Бабу. После вас, сэр! -10. Слишком близко к дому

  Это был наш самый первый день в школе. Закончив  дела, связанные с поступлением, родители уезжали. Все мы чувствовали себя, как ягнята, которых отлучают от матерей. Мы плакали, цепляясь за них.

   Было только одно исключение: Ранджит. Он не плакал.

   Он был из Кажакуттома. В то время как все мы проделали долгий путь, чтобы добраться до школы, Ранджит просто пришел пешком. Он ходил этой дорогой уже четыре года: Ранджит был учеником Сайник МН – Младшей начальной школы при Сайник Скул. Он обычно шел вниз по течению ручья, бежавшего вдоль школьной ограды, переходил через него по трубе, шагал по тропинке мимо прачечной дхоби гхат и свинарника и, наконец, выходил на дорогу перед корпусами для сотрудников, стоящими в виде буквы С. Оставалось еще немного пройти по этой дороге – и вот она, Младшая начальная школа. В тот день, поступая в Сайник Скул,  Ранджит проделал точно такой же путь вместе с отцом. Поэтому для него здесь не было ничего нового, и он удивлялся, почему остальные плачут, когда уходят их родители.

   Это было 7-го июля 1971 года. За следующие два-три дня все мы пришли в себя, подружились и обосновались на новом месте под руководством и при заботливом участии наших матрон миссис Вильямс и миссис Шридхар и заведующих пансионами мистера Кришнана Кутти Наира и мистера Сатьянараяна. Скоро должны были начаться регулярные занятия, и префекты готовили нас к ним, обучая правильно носить форму, надевать берет, чистить обувь и ходить строем.


Вечером накануне первого дня занятий было кукольное представление. Стойка раздачи в столовой превратилась в  импровизированную сцену, а все ученики и сотрудники школы расселись на матах, разложенных на полу. Нас, как самых младших, посадили впереди. Представление началось, и вдруг Ранджит заплакал. Все удивились. Кукольные представления обычно бывали забавными, и это должно было быть таким же. Поэтому ни у кого не было повода расстраиваться и плакать. Но Ранджит продолжал плакать, говоря, что скучает по дому. Мы пытались утешить его: его дом совсем рядом с кампусом. Он может легко добежать туда, и родители будут приходить  к нему каждую неделю, не то, что к нам. Мы приехали издалека, и у наших родителей не будет возможности регулярно навещать нас. Ему намного лучше, чем всем остальным, и нет причины плакать.

   Но он не унимался, и рыдания становились все громче и безутешнее. Пришлось вмешаться матроне, которая увела его в спальню и уложила в кровать.

   Уже на другой день Ранджит выглядел совершенно нормальным и оставался таким все следующие восемь лет. Он ничем не выделялся среди нас, разве что был немного более мягким и застенчивым. Он не участвовал в проказах и вел себя сдержанно. Его кровать и шкафчик всегда были аккуратно прибраны, а форма безупречна. Он хорошо учился, а его  рисунки неизменно демонстрировались на школьных художественных выставках. Он активно участвовал в культурных мероприятиях и благодаря привлекательной внешности получал главные роли  в ежегодных праздничных представлениях. Он вырос до префекта, а потом – до капитана пансиона. Таким для нас был Ранджит в школе. Он был обычным кадетом, таким же, как мы. Инцидент, который произошел на кукольном представлении, со временем забылся.


   Я встретился с ним недавно, через 30 лет после окончания школы. Теперь он один из руководителей государственного банка, уважаемый человек, заботливый муж Лакшми и любящий отец юной Атиры. Он все такой же мягкий и немного застенчивый. Он хорошо одевается и сохранил привлекательную внешность. Его дом безупречен, а на стенах висят картины. Я гостил у него несколько дней. Мы вспоминали школьные дни, сидя долгими часами в его ухоженной гостиной, наполненной сладким ароматом жасмина, который цвел во внутреннем дворике.

   – Самый первый день для всех нас был и самым трудным. Мы плакали, словно младенцы, глядя, как уходят наши родители, оставляя нас одних. На самом деле, плакали все, кроме тебя, Ранджит.

