она расправилась.
    - Надо полагать, урок преподнесла хороший.
    Петька опять-таки не удержался от секундной паузы.
    - Говорят в народе… - начал он, но остановился, на что-то отвлечённый.
    Артур добавил свою точку зрения, на его заминку.
    - Типа, дальше по сценарию идёт развитие сюжета: народный фольклор со всеми словесными наворотами и украшениями, вербальными и невербальными с применением устоявшихся идиом и прочих выражений, составивших кладовую народного устного творчества.
    Петька поцокал языком.
    - Легенды и мифы, мой дорогой друг, на пустом месте не появляются. Обязательно присутствует первопричина, от которой начинается последующее развитие сюжета. Конечно, в самом начале сказители имели в своём лексиконе максимально минимальный запас слов. Затем рассказ, абстрактный сюжет, переходя от одного сказителя к другому, в разной местности свои особенности передачи, обрастал маленькими подробностями, которые хотелось приписать.
    - И делалось это весьма активно, - съязвил Артур. – Как обычно. – Решил поправить положение. Он не собирался спорить с другом, брызжа слюной и ломая копья. – И снова о главном: жду продолжения.
    - С тех пор разрушенный хутор периодически появляется в степи. Происходит это в основном зимой. Так как само событие произошло зимой, то время возникновения и пропажи хутора остаётся неизменным. Так проще.
    - Кому? – поинтересовался Артур. – Кому проще?
    - Ты забыл про полынью времени? – изумился Петька. – Ведь она не сама по себе появляется. Кто-то наверняка стоит за её появлением. Кто-то, руководящий процессом и отслеживающий точность исполнения. С этой точки смотря, хутор появляется, складывается определённая временная ловушка, в неё попадаются заблудившиеся путники, незаметно для себя переходя границу между временем: между прошлым и настоящим, в том, где они живут и существуют. Появляется хутор, его находят путники…
    - Как мы с тобой.
    - Как мы с тобой, - повторил Петька. – Разумеется, каждый раз не бывает повторения с предыдущим событием. Уверен, есть изменения, но о них никто никогда никому не поведает. К хутору приходят заблудившиеся мужчины: путников радушно принимают, кормят, укладывают спать. А потом – бац!.. – Петька почти крикнул и хлопнул громко ладонью об ладонь.
    Артур не ожидал неожиданностей и сюрпризов и от неожиданности вздрогнул.
    - А потом… - Петька наслаждался произведённым визуальным эффектом, повлиявшим на друга. – А потом их, путников, кому дали приют на возникшем их прошлого хуторе, никто не находит. Пропадают они и даже родственники не знают об их печальной участи.
    - Погоди! – энергично попросил Артур, будто его осенила какая-то гениальная идея, не воспроизведи её тут же, он забудет её и, следовательно, будет сожалеть. – Погоди, Петька! Ты так убедительно рассказываешь, что оторопь берёт и мороз по коже. Но, - Артур остановился, переводя дух, - сам-то ты видел семью пострадавшего, хоть одну семью и беседовал с кем-то из них?
    Петька промолчал.
    - Говорил с роднёй? С близкой и дальней? Видел воочию фотографии пропавших бесследно?
    Петька отрицательно покрутил головой.
    - То-то! – поучительно закончил Артур.
    - Ты мне сейчас что предъявить хочешь? – внезапно проснулся Петька. – Что я занимаюсь разносом сплетен?
    - Нет, конечно!
    Петька засопел, тяжело дыша.
    - Могу и не продолжать. Раз ты у нас настолько умён, что ставишь под сомнение народный эпос.
    - Не ставлю! Хорошо: путники пропадают, им мстит хозяйка. За что? им-то она за что мстит? Ей-то они, что сделали плохого?
    - Да я почём знаю! – разволновался Петька, чувствуя в груди некое неприятное ощущение. – Сказку придумал не я! Всего лишь пересказчик. Мог немного приукрасить? Мог! Не отрицаю!
    - Спасибо, Петька! – произнёс Артур. – Жути ты нагнал, будь здоров! Хотя есть истории, намного жутче и страшнее, с морем пролитой крови…
    - Сочини, тебе и карты в руки, сочини сам историю. Возьми за основу хотя бы этот сюжет. – Предложил Петька другу, воодушевляясь пришедшей ему хорошей идеей. – Но должен понимать, мы имеем какое-то отношение к той истории, той трагедии, случившей здесь, и может быть, потому и вредничает хозяйка как раз потому, что нужно что-то изменить, чтобы она нашла покой и остановилась… прекратилась линия дальнейшего продолжения раз и навсегда!..
    - Стать авторами очередной странички в книжку, имеющую начало, но которой не видно конца, что обыкновенно для мистических историй без хорошего финала. Как в жизни, так и в кино. Просто думаю, обычное совпадение. Хозяйка этого хутора милая пожилая женщина…
    - Утверждаю, - напирал Петька, – это она!
    - Кто?
    - Генриетта Марковна, - пояснил Петька, - это она, та хозяйка хутора, которую вместе с мужем убили атаман Красилов и его бандиты.
    Артур нервозно всхохотнул и вытер ладонью выступившие внезапно слёзы.
    - Эка у тебя как далеко фантазия раскинула крылья: Генриетта Марковна в прошлом и Генриетта Марковна в настоящем – одно лицо! а ещё и атаман Красилов, его бандиты, а также снежные змеи из сна… Достаточно выдумок на сегодняшний и так нелёгкий день.
    Артур включил телефон, но значок антенна отсутствовал.
    - Связи нет; позвонить бы маме, сообщить, что всё у нас хорошо.
     - Хорошо? – подскочил на кровати Петька и уставился на друга удивлёнными глазами. – Мы не доехали до пункта назначения… 
     - Ты свернул  с трассы.
     - Да, я свернул с трассы. Хотел срезать дорогу. Ошибся. Бывает.
     Артур повторил.
     - Бывает. Только не нужно городить огород про страхи и подозрения и ими же обливать приютивших нас хозяев. Я сплю.
