Неразделенный Пушкин и ЕИВ Елизавета Алексеевна

Бесстыжая Елизавета Алексеевна любила купаться ночью в Царскосельском пруду, нагишом.
Первогоднику местного лицея Пушкину тридцатилетняя царица запала в сердце еще на приемных экзаменах. Помните по книжкам для среднего школьного возраста: великий князь  Константин щипал сестру и шептал ей на ухо остроумные замечания по поводу перепуганных барчуков и надутых членов приемной комиссии, а также подначивал заочным романом с Наполеоном (в роли сестры выступала шестнадцатилетняя великая княжна Анна Павловна [1]; возможно, при этом она смущенно хихикала в надушенный платок), а Елизавета стояла в стороне и колупала пальцем отставшую оконную замазку (чего ей находиться в компании с несолидным цесаревичем и слушать бестолковых абитуриентов, плохо говорящих на русском языке [2]).
Так вот, этот Пушкин пробрался однажды ночью в кусты, что росли у императорского пруда, и подсмотрел все акты чудесного эротического действа. Елизавета его заметила – мгновенно изловила (бегала она, как лань), зажала под мышкой и высекла прутьями барбариса, которые выломала на ближайшей клумбе.
Пушкин и в зрелом-то возрасте не отличавшийся большими габаритами, в двенадцать лет был вовсе маленький и легкий, как заяц. Экзекуция происходила на весу ("на воздусях"), при этом императрица слегка приспустила форменные штанишки казеннокоштного воспитанника, что не позволялось делать даже во времена своенравного Павла – дворян секли, не снимая до конца одежды. Вероятно, она полагала, что дерзкий и невоспитанный мальчонка происходит из социальной мелкоты: сын какого-нибудь золотопромышленника или внук митрополита.

Все последующие годы одновременного земного существования Елизаветы Алексеевны и Пушкина поэт старался оказаться поблизости от императрицы, надеялся, что будет ей официально представлен, сможет с нею заговорить и наврать, что какой-либо из его знаменитых лирических шедевров посвящен именно ей [3].
Не довелось: не наврал, не посвятил и даже не свиделся.
Уже старый и немощный (умер он, как известно, когда ему было далеко за тридцать пять), он пробирался ночью в достопамятный сад, сидел до утра в кустах, откуда его продрогшего и с мокрыми ногами забирал Жуковский, вечно отирающийся при дворцах, всё ведающий и всех знающий. Он успокаивал Пушкина, растирая и отпаивая ромом: "Не торопись, все там будем. Уж малая толика осталась. Там с нею и встретишься".
И вот ведь, бастард, как в воду глядел.




_______________________________________

1  Теоретически это могла быть и двадцатитрехлетняя Екатерина Павловна, первая русская невеста Наполеона, к тому часу уже жена принца Георга Ольденбургского. Но по Камер-фурьерскому журналу в Санкт-Петербурге она в это время не числится.
2  Елизавета Алексеевна - одна из немногих русских императриц, которая хорошо изъяснялась по-русски (еще – Екатерина Великая) Другая порфирородная любовь Пушкина, Александра Федоровна, жена Николая I, была,  во истину, "дубинушкой" – не петрила ни в русской истории, ни в географии, не могла до конца жизни сказать ни одной фразы на русском.
3  Строфы Пушкина, где речь идет о Елизавете Алексеевне, слабы и второстепенны:
"Но, признаюсь, под Геликоном,
Где Кастилийский ток шумел,
Я, вдохновенный Аполлоном,
Елисавету втайне пел.
Небесного земной свидетель,
Воспламененною душой
Я пел на троне добродетель
С ее приветною красой.
Любовь и тайная свобода
Внушали сердцу гимн простой,
И неподкупный голос мой
Был эхо русского народа."
(Из стихотворения " К Н. Я. Плюсковой")