Дождливым осенним вечером Валера возвращался домой с очередной репетиции. Настроение его было таким же унылым, как и погода. Всё вокруг нагоняло на него тоску: редкие одинокие прохожие, беспросветная хмурь над головой, тускло-жёлтые листья, мокнущие в лужах на асфальте. Но более всего тяготило сознание впустую потраченных времени и усилий.
Уже два месяца их музыкальный коллектив в своих поисках беспомощно топтался на месте. Правда, Димон, бас-гитарист, считал, что они куда-то продвигаются, и что со всем наработанным не стыдно выходить к зрителю. По крайней мере, на сцену главного дома культуры их родного Созинска.
Но он-то, Валерий Чернышов, – создатель и художественный руководитель группы «Квинтио» – понимал, что всё это несерьёзно. Не то, чего бы хотелось, совсем не то. А поначалу всё выглядело так здорово, так многообещающе. Казалось, им, кучке единомышленников – молодых, одарённых, амбициозных – удалось найти друг друга и сколотить крепкую группу. Валера написал пару песен. Вроде и тексты гладкие, и мелодии более-менее удачные, и играют слаженно. А уж вокальные способности Майи и обсуждать нечего – что природа дала, то дала, не отнимешь. Да, здорово им повезло, что они нашли Майю и убедили работать с ними.
В первое время им казалось, что их звёздный час не за горами. Но, как это почти всякий раз бывает, радужные мечты столкнулись с суровой и некрасивой действительностью. И плохо выдержали это столкновение.
Всё остальное, что удалось родить Валерию, выглядело довольно бледно по сравнению с первыми двумя песенками. Да и те две, в общем-то, были проходными. Во всяком случае, на хиты они явно не тянули, и Валерию это было совершенно ясно. Похоже, он как автор просто выдохся, и от этого на душе было весьма погано.
Да, они несколько раз выступили со своим нехитрым репертуаром в местных клубах, но назвать это успехом никак нельзя. Залы были неполные, и выручки от продажи билетов на их концерты едва хватало, чтобы покрыть расходы на аренду помещений и рекламу. В карманы им перепадали с того жалкие гроши. Нет, не на такие результаты Валера рассчитывал, когда создавал свой ансамбль.
Они почти по инерции продолжали что-то придумывать, собираться почти ежедневно, репетировать, но Валера видел, что энтузиазм у ребят постепенно гаснет.
Сегодня Сева, сидевший за ударными, заявил, что его не устраивает перспектива и дальше развлекать малопочтенную публику в убогих местечковых клубах. И надо либо выходить на другой уровень, либо заканчивать всё это. Его поддержал Кирилл, клавишник: мол, его тоже достала вся эта несерьёзная самодеятельность, и пора либо начинать уже зарабатывать, либо распустить группу. Майя воздержалась от резких высказываний, но, похоже, и она разделяла мнение парней. Валера стал было возражать, на его сторону встал Димон, и все они серьёзно повздорили между собой. Спорили они и раньше, но то были сугубо творческие разногласия. А сегодня в коллективе обнаружилось недовольство общим состоянием их дел, и оно, видимо, зрело давно. И вопрос встал по поводу уже не игры, а дальнейшего существования группы.
Валера пытался увещевать ребят, обещал, что надо ещё немного потерпеть, поработать, и успех придёт. Что, мол, все великие вот так начинали, все проходили через временные трудности, – и прочие тривиальности в таком духе. Но в глубине души сам понимал, что парни, в общем-то, правы, а он роняет слова на ветер.
«Всё правильно, – в сотый раз повторял он про себя, старательно перешагивая через лужи, – на одном интересе долго не проедешь. Если не будет отдачи, то нет и смысла, тогда надо сворачивать».
Очень не хотелось губить своё с таким трудом созданное детище, прожившее всего полгода. Но и что делать дальше, в каком направлении двигаться – ничего путного музы ему не подсказывали.
«А может, я обманываюсь на свой счёт? – продолжал он свои горькие размышления. – Может, я просто бездарь, который вообразил себя большим талантом?»
Но и это признать что-то в нём отказывалось.
А как же его стихи, которые читали вслух на родительских собраниях и вывешивали в классной стенгазете на зависть одноклассникам?
И ведь не зря же ещё с детства им так восхищались родственники и учителя, говорили ему, какой он одарённый. Не зря ведь мама привела его в семилетнем возрасте в музыкальную школу, где педагоги сразу отметили музыкальные способности паренька.
А нескончаемые вечера, когда он корпел над нотной грамотой до мурашек в глазах, сотни часов сидения за фортепиано, а потом с гитарой, до онемения и боли в пальцах – неужели все эти усилия напрасны? И с этим примириться Валера никак не мог.
Нам нужен мощный хит, думал он. Хотя бы один яркий шлягер, с которым можно выйти и закрепиться хотя бы на уровне их небольшого провинциального городка. Надо, чтобы их заметили, о них заговорили. И тогда будет стимул раскручиваться дальше. Опять-таки, это он повторял себе бессчётный раз, а воз был и ныне там.
Он, пожалуй, интуитивно понимал, в чём изюминка той или иной популярной песни. Но поймать самому и выразить нечто подобное в словах, в мелодии – пока никак не получалось. Эх, если бы был какой-то тайный универсальный метод, чтобы неизменно достигать творческого успеха, не раз мечтал Валера, он не пожалел бы ни времени, ни сил, чтобы овладеть им… Но он уже усвоил к своим двадцати шести годам, что не существует ни общих правил, ни рецептов, чтобы создать достойное произведение.
Домой почему-то идти не хотелось. Он сейчас вернётся в двушку в старой хрущёвке, там ждёт его пятидесятишестилетняя матушка и серая кошка Муся. И вечер пройдёт как обычно после этих репетиций: мать спросит, как дела, он ответит, что вроде ничего, нормально, она устало вздохнёт, скажет, что ужин готов. Он поест и уйдёт в свою комнату, чтобы сидеть там за компьютером или с книгой до полуночи и выйдет только, чтобы сходить перед сном в ванную. Утром около семи он встанет, наскоро попьёт кофе и отправится в свой уже намозоливший ему глаза офис, в снабженческий отдел молокозавода, где он работает менеджером. Там с перерывом на обед он будет сидеть до шести вечера, вороша бумаги, пялясь в монитор и отвечая на звонки. К половине седьмого он пойдёт в дом культуры работников этого завода, где для них, молодых музыкантов, профсоюзное руководство выделило помещение для репетиций. Туда же, каждый после своего рабочего дня, подтянутся остальные. И опять они будут часа три отрабатывать исполнение того, что им уже порядком надоело, и что, по большому счёту, мало кому интересно, кроме них самих. И так почти каждый день… Увы, это начало превращаться в рутину.
Долго ли ещё их потуги на музыкальном поприще будут продолжаться? Судя по всему, не очень. Если он, Валера, лидер и организатор их коллектива, их главная творческая сила, автор всех их песен, а по совместительству – соло-гитарист, не придумает что-то новое. Что-то такое, что вдохнёт жизнь в их вялое застойное барахтанье, что придаст им всем второе дыхание и желание работать дальше.
Немножко грело его душу только одно: сегодня он получил зарплату. Не ахти какую большую, но на одинокую жизнь хватает. Пока, во всяком случае…
Несмотря на дождь, Валера решил не торопиться домой, пройтись, развеяться. В задумчивости он забрёл достаточно далеко от своего дома. Неожиданно для себя он понял, что ноги механически, почти помимо воли привели его в район, где он бывал редко. В расположении улиц он здесь плохо ориентировался, да к тому же за последние лет пять обстановка сильно преобразилась: какие-то старые дома снесли, возвели несколько новых зданий, а где-то шла стройка.
Как-то всё здесь не располагало к прогулкам, надо было поворачивать к своему дому. Да, подумал Валера, сейчас обогну вот это старое обветшавшее здание – тоже, похоже, кандидат на снос – и домой. Он завернул за угол и оказался в тихом безлюдном переулке. Здесь мостовая была вымощена по старинке – булыжником, а по обеим сторонам стояли старые трёхэтажные дома, наверное, ещё дореволюционной постройки. Вообще, весь этот микрорайон был старым, возможно, самым древним в городе. Взгляд Валеры рассеянно скользнул по обшарпанным стенам, закопчённым стёклам, облупившимся дверям, над которыми тускло светились неоновые обозначения: «Товары для дома», «Сигареты. Пиво», «Бакалея»…
«Не купить ли полторашку пива или бутылку вина?» – подумалось ему. Хотелось просто залить тоску, усиленную нудно моросящим дождём, который не прекращался с утра. Но уже было поздно, все магазины были закрыты. Валера побрёл по тротуару, шаря глазами по сторонам, в надежде найти круглосуточный магазин, а уж там-то наверняка какой-нибудь алкоголь найдётся.