    Артур погасил лампу над своей кроватью; закрыл глаза, и тотчас перед его внутренним взором возникла картина: заснеженный двор, несколько мужчин выволакивают из дому старика, бросают на землю, другие берут в руки ножны сабель и начинают ими бить старика по спине; затем переключаются на женщину: ей связывают руки за спиной, одним концом верёвки связывают ноги в щиколотках, другой конец привязывают к седлу, на коня садится всадник, пришпоривает животное и уносится в степь. Артуру подумалось ещё что-то, что-то ещё увиделось, но он, отягощённый смутным и тягостным видением из какой-то чужой, ему незнакомой жизни, всё же уснул, окунувшись в сон, сон, укутавший его в свои мягкие и нежные объятья…
    Разобиженный невниманием друга, Петька тоже улёгся. Нахмурившись, он повалялся минуту-другую, но так и не найдя покоя, встал, закрыл на запор дверь, запором служил изготовленный из металла маленький крючок, его носиком вдевали в петельку в дверном косяке. Проверив дверь на надёжность, Петька пару раз её осторожно, чтобы не нарушить сон друга, дёрнул и остался доволен. Затем погасил лампу со своей стороны и, стараясь не скрипнуть сеткой, лёг на кровать. Ему бы расслабится, но  его одолевали мысли: «Почему Артур не хочет видеть очевидное? Почему? Вот же загадка! Ему что, не колет глаза бесспорное несоответствие деталей интерьера дома, комнаты, коридор вообще изнутри кажется намного длиннее, чем смогли на глазок определить длину дома с уличного ориентира! Нет, - продолжал немой спор с другом Петька. – Нет, друг ты мой, ты как хочешь, но меня не нае… то есть, обмануть точно уж никому не удастся! Глаз, блин, не сомкну, но дождусь…» 
 
                61

    Додумать ему не удалось. Бессонница беспокоила не его одного, Петька слышал по дыханию друга, он не спит; у спящего человека оно равномерно, если ему не снится сон, активные события которого заставляют учащённее биться сердце, и усиливается частота дыхания; друг не спал и Петька не сдержался уже в который раз и заговорил.
    - Та как хочешь…
    - Я сплю, - отозвался тотчас же Артур совершенно чистым голосом, не заспанным, как могло бы быть на самом деле.
    - Ты как хочешь… - повисла фермата, - ты как хочешь, Артур, но этот дом...
    - Я сплю! – настойчиво повторил Артур и под его телом, он изменил немного положение, заскрипела сетка, проиграв и пропев все известные ей мажорные и минорные гаммы. – Я крепко сплю и не слышу, что ты говоришь! Не хочу слышать совершенно!
     Петька не успокаивался, отличительная черта человека, упрямо идущего прямо к цели, пусть эта цель заведомо окажется ложной, но важен не факт «истина-ложь», а само действие.
    - Этот якобы гостеприимный дом, - с сарказмом, таким вот подходом с пританцовочкой, проговорил Петька, выделывая голосом танцевальные па, что в другой ситуации и в другое время получилось бы едва ли. – Этот гостеприимный дом мало похожего с этим словом – гостеприимство – имеет.
    Костерил Артур себя, на чём свет стоит, за своё малодушие, которое у него весьма возможно и есть, но раньше не проявлялось в такой открытой форме, за своё почти, именно что почти ангельское терпение, за любовь к другу, с которым в кровь раздирал в недалёком детстве коленки и локти падая с велосипеда или лазая по деревьям и очень удачно с них падая, удачно, думается неверное слово, передающее его истинное и верное значение, но только так: удачно падая и скользя по земле или асфальту, и ни разу хоть бы один вывих был у них или перелом. Счастливчиков, ломавших руки и ноги они оба перевидали в детстве столько, что у более впечатлительных натур воспоминаний осталось бы на всю оставшуюся жизнь и ещё бы детям и внукам с лихвой осталось.   
    - Твоя версия или гипотеза, - не поворачиваясь к другу, спросил Артур, - на что же он похож?
    Ликовал внутренне Петька, ликовал, что достучался-таки до друга; но ответил сдержанно.
    - Дом похож на логово страха и ужаса! – как же всё-таки Петьку разрывала на куски яростная радость от удачного сравнения. – Каково, а! как тебе!
    Артур повернулся к другу лицом; ему сравнение понравилось, как и его автору.
    - Внесу маленькую поправку, можно?
    - Можно! – весело смотря на друга, разрешил Петька.
    - Снежное логово, - произнёс Артур. – Так точнее.
    Петька даже вскочил на кровати и чуть не запрыгал на ней, как любил делать это в детстве, но тогда позволял возраст, хотя можно было и поэкспериментировать и сейчас, но вес его нынешний от веса в детстве сильно разнился и можно было с большое долей вероятности сломать кровать.   
    - Так! Так! Так! – руки у Петьки затряслись от восторга. – Ну да! Ну да! как же я сам не догадался!
    Артур не произнося более ни слова, отворачивается к стене и на этот раз без посторонних умственных рефлексий, душевного сопереживания, а также прочих ментальных терзаний быстро засыпает. И сон его лёгок и чист, приятен и сладок, как бывало в раннем детстве, когда он засыпал под бабушкину колыбельную песню или под тихое убаюкивающее чтение детских сказок.
    Только одному Петьке не спалось; спать ему абсолютно не хотелось; сон не шёл категорически в его ресницы и не собирались птицы-грёзы в них вить свои гнёзда.
    - Конечно! – шептал он еле слышно губами, - конечно: снежное логово! – его таки полонил и поборол сон. – Снежное логово – как я-то сам не догадался! Этот дом, это снежное логово, а мы с другом, моим единственным верным другом его узники! – эта и последующие мысли, которые он не успел додумать, растаяли во сне, опутавшем его сознание.      