   – Это правда, – сказал Ранджит. – Я думал, что не буду сильно скучать, потому что мой дом был совсем рядом с кампусом.

   – Для тебя этот день, наверно, не отличался от других, ведь ты шел той же дорогой, которой каждый день ходил в школу.

   – Но через несколько дней меня «накрыло». Разве ты не помнишь кукольное представление, где я разрыдался?

   – В тот вечер нас всех удивило, что ты заплакал. – Я внезапно вспомнил, как безутешно плакал Ранджит во время кукольного представления в столовой.
 
   – Я только тогда осознал, что не смогу каждый день возвращаться домой, как в начальной школе. Я ничем не отличался от остальных. Мое положение в школе было таким же, как у всех, и все же совсем другим. Мне потребовалось несколько дней, чтобы понять это, и, наконец, в тот вечер, когда мы смотрели кукольное представление, до меня это дошло.

   Потом Ранджит рассказал о своей жизни в школе. Она была не совсем такой, какой казалась нам. Все мы думали, что Ранджит очень доволен жизнью, так как его дом рядом. Но для него ситуация выглядела совсем по-другому. Соседство дома и школы было на самом деле слишком близким для спокойной жизни!


   Ранджит не любил яблок кешью, которые росли в изобилии на территории школы и которые приносили школе значительный доход благодаря ежегодным контрактам. А некоторые его друзья обожали их, но рвать их было запрещено. Если подрядчик или его работники заставали тебя за таким занятием, об этом сообщали  руководству школы. За это полагалось суровое наказание и пометка в личном деле. У старших друзей Ранджита, которые любили яблоки кешью, было много таких пометок, и они не могли себе позволить получать их дальше. Но они все так же любили эти фрукты, а Ранджит любил своих друзей. Поэтому он решил как-нибудь помочь им, иначе они могли бы нарваться на неприятности, будучи  пойманными за сбором плодов кешью.

   Он был знаком с  одним из людей, работавших у подрядчика. Ранджит договорился с ним о постоянных поставках плодов. Подрядчик никак их не использовал, он получал доход только от орехов, которые крепятся на них. Поэтому работник делал гирлянду из сочных яблок кешью, нанизанных на жилку бананового листа, и дважды в неделю отдавал ее Ранджиту, а тот передавал всю гирлянду своим старшим друзьям, так любившим этот фрукт. Они с удовольствием лакомились яблоками,  благодаря Ранджита и благословляя его за доброту. Пару недель схема работала отлично. Однажды вечером, когда закончились игры, гирлянда фруктов была вручена Ранджиту возле футбольного поля номер 11, и он понес ее друзьям тайной тропой позади поля, чтобы не привлекать внимания. Но кое-чье внимание он все же привлек: в этих местах рыскал подрядчик. Он увидел Ранджита с фруктами, хотя Ранджит его не заметил.

   Через два дня в школу пришел его отец. Он не очень-то часто появлялся в школе даже по выходным, поэтому Ранджит был приятно удивлен его визитом в будний день. Но на самом деле ничего приятного в этом визите не было. Было время игр, и отец вызвал его с футбольного поля. Он потянул сына за уши, яростно выкрутил мочки и ушел, сказав: «Ты думал, я не узнаю. Хорошо, что подрядчик не сообщил руководству школы. Если еще будешь рвать кешью, получишь как следует».

   Ранджит был потрясен, ему было больно, и он готов был провалиться сквозь землю от унижения перед товарищами на футбольном поле. А отец ушел так быстро, что он не успел ничего объяснить. Объяснений так никто и  не потребовал, и они не были даны. Ранджит просто молча страдал от унизительного сознания, что он нарушитель закона.