И тут его внимание задержалось на одной из вывесок над входом. Она была не газосветная, а деревянная, и на ней было написано старомодным шрифтом нечто любопытное. Теми самыми чуть нелепо вытянутыми буквами, с фигурными утолщениями на концах. Заинтересованный, он подошёл поближе и прочитал: «Антикварная лавка».
Хм, подумал Валера, никогда не слышал ни о какой антикварной лавке у нас в городе. За окнами внутри горел свет. Надо же, отметил он, времени скоро десять вечера, а это заведение работает.
В подобном магазинчике Валере ни разу в жизни не доводилось бывать – видимо, поэтому что-то внезапно подтолкнуло его. Он поднялся по низенькому крылечку, толкнул массивную дверь. Дверь открылась, зазвенел подвешенный колокольчик. Да, как ни странно, лавка оказалась открытой.
«Зачем я туда иду?» – вдруг подумал он, и внутренний голос ответил: «Да просто так, из любопытства. Куда тебе торопиться? Зря, что ли, ты тут слонялся?»
Он усмехнулся сам себе и шагнул внутрь.
***
Первое, что он отметил, войдя в помещение размером со среднюю комнату, неярко освещённое старинной массивной люстрой, – это запах. Какой-то трудно определимый запах, сразу вызвавший у Валеры ассоциацию с чем-то давним и ветхим, поднял с глубокого дна памяти смутные и щекочущие сердце детские впечатления. Кажется, так пахло из бабушкиного сундука, когда он пятилетним мальчуганом гостил у неё… Да, точно, из того огромного, обитого кованым железом сундука, в её деревянном доме на окраине их городка.
Валера оказался в окружении предметов, таких непривычных глазу, таких трогательно-неуклюжих и отчасти даже умиляющих и забавных. Он словно окунулся в другую реальность – в кусочек мира давно уже ушедших вещей и лет, странным образом затесавшийся посреди современности. Да, магазинчик был небольшой, но чего тут только не было – всякого разного родом из седой старины.
Он с интересом рассматривал необычный интерьер. Видавшие виды, громоздкие шкафы и комоды с резными дверцами, древесина которых уже потемнела настолько, что утратила первоначальный цвет. Стулья с затейливо изогнутыми спинками и ножками. Грузные напольные часы с мерно качающимся маятником. Светильники разнообразных форм. Вилки, ножи и ложки, тускло отливающие серебром на зелёном бархате. Длинные зонты с загнутыми ручками и причудливо раскрашенные веера, которые он видел только в кино. Большая фотокамера на треножнике с объективом-гармошкой. Пианино, виолончель, скрипки. Чучела птиц и животных, отдающие нафталином. Фарфоровые супницы, соусницы, чашечки, блюдечки. Медные чайники и серебряные кофейники. Увесистые фолианты с пожелтевшими страницами в потёртых кожаных перелётах. Всевозможные статуэтки, бюсты, канделябры, старые монеты разного достоинства, гравюры и карточки с репродукциями, в рамках и без…
– Добрый вечер. Могу я вам чем-то помочь? – рядом вдруг раздался обращённый к нему мягкий звучный баритон.
Валера вздрогнул и повернулся. Разглядывая товары, он и не заметил, как из подсобного помещения появился человек и подошёл к нему сзади.
Это был благообразный мужчина, явно в годах, но ещё далеко не старик. Его волосы, поседевшие и немного длинноватые, были тщательно причёсаны и уложены в пробор; лицо, не потерявшее ещё остатков румянца, гладко выбрито. На нём был длинный чёрный сюртук и какие-то совсем не современные лакированные штиблеты. Под стоячим воротом белой рубашки повязано что-то вроде шёлкового цветистого платка, а в петлице на лацкане красовался полураспустившийся бутон розы. Ещё от него тонко веяло каким-то неизвестным Валере, но очень приятным парфюмом.
Его облик был старомодным, под стать окружению, но при этом изысканным и элегантным. Это смотрелось столь неожиданно, что Валера потерял на несколько секунд дар речи, а только стоял и молча пялился на незнакомца. Вот уж никак не гадал он встретить сегодня такого человека.
На продавца он явно не похож. Тогда кто это – хозяин заведения? Или, может, управляющий? Да, скорее всего…
Мужчина, слегка наклонив голову, с доброжелательной полуулыбкой выжидающе глядел на посетителя глубоко посаженными тёмными глазами. Он понимал, как выглядит, и, казалось, наслаждался произведённым впечатлением.
– Здравствуйте, – Валера неуверенно улыбнулся в ответ. – Да просто мимо проходил, увидел и решил заглянуть. Так, знаете, увлекаюсь немного всяким ретро. Особенно по части музыки и поэзии. Серебряный век и прочее… в общем всё, что касается той эпохи.
Мужчина с понимающим видом кивнул.
– Вас что-то конкретно интересует? – осведомился он тем же благожелательным тоном.
– Не то чтобы конкретно… Но просто любопытно. Никогда вашу лавку раньше не видел.
– Не удивительно, – с загадочной миной отозвался собеседник, – моя лавка тут появилась совсем недавно, летом. И пробудет, видимо, недолго. Я в вашем славном городке арендовал это помещение на время, вот распродаю старые вещи. Такой небольшой частный бизнес. Видите ли, я антиквар.
– В смысле – по профессии? – переспросил Валера.
– Скорее по призванию… – незнакомец сделал неопределённый жест рукой, – а профессия – уже дело второе.
– А, вот оно что… – протянул Валера. – Так значит, вы как бы хозяин всех этих вещей? – он обвёл рукой вокруг себя.
– Ну, не то чтобы хозяин. Видите ли, молодой человек, когда вещам много лет, и они долго переходят из рук в руки, от одного обладателя к другому, – они, как вам сказать… постепенно обретают самостоятельное существование.
– Хм, вы так думаете? – Валера недоверчиво усмехнулся.
Да, похоже, этот странный антиквар не лишён чувства юмора, отметил он про себя.
– Да-да, не удивляйтесь, – повторил мужчина с невозмутимым видом. – Так что я бы не назвал себя владельцем этих вещей. Я просто, если угодно, помогаю им обрести новых владельцев.
– Ладно, пусть так, – пожал плечами Валера.
Забавный был этот незнакомец, и манера изъясняться у него была необычная. По правде, Валера никогда такого человека ещё не встречал и даже испытывал сейчас некоторое замешательство. Он не мог решить, то ли продолжить странный диалог, то ли рассматривать товары дальше, то ли попрощаться и идти восвояси.
– Ну, посмотрите ещё, – произнёс антиквар бархатным голосом, – может, что-нибудь вам понравится. Отдам недорого. Я, как вы понимаете, ограничен во времени и заинтересован в том, чтобы продать всё это побыстрее.
– Хорошо, спасибо, – пробормотал Валера.
Он побродил ещё немного по магазинчику, разглядывая товары. Очень сложно было на чём-то остановиться глазу, хотелось взять в руки и то, и это. Все вещи, казалось, источают спокойную, даже несколько ленивую безмятежность того времени – навеки минувшей благодатной поры, свободной от нынешней всеобщей суеты и спешки. Сама атмосфера этого заведения убаюкивала, обволакивала сладковатым, сентиментальным духом старины, уносила куда-то далеко отсюда…
Эх, почему я не родился тогда, вдруг подумалось ему.
И тут его взгляд привлекло нечто очень уж интересное. Валера подошёл к ломберному столику, на котором стояло какое-то техническое изделие. Оно было изготовлено в деревянном корпусе с откидной крышкой – похожем на те, в которых выпускались зингеровские швейные машины первых моделей. Сбоку торчала металлическая ручка, а наверху аппарата был прикреплён внушительных размеров латунный раструб и цилиндрический валик размером с пивную банку. На корпусе с одной стороны Валера прочитал надпись: «NATIONAL PHONOGRAPH COMPANY», а с другой – «EDISON HOME PHONOGRAPH». Такую штуку он лицезрел впервые.
– Ну как вам? Нравится? – услышал он довольный голос антиквара.
– Какая любопытная вещь, – проговорил Валера, – никогда не видел!
– Фонограф Эдисона, – пояснил мужчина. – Образец тысяча девятьсот восьмого года. Были у меня ещё более ранние, но это усовершенствованная модель. Уникальное изделие, можно сказать, раритет! Такого вы нынче нигде не купите!
– Вот оно как… – пробубнил Валера, не отрывая взгляда от диковинного приспособления.