      
                62

    Проснулся Артур от чьего-то постороннего присутствия в комнате, которое почувствовал сквозь сон. Которое не покидало его с первого момента отъезда от подъезда дома, когда он впервые ощутил коже спины острый укол чего-то чужого, весьма похожего на взгляд, но не похожего на взгляд человека, человек смотрит совершенно иначе, даже когда его раздирают противоречивые чувства гнева и ненависти; оно – постороннее, то самое, Артур уловил его тончайший запах своим обонянием, - оно сейчас присутствовало в комнате; находилось одновременно и возле окна, и возле кровати друга, и возле его кровати и также одновременно смотрело в окно, на успокоившийся зимний лунный пейзаж, похожий на инопланетный, смотрело на Петьку, наблюдая за его сном и тихим дыханием, смотрело на Артура, пытаясь своим ледяным бесчувственным взором проникнуть в глубину его живого горячего сердца, в глубину его чувствительной человеческой души, в самую глубину его подсознания.
    Не только это послужило причиной внезапного пробуждения; составляющих причин можно было, если поискать хорошенько, то и найти также много.
    Было другое, настораживающее и тревожащее: в жарко натопленной комнате лёгкий уличный свежий морозец пощипывал щёки и покалывал нос Артура. Дрожащей рукой Артур дотронулся до кожи лица и сразу её отдёрнул: мелкие ледяные иголки кольнули горячим холодом северных широт кончики пальцев.
    «Это сон, - медленно восстанавливая разогнавшееся дыхание, думал Артур. – Обычный сон. Мало ли что пригрезится во сне! Вот и мне приснилось, что я рукой провожу по своему лицу и оно покрыто мелкими иголками льда. Сейчас я не торопясь открою свои глаза, - продолжает думать дальше Артур и мысли его текут медленно и плавно, - открою глаза и всё исчезнет, вернее, ничего не будет: не будет на лице колючего льда, не будет реалистичного ощущения свежего уличного мороза, как не будет всего этого, что можно смело назвать кошмаром, что он в данный момент лежит дома в своей любимой кровати с продавленным ортопедическим матрасом, который пора бы давненько выбросить на мусорку и купить новый, да всё почему-то, то руки до этого не доходят, то времени катастрофически не хватает».
    Попытка открыть глаза провалилась: ресницы прочно склеил иней; Артур приблизил к лицу сложенные ковшиком ладони, подышал учащённо, ресницы оттаяли, и он смог открыть глаза.
    Не шевеля головой, Артур поводил глазами по комнате: стена у кровати, весь нехитрый скарб тихо освещаются сиреневым светом луны.
     «Метель улеглась, - подумал он спокойно, но неприятное ощущение беспокойства так и не покидало груди, так и осталось в ней, - метель улеглась давно и это хорошо. Но что же беспокоит? Откуда оно, чувство, в покое не оставляющее ни на миг?»
    Он опять посмотрел в окно и заметил, лунный луч начал путешествие по комнате, не хаотичное, медленное и уверенное, лунный луч походил на сноп света фонарика, который держит в руке человек и водит им в темноте, стараясь что-то отыскать или найти утерянную вещь. Луч приблизился от середины комнаты к кровати Артура и остановился, высветил на полу сиреневый круг, в нём сразу же забегали-задрожали мелкие блестящие пылинки, меняя цвет и окраску. Немного постояв, луч двинулся ближе к кровати и перешёл на покрывало и снова, как и тогда, когда они с другом выезжали со двора, а затем и из города, Артура посетило странное и неприятное ощущение присутствия некоего постороннего существа, наблюдающим зорко за ним откуда-то из тёмного угла. Артур передёрнул плечами. Луч вслед за его движением поднялся вверх по покрывалу, увильнул, будто ожёгся о горячий бок печи, и остановился на подушке рядом с головой Артура. Артур скосил взгляд и вздрогнул: серебристая бахрома инея покрывала материал подушки. Он дотронулся пальцами до инея и отдёрнул руку: не во сне, наяву, иней был колючим.
   «Что за ерунда? – подумал Артур в недоумении, часто моргая веками, будто хотел прогнать с них пелену наваждения. – Что за ерунда?»
    Артур резко подскочил на кровати. Озноб волной прошёлся по телу. Ясности не прибавилось, наоборот: только стало больше загадок. Развернувшись на кровати, он повторно осмотрел комнату. Всё на своих местах. Друг на кровати сладко дремлет, сопит, с губ срывает едва заметное облачко пара.
    «Он что, ничего не чувствует?»
    И на Артура накатила волна непередаваемого ужаса, паника судорогой сжала кисти рук и мышцы ног: комната на его глазах начала трансформироваться, комната раздалась вширь. Из обычного небольшого помещения в крестьянской хате, она превратилась в огромную комнату с высокими потолками, украшенными бордюром и лепниной в углах. Вместо маленького оконца с занавесками серебрились две узкие щели арочных высоких окон с крестовинами рам и вбитыми стёклами; перед окнами на карнизах медленно колыхались лоскуты прозрачной вылинявшей ткани; дующий через дыры в окнах слабый ветерок неторопливо их раскачивал и мелкий как порох иней слетал с заиндевевшей материи. Голландку скрыл на мгновение колеблющийся мерцающий экран, когда он исчез, на месте печи жарко пылал поленьями большой камин.
    «Ничего не понимаю! – про себя воскликнул Артур. – Это сон?!»
    Артур потёр глаза, в надежде, что это разгонит страшную магию сна, и он проснётся в обычном, привычном для него мире, без волшебства и колдовства.
    Ничего не прекратилось. Изменения медленно продолжали происходить далее.
    Взглядом Артур натыкается на друга, но тот и не думает просыпаться, будто не чувствует свежего морозца в комнате и не ощущает на уровне подсознания, уж оно-то должно было просигнализировать ему о странностях, так им прежде выискиваемых, происходящих метаморфоз.
    «Счастливчик!» - без мыслей, просто пронеслась в голове Артура мысль и оставила после себя след, некое подобие торсионного, который оставляет летящий высоко в небе самолёт.
    Неожиданно громкий сухой щелчок отвлекает Артура. Над его кроватью и следом над кроватью друга на стене появляются спаренные литые газовые светильники вместо электрических.
    «Это сон, - зачарованно шепчет Артур, - обычный сон. – И добавляет вполголоса: - Мне это снится! Мне снится обычный сон!»
    Артур щипает себя за мочку уха, сильно прищуривается, открывает глаза. Всё на месте. Ничего не исчезло. Покачиваясь, горят огоньки в газовых светильниках; сквозь матовые плафоны льётся приглушённо-жёлтый свет.