   Вечерние занятия в здании школы были той частью нашего плотно загруженного дня, когда мы могли немного расслабиться, поскольку на всю школу оставался только один дежурный заведующий пансионом. Все мы занимались разными делами, далекими от выполнения заданий и повторения уроков. В открытых учебниках мы прятали комиксы и развлекались ими. Кое-кто рисовал карикатуры, делая вид, что трудится над заданием. Сидящие в последнем ряду обменивались записочками сомнительного содержания с соседним классом через дырку в стене за доской объявлений. Некоторые успевали вздремнуть, когда дежурный уходил в другое крыло школы. Мы даже умудрялись выпускать информационный листок и распространять его в классе. Иногда дежурный ловил нас и мог, в конечном итоге, или отругать, или оттаскать за уши – в зависимости от того, насколько удачно  мы оправдывались.

   Но Ранджит ни в чем таком не участвовал. Он совершенно серьезно все время вечерних занятий в течение всех восьми лет учебы в школе отдавал выполнению заданий и повторению уроков. Для него было слишком опасно быть пойманным. Все заведующие пансионами знали его отца и часто встречали его на рынке. Обо всех  упущениях Ранджита было бы тут же доложено во время этих встреч, и его уши были бы вытянуты и выкручены без всякой возможности объясниться, не говоря уже об оправданиях.


   – Раджу, дай две гхи чапати!* –  Это была обычная и социально приемлемая форма просьбы, с которой обращались к официанту мистеру Раджу в столовой те, кто не наелся досыта, хотя уже прозвенел второй звонок и обед закончился.
_______
 * лепешки с топленым сливочным маслом –  прим. автора
_______

   Обычно Раджу не отзывался на такую просьбу, потому что гхи чапати пекли только для вегетарианцев, и значит, они были в дефиците. Но он не возражал, чтобы мальчишки – ровесники его собственных детей – называли его по имени. В школе это было нормой.

   Ранджит однажды в столовой присоединился к компании мальчишек, которые после второго звонка все еще хотели есть. Когда подошла его очередь, он высказал просьбу в обычной в школе, социально приемлемой форме:

   – Раджу, дай две гхи чапати!

   Раджу был в шоке.
 
   Этот парнишка был одноклассником его младшего сына в Сайник МН и до этого дня называл его «мамман» – дядюшка. Как мог он настолько измениться только потому, что поступил в Сайник Скул? Успех вскружил ему голову?

   В тот момент Раджу не показал своего возмущения и гнева. Он просто прогнал этого парнишку вместе с другими просителями.

   На следующее утро о случившемся было доложено дома. Отец гневался и страдал. Это была не та система ценностей, которую, как он надеялся, сын усвоит в Сайник Скул. Мальчик нуждался в коррекции курса.

   Поэтому он появился в школе во время ланча и вызвал Ранджита на задний двор столовой. Оба его уха оттягивались в присутствии Раджу до тех пор, пока он десять раз не попросил прощения за то, что преступил границу уважения и почтения к пожилому официанту, и не пообещал с этих пор называть всех официантов «мамман».

   Раджу теперь было жаль парнишку, и он разрешил Ранджиту обращаться за гхи чапати всякий раз, когда тот будет чувствовать себя голодным после второго звонка.

   Ранджит никогда не обращался ни к Раджу, ни к  другим официантам, даже если оставался голодным после второго звонка. Но его близкий друг, с которым он поделился случившимся, увидел в этом заманчивую  возможность. Он подходил к Раджу за гхи чапати «от имени» Ранджита, объясняя, что сам Ранджит стесняется подойти.
 
   Друг Ранджита никогда не оставался голодным после второго звонка, а Ранджит так ни о чем и не узнал.


   Дипавали** для нас был одним из обычных выходных дней, когда можно было поиграть в импровизированный крикет, прятки, кабадди*** или просто весь день проспать, а вечером побездельничать.
______
**   праздник огней – прим. автора;
*** командная игра с элементами пятнашек и борьбы – прим. переводчика
______

   Все изменилось с приходом нового директора, майора Паркаша Сингха. Его имя звучало для нас непривычно. Малаяли произносят это имя как Пракаш, что означает «свет» – тихий, как «дипам», означающий «светильник» в «Дипавали». Но он произносил свое имя как «Паркаш», а «Дипавали» как «Дивали».

