Г. Часть I. Глава 6

6


     Катерина как раз стягивала с себя рабочее трико, когда в дверь гримёрки постучали. Стук был властный, сильный и недовольный. Это мог быть только один человек – тот самый, с которым она сейчас предпочла бы не встречаться. Не потому, что она боялась Давида Робертовича; просто после выступления Гортензия чувствовала себя по обыкновению опустошённой. Меньше всего на свете ей хотелось сейчас вступать в пререкания с антрепренёром. Давид Робертович, конечно же, намерен устроить ей выволочку. Слово, которое его самого бы возмутило, но лучше и не скажешь. Артисты были лишь инструментом, вариантом вложения денег. Если они начинали чинить препятствия, их необходимо было вразумить. Причём сделать это незамедлительно и по возможности строго.
     – Одну минуту, я не одета, – крикнула Катерина, стараясь поскорее избавиться от трико. – Не входите пока.
     С Давида Робертовича станется, он не слишком-то руководствовался правилами приличия. Мог запросто вломиться, когда она ещё полуголая.
     Канатоходка накинула халат, расшитый огненными драконами, и устроилась в кресле прямо напротив двери. По крайней мере, пусть этот господин постоит, ему не повредит.
     – Можете войти! Я готова.
     Давид Робертович не замедлил явить ей свою представительную персону. Он был дородный, довольно высокий мужчина с отчётливо очерченным брюшком. Свои редеющие волосы он зачёсывал на затылок, что придавало его лицу несколько хищное выражение. Ему было за пятьдесят, и держался он с известной солидностью.
     – Добрый вечер, Гортензия, добрый вечер, – внушительно сказал антрепренёр, чья добротная фигура как-то сразу заполнила почти всё пространство между креслом и дверью. – Как себя чувствуете? 
     – Спасибо, неплохо. Вы хотели о чём-то поговорить?
     Давид Робертович хмыкнул и насупил брови. А брови, следует заметить, у него были внушительные, серьёзные, и даже без малейших следов седины.
     – Думаю, Гортензия, вы догадываетесь, о чём я хочу поговорить. Вы, кажется, решили, что можете игнорировать мои... рекомендации?
     Последнее слово он подбирал долго, забавно шевеля губами. Катерина окинула его равнодушным усталым взглядом.
     – Если вы о платье, то я действительно не стала его надевать. Но это было в ваших же интересах.
     – Вот как? – иронически осведомился он.
     – А вы посмотрите на него, – и она кивнула на висевшее на плечиках платье. – По–вашему, в нём безопасно выступать?
     Антрепренёр пожал плечами. 
     – Вы акробатка, вам не привыкать.
     – Именно, я акробатка, а не самоубийца. Не думаю, что вам хотелось бы провала, а он бы случился, надень я... это. Вы посмотрите! Тройная юбка! А рукава... как будто я балерина, а не канатоходка! Давид Робертович, мне мои здоровье и жизнь важнее ваших эстетических эффектов, я вам прямо говорю.
     На лице руководителя труппы появилось заносчивое выражение.
     – Здоровье и жизнь, значит? – пренебрежительно переспросил он. – С чего вы это взяли, что вас заставляют ими рисковать? Вы, дорогая моя, всегда работаете со страховкой. Это прописано в вашем контракте, если помните.
     Катерина медленно поднесла руку к своему шраму и указала на него.
     – А  э т о  тоже прописано в моём контракте? – иронически осведомилась она.
     Давид Робертович покраснел, но постарался не подать виду, что смущён. 
     – Это у вас давно, – неловко возразил он, – это... это не в счёт. 
     – Вот как? – усмехнулась Катерина. – Для вас, наверное, и правда не в счёт. Но у меня, видите ли, иное мнение по этому поводу.
     – Я... я отлично вас понимаю, – замахал пухлыми руками антрепренёр. – Тем не менее вы должны... вам следует помнить, что я не могу... не всё так просто. Мы – коммерческая организация, в конце концов.
     Акробатка лишь пожала плечами.
     – А с платьем всё можно уладить, – вкрадчиво продолжил Давид Робертович. – До следующего выступления целых пять дней. Уверен, вам этого достаточно, чтобы его... испытать.
     Катерина невольно улыбнулась, услышав подобную формулировку. "Испытать платье"! Впрочем, что-то в это было. Её наряд – это тоже инструмент. А каждый инструмент нуждается в проверке, в обточке, или как там ещё говорят? Но её выводило из себя то скользкое упорство, с которым руководитель труппы настаивал на своём. Положение у неё было совсем не из выгодных. Что может она противопоставить его твёрдому намерению сделать по–своему? Пойти в отказ не вариант, это слишком рискованно. Давид Робертович – деловой человек, до мозга костей деловой, и, взвесив все за и против, он может принять решение не в её пользу. Канатоходцев не так уж и мало, и среди них есть безработные, которые с удовольствием придут на её место. А место, как ни крути, хорошее, получше многих.
     – Не знаю насчёт пяти дней, – осторожно ответила она, стараясь, чтобы по выражению её лица ничего нельзя было прочитать. – Платье довольно специфичное. Если вы так уж настаиваете на нём...
     Лукавое выражение глаз антрепренёра ясно говорило, что поле битвы осталось за ним.
     – Мы должны учитывать интересы зрителей, Гортензия, – произнёс он медовым голосом. – Зрители всегда ждут чего-то нового. Нового артиста, нового номера, нового платья. Это в человеческой природе, это... естественно! Ради зрителей приходится идти на жертвы – всем нам. Хотя в данном случае трудно говорить о жертвах... Скорее – небольшие уступки, не правда ли?
     Катерина устало кивнула. Продолжать пререкания не имело никакого смысла – всё равно Давид Робертович своего добьётся. Ей сейчас больше всего хотелось просто отдохнуть. Почему люди так многого от неё хотят? Она и так отдаёт им всё, что может.
     – Пожалуй, вы правы, – вяло согласилась она. – Но, тем не менее, мне потребуется не меньше десяти дней, чтобы приработаться к этому платью. Быстрее я просто не смогу.
     – Десять, значит? Что ж, если раньше действительно никак... я согласен, – антрепренёр удовлетворённо посмотрел на неё в зеркало. – Ещё одно выступление в этом стареньком трико... м–да, м–да... Ладно, пусть будет так.
     И он вышел, ничего не сказав на прощанье. На его месте сразу же возникло несуразно большое лицо Гоши, просунувшего голову в дверь. Его бесцветные глаза светились неприятным любопытством.
     – Ну что? – шёпотом спросил он. – Он... он успокоился?
     Акробатка нервно дёрнула плечом.
     – Пожалуйста, Гоша, только не сейчас! Мне ещё нужно привести себя в порядок.
     – Да–да, я понимаю, я ничего, я так.
     Дверь захлопнулась. Катерина с облегчением вздохнула. На часах было уже почти десять, а ей ещё нужно снять макияж и привести себя в порядок. Значит, раньше двенадцати она домой не попадёт. И погода ещё такая, что хочется забраться под одеяло и заснуть дня так на два. И как-то в последнее время всё больше в жизни обыденности. Словно ничего нового уже не может произойти...