    Затем Артур посмотрел на пол и еле-еле сдержал в себе крик: это было почти на грани человеческих психо-эмоциональных возможностей – от стены к стене, прямо под кровать Артура, от окон к двери по полу, устланному вязаными половиками, стлалась позёмка, невысокие снежные волны. Поднимая блестяще-снежную пену-пыль, плавно текли, наползая друг на друга и растворяясь где-то за пределами помещения, проскользнув через невидимые щели между полом и стенами.
    Судорожно глотнув воздух и выдохнув, Артур заметил, облачко пара повисло перед лицом и, плавно покачиваясь, осталось на месте. Артур протянул палец и дотронулся им до облачка, оно съёжилось и ему показалось, изнутри послышался смешок, едкий, мелкий, колючий.
    «Нет… Я сплю… - судорожно шепчет Артур, постоянно пощипывая себя то за кисть руки, то за мочку уха, хотя это не приносило никакого результата, он продолжал это делать, вероятно, внутри искренне надеясь, если она, надежда ещё сохранилась в том первоначальном виде, в каком предстаёт в сознании каждого человека, живущего надеждой на хорошее и, пусть, с небольшими погрешностями, с вкраплениями неудач. – Сплю и вижу дурацкий сон. Всё это от болтовни Петьки… Вся причина, в моей впечатлительности, наслушаюсь, и грезится, что ни попадя… Петьке мерещились различные странности… Вот он и заразил меня своей манией или фобией… как там у медиков правильно будет? – Но то, что странности волшебным образом никуда не делись, не исчезли, а проявились, то Артуру объективности ради, в уме своём пришлось сейчас согласиться с подозрениями друга, с его попытками доискаться до истины, согласиться с Петькиными утверждениями. – И если странности не растворились страхами ночи перед лучами солнечного света, то мне это всё снится. Просто снится. Проснусь, и ничего этого не будет».       
    Артур ввёл в облачко кисть руки. Мягкий бархат молочного тумана и острых ворсинок снега прошёлся по коже, перебирая каждый палец и немного пощипывая, затем облачко резко уменьшилось в объёме, сжалось, и Артур вскрикнул от сильной боли и дёрнул руку назад, прижал к груди, поглаживая другой рукой и растирая её, стараясь поглаживающими движениями согреть руку.
    «Только сон этот очень реальный».
               
                63

    Порыв ураганного ветра ворвался в комнату из коридора и сорвал с петель дверей. Поднимая серебристо-туманное облако снега, она бесшумно падает на пол.
    «А ведь Петька её надежно закрыл на крючок, - подумал Артур, мысли в его голове метались пьяными пчёлами, напившимися хмельного нектара, и под куполом черепа стоял невыносимый звон в момент удара мыслей о его костяную основу. – Петька дверь закрыл! – после некоторой паузы добавил: - Значит, ненадёжно».
    Артур посмотрел на друга; тот продолжал крепко спать, шум падения двери не потревожил его сон. Выждав минуту, Артур позвал друга, но с губ сорвался хрип.
    - Петька! Петька! – спазм сжал горло Артура, но не остановил. – Ну не можешь ты не слышать и так крепко спать!
    Сложив перед ртом ладони рупором, Артур крикнул, вернее, хотел крикнуть, но, как и в предыдущую попытку, с губ слетел усиленный рупором из ладоней хрип.
    - Петька! Да проснись же ты!
    Петька натянул на голову одеяло, пробормотал что-то невнятное и замолчал.
    - Ну и спи! – чистый голос не хотел возвращаться в грудь Артура; из неё, как через какое-то препятствие, воздух и слова вылетали с сипом. – Спи! – пожелал другу Артур. – Сейчас-то тебе ничто подозрительным, уж в этом я уверен, не кажется. – Петька откинул с головы одеяло, поводил головой с закрытыми глазами, и снова накрылся с головой, из носа тонкими струйками вырвался горячий воздух дыхания, растаявший сизым туманом в холодном воздухе комнаты. – Сны сладкие снятся! – не удержался от язвительности Артур и зашёлся кашлем, прикрыв правой ладонью рот, левой ухватившись за горло.
    Кашель сделал то, чего не добился Артур – Петька проснулся, открыл глаза, начал тереть их руками и заговорил, заговорил спросонья неразборчиво, как лепечут сильно пьяные мужики, стараясь что-то сказать. Закончив, Петька снова завалился спать, тихо похрапывая.
    Из коридора послышался скрип снега, будто там некто топтался тяжёлыми шагами на месте перед дверью. Затем шаги замерли. Целую вечность, так показалось Артуру, длилось зловещее затишье. Артур сидел, не шелохнувшись; стук сердца, внезапно учащённо забившегося в груди, отдавался шумом и свистом в ушах. Неожиданно молчание прервал отрывистый грудной кашель.
    Издалека, сквозь шум возобновившейся метели, через плотный занавес снега послышалась неразборчивая речь.
    - Гета! – Артур узнал голос старика Степана. Мужа хозяйки хутора, Генриетты Марковны. – Гета!
    - Слушаю, Стёпушка! – с нежностью в голосе произнесла Генриетта Марковна.
    - Гета, с кем ты разговариваешь?
    - Стёпушка, у нас гости!   
    Артур съёжился, вобрал голову в плечи; мрачное предчувствие холодными тонкими змеями шевелились в районе солнечного сплетения, и медленно ползло вниз живота. Нехорошо, очень нехорошо почувствовал себя Артур, по телу мелкой сыпью прошлась ледяная волна, Артур укутался в одеяло. Под одеялом появилось шевеление. Петька повернулся к Артуру, сел на кровати, Артуру показалось, друг его не сидел на кровати, повис в невесомости над нею. С закрытыми глазами Петька заговорил. Несколько заторможено, растягивая слова, будто находился под воздействием гипноза.