   Именно майор Паркаш Сингх добавил огня и веселья в празднование Дивали в школе. Он основал традицию парада Дивали. С наступлением вечера вся школа выстраивалась на плацу, и директору отдавался рапорт о том, что школа к параду Дивали готова. Каждому из нас вручали по три бенгальских огня. По команде майора мы их зажигали и размахивали ими по кругу, все так же стоя в строю. После этого каждому выдавали пакетик со сладостями, которые мы тут же съедали, а дым от бенгальских огней все еще висел над парадным плацем. Майор Паркаш Сингх показал нам фестиваль огней в другом свете, хотя и изменил его название с «Дипавали», как это было принято у нас, на «Дивали».

   Мы были в восьмом классе, когда открыли для себя  удивительный мир химии благодаря мистеру Балакришнану Наиру, который регулярно проводил с нами лабораторные работы. Примерно в это же время мы впервые услышали о проблеме загрязнения окружающей среды от мистера Текале, учителя санскрита, который время от времени преподавал и общественные науки.

   Ранджит наблюдал сильное влияние парада Дивали на своего друга Джаяшанкара, который был годом младше. Сразу после Дивали он страдал от тяжелых приступов астмы, вызванных висящим над плацем дымом от бенгальских огней  майора Паркаша Сингха.

   Ранджит решил показать вредное воздействие  бенгальских огней на окружающую среду путем тщательного анализа их химического состава в лаборатории. Он сохранил два бенгальских огня, полученных на недавнем празднике Дивали, и спрятал их под подушкой, ожидая подходящего случая для проведения анализа.

   Однажды вечером двое его товарищей обнаружили их, когда вернулись в спальню, сбежав с вечерних занятий. Они не догадывались о большом проекте, который задумал Ранджит, поэтому решили употребить бенгальские огни по прямому назначению.

   Когда эта парочка зажигала их, заведующий пансионом заметил искры. Он решил, что это короткое замыкание, и бросился в спальню. Оба были пойманы с поличным и раскрыли источник появления бенгальских огней.

   Заведующий знал, что Ранджит не спрятал бы их из озорства, поэтому не наказал его. Но об этом было доложено отцу, когда заведующий встретился с ним в ближайшем храме.
 
   Отец пришел и оттаскал Ранджита за уши. Искры летели из глаз, преждевременно и болезненно завершая исследовательскую программу, которая через постановку химических опытов связывала бенгальские огни Дивали с загрязнением окружающей среды и астмой.
 

   В водопроводные краны, расположенные в спальнях, воду подавали только дважды в день – утром и вечером. В остальное время мы обходились резервуаром в душевой. Но однажды случился кризис. В кранах не было ни капли воды, и резервуар тоже опустел. Следующим подходящим местом была прачечная дхоби гхат, где стоял большой бак с водой для стирки белья.

   Вся школа строем, отряд за отрядом, приходила к дхоби гхат. Включали насос со шлангом и насадкой, разбрызгивающей  воду на несколько метров. Секретарь, капитан-интендант  Редди, стоял на самодельном помосте, сооруженном на стиральном камне. Первой струей он смачивал наши тела. Затем нужно было намылиться. Следующая струя смывала с нас мыло. Секретарь разбрызгивал воду с военной точностью и меткостью. Для мытья хватало всего двух струй.

   Так продолжалось несколько дней. Потом бак в дхоби гхат опустел, но подача воды в школу еще не была восстановлена. Следующим источником воды стал ручей, протекавший возле кампуса – тот самый, вдоль которого ходил Ранджит, когда учился в Сайник МН. Секретарь каждый день приводил отряды к ручью для мытья. Мы заходили в воду по колено, окунались, намыливались и окунались снова – все по команде.
 
