Глава 2 На линии ДОТов и ДЗОТов

Шли мы быстро, почти что бежали, было какое то нехорошее предчувствие, что фрицы нас могут опередить. Все дружно молчали, вроде каждый на своих горбах нёс по огромной глыбе после гибели Яшки, и того взрыва штольни, вместе с ранеными.

Изредка над нашими головами пролетали самолёты, и каждый раз с надеждой мы смотрели в небо: «Вдруг наши?» Но на всякий случай плюхались в ближайшую канаву. И иногда совсем не напрасно. Случалось, что над головой хлестнёт свинцом едкая очередь.

К счастью все пока целы. Силы наши на исходе. Еле бредём дальше, вторые сутки в  боях  и без отдыха. Бойцов, отступающих вместе с нами, становится вокруг всё меньше и меньше, сворачивают кто куда, кто в сторону города, кто в сторону Сапун-горы. Скоро осталась только наша маленькая группа.

 Куда мы идём? – Не известно. Наверное туда куда ноги несут. Канонада почему то звучит со всех сторон, кроме той откуда мы вышли, похоже немцы уже везде успели просочиться. Главное не напороться на фашистов, или на наше минное поле, наверняка все подходы к нашим позициям, если таковые ещё остались, тщательно заминированы.

Вспомнилось окончание второго штурма – нас тогда от роты побольше чем сейчас осталось, — 7 человек. Пополнение пришло, а в окопах почти никого и нет. Капитан, их приведший, всё охал и ахал: «Как же вы оборону держали? Семь то человек? Тут же на каждый квадратный метр по две воронки приходится».

 Тогда, из молодого пополнения, Яшка мне и приглянулся. Чёрненький, кучерявый, ну прямо как кукольный негритёнок с бездонными бусинками чёрных глаз, из лавки с игрушками моего детства.

Пулемёт его был с ним почти одного роста. И кто доверил ребёнку эту смертоносную машину? Приходилось и мне с пулемёта пострелять. Правда из нашего, Дегтярёва. Если на ходу стрельнёшь, то отдачей тебя назад откидывает, а этот малец как то ухитрялся стрелять, да ещё и без промаха.

 Я тогда возмутился: «Что вы тут за детский сад устроили?»

А его ехидно спросил: «Ты малец, давно мамкину сиську сосать то бросил?" - А Яшка мне в ответ – «Вы папаша, язык то свой паскудный попридержите, я фрица положил побольше, чем в Содоме с Гоморрой, вместе взятых, их было».

Все стоявшие вокруг краснофлотцы попадали, корчась от смеха. Больше всех рыготал его друг, «щирый хохол» ( как он сам себя называл), главстаршина Вернигора. Именно он заступился за пацанёнка, когда его после кровопролитных боёв под Одессой того собирались отправить в тыл.

Этот кучерявый в самый критический момент боя объявился, когда все краснофлотцы уже пристегнули штыки и приготовились в «последний и решительный». Тут на правом фланге крайне неожиданно для фашистов, громко забарабанил Дегтярёв, изрядно прореживая строй полупьяных гренадёров, с сытыми, довольными мордами. Это явно было для них большущей неожиданностью.

И главное так хитро застучал: «Стук-стук»-и каска вместе с её содержимым устремилась ввысь. Снова: «Стук- стук» - фарш, «стук-стук» - капут. Тут нервы у них и сдали, а может что заподозрили неладное, но эти шакалы буквально растворились в эфире, жизнерадостно махая пятками.

            

Хотя не все конечно, ещё пару «Стук-стук» нашло своих клиентов. Поскольку пулемётчика вражеский снайпер снял ещё в начале боя, командир послал Вернигору разведать обстановку на предмет воскрешения бойца. Моряк пробрался в стрелковую ячейку, а там какой то цыганчонок за пулемётом, а рядом убитый пулемётчик лежит.

 И этот чернявенький, так вольготно и приветливо говорит: «Вы уж извиняйте граждане краснофлотцы, я тут немного шороху навёл, вспомнилась тётя Циля, вернее то что от неё осталось, после прямого попадания фашисткой мины, и как то категорически захотелось ентим гамнюкам прощальное «прости» послать».

Старшина стоял разинув рот, и было такое впечатление, что он привидение увидел.

«Та..ты…енто як жеж так можливо? - коверкая русский с украинским, промямлил он.

- И хто ж это стики гадов замордовав? — затравленно оглядываясь по сторонам промямлил здоровяк.

 - Дык цэ ж я, звиняйтэ, будь ласка, передразнил его пацан - тоже переходя на ридну мову.

 Этот глупейший из всех диалогов прервал визг приземляющейся мины. Моряк кинулся на пацанёнка сверху и прикрыл его своим телом. Осколки с диким визгом зароились вокруг. Ещё одна… другая… последняя. Стихло.