    - Бандиты ножнами забили насмерть старика… Его жену раздели донага, связали ей руки, ноги и привязали к седлу… возили по степи, пока та не околела…
    Проговорив это, Петька завалился на бок и захрапел. Вой метели затих на мгновение, и Артур услышал голоса двух мужчин. «Раздеть донага старую суку! Привязать к седлу!» - жутким голосом, от которого шёл мороз по коже, прозвучал приказ. – «Слушаюсь, господин атаман!» - с неким подобострастием прозвучал ответ. Перед взором Артура появилась размытая картинка: в нежной пелене мелькают неясные мужские тени, расплывчатые контуры лошадей. Артур в одном мужчине узнал атамана Красилова, резкая боль в голове заставила зажмуриться, боль ушла, он открыл глаза – картинка не пропала. «Образумь старуху, прокати с ветерком по чистому снежку!» - усмехнулся криво Красилов. – «Якши, атаман!» - ответил Энвер с сильным татарским акцентом и бросил руку к шапке и бегом побежал к группе мужчин, привязывавших связанную женщину к седлу длинной верёвкой. Артур затряс головой, видение пропало; но голоса продолжали звучать в ушах и он зажал их руками. И всё равно, словно через мембраны ладоней, усиленный ими, голоса зазвучали сильнее; к прежним голосам атамана Красилова и Энвера, добавились хриплые и простуженные бандитов. «С тех пор она заманивает к себе путников и расправляется с ними!» - проговорил первый. – «Зачем?» - спросил второй. – «Мстит, - пояснил первый. – Неужели не понял – она мстит». – «Кому?» - «Всем подряд. Всем, кто попадёт к ней в гости. Мстит мужчинам за погибель свою и мужа». Артур узнал голос Петьки: «Но мы-то здесь причём? Мы же никаким боком не причастны». Артур услышал себя и замер от неожиданности: «Ей без разницы… Виновен ты или нет». – «Но это несправедливо!» - возмутился Петька. – «В таких случаях о справедливости речь не идёт!» Артура удивила циничность слов, произнесённых им, другой звук отвлёк его от внутренних мысленных раздумий.
    За дверью прозвучал мрачный голос, полный недовольства чем-то и следом незамедлительно весь дом затрещал, как старый костюм, по швам. Со стен комнаты с ужасным треском осыпались снежные комья. Отвалилась крупными пластами и кое-где мелкими фрагментами штукатурка, обнажилась кладка стен из саманного кирпича. Очередной порыв ветра сотряс стены, из швов полетела глиняная пыль. Внутрь, снаружи, через образовавшиеся многочисленные щели заструились длинные тонкие нити ветра с нанизанными на них бисеринками-снежинками.
    Ледяная пощёчина ветра привела Артура в чувство. Вернулись уверенность и трезвость. Он соскочил на заснеженный пол босыми ступнями, не чувствуя кожей смертельно обжигающего ледяного пламени снега.
    - Да что же здесь такое происходит! – закричал Артур и его слова эхом отразились от стен с обсыпавшейся штукатуркой.
    Снежные нити ветра устремились к Артуру, ему представилось, что некое мифическое животное, похожее на сухопутного спрута, протянуло к нему свои ужасные, длинные, гибкие щупальца. Он захотел отойти назад, сделал усилие ногами, они не двигались;  с ужасом подумал он: это конец? Мысли его прервались, запутались своими волосами в густых диких зарослях страха, как некий библейский герой повис на своих длинных волосах и был повержен преследователями. Сдаваться своим страхам и прочим тревогам Артур не намеревался. Он посмотрел вниз и тотчас забыл о прежних думах: снежные нити в огромном количестве окружили его, они крутились вокруг него в постоянном движении, переплетаясь, спутываясь, сплетаясь, затем резко обмотали его, будто вокруг веретена, сковывая его движения, лишая свободы.
    «Врёшь не возьмёшь! – вспомнились ему слова, услышанные в каком-то кинофильме. – Не сдамся!»
    С трудом, напрягшись до предела своих возможностей, Артур справился с возникшим препятствием и  выскочил в коридор. Он существенно трансформировался.
    «Думай о хорошем, я могу исполнить! – пришли вместе с мелодией слова некогда популярного шлягера. – Розовый фламинго, дитя заката!» - со злостью про себя прошептал Артур.         
    Та часть коридора, которая вела в сторону кухни, терялась в непроглядной глубине пространства, густая тьма скрадывала эту часть помещения, она утопала в снежной круговерти, вертевшейся вокруг несуществующей оси большими витками, суживающимися ближе к центру.
 
                64

    Сквозь прорехи в потолке за происходящим внутри комнаты безучастно наблюдали равнодушные к разыгрывающейся драме холодные звёзды, мерцая и будто над чем-то глумясь.
    Пол коридора покрывал прочный наст, закруглившийся у стен. Артур на нём стоял не проваливаясь. Он посмотрел по сторонам: со стен свисали клочья матерчатых бывших когда-то цветными обоев, их он не заметил, когда хозяйка их провожала в комнату, не мудрено, было темно. С уцелевших стропил свисали прозрачные сосульки, они играли радужно в лунных синих лучах, косыми линиями лившимися снаружи. В остывшем морозном воздухе висел удручающий запах чужой, ядовито-уродливой, рассыпающей угрозы зимней промёрзшей ночи, щедро сдобренной как бисквитное пирожное серебряной ванилью лунного света.
   
                65

    Артур бросился в комнату к кровати, на которой спал друг.
    - Петька! – закричал он и сдёрнул одеяло; на кровати вместо друга находился снежный вал, повторяющий контуры тела друга.
    Артур крутанулся на пятках, разыскивая взглядом друга.
    - Петька! – сорвался на визг его голос. – Петька, ты где? отзовись! Слышишь!
    Новый порыв ветра обрушил потолок в комнате. Артур едва успел, пятясь, увернуться от бревенчатых балок, штукатурки, затем шагнуть в сторону дверного проёма, по пути он запинается о лежащую дверь, падает лицом в снег. Ветер с силой вгоняет в комнату очередной крупный заряд снега, как опытный бильярдист шар в лузу.
    - Помогите! – крикнул Артур, срывая голос. – Помогите, кто-нибудь!