– Вижу, вы заинтересовались? – живо спросил незнакомец.
– Угу, – кивнул Валера, – и сделана так стильно…
– Вы обладаете хорошим вкусом, могу вас поздравить, – ухмыльнулся антиквар. – Действительно, вещь изящная и добротная. И главное, абсолютно исправная. Заводится механически. Никакого электричества! А к нему ещё кое-что прилагается…
С этими словами мужчина наклонился, открыл какой-то ящик и извлёк из него боль-шую картонную коробку.
– Вот, смотрите, какая прелесть! – антиквар подошёл, снял крышку.
В коробке тускло блестели, аккуратно уложенные в продолговатые гнёзда, несколько таких же металлических цилиндров, как и в аппарате.
– Ух ты! – только и смог вымолвить Валера.
– Это коллекция записей Эдуарда Казимировича Венджевецкого, – сообщил антиквар доверительным тоном, – некогда очень известного в вашем городе музыканта.
– Надо же, – удивлённо отозвался Валера. – Никогда о таком не слышал.
– Не слышали? – с чувством воскликнул мужчина, но тут же как-то сник: – Впрочем, ничего удивительного. Его после смерти очень быстро забыли. И, на мой взгляд, совершенно незаслуженно. А поэт и композитор он был чрезвычайно одарённый, доложу я вам. Его песни одно время имели в определённых кругах очень, очень большую популярность. И в самом Созинске, и за пределами. В том числе в губернском центре, в Вологде то есть. Тогда многие горожане их любили. Их слушали, их пели, под них танцевали…
– Почему же сейчас о нём ничего не известно? – спросил Валера, рассматривая цилиндры с тонкими, еле заметными узорчатыми бороздками на восковом слое.
– Почему? – незнакомец длинно и горестно вздохнул. – Разные причины. Прежде всего, потому что городок небольшой. И сейчас-то провинция, а что говорить о том времени? Да и человек он был не очень богатый и без связей, к тому же инородец. Сын польского иммигранта. За свою жизнь, не такую уж длинную, он успел записать только это… – он кивнул на цилиндры.
Он помолчал немного, потом задумчиво добавил, глядя куда-то в сторону:
– Знаете, судьба талантливых людей часто оказывается трагична… Особенно у нас в России. Далеко не всегда им в жизни сопутствует успех. Даже на простое признание не каждый может рассчитывать.
– М-да, как любопытно… – проговорил Валера и неожиданно для себя добавил: – А я вот тоже музыкант! Ну так, не профессионал, но любитель. И тоже стараюсь выйти на широкую публику, но пока не получается. Надо же, какое совпадение!
– Правда? – удивлённо поднял брови незнакомец. – Ну тогда, можно сказать, эта вещь и вы нашли друг друга! Должен вам сказать, молодой человек, что данный фонограф принадлежал самому Эдуарду Венджевецкому. Так что я буду только рад, если эта замечательная вещь обретёт в вашем лице нового хозяина!
Валера скептически хмыкнул:
– Да, было бы интересно, но… она, наверное, безумно дорогая. Мне не по карману.
– Вы правы, она на самом деле не имеет цены, – ответил мужчина. – Но всё же я готов сделать большую скидку тому, кто способен оценить её по достоинству. А вы, судя по всему, именно такой человек. Более того, я в качестве, как это сейчас модно говорить, бонуса… прилагаю вот эти великолепные записи. Вы знаете, они очень мало были в употреблении.
– И за сколько вы мне готовы это продать? – спросил Валера, внутренне готовый к тому, чтобы узнать какую-то запредельную цену и оставить дальнейший разговор.
– А сколько бы вы за неё дали? – спросил в ответ антиквар с хитрым прищуром.
К такому повороту Валера готов не был.
– Ну, я думаю… где-нибудь на аукционе за неё были бы готовы выложить несколько сотен тысяч, – предположил он. – А вместе с записями… может, и на миллион потянет, так?
– Но мы же с вами не на аукционе, – усмехнулся мужчина. – Ладно, я вам её уступлю за двадцать тысяч. Вместе со всеми записями.
Двадцать тысяч. Это была почти вся его сегодняшняя зарплата.
Но с другой стороны, Валера знал, что больше нигде он за столь малую, можно сказать, символическую цену не купит такую редкую и ценную вещь.
И самое главное – этот фонограф чем-то необъяснимо притягивал его.
– Соглашайтесь, это ваш счастливый шанс, – сказал антиквар, который, казалось бы, чувствовал его внутренние борения.
– Хорошо, – наконец через силу произнёс Валера. – Уговорили, беру. Только давайте проверим, работает ли он.
– Конечно, конечно, – поспешно закивал мужчина. – Обязательно! Ведь у нас всё по-честному, а как же? Сейчас я вам продемонстрирую…
Он наклонился над прибором, осторожно повращал ручку, потом произвёл сверху какую-то нехитрую манипуляцию. Валера увидел, как валик начал вращаться, сначала медленно, как бы нехотя, потом всё быстрее. Антиквар всё так же бережно, держа двумя тонкими длинными пальцами, опустил на валик стрелу с иглой звукоснимателя.
Сначала послышалось только тихое шипение, потом поскрипывание иглы о поверхность валика. А потом полилась музыка – Валера расслышал, что играл оркестр. Запел высокий мужской голос – это, похоже, был какой-то старинный романс, неизвестный Валере. Было в этих звуках что-то чарующее, и опять Валера остро ощутил, что он находится где-то в другом месте и в другом времени – мелодия и слова моментально перенесли его в иную эпоху, память о которой доселе брезжила на задворках сознания, в смутных образах и неопределённых ассоциациях, навевающих светлую грусть.
Он простоял так пару минут, закрыв глаза и забыв обо всём на свете. Но вдруг песня оборвалась: мужчина поднял иглу.
– Видите? Всё отлично работает, – благодушно произнёс антиквар. – Давайте я вам покажу, как им пользоваться. Вот это заводной механизм, просто крутите, пока пружина не заведётся. Здесь цилиндры снимаются и надеваются… А это звукосниматель, просто поднимается и опускается, чтобы самый кончик иглы попал на звуковую дорожку. Как видите, всё просто.
– Да, проще некуда, – усмехнулся Валера. – С нынешней техникой не сравнить…
– Конечно, только обращайтесь с прибором осторожно. Примерно как с любимой женщиной, – незнакомец лукаво подмигнул. – Никаких усилий!
Он закрыл аппарат крышкой, защелкнул крепления. Поставил рядом ярко раскрашенную коробку с цилиндрами.
– С вас двадцать тысяч, и всё это ваше.
Валера достал деньги, расплатился. Да, подумалось ему, недолго же хранился его месячный заработок. Матушка вряд ли одобрит такую трату… Ну да ладно, что сделано, то сделано.
– Ну что ж, надеюсь, эта вещь доставит вам немало приятных минут, – сказал мужчина, принимая купюры. – Всего доброго и творческих вам успехов!
– Вам спасибо, – Валера кивнул и взял в одну руку ящик с фонографом, а второй под мышку – коробку с записями.
– Осторожно, на улице скользко, – хозяин лавки открыл дверь перед ним. – Заходите ещё, буду рад вас видеть!
– Ладно, благодарю, как-нибудь загляну, – ответил Валера.
Он вышел на улицу, снова под дождь, который всё лил, и побрёл домой.
***
Насчёт матушки он оказался прав: первой её реакцией был ужас.
– Господи, Валера, и за это ты выложил двадцать тысяч? – она ошарашенно переводила взгляд с лица сына на странные вещи, которые он принёс. – Ты не сошёл ли с ума?
– Мам, это всё стоит гораздо дороже, – ответил Валера, стараясь говорить тоном знатока. – Ты себе не представляешь, насколько ценную вещь я приобрёл.
– И что в ней такого ценного, хотела бы я знать? Да это же рухлядь какая-то! Тебя просто обманули, подсунули неизвестно что. Какой ты у меня ещё наивный!
– Мать, это ты ничего не понимаешь, – раздражённо отозвался Валера. – Многие готовы были бы отдать за этот фонограф, да ещё с записями, в десять раз больше. Он мне, считай, даром достался! А эта вещь штучная, эксклюзивная, можно сказать. Таких в мире осталось единицы, а в нашей стране так может вообще единственный экземпляр!
– Ну хорошо, – не унималась мать, – а жить-то на что будем? На мою пенсию? И любоваться на твой единственный экземпляр?
– Мамуль, ну успокойся, – примирительно сказал Валера. – У меня ведь ещё деньги остались. Доживём нормально до следующей моей получки. В крайнем случае, я займу у парней. Вот лучше послушай!