Так они и встретились, богатырь Вернигора и маленький чернявенький Яшка.

 Всё забываю главстаршину спросить как его звать, а то так помрём и не познакомимся.

 - Зовут то тебя как главстаршина?

- Чого?-пробасил он в ответ, выходя из оцепенения.

- Имя брат есть у тебя, объясняю на пальцах. И-м-ь-я брат, имя? Тот спохватился:

 - Пэтром маты кликала, вроде.

 Маруська мечтательно закатив свои голубые глазки, пропищала

 – Кифа. И на камне сем… Это моё любимое имя.

- Якась ты дурна дивка, пробурчал богатырь, божевільна мабуть.

- Ой простите меня товарищ главстаршина, замечталась я.

- Ладно, прощаю - пробасил Петрусь, - «Я сьогодні зъив уже двух малЭньких плутовок на завтрак, третью исты не буду, живи крошка покаместь.

 Все дружно заржали, осознав комичность ситуации.

Вон оно, как странно устроен человек. Только что была кровь, грязь и страдания, смерть махала косой налево и направо, снося головы, а чуть отпустило, и жизнь берёт своё.

Тут я крикнул: «Фрицы».

Неожиданно из за поворота дороги прямо на нас выскочил немецкий мотоцикл с коляской. С перепугу мы дружно плюхнулись на землю, а немец, подумав видимо, что мы заняли боевую позицию, шустренько крутанулся на месте, подняв на попа коляску и с бешеным энтузиазмом рванул обратно.


         
«Всё смешалось в доме Облонских» - промелькнула в голове услышанная когда то фраза. Мы продолжали лежать, усталость была такая дикая, что чёрные круги перед глазами стояли, и встать не было ни малейших сил.

 «Это плохо, что они уже здесь, похоже нам кранты, опередили гады» - пробормотал главстаршина. «Давайте братцы подобьём бабки, как говорится, прикинем скольких гадив мы с собой успеем ещё утащить» - добавил он после короткой паузы.

 Дружно начали шарить по карманам и патронташам, но результаты не принесли особого оптимизма.

У меня полный наган и две обоймы к винтовке.  Вернигора, Верещагин и Мустафа собрали все патроны к своим ППШ, и разделив их поровну, насчитали по два десятка на брата. У Машутки - трофейный браунинг с запасной обоймой. Да уж, совсем не густо, две минуты хорошего боя и капут нам. Выбора нет, надо рвать дальше к нашим, и как можно быстрее, пока мотоциклист не подогнал подкрепление.

Вот уже вдалеке виден хутор Дергачи, а от него дальше вроде бы идёт линия последней обороны, когда то построенная по всем правилам военной фортификации. Здесь мы фрица и тормознём, если конечно доберёмся туда живыми, и наши ещё там. Главное не наскочить на свои же мины.

 Когда над бруствером наших окопов уже стали различаться чёрные точки бескозырок, Маруська кинулась вперёд бегом, на ходу крикнув: «Дядь Мить в меня стрелять наши не будут, у фрицев женщин в армии не бывает».

Пытался я было её тормознуть и напомнить, как одни наши, других наших, замуровали в Инкерманской штольне, но было поздно.

Мы залегли. Маруська бежала петляя как зайчик, прыгая через воронки, рядом с ней пули стали поднимать фонтанчики пыли. Вот один, второй,…третий… «Гад, снайпер похоже бьёт, сейчас достанет девку».

 Матросы в наших окопах, видя, что дела её совсем плохи, открыли встречный огонь по фашистам, пули свистели над головой чуть не задевая нас.

Я зажмурил глаза, поняв что сейчас произойдёт, выстрелы прекратились, открыл глаза, девчонки уже не было, она то ли погибла, то ли прыгнула в противотанковый ров перед нашими окопами.

 «Эх малышка, малышка, жить бы тебе ещё да жить» — проскочила горькая мысль. Мы поползли к нашим окопам стиснув зубы. «Хоть бы под дружеский огонь снова не угодить»- мелькнуло в голове.

            Когда осталось совсем немного, и вокруг нас начали кучно ложиться немецкие мины, вскочили в полный рост и побежали.

 Растяжка противопехотной мины появилась совсем неожиданно, её зацепили все, но остановиться уже было невозможно.

«Конец» - последнее что успело промелькнуть в моей голове перед взрывом.

 Верещагин сделав невероятный кульбит в воздухе накрыл грудью мину, в тот же миг она разорвалась с оглушительным треском.

 Все упали, а бедного Сашку подкинуло взрывной волной и как то неестественно плавно опустило на землю, будто какой то повреждённый манекен, безжизненно раскинувший руки и ноги.