    Попытка подняться провалилась, руки разъехались в стороны, он снова лежит лицом в снегу и горькое отчаяние начало наполнять его сознание, но в то же время что-то удерживало на плаву.
    - Помогите! Помогите, если кто меня слышит!
    То самое нечто, что его преследовало от самого подъезда дома, бережно берёт его за шиворот. Понимает. Артур потерял опору ног и засучил ими в воздухе, жадно в диком крике разевая рот, при этом не издавая звука. Затем это же нечто аккуратно поставило его на пол, Артуру показалось, что оно, это нечто, лёгкими ударами отряхнуло с него снег. Держась за дверной косяк, он вышел в коридор.
    Не успел он сделать и шага, и одновременно закрывая лицо рукой, закричал, прося о помощи:
    - Помогите!
    Крик утонул в вое ветра и шуме метели. Но из снежного водоворота, повисшего посреди коридора театральной портьерой, возникла расплывчато-снежная фигура и Артур отшатнулся. Перед ним стояла старуха, хозяйка дома, в вязаной кофте и накинутой на плечи светло-серой шали.
    - Генриетта Марковна! – обрадовался Артур неожиданной встрече, что-то радостное, огоньком ярким затеплилось в его груди. – Генриетта Марковна. Как хорошо, что вы…
    Артур прервался на полуслове и застыл; увиденное прогнало с горизонта его сознания яркий свет радости, и большая тёмная мрачная туча закрыла всё видимое пространство.      
    - Генриетта Марковна… что с вами…
    Старуха протянула в его сторону правый указательный палец. Артур икнул и проглотил сухой ком, застрявший в горле; с трудом ком растворился, и голос к нему вернулся.
    - Генриетта Марковна…
    Женщина зашипела и повернула голову вправо; Артур рассмотрел в лунном свете, льющем через крупные щели в потолке и крыше лицо женщины: с него длинными полуистлевшими струпьями свисала землисто-серая кожа, обнажая подвергшие тлению мышцы лица и поразительно белые кости мандибулы, скул и провал носа, из глазниц женщины выпирали круглые мутно-серые льдинки.
   -Ты… - протяжно прошипела женщина, удерживая палец, направленный ему в правый глаз. – Это ты… и все вы… виноваты во всем… в смерти мужа… - женщина яростно расхохоталась, демонически оскалившись обломками зубов, - … в смерти мужа… в моей гибели… я пришла, чтобы вам… отомстить!..
    - Как же так, Генриетта Марковна? – Артур поперхнулся словами и замолчал.
    Мандибула старухи дёрнулась, будто она собиралась ещё что-то сказать, и повисла на левой связке, покачиваясь. Угрожающе заблестели жемчужной белизной зубы, старые, гнилые, сменились новыми, удивительно ровными и красивыми.
    Артур часто-часто заморгал, тщась, что это поможет прогнать необычное видение и услышал голоса, нёсшиеся откуда-то отовсюду, с разных сторон одновременно, слышались они ясно и ни ветер, ни метель не мешали.
    «Она мстит… Мстит мужчинам… может отомстить и нам…» - в первом говорящем Артур узнал себя. – «Нам-то за что!» - Артур узнал голос друга Петьки. – «За то, что мы мужчины. Ей всё равно. Виноваты мы или нет». – «Но как же так!» - «Её гложет жажда мести».
    Из открытого безобразного рта женщины вырвалось небольшое туманно-снежное облачко. Оно моментально превращается в фиолетово-серую птицу, растущую в размере и меняющую в полёте форму. Она летит прямо на Артура. Машет снежными крыльями, с них ссыпались куски льдинок, искрящиеся острыми гранями, и завораживающе блестели ледяным блеском прозрачно-перламутровые перья.
    Мах крыльями один и второй; с каждым махом она приближается к Артуру, и время внезапно потеряло скорость, замедлилось, необычная птица застыла, и взгляд её пустых мёртвых ледяных глазниц окатил ему душу горячим морозным душем. Птица дёрнулась, раскрыла клюв, из него вырвался наружу удручающе-дикий леденящий сердце вой ветра.
    - А-а-а!.. – закричал Артур, загородился от птицы руками. – Помогите!
    Птица вырвалась из застывших лап времени и, не подлетев до Артура полутора метров, рассыпалась в воздухе на мелкие хрусталики.
    Перед Артуром снова находилась старуха. Она встряхнулась, словно живая, взмахнула руками, устремила на Артура указательный палец и тихо завыла. Жёлтая кожа осыпалась с мёртвой полуистлевшей руки, первая фаланга оторвалась от суставов и полетела на Артура, в полёте превращаясь в матово-белую снежно-костяную пыль. С фигуры женщины осыпаются трухой остатки ветхой одежды,  следом полетели кости руки, фигура старухи рассыпалась, кости скелета поднялись в воздух и зависли, покачиваясь на месте, издавая зловещий звук, стукаясь друг о друга. Мгновение спустя, очередная метаморфоза превратила их в мраморно-пыльное облако, которое стремительно надвинулось на Артура и полностью поглотило его.
    Прошло время, прежде чем он не показался из этого облака, машущий руками, стараясь содрать с себя мраморную слизь, в которую превратилась пыль.
    Ища выход, Артур бросился по коридору к уцелевшей после всех метаморфоз задней стене. Она удалялась от него, а он бежал и бежал, бежал и кричал, быстро бежал и громко кричал, а за ним неслись крики. Они, то опережали его и прыгали резиновыми мячиками, отскакивая от пола, от стен: «Alles ist in ordnung!», «Vieler Dank, Heinriette Markovna!»; мячики скачут и дико кричат: «Alles ist in ordnung!», «Dank hinter Obdach ;ber Kopf, vor Armenanstalt, vor Brot»; мячики скачут и смеются: «Dank, Arthur! Ich ist behaglich befremdet», «Beiderseitig, Frau Heinriette», «Friedlicher Schlaf, Arthur! Angenehme Tr;ume, Jungen!» Крики били его в спину кулаками и по спине шомполами: «Как в бане, голубчик! Только вместо веников пройдитесь по нему ножнами. Всыпьте ему для начала сто ударов.», «Вы же его убьёте!», «Выдюжит – выживет»; снова кулак между лопаток – хрясь! – и шомпол по спине – хрусть! – кожа: «Хватит, да хватит уже ломать комедь, старуха! мы и так к ней со всей своей антант кордиаль. А она нас проклинает.», «Гореть тебе в аду!», «Энвер, Семён! Раздеть донага старую суку, привязать затем к седлу…» А то врываются крики в уши, насилуя слух: «Как что – была баба живая, стала баба снеговая!», «Чепуха!», «Ведь она придёт мстить за невинно пролитую кровь!»; нервно вибрировали и дрожали перепонки, едва не лопаясь от силы крика: «Я приду и всем вам отомщу!», «Alles ist in ordnung!», «Сегодня же и приду! Сегодня же ночью!», «Dank hinter Obdach ;ber Kopf, vor Armenanstalt, vor Brot», «Я приду и отомщу!», «Alles ist in ordnung!», «Отомщу всем вам!»