Он завёл фонограф, и потекла плавная мелодия. После недолгого вступления запел тенор. Исполнение было замечательное, и его даже не портило лёгкое поскрипывание и шорох. И музыка, и слова песни на удивление гармонично сочетались друг с другом. Да, отметил Валера, автор песни был незаурядным поэтом и композитором. Вне всякого сомнения, этот человек владел секретом творческого успеха.
Песня длилась минуты три. После небольшой паузы началось следующее произведение, которое Валера ещё не слышал – ещё один немного сентиментальный романс. Исполнял тот же певец, и аккомпанировал, похоже, тот же оркестр. Эта песня не уступала первой ни в чём, и продолжалась примерно столько же. После чего музыку сменило монотонное шипение – запись кончилась.
Всё это время пожилая женщина и её сын сидели как зачарованные. И снова Валеру охватило странное чувство, подобное щемящей ностальгии, будто он перенёсся куда-то далеко, – в некое странно знакомое место и время, где он когда-то был счастлив. И вдыхает совсем другой воздух, наполненный одновременно юной радостью жизни и тихой печалью от того, сколь скоротечны и эта радость, и эта юность, и эта жизнь.
Ему и раньше доводилось слушать старинные записи, и многие действительно производили на него сильное впечатление, но никогда он не испытывал ничего подобного. Тот, кто сочинил эти песни, умел затронуть у слушателя самые потаённые струны души.
Конечно, надо отдать должное и певцу, и музыкантам. И вокал, и музыкальное сопровождение были на уровне. Но, наверное, можно было без особого труда найти и других исполнителей, даже в то время. А вот сочинить такие песни наверняка мог далеко не каждый…
– Ну что ж, послушать приятно, – промолвила матушка, голос у неё был уже не такой недовольный. – Всё-таки раньше умели песни писать, душевные, да со смыслом! Не то что сейчас… Но я что-то не узнаю, кто это поёт и вообще, чьи песни?
Валера снял звукозаписывающий цилиндр, повертел в руках.
– Музыка и слова Эдуарда Венджевецкого, – сказал он, – а исполняет… – он с трудом прочитал вслух мелкий и наполовину стёртый шрифт на ярлыке с торца.
– Мне ни о чём не говорит, – сказала мать. – Наверное, это такая старина, что даже во времена моей молодости такого ещё не играли. Может, моя мама застала.
– А мне хозяин лавки сказал, что был такой поэт и композитор Венджевецкий, и он жил и творил в нашем городе, ещё до революции.
– Никогда не слышала, – пожала плечами матушка, – наверное, малоизвестный какой. И фамилия странная. Поляк, что ли, или с западной Украины? Но песни хорошие!
– Вот видишь, – усмехнулся Валера. – Значит, не зря это я купил.
После ужина он унёс фонограф с записями себе в комнату. Закрыл плотно дверь, чтобы не доносились звуки из телевизора, и стал слушать одну запись за другой.
Он был поражён. Все песни, как он и предвкушал, были великолепны. Как человек, обладающий хорошим музыкальным слухом и вполне-таки себе развитым вкусом, он понимал, что каждое произведение – если не шедевр, то очень близко к тому. Почему раньше он, Валера, – человек, достаточно хорошо эрудированный в истории отечественной музыки, – ничего об этом авторе не слышал и не читал? Это казалось тем более удивительным, что тот был земляком.
Если, конечно, антиквар ничего не приврал. Однако не был он похож на человека, который вешает другим лапшу на уши.
В любом случае, недоумевал Валера, как такой яркий талант мог пропасть в безвестности?
«В чём-то мы с ним схожи, – подумал он с горькой усмешкой. – Я вроде бы тоже не совсем бездарный, но заявить о себе громко никак не получается».
С той только разницей, отметил он про себя, ещё более огорчаясь, что ведь этот малоизвестный поэт и композитор создал нечто стоящее. Оставил после себя творения, которые вызывают в сердце живой отклик, пробуждают добрые и светлые чувства.
А он, Валера, пока ничего не оставил. И удастся ли ему создать что-то подобное – очень сомнительно.
«Нет, – сокрушённо говорил он себе после каждой прослушанной песни, – мне так никогда не написать!»
В основном это была любовная лирика, но также Валера услышал примерно пять композиций, похожих скорее на мечты или грёзы, выраженные в стихах. «Вот она, настоящая поэзия!» – думал он. Эта хрустальная прозрачность, эти ажурные словесные кружева передавали тончайшие оттенки душевных переживаний, грустные и глубокие раздумья о человеческой судьбе, о несбывшихся мечтах, об одиноком пути и вечных поисках. И написано это было – да, в духе того самого позднего декаданса, в струе набиравшего силу неоромантизма, – но в то же время…
Странно: сам слог стихотворных строчек, удивительная выразительность образов, изощрённая игра словосочетаний, неожиданные смысловые обороты – всё это будто было обращено не к современникам автора, а через целый век, именно к людям сегодняшнего дня. Словно эти стихи десятилетиями терпеливо ждали своего часа и вот наконец-то дождались.
Или, может быть, ему просто так показалось?
Одна песня понравилась особенно, больше остальных. Она называлась «Останьтесь, годы молодые!»
Валера сел за фортепиано, стоявшее с детства в его комнате, – то самое, за которым он провёл столько времени, знакомое до каждой запавшей клавиши и щербинки на корпусе. Пальцы его тихо тронули клавиатуру, он попробовал по памяти проиграть так понравившуюся ему мелодию. Аккорды он подобрал быстро – не сказать, чтобы мотив чересчур сложный. Играл он, бывало, вещи и посложнее.
Музыкальную часть песни Валера воспроизвёл почти без ошибок. Потом повторил, на сей раз одновременно проговаривая про себя те места текста, которые сумел запомнить.
Это слушалось бы и сейчас классно, словно кто-то изнутри подсказал ему.
«А что если…» – подумал он было, но тут же отогнал от себя эту мысль.
Однако она с той же быстротой вернулась и занозой вонзилась ему в мозг.
Ведь это то, что надо, лихорадочно соображал он. Это именно то, чего им всем недоставало. Именно то, что он так долго и безуспешно пытался родить сам. А тут – вот оно, готовое, на блюдечке. Такая дивная находка!
«Но это же кража чужого творчества», – возразила какая-то его часть.
«Какая разница?! – парировал второй невидимый участник его внутреннего диалога. – Ведь автора давно нет, и он практически неизвестен. Кто предъявит мне претензии, кто вообще узнает?»
И потом, пусть уж лучше эти произведения не канут в небытие, пусть они дойдут до слушателей! А он, Валера, сделает как раз благое дело, он даст им новую жизнь!
Этот второй голос звучал гораздо громче и убедительнее.
Валера быстро записал ноты и слова. В его сознании уже выстраивались разные варианты аранжировки этой песни. Да, она органично впишется в их репертуар. Это будет в русле того, что они делали до сих пор, но на сей раз нечто по-настоящему яркое и впечатляющее. И они, вне всякого сомнения, смогут придать этим строкам и аккордам новое, современное звучание.
Чёрт побери, как удачно он зашёл в ту лавку! Само провидение послало ему помощь.
Валеру охватило воодушевление. Завтра он обрадует своих партнёров, он знал это точно. И у них начнётся новый этап работы.
***
Он не прогадал: его товарищи были в восторге.
– Класс! – заорал в своей экспрессивной манере Димон, показывая «люкс» обеими руками. – Какая своеобразная штука!
Даже Сева, с лица которого последнее время не сходило хмурое, недовольное выражение, послушал новую песню их лидера и обронил:
– Ну, вот это, кажись, что-то дельное. Стоит попробовать.
– Валер, – спросила Майя, – и долго ты это писал? Ты даже ничего не сказал нам!
– Да так, вчера за вечер накатал, – смущённо пробормотал Валера.
Он решил пока ничего не рассказывать коллегам – неизвестно, как бы они это восприняли.
– За вечер? – изумлённо и даже с ноткой недоверия в голосе воскликнул Кирюха.
– Как-то знаете… спонтанно родилось. Нахлынуло неожиданно вдохновение. Вы ж сами знаете, так бывает. Бац! – и само к тебе приходит. Независимо от тебя.
Говоря это, Валера почувствовал, как его голос предательски напрягается и дрожит. Лгать он не любил и делал это крайне редко. А сейчас со своими товарищами это позволил себе впервые.
– Ну ты молодчина, однако! – сказал Димон.
– Мы всегда в тебя верили, – добавила Майя.
– Будет совсем здорово, если ты на этом не остановишься, – вставил Сева, самый большой скептик и пессимист среди них.