   Однажды секретарь был чем-то занят, и отряду разрешили сходить на ручей самостоятельно под руководством Ранджита, так как ему ручей был хорошо знаком. Все помылись, а потом два одноклассника  попросили Ранджита сводить их в свой дом, который находился в нескольких сотнях метров вверх по ручью. Добрый  приятель не смог отказать и согласился выполнить просьбу. Они отделились от отряда и втроем направились к дому. Друзей Ранджита приняли радушно, тут же был сварен кофе и поданы разнообразные закуски. Но Ранджита ожидал совсем другой прием. Отец отвел его в сторону, надрал уши и выругал за то, что он подговорил друзей сбежать из школы, что было серьезным проступком.
 

   Все мы думали, что Ранджиту повезло учиться рядом с  домом и родными. Но Ранджиту его жизнь совсем не казалась сладкой. Наши родители навещали нас в определенное время и привозили что-нибудь вкусное. К Ранджиту приходили очень редко, и по большей части это были визиты отца с целью надрать ему уши. Он отчетливо помнил, как с годами возрастала интенсивность наказаний, предназначенных его ушам. По  мере взросления они менялись от пощипывания до выдергивания через оттягивание, сдавливание и скручивание.
 
   Ему не досталось и той коллективной свободы, которая иногда выпадала на нашу долю. Все мы любили поездки домой на поезде или на автобусе, когда всего двое учителей сопровождали большую группу. Они длились от пары часов для тех, кто был родом из ближайших районов, до целых суток для тех, кто приехал с севера. Мы наслаждались каждым таким путешествием, подшучивая друг над другом, рассказывая истории и упиваясь весельем и свободой. А Ранджит просто шел домой пешком, как делал это в младшей школе, и только бегущий рядом ручей составлял ему компанию.
 
   Иногда школу посещали инфекции. Ветрянка, конъюктивит и грипп гостили у нас, сменяя друг друга. Из-за тесного соседства несколько человек заболевали  одновременно. Следуя принципам сдерживания и профилактики распространения инфекции, школьное руководство обычно помещало больных в палату медицинского изолятора. Это был еще один оазис веселья и свободы, потому что учителя, заведующие пансионами и префекты заходили туда очень редко. Ранджит и этого был лишен, потому что дважды, когда он подхватывал  инфекцию, его отправляли домой.


   После окончания школы он не смог поступить на службу в Вооруженные силы. Отец был огорчен. Ни в этот раз, ни после он не таскал Ранджита за уши. Вместо этого несколько лет спустя он заставил сына дать ему обещание: Ранджит отдаст своего сына в Сайник Скул и сделает из него армейского офицера. Ранджит не мог отказать, хотя был в ужасе от страданий, через которые придется пройти его ребенку. Пока отец был жив, он время от времени напоминал Ранджиту об этом обещании.

   Отец умер вскоре после того, как Лакшми сказала Ранджиту, что через несколько месяцев он станет папой. Она ничего не знала об обещании, которое Ранджит дал своему отцу. Он был радостно взволнован ее беременностью, но в то же время напряжен и озабочен, потому что его преследовало обещание, данное отцу. Однажды ему приснился мальчишка из Сайник Скул, которого постоянно таскают за уши и который вырастает  похожим на Мистера Спока из сериала «Звездный путь» или кролика из комиксов про Багз Банни. На следующее утро он сделал подношение в отдаленном храме богини Сарасвати****, хотя храмы, посвященные мужским божествам, были гораздо ближе к дому.
_______
**** богиня мудрости, знания и искусства – прим. переводчика
______

   Он почувствовал облегчение, когда на свет появилась малышка Атира. Лакшми так и не узнала о его обещании отцу.
 
   Дела приняли скверный оборот, когда Атира училась в начальной Сайник Скул. Командование Индийской армии заявило, что скоро в ее рядах появятся офицеры-женщины. Следующие несколько лет он возносил мольбы, чтобы Сайник Скул не пошла тем же путем. Богине Сарасвати каждый год делались роскошные подношения к большому удивлению Лакшми и Атиры.
 
   Теперь Ранджит может выдохнуть с облегчением: Атира учится в выпускном классе школы в Тривандруме, а Сайник Скул все еще не начала принимать девочек. Его жена и дочка до сих пор ничего не знают о том, как Ранджита таскали за уши, и об обещании, данном им отцу.