  Стена удалялась от него, а он бежал и бежал, бежал и кричал, быстро бежал и громко кричал, а за ним неслись крики, пока в определённый момент не остановилась. Он с разбегу, не успев затормозить, обрушился всем телом со страшным ударом на неё; она рассыпалась, и он вырвался наружу, на свежий воздух, под яркий свет полной луны и сияние звёзд.
    - Петька! – истошно завопил Артур, отряхивая с лица частыми движениями ладоней пыль и грязь, стоя на снежном бруствере придорожного наноса. – Петька, ты где?!
    Возле машины стоял Петька и возился в двигателе, скрывшись под капотом. Услышав крик друга, он отвлёкся работающего мерно двигателя.
    - Ты чо разорался-то, отливальщик? – услышал Артур спокойный и уравновешенный голос друга.
    Артур повернулся к другу.
    - Петька! – закричал он, от радости застыв на месте. – Дорогой мой! С тобой всё в порядке?
    Петька удивился вопросу, осмотрел себя и посмотрел краем глаза на мотор.
    - Абсолютно! – крикнул Петька; ветер хоть и успокоился, но не утих полностью. – В моторе вот копался. Устранял неисправности. А что?
    Артур оглянулся по сторонам, нервно и испуганно.
    - А… где… - неуверенно произнёс он, ничего не увидев, кроме чёрной полоски леса, виднеющейся вдали и повисшей низко над снежной равниной полной луной окружённой ожерельем из чисто сияющих звёзд.
    - Кто? – поинтересовался Петька. – Или что?
    Артур зябко повёл плечами.
    - Да это… не важно… неважно, Петька… 
    - Ну, раз не важно, - проговорил Петька, сделал приглашающий жест рукой садиться в машину, - ныряй в салон, ваятель! Хватит морозить причиндалы и прочие мужские достоинства.
    Артур выбрался, немного увязая в сугробе,  в наметенном снежном бруствере у обочины, к машине. Забрался в салон. Петька закрыл капот. Сел за руль. Закрыл дверь, перед этим сделал несколько глубоких вдохов и выдохов свежего морозного воздуха перед машиной.
    - И долго я… - Артур покрутил неопределённо пальцами, - того…
    - Как сказать, - скривил рот в усмешке Петька, - не дольше обычного. Тебя что-то беспокоит?
    Артур посмотрел в окно и почувствовал взгляд, чей-то чужой и тяжёлый взгляд, прежний, от которого по спине ползли холодные мурашки, и затылок изнутри покрывала тонкая ледяная плёнка. Лицо его заметно изменилось.
    - Что с тобой? – в голосе друга послышалась тревога.
    - А?.. Да ничего… Всё в порядке.
    - Уверен?
    - Да;  почему интересуешься?
    Петька подумал.
    - Да так… ты просто с лица сошёл… Оно у тебя стало такое…
    - Какое? – спросил Артур.
    - Болезненное.
    Артур попытался улыбнуться.
    - Показалось. – Бодро произнёс он и сам постарался в сказанное им поверить. – Показалось тебе, Петь. Всё в полном порядке.
    - Вот и ладушки! – от сердца у Петьки отлегло. Он крутанул ключ зажигания. Мотор сразу завёлся. – О, смотри и слушай!
    - Слушаю!
    - Да не меня слушай! – рассмеялся Петька и мягко похлопал ладонью по приборной доске с нежностью и заботой, а затем погладил кожаную оплётку руля с той же  нежностью. – Мотор слушай! Слышишь, да или не слышишь? Работает как часики! – пояснил он.
    Артур снова почувствовал на себе этот незабываемый взгляд, от которого по коже шли морозные мурашки, и посмотрел в сторону леса.
    - Ага… - сказал он отстранённо, не отрывая взгляда от леса и чувствуя некоторое волнение в груди.
    - Ты что там высматриваешь? – спросил Петька друга. – Что ты там хочешь рассмотреть? В темноте, да ещё и ночью… Ночью все предметы одного цвета…
     - Ничего… - неуверенно проговорил Артур. – Показалось… 
     Петька задним ходом выехал на дорогу, развернулся в сторону шоссе; длинные лучи света фар жёлто-электрическими лучами осветили зимний пейзаж.
    - Петь… - обратился Артур к другу, голос его звучал тихо, чётко и  ясно; в горле першило временами, но сейчас это обманчивое ощущение пропало.
    - Что? – сразу отозвался Петька и посмотрел на друга, скосив взгляд, основное внимание всё же он уделял дороге, как настоящий водитель, которого ничто не может по серьёзному отвлечь от управления автомобилем.
    - Петь, ты ничего такого странного не заметил? – спросил Артур, покашливая и потирая пальцами нос и массируя щёки, стараясь активными движениями согреть лицо.
    - Что тут может быть странного? – Петька следил за дорогой, стараясь держаться колеи, её пока не полностью занесло снегом, и машина катила легко.
    - Да я просто так спрашиваю, - пояснил Артур, он бы и сказал бы больше, однако понимал, что не может полностью передать другу обуревавшие его неизвестности. – Петь… - после паузы он продолжил, осёкшись на мгновение, не увидев на левой руке друга часов, управляя правой, Петька левой рукой почесал за левым ухом. – Петь, где твои часы?