– Постараюсь, – пробормотал Валера, – но это запланировать невозможно. Сочинение – такая штука…
– Да, вот бы ещё три-четыре такие песни, – поддержал Севу Кирилл.
– Сделаю всё, что смогу, – кивнул Валера. – Ну а теперь давайте начнём.
Они сыграли песню несколько раз, так и этак. Всем стало ясно: теперь есть над чем работать. Стали обсуждать, предлагать разные варианты исполнения, потом опять пробовали. В конце концов, совместными усилиями нащупали результат, который нашли оптимальным. Проведённой репетицией все остались довольны. Первый раз за последние десять недель она прошла по-настоящему плодотворно.
– Ну что, завтра продолжим, – сказал Валера, перед тем, как они начали расходиться. – Я ещё подумаю над аранжировкой. Думаю, недели нам хватит, а потом запишем. Ну а я тем временем постараюсь выдать ещё что-нибудь подобное.
– Да, ты уж давай, – усмехнулся Сева.
Домой Валера будто на крыльях летел.
Начало было положено. Он уже знал, что делать дальше.
Через три дня, когда коллектив «Квинтио» уже разучил новую песню и упорно её репетировал, Валера принёс новый текст и новые аккорды. Это была ещё одна песня безвестного автора Эдуарда Венджевецкого – их тех, что, по мнению Валеры, хорошо звучали бы и сейчас.
И на сей раз музыкальное чутьё ему не изменило: товарищи единодушно одобрили и это произведение. Сразу решено было включить её в репертуар.
Ещё спустя пару дней Валера порадовал коллектив очередным творением. Партнёры не уставали удивляться.
– Я всегда знал, что ты у нас талант, – прочувствованно сказал Димон, – но такого, признаюсь, даже от тебя не ожидал!
– Да, вот это попёрло у тебя! – подхватил с улыбкой Кирилл. – Не иначе открылся канал связи с высшими сферами!
– Не знаю, ребята, – развёл руками Валера. – Сам себе удивляюсь. Ну бывают такие периоды… вот как у Пушкина была Болдинская осень.
– Так пусть твой период не заканчивается, – пожелала Майя.
– Да, Валерка, куй железо, пока горячо! – поддержал её Сева.
– Хорошо бы… – ответил Валера с некоторой грустью.
Он уже твёрдо решил оставить товарищей в неведении относительно того, кто на самом деле автор песен. Их неподдельное восхищение приятно щекотало его самолюбие. Такого чувства он не испытывал давно – последний раз это было на школьной сцене, где он выступал со своим номером.
И внутренний шепоток, первое время укорявший его, постепенно заглох.
У него оставалось ещё три или четыре песни, которые можно было по-современному обработать и выдать за свои недавние творения. С остальными, скорее всего, сделать это было сложнее, и к тому же выглядело бы подозрительно. Рисковать он не хотел.
Первую песню они скоро записали, настала очередь следующей.
С промежутками в несколько дней Валера принёс в студию те песни, что наметил. Каждая из них была встречена с воодушевлением. Теперь у них было материала на целый альбом. И альбом этот обещал быть интересным.
Молодые люди стали репетировать усердно, не жалея сил и времени. Теперь у них появилась настоящая цель. Впервые за время существования «Квинтио», кажется, им удалось создать что-то стоящее. Что-то, с чем действительно было можно выходить к большой аудитории.
Но сначала нужно было опробовать эти песни на малой. Узнать, как их воспримет местная публика.
На работу над новым репертуаром у них ушло два с половиной месяца. Осень уже подходила к концу, выпал первый снег.
Валера договорился с руководством дома культуры, в котором они занимались, о предстоящем концерте. Площадку им дали, но вместе с другими исполнителями – такими же самодеятельными коллективами из Созинска, и столь же мало известными.
В общем, им предстояло рядовое выступление, каких было уже больше десятка.
С той разницей, что в своей концертной программе они приготовили нечто новое.
Они назвали свою программу из семи песен «Прогулка в стиле ретро». Для рекламы своего выступления заказали отдельную дополнительную афишу с таким броским заголовком.
Сначала Валера решил оставить первоначальные названия композиций. Но потом ему пришло в голову, что на концерт могут прийти зрители совсем старые – те, которые могут ещё помнить и имя автора, и названия его песен. Нет, решил он, лучше поменять названия. То, что кто-нибудь может помнить сами песни, его беспокоило меньше. Такое было уж совсем невероятным: ведь они записывались целый век назад, а то и раньше. Вряд ли кто остался в живых даже из тех, кто родился в те годы.
Всё же он немного волновался.
Но товарищи по-прежнему ничего не знали и ни о чём не догадывались. Они были целиком поглощены подготовкой к выступлению.
От которого, пожалуй, зависела дальнейшая судьба их коллектива.
***
Их концерт прошёл на «ура». Зрители бешено аплодировали. Остальные участники выглядели на их фоне как бледные тени. Да, это был настоящий триумф «Квинтио». Никто из них не ожидал такого успеха. Не ожидали и организаторы концерта, которые с репертуаром группы ознакомились довольно поверхностно, – дескать, известно нам, кто вы и что можете!
После концерта в кулуарах к ним, уставшим и довольным, слетелись корреспонденты местных газет и телевидения, забросали вопросами. Спрашивали в основном, как им удалось создать такие стильные, необычные и западающие в душу песни. Ведь публику они до сих пор не баловали ничем подобным – вероятно, за всё время их концертной деятельности в Созинске.
Артисты отвечали в том духе, что это результат долгой и упорной работы их дружного коллектива. Но главная заслуга, безусловно, принадлежит их лидеру – Валерию.
Потом Валере пришлось давать интервью, смущённо улыбаться и говорить, что на самом деле это они, все вместе, и никого не стоит выделять… Ну а песни – да, он и сам считает это творческой удачей, но не уверен, сможет ли повторить такое ещё раз… Поэтому на традиционный вопрос о дальнейших творческих планах распространяться не стал.
Он знал, что ближайшие планы – это выходить на другой уровень. С той же самой программой.
И он почему-то был уверен, что у них всё получится.
Музыканты дали ещё несколько концертов в Созинске – на других сценах города, и каждый раз столь же успешно. Довольно скоро ансамбль «Квинтио» стал местной знаменитостью.
На них обратили внимание, о них заговорили, стали писать в газетах и упоминать в телепередачах. Они даже сумели заработать кое-какие денежки, которые, впрочем, быстро потратили – каждый на свои нужды. Никто из них богатым не был, у каждого были свои проблемы и заботы.
Это только первые шаги, считал Валера, и повторял это свои товарищам. То ли ещё будет!
Он оказался прав: вскоре они получили предложение от регионального отделения Росконцерта – выступить с серией концертов по городам области, включая Вологду. Конечно, все были чертовски обрадованы и взволнованы: впервые перед ними открылась перспектива заявить о себе за пределами их родного города.
Однако у каждого была своя основная работа, и гастролировать они пока не могли себе позволить.
Они стали долго и горячо обсуждать, что делать дальше. Перед ними встала дилемма: либо становиться на профессиональную стезю, либо застрянуть на любительском уровне.
Теперь Валера считал, что если они хотят всерьёз расти, нужно полностью сосредоточиться на музыке, и, если понадобится, пожертвовать своими рабочими местами. О чём он и сказал прямо, когда они в очередной раз собрались.
Его безусловно поддержал Сева, и Кирилл был того же мнения. Им особо терять было нечего: зарплата у обоих была невелика, и не особо дорожили они своими должностями. К тому же оба были не обременены семейной жизнью, и готовы были махнуть не глядя. Наконец, оба, как и Валера, истинным своим призванием считали музыку.
Майе и Димону согласиться было труднее. Майя замужем не была, детей не имела, но не хотела надолго оставлять старых больных родителей. А Дмитрий, или, как они его называли, Димон, был уже пять лет как женат и имел трёхлетнего сына.
Им двоим рисковать не очень хотелось.
Валере стоило большого труда убедить их в том, что нужно пробовать. «Иначе зачем мы создавали группу?» – говорил он.
«Майя, ты же всегда хотела петь, и у тебя замечательный голос! – увещевал он единственную девушку среди них. – Неужели ты хочешь зарыть свой талант в землю, – здесь, в этом глухом городишке, который и не на каждой карте страны обозначен, где тебя просто некому по достоинству оценить?! Да тебе сам бог велел двигаться вперёд и вверх! Тем более, когда замаячили долгожданные новые горизонты, когда нам представилась такая возможность. Ты потом сама себе не простишь, что упустила её!»