Вернигора схватил его под мышку, и полетел вперёд как когда то былинный Черномор наверное летал. В одной руке был раненый Верещагин, во второй ППШ, и его ботинки 52 размера, мелькали с такой скоростью, что вряд ли какая, самая шустрая пуля за ними поспела бы. Бескозырка послушно летела за ним следом, предусмотрительно привязанная ленточками к шее.

Всёёё!!! Кувырком через бруствер, я на главстаршину, а сверху – «щучкой» нырнул Мустафа. Санька был ещё жив. Он что то пытался прошептать окровавленными губами, но мы поняли только: «Братишки…Живите…Отомстите».

 Дальше началась нечленораздельная речь, глаза его закатились и краснофлотец Верещагин отмучившись, отправился в вечные райские обители, судя по выражению счастья, появившемуся на его окровавленном лице. Трясущимися руками, я закрыл его глаза, в горле стоял комок, в сердце игла раскалённая.

 Скольким же я так глаза им закрывал, и всё время спрашивал: «Почему не я Господи? Почему этот пацан? Всё бы отдал, что бы оказаться лежать вместо него, а он пусть бы жил дальше». Остальные все вроде живы, мало того, практически без новых повреждений, сколько там у меня их было до этого, сбился со счёту.

Встаём на ноги, и тут!!! Оооо, чудо!!! Маруська!

«Живы, родненькияяя, со слезами тянет она размазывая их маленькими кулачками по своему миленькому, грязненькому но такому родному личику.
«Воистину, Золушка» - мелькнуло в мозгу.

 «Попелюшка ты наша, родная»-простонал Петрусь. Увидев распростёртого Верещагина, девчонка закусила губу до крови и осела на дно окопа. Пилотка сползла с её головы, бело-рыжие волосы девчушки с вплетёнными в них кусками грязи и сгустками засохшей крови, развевались налетевшим свежим, морским бризом – «Белоснежка и семь чёрных гномов, мелькнуло в голове, нет, шесть чёрных в бушлатах, и один я, зелёный, в ватнике, пролетела очередная глупость.

Моряк с двумя кубиками на петлицах, строго спросил: «Вы чьих будете, товарищи?» Вернигора вытянувшись по стойке смирно, отрапортовал: «79-я отдельная морская стрелковая бригада, 1й батальон, 2я рота», потом с горечью добавил - «Всё что от неё осталось».

 – Младший политрук Раков - ответил военный, приложив руку к фуражке. «Всех вышедших из окружения приказано доставлять в землянку к особисту, оставьте личное оружие здесь, и следуйте за мной товарищи, как то уж больно не гостеприимно, а может быть по морскому уставу, сухо скомандовал он.

 «Свежие, только с корабля сошли на берег, видать пороха ещё не нюхали» - опять защемило под ложечкой – «Смертники одним словом». Нет, я ни секунды не сомневался, что они будут биться до последнего вздоха, только в окопах несколько иная специфика боя, чем на корабле, и этот последний вздох обычно слишком уж быстро приходит.


«И много вышло наших уже к вам из окружения?» - спросил я нашего провожатого.

 - А ты часом не шпион немецкий, зачем тебе знать это? - подозрительно покосился на меня наш сопровождающий.

 – Нет, мы не шпионы, но когда госпиталь инкерманский взорвали, много с нами было отступающих, а тут у вас вроде никого и не видно уже - пробормотал я.

 – Как это госпиталь взорвали, там же раненых не счесть было? - остановился, развернувшись ко мне в недоумении политрук.

 – Так ваши же и взорвали, похоже из «Морской инженерной службы», судя по их нашивкам.

 – Ты хочешь сказать, что наши взорвали наших же раненых, провокатор? - гневно сверкнув глазами, прошипел он, начиная расстёгивать кобуру.

Тут между нами вклинилась Машутка и схватив его за руку с пистолетом, принялась быстро тараторить скороговоркой со слезами: «Мы плыли через бухту на досках, мост взорван был, уже подплывали, видим с той стороны бегают морячки и кричат, что бы уходили все раненые из госпиталя, приказано взорвать флотские артиллерийские склады, что бы немцам не достались, а как они могут уйти, когда они все тяжёлые, ходить не могут, я сама туда своих отвозила, никто и не вышел, а они взорвали, а там и танки немецкие с другой стороны уже были, их тоже завалило, и наши все погибли».

Повисла тяжёлая пауза, моряк засунул свой ТТ обратно в кобуру, трясущимися пальцами долго не мог нащупать застёжку. «Дааааа, дела» - только и смог вымолвить он. Дальше все шли молча.

Идём пригнувшись за своим провожатым, окоп полный профиль, отводы к ДОТам, всё как положено, мелькает мысль - «Неужто тормознём здесь фрицев?» Следом другая: «Скорее нет, чем да».
Вот наконец мы и пришли к штабной землянке, вырытой по всем правилам полевой фортификации, прямо под оградой старого английского кладбища, времён первой обороны Севастополя.