    Петька отвлёкся на секунду.
    - Какие? Батина «Электроника»?
    - Ага.
    - Дома оставил. – Ответил Петька, смотря на дорогу. – Поломались.
    Артур удивился.
    - Как так поломались?
    - Вот так! – цокнул языком Петька, показывая неисправимую степень поломки. – Поломались и всё тут!
    - Ты сам утверждал, что они не убиваемые, что они твоему отцу служили сто лет и тебе служить будут. – Азартно заговорил Артур. – Что ты их передашь своему сыну, как тебе их передал отец по наследству.
    - Я это говорил? – скосил взгляд на друга Петька. – Когда?
    - Недавно.
    - Не припомню что-то! – ответил Петька. – Я начал копить деньги на новые. Швейцарские. Вот они точно… - Петька не успел договорить, что они «точно». Вернее Артур не дал ему возможности высказать предположение и отвлёк его вопросом:
    - Петь, а ты совсем ничего не помнишь?
    Петька прибавил газу, машина пошла быстрее, вдалеке уже виднелись острые лучи света автомобильных фар; настроение у него приподнялось.
    - Что я должен помнить? – поинтересовался он, почувствовав, что друг кое-что недоговаривает.
    - Хутор, например… Дом, там… - перечислил неуверенно и с заминкой Артур. – Хозяйку хутора, Генриетту Марковну… Не помнишь?..
    Петька отрицательно покрутил головой.
    - Да не помню! Да и зачем? Откуда ты это всё взял? Пока отливал, привиделось, что или пригрезилось? – спросил Петька.
    - Нет, - отказался Артур, - не пригрезилось, так… показалось что-то… - и сменил тему: - Крупная поломка была?
    - Мелочи! – отмахнулся Петька. – Для мастера любая поломка пустяк! – и он рассмеялся. – Так мой батя говорит! В любом деле надо быть мастером.
    - Мастер! – похвалил друга Артур и похлопал по плечу. – Молодец, что быстро справился. Это хорошо. Это очень хорошо. Петь, а к полуночи успеем?
    - Шутишь? – спросил немного удивлённо Петька. – Ты забыл расстояние между Нерчинском и Вышеградовском? Напомнить?
    - Не надо, - расслабленно проговорил Артур. – Ты меня успокоил и обнадёжил.
    - Вот то-то! – радостно высказался Петька и указал кивком головы вперёд. – Трасса… Осталось минут пять… может, меньше и будем на ней. А там и до конечного пункта рукой подать.

    Через несколько минут с просёлочной дороги, ведущей в никуда, в широкие заснеженные и промёрзшие просторы, мирно спящие, убаюканные лунным синим светом, автомобиль выехал на трассу. Остались позади тревожные минуты, связанные с непредвиденной поломкой в двигателе.
    Радостно трещал помехами радиоприёмник, и лились из автомобильных колонок мелодии и ритмы современной российской и зарубежной эстрады; исполняли свои старые и новые шлягеры поп-звёзды российского шоу-бизнеса и стран европейского союза и англоязычных государств.
    Петька ловко встроился в колонну машин, двигавшихся в одном с ними направлении, и на лице его отражался свет радости и веселья. Он напевал что-то под нос, подпевая знакомым песням, или просто мурлыкал, попадая иногда не в такт и совсем не попадая в тон мелодии. Он обращался к другу, смеялся, о чём-то говорил и не обращал внимания на друга, не следил за его поведением.
    - Петь, почему здесь нет мух? – задал мучивший его вопрос другу Артур.
    Петьку вопрос ошарашил.
    - Каких мух?
    - Которые ассоциируют всегда с котлетами. Говорят: котлеты отдельно – мухи отдельно.
    - Может, потому, что нет котлет? – серьёзно предположил Петька.
    - А всё-таки интересно: почему нет мух? – Артур как не слышал слов друга, размышлял сам собой. – Петь, вот Нина тоже спросила: почему здесь нет мух?
    - Когда она спрашивала? – не понял Петька.
    - Она ещё удивилась, сильно удивилась: почему здесь нет мух и там  тоже? – говорил вслух Артур. – Там тоже – это где?
    - Ты не бредишь? – спросил Петька и потрогал лоб друга. – Будь сейчас лето, я сказал бы, что ты перегрелся на солнышке. Сейчас, что, перемёрз на морозе?
    - Да нет, я в порядке! – ответил Артур и тотчас услышал, что в его голове кто-то сразу произнёс эту фразу по-немецки: «Alles ist in ordnung!»
    Друзья замолчали, и больше никто не проронил ни слова. 
    Машина накручивала на свои колёса снежные зимние километры расстояний и, словно капсула времени, несла своих посетителей в безопасности и уюте по дороге.
    Только Артур, нет-нет, да и оглядывался назад, бросая быстрые взгляды в исчезающие километры, тающие в темноте ночи, или смотрел задумчиво и внимательно в зеркало заднего вида. И всё глубже пролегала между бровей складка и морщины всё глубже прорезали широкий лоб. И всё серьёзнее становилось его лицо; он сдержанно и незаметно вздыхал, и перед его взором вставала картина зимнего хутора. Дома с крышей, крытой гонтом, широко раскрытые ворота и протоптанная тропинка от них прямо к двери дома. Он видел мелкую цепочку следов, очень похожих на кровь, ведущую от двери в сторону заснеженного леса.
    «Alles ist in ordnung!» - подумал отвлечённо и рассеянно Артур, откинувшись на спинку автомобильного кресла.
    Отвлёкшись и снова кинув взгляд в зеркало, Артур вздрогнул: за машиной гналась огромная полупрозрачная тень большой собаки с длинной шерстью и горящими алым цветом глазами, а высоко в небе летела фиолетово-сиреневая птица с раскрытым изуродованным клювом, широко раскинув в полёте крылья с завораживающе блестящими ледяным блеском прозрачно-перламутровыми перьями.
    А в высоком  ночном зимнем небе, промёрзшем до хрустального звона, разливался удручающе-дикий леденящий сердце звериный вой.

                Якутск. 29 мая 2020г.