«А ты, Димон, – ты ж классный гитарист! – с жаром убеждал он. – Неужели тебя устраивает и дальше прозябать в таком качестве? Неужто тебе самому не надоела эта жалкая самодеятельность? Эти смешные копейки, которые ты получаешь в своей авторемонтной мастерской? Пусть их получают те, кто согласен, но ты-то способен гораздо на большее. И главное, когда у нас всё только по-настоящему начинается – и ты нас оставишь? Мы-то как без тебя будем?»
Вообще, он хорошо знал, у кого на какие кнопки нажимать. Недаром он был лидер и организатор.
В конце концов Майя и Димон согласились.
– Ладно, – сказал бас-гитарист, – ты, Валерка, наверное, прав. Кто не рискует, тот не пьёт шампанского! И я, парни, вправду сам не представляю, как я теперь без вас.
И они начали готовиться к музыкальным турам.
Валера уволился с порядком осточертевшей работы и полностью погрузился в работу над сборником песен. Он решил назвать его «Эхо минувшего». По его замыслу, туда должны были войти все песни, которое он, мягко выражаясь, позаимствовал, и ещё штуки три собственного сочинения – более-менее приличные из их старого репертуара. Ну так, чтобы выглядело всё максимально правдоподобно; чтобы и в голову никому не могло прийти заподозрить его в плагиате.
По-прежнему, правду об авторстве большинства песен знал только он.
В течение следующих трёх месяцев они объездили всю Вологодскую область. Выступили везде, где была подходящая концертная площадка. И вновь их повсюду сопровождал оглушительный успех. Будто бы весь этот сборник был изначально заряжен на то, чтобы притягивать живой зрительский интерес и вызывать всеобщую искреннюю симпатию. В Вологде деятели культуры и музыкальные критики заговорили об ансамбле «Квинтио» как о восходящей звезде отечественной эстрады, об участниках коллектива – как о многообещающих дарованиях, громко заявивших о себе, а об их творчестве – как о новом и ярком явлении в современной поп-музыке.
Правда, Валера отмечал, что реакция зала на их песни была разная. Не такая уж сильная, но всё же заметная. Зрители рукоплескали и кричали «бис!» и «браво!» только после исполнения песен, взятых им у Венджевецкого. А на те, которые он написал сам (он добавил-таки в репертуар ещё несколько своих), публика реагировала как-то более холодно и вяло.
Данное обстоятельство несколько удручало его. Осознание того, что он всё же по таланту не ровня безвестному поэту и композитору, чьи песни он, по сути, украл и выдал за свои, и чью заслуженную славу нынче вкушал, временами гадко царапало где-то в глубине души, отравляя радость от их удач. Однако Валера не подавал виду, да и никто о том не знал и знать не мог. И с другой стороны, успокаивал он себя, теперь-то какое всё это имеет значение?
После гастрольного тура по области у них уже появились неплохие деньги. Чиновники из Росконцерта пообещали организовать выступления в других регионах страны.
«У нас всё отлично складывается, – говорил Валера своим товарищам на репетициях, – теперь надо выходить за область. У нас на очереди Ярославль, Кострома, Новгород, Архангельск, а там, глядишь, Питер и Москва! Главное сейчас – не останавливаться!»
Через месяц они выступили в ближайшей Костроме, потом в Ярославле и ещё в нескольких небольших городах. И везде песни их сборника «Эхо минувшего» встречали с восторгом. Действительно, будто бы Эдуард Венджевецкий писал свои произведения не столько для современников, сколько для тех, кто будет их слушать спустя целое столетие.
Для «Квинтио» это был не просто успех – настоящий взлёт. Они стали известны по всему Северо-Западу страны. На вырученные деньги музыканты смогли купить новые инструменты и кое-что из акустического оборудования. Конечно, это был далеко не предел мечтаний. Участники «Квинтио» всё ещё отрабатывали свои номера в том помещении, где начиналась их деятельность. Они начали обсуждать, что им бы хорошо иметь собственную студию. Ну а в перспективе – нанять исполнительного продюсера и самим уже организовывать свою концертную деятельность. Уже не зависеть от государственных чиновников от культуры, а пуститься в свободное и самостоятельное плавание по бурным волнам шоу-бизнеса.
Правда, об этом всерьёз говорить было рано, и Валера понимал это лучше других. На одном сборнике «Эхо минувшего», каким бы коммерчески успешным он ни оказался, ехать всю оставшуюся карьеру было невозможно. Нужно было создавать новые песни, а вот насчёт этого Валера уже был не так в себе уверен. Но пока коллектив не исчерпал всех своих возможностей, и это он тоже понимал. Этот альбом, вне всякого сомнения, ещё принесёт им и дивиденды, и аплодисменты.
Тут он не ошибся: небесная манна удачи продолжала сыпаться на них как из ведра. Их пригласили участвовать в крупном московском фестивале эстрадной музыки для молодых исполнителей. И там они в очередной раз вызвали восторг многотысячной публики. Одна из их песен, та самая «Останьтесь, годы молодые!» – которую он первой принёс послушать своим товарищам, с которой всё и началось, – вошла в пятёрку хит-парада на «Русском радио». А вскоре к ним обратился музыкальный продюсер одной из известных звукозаписывающих компаний с предложением осуществить студийную запись нашумевшего альбома и выпустить собственный компакт-диск. Конечно же, Валера не стал упускать такую возможность и без проволочек заключил контракт с фирмой. Альбом «Эхо минувшего» должен был выйти тиражом двадцать пять тысяч экземпляров – просто великолепно для исполнителей, которых буквально вчера ещё никто не знал.
Молодые люди были опьянены успехом. За каких-то полгода они взлетели так, как многим (да и им самим недавно) и не снилось.
Песни Эдуарда Венджевецкого наконец-то пришли к широкому слушателю.
Но восхищался этот широкий слушатель талантом и мастерством выходца из глубинки Валерия Чернышова.
***
Они сидели в самом дорогом ресторане Созинска и отмечали годовщину образования своей группы, а заодно и новое достижение. Весь первый тираж диска «Эхо минувшего» был моментально раскуплен, а та же музыкальная фирма недавно заключила с ними новый контракт на выпуск альбома. На сей раз пятидесятитысячным тиражом.
За окнами радостно светило и уже ощутимо грело апрельское солнце. Все были в приподнятом настроении.
– Всё-таки мы молодцы, а, ребят? – говорил изрядно захмелевший Димон. – Так быстро подняться! У кого ещё так получалось? У Роллингов, у Битлов?
– Ну с Роллингами и Битлами нас сравнивать пока рановато… – ухмыльнулся Валера. – А если в России, так я сразу и не скажу… Но одно знаю: мы в самом деле молодцы.
– Не, что ни говори, Валерик, а это, прежде всего, твоя заслуга, – сказала Майя. – Предлагаю всем выпить за твой талантище!
– Да, Валерка, ты уж не скромничай, – поддержал её Кирюха, – без тебя ничего бы мы не добились!
– Да что вы, друзья, в самом деле, – неловко отбрыкивался Валера, – это мы, все вместе, уж давайте за нас за всех…
– За нас уже пили, за новые достижения пили, теперь за тебя! – Димон поднял рюмку с коньяком.
– Давай, Валер, за тебя! – кивнул Сева, тоже поднимая свою ёмкость.
Парни опрокинули очередную дозу армянского пятизвёздочного, Майя глотнула красного сухого.
– Эх, хорошо! – крякнул раскрасневшийся Димон и отправил в рот оливку.
– Ладно, разойдётся и этот компакт, – заговорил Сева, – а потом пора что-нибудь новое на гора выдать? Как считаете, коллеги, а?
– Выдадим, не боись, – усмехнулся Валера. – Надо только передохнуть малость. Я, честно говоря, уже устал от всех этих репетиций и туров. Хотелось бы взять паузу, съездить куда-нибудь на море…
– Да, нам всем стоит немного отдохнуть друг от друга, – отозвалась Майя. – А потом с новыми силами…
Они принялись наперебой обсуждать, какие у кого планы на ближайшее будущее.
Тут кто-то тронул Валеру за плечо и тихонько сказал ему на ухо:
– Прошу прощения, можно вас на минуточку?
Валера обернулся. Над ним склонился официант, незаметно подошедший к их столику. Он держал в руках свёрнутый листок бумаги.
– Вы Валерий Чернышов, руководитель группы «Квинтио»? – так же тихо осведомился он.
– Да, я, – кивнул Валера. – Что вы хотели?
– Это вам, – официант протянул ему листок.
– Что это? – Валера удивлённо поднял брови.
– Записка. Просили передать. Лично вам в руки.
– Мне? Кто просил? – переспросил Валера с недоумением.
– Не знаю, мужчина какой-то заглянул с улицы. Необычный такой… одет так, знаете, по-старинному. Не представился, просто попросил передать вам и тут же ушёл.
– Хорошо, спасибо, – пробормотал Валера, принимая записку.
Как-то странно это было. От поклонников, что ли? И они у группы успели появиться, в основном восторженные девицы. Уже и названивали, и письма писали в соцсетях, и приставали после концертов с просьбами об автографе.
Но никто из «Квинтио» не сообщал на публику, что они собираются здесь.
– Приятного вечера, – улыбнулся официант и пошёл по своим делам.
Валера развернул аккуратно сложенный листок. Бумага была хорошего качества, атласная. На ней фиолетовыми чернилами, каллиграфическим изящным почерком были выведены всего четыре слова:
Все должны знать правду.
Сердце у Валеры учащённо заколотилось, а руки мелко задрожали. Он несколько секунд вглядывался в слова, гадая рассудочной частью своего сознания, затуманенной алкоголем, что бы это могло значить. Но другая часть – та, что под или над разумом – уже знала, что имел в виду автор записки. Она сразу всё поняла, хотя ум отказывался верить. И это понимание медленно стало растекаться внутри безжалостным холодящим облаком.
Кто-то знал о его секрете. Знал, что стоит за его, Валериным успехом и известностью.
Музыканты не сразу заметили, что он выпал из общего разговора.
Потом Димон спросил его, сидящего с озабоченно-встревоженной миной:
– Валер, ты чего? Что там тебе такое принесли?
Остальные обернулись, разом замолкли и уставились на него.
– Да так… ничего особенного, – Валера натянуто улыбнулся и ощутил, как мерзко и фальшиво звенит напряжение в его голосе, совсем как в тот первый раз, когда он принёс им послушать чужую песню. – Какие-то ненормальные поклонницы, похоже…
Он торопливо смял записку и сунул её в карман пиджака. Товарищи продолжали смотреть на него, в их глазах застыло лёгкое недоумение. Они словно бы ждали от него ещё каких-то объяснений.
– Похоже, ты стал настоящей звездой, – наконец полушутя воскликнул Кирюха. – Уже узнают в общественных местах!
– Да ладно, ерунда, – Валера вяло отмахнулся, – не стоит внимания. Продолжаем, друзья!
Они ещё некоторое время общались, смеялись, танцевали… Небольшой эпизод с запиской был скоро забыт. Всеми, кроме Валеры. Весь оставшийся вечер у него не шло из головы это послание. И главное, кто его написал?
Вероятно, мог знать обо всём тот самый антиквар, который продал ему фонограф. Ведь официант сообщил, что передавший ему записку выглядел необычно. Похоже, всё сходилось. Но зачем антиквару понадобилось так неожиданно, в столь неподобающий момент смущать его? Неужто только для того, чтобы восстановить, на его взгляд, попранную в отношении безвестного автора справедливость? И он хочет, чтобы Валера всё рассказал – только теперь вот?
Но рассказать нужно было раньше, гораздо раньше. С самого начала. А сейчас не просто в этом нет смысла. Можно вообще разрушить всё, чего они с таким трудом достигли.
И как он сам будет выглядеть после этого в глазах своих друзей – людей, которыми он дорожил, и которые после матери были для него самыми близкими?
Нет, думал Валера, никому он рассказывать ничего не будет. Пусть всё остаётся как есть. А записка эта… ну и чёрт с ней. Ну и пусть кто-то знает. Если этот неизвестный до сих пор не разгласил его тайну, значит, и не хочет этого делать. Иначе давно бы уже сделал.
Отчасти успокоив себя такими мыслями, он попытался присоединиться к общему веселью. Но расслабиться что-то получалось не очень. Эта записка заронила ему в душу прегадкого червячка, и тот постоянно шевелился, не давая покоя.
Майя, видимо, заметила это, и во время танца с ним тихо спросила:
– Валер, ты какой-то не такой нынче. Тебя явно гнетёт что-то. Что случилось?
– Всё в порядке, Майя, – ответил Валера, отводя глаза в сторону. – Я просто немного устал. Ты права: нам всем надо на время отдохнуть друг от друга.
Майя больше ничего не спрашивала, но поверила ли она ему, он не понял.
Они посидели ещё пару часов, а потом стали разъезжаться по домам. Все были пьяные и довольные проведённым вечером – все, кроме Валеры.
***
Вообще-то у него было скверное предчувствие, что так долго продолжаться не может, и скоро всё должно закончиться. Слишком уж быстро и легко у них всё пошло в гору, и вершина уже близко. А может, то, чего они достигли, – это уже она и есть.
А с вершины путь только один – вниз.
Первым симптомом начинающегося спуска явилось то, что интерес к их концертам стал падать. Да, они после двухнедельного перерыва ещё несколько раз выступили в российских городах. Но уже не было такого интереса, не было такого аншлага, как в первое время, не было уже и того сумасшедшего зрительского восторга. Любой хит, какую бы широкую популярность ни снискал, рано или поздно приедается. Публика уже хочет чего-то нового. Вот и от «Квинтио» ожидали новых шлягеров, но они продолжали потчевать слушателей в основном всё тем же альбомом.
Валера написал ещё несколько песен, которые тоже были включены в их репертуар. Но это опять было не то. Ни одна из новых песен не шла ни в какое сравнение с теми, которые принесли им известность и финансовое благополучие.
Залы, которые на их выступлениях первое время были полными, раз от разу стали заметно редеть.
Прошло всего два месяца с их феерического выступления на поп-фестивале, а в прессе уже стали появляться критические заметки музыкальных обозревателей. Писали, что, похоже, группа «Квинтио» сильно снизила уровень своих прежних творческих достижений. Что, наверное, авторам и исполнителям в поэтическом и музыкальном плане уже, по большому счёту, нечего показать. Были и жёсткие статьи, в которых их прямо называли очередными «бабочками-однодневками» от эстрады, чей мимолётный успех был случайным. Один особо рьяный критик, который почему-то их невзлюбил изначально, даже наградил их творчество эпитетом «нафталиновая попсятина», теперь издевался вовсю. Мол, я же говорил, что эти провинциальные выскочки, эти посредственности, выехавшие на волне сиюминутного интереса к ретро, быстро сдуются вместе с этой модой!
Раньше они бы и не обращали на это внимания. Но сейчас, на фоне их неудач, такие выпады воспринимались весьма болезненно.
Да и сами они чувствовали, что их дела идут далеко не так успешно, как совсем недавно.
Контракт со звукозаписывающей компанией оставался в силе. Но что-то там канителились с выпуском, то и дело возникали какие-то непонятные то финансовые, то административные проволочки. Обещанный пятидесятитысячный тираж альбома «Эхо минувшего», на который они так надеялись, всё никак не мог увидеть свет.
Действительно, у них пошла устойчивая полоса невезения. Буквально во всём.
На одном из концертов, в самом начале, внезапно пропало электричество: произошла крупная авария. Вскоре после того в других городах пришлось дважды отменить концерты. Один раз оказалась нелётной погода, второй раз – администрация концертного зала стала вдруг выдвигать условия выступления, совершенно для них неприемлемые.
В довершение всего у Димона захворал сын – корь плюс осложнения. И бас-гитарист на какое-то время выбыл из коллектива, а другого они найти не могли. Да и не было желания – они уже все успели крепко привязаться друг к другу и иного состава команды не мыслили.
Удача словно разом отвернулась от них.
Да и Валера чувствовал себя неважно – появились вязкая хроническая усталость и бессонница, какая-то общая нервозность и обеспокоенность.
На подсознательном уровне он понимал, что является причиной этих расстройств: всё тот же секрет происхождения альбома «Эхо минувшего» и их оглушительного успеха, который до сих пор оставался для его товарищей секретом. Но не помогало это ни самочувствию, ни творчеству. Материал, с которым они работали, устарел, а ничего лучше у Валеры создать не получалось, несмотря на все его старания и заверения.
И к тому же кто-то знал о его нехорошей тайне. Знал и никак не проявлял себя. Словно выжидал чего-то.
Данное обстоятельство, пожалуй, в сложившемся положении вещей было самым гнусным. Именно это беспокоило Валеру более всего, хотя он с трудом себе в том признавался.
Потом случилась ещё одна гадкая штука: ночью в их студию залезли воры и вынесли дорогостоящее оборудование. И даже не погнушались уже подержанными музыкальными инструментами. Это был сильный удар судьбы, причём ниже пояса. На новые гитары средств у них бы хватило, но не на эквалайзер, усилители и синтезатор. А гонораров от продажи дисков ждать было ещё, видимо, долго. Снова пришлось отменять запланированные концерты, причём ещё выплачивать организатором неустойку.
О выступлениях в обозримом будущем говорить уже не приходилось.
Как бы заключительным аккордом всей этой какофонии неприятностей произошло несчастье с одним из них. Сева, купивший в кредит новую «Мазду», лихо разъезжал по городу и столкнулся с другим авто. Чья была вина – случай был спорный. Никто не погиб, правда, машину у Севы помяло изрядно. Хуже было то, что помяло и его самого. Он получил закрытый перелом предплечья и лёгкое сотрясение мозга. Сева пролежал в больнице неделю, потом оправился и его выписали. Но рука оставалась в гипсе, о новых концертах ему пока нечего было и думать. Врачи сказали: кисть будет недееспособна ещё дней сорок.
Всё это произошло за какие-то два месяца с того момента, как Валера получил в ресторане таинственную записку.
Настроение у всех было подавленное. Особенно скверным оно было у Валеры.
В один их вечеров, навестив Севу, он отправился домой, пребывая в тяжёлых раздумьях о том, что с ними случилось последнее время и что им теперь делать. Похоже, они пришли к тому состоянию, которое было осенью позапрошлого года – перед тем, как в его жизни неожиданно появились творения Эдуарда Венджевецкого. То есть – после того, как они выжали из этих творений максимум возможного, – вернулись в тот же тупик. Если так пойдёт и дальше, размышлял он, то их музыкальному коллективу лучше самоликвидироваться. Может, и правы были те, кто писал, что успех «Квинтио» был только фейерверком – ярким, но мимолётным и одноразовым. А на большее их уже не хватит.
И вдобавок все эти события… Нутром Валера чувствовал, что это не только его личный творческий кризис и кризис всей группы. За всем этим кроется что-то другое, непонятное. И что оно как-то связано с тем странным посланием, что он получил в ресторане.
Как бы в подтверждение его ждал очередной неожиданный и малоприятный сюрприз. Когда он уже подходил к своему дому, его сотовый запиликал, сигнализируя о новом сообщении. Валера достал, глянул – номер отправителя был незнакомым. Он открыл послание и прочитал:
Всё ещё не готов рассказать правду?
Внутри него сразу всё похолодело и сжалось. Теперь сомнений не оставалось: кто-то хотел, чтобы он раскрыл свою тайну. И всё то, что случилось с ними последнее время – да, каким-то образом нанизано вместе с его секретом на одну и ту же невидимую зловещую нить. И, похоже, виноват в том только он, Валера.
Кто-то неизвестный, похоже, намеревался его шантажировать.
Но кто? Неужели тот странный пожилой дядька – хозяин лавки, продавший ему фонограф и записи?
Валера попытался было набрать номер, с которого пришло SMS. Но операторская служба приятным женским голосом сообщила ему, что такого номера не существует. Валера набрал вторично, надеясь, что первый раз произошла ошибка – результат был тот же.
«Что за чертовщина творится?» – мучительно заныло у него в мыслях.
***
Дома он не находил себе места. На вопросы матери, что стряслось, он отвечал, что ему немного нездоровится. Попив чаю, он закрылся у себя в комнате. Весь оставшийся вечер он лежал на кровати и лихорадочно раздумывал, что всё это значит и как ему теперь поступать.
Может, и вправду всё им рассказать? И самому легче станет.
Но как только он представлял себе, какие лица будут у его друзей после этого признания… Нет, думал он, кусая губы, это выше моих сил.
Но и оставлять ситуацию на самотёк тоже было нельзя. Сама собой она не разрешится, а если разрешится, то дальше будет только хуже – он был уверен в том, хотя не мог объяснить себе, почему. Нужно было что-то предпринять.
Угнетала неопределённость: он по-прежнему не знал, кто этот таинственный незнакомец и чего он от него, Валеры, хочет.
Если это тот антиквар, думал Валера, нужно найти его и объясниться с ним. «А если это не он?» – тут же возражал внутренний голос. Нет, снова говорил он себе, тот тип определённо имеет какое-то непонятное ему, Валере, отношение к происходящему. В конце концов, ведь всё началось с посещения его лавки, с этого злополучного фонографа и записей.
Завтра же пойду туда, решил Валера.
Наутро он собрался с духом и отправился в тот самый антикварный магазин, в который он случайно забрёл в тот ненастный сентябрьский вечер. Ему пришлось изрядно поплутать, прежде чем он разыскал тот дом – дорогу он помнил смутно. К тому же он был здесь год и девять месяцев назад, и за это время район заметно изменился.
Тем не менее, он нашёл наконец то самое обветшалое старое здание. Однако вывески «Антикварная лавка» не было. Вместо неё была другая – «Юридическая консультация». Валера зашёл, спросил насчёт магазинчика антиквариата, который был тут не так давно. Девушка-служащая ответила ему, что это помещение действительно было арендовано частным лицом под какой-то магазин. Но ещё весной прошлого года арендатор съехал, и теперь площадь занимает их организация. Куда делся прежний съёмщик и кем он был, чем занимался, она понятия не имеет, да и зачем ей это?
Валера поблагодарил девушку за информацию и пошёл восвояси.
Всё правильно, с досадой думал он. Мне же было сказано, что эта лавка тут ненадолго. Где я теперь найду этого антиквара? Нужно было сразу, не мешкая, после получения той записки идти сюда, может, и застал бы его. А теперь ищи ветра в поле…
Этим же вечером ему позвонила Майя и сказала взволнованным голосом, что нужно им всем встретиться. Разговор важный, не по телефону. Собраться лучше завтра дома у Севы, – он, мол, сам предложил, поскольку в квартире будет один.
На следующий день группа «Квинтио» в полном составе сидела в просторной кухне большой двухкомнатной квартиры, где Сева жил со своими родителями. Родители уехали на дачу, этак на пару недель, и Сева наслаждался свободой.
На встречу с товарищами Валера шёл с тяжёлым сердцем. Он и сам раньше собирал всех, чтобы обсудить текущее положение дел и планы на будущее, поделиться какими-то творческими замыслами. Но сейчас инициатором встречи был не он, и это всерьёз его тревожило. Причина, по которой они собираются, видимо, была вовсе не праздничная.
Он убедился в этом, как только увидел своих друзей. Когда он пришёл, все кроме него были уже в сборе. Майя и парни сидели вокруг стола в мрачном молчании и глядели кто в стол, кто в окно.
– Ну, о чём говорить будем? – нарочито бодро спросил Валера, поздоровавшись со всеми и присев к столу.
– Валерик, посмотри, – с некоторым трудом выговорила Майя и протянула ему свой сотовый. – Это мне вчера пришло.
Валера взял мобильник, посмотрел на дисплей. Там значилось:
Знаете ли вы, чьи песни исполняли?
– От кого это? – дрожащим голосом выговорил Валера, хотя уже понял.
Он обратил внимание на странный номер отправителя. Тот же самый, с которого он сам получил сообщение вчера.
– Понятия не имею, – Майя пожала плечами. – Такого номера, оказывается, вообще нет, я узнавала.
– Мы все вчера такое послание получили, – угрюмо изрёк Сева, глядя на Валеру исподлобья. – И все с того же номера, которого как бы не существует.
– Как-то всё это подозрительно, – добавил Димон. – Кто мог узнать наши номера?
– Валер, ты нам рассказать ничего не хочешь? – вкрадчивым тоном спросил Кирюха.
Все молча смотрели на него и ждали.
«Вот оно!» – пронеслось в голове у Валеры. Сердце у него ухнуло куда-то вниз, в животе ноюще ёкнуло.
Он знал, что момент, когда придётся объясняться с ними, рано или поздно настанет. Но до последнего оттягивал его. Теперь уже тянуть дальше не было смысла.
Пришло время облегчить душу и выложить им всё. И он рассказал.
Рассказал, как позапрошлой осенью забрёл в антикварную лавку. Как пообщался со странным мужчиной – то ли хозяином, то ли продавцом. Как приобрёл фонограф и старые записи неизвестного автора по имени Эдуард Венджевецкий. И как принёс им одну за другой его песни, выдав их авторство за своё. И про странные послания потом тоже поведал.
В конце рассказ он замолк и опустил голову. Смотреть в глаза товарищам у него не было сил.
В кухне повисла тяжёлая тишина. Димон сидел и ошалело крутил головой. Майя горестно вздохнула несколько раз. Только Кирюха тихо проговорил, криво усмехаясь: «Ну дела!» Все опять замолчали, переваривая услышанное. Всё это, видимо, выглядело настолько невероятно, что никто не знал, как относиться к Валериной истории.
Наконец Сева глухо произнёс:
– Так значит, ты нас с самого начала обманул? И всё это время держал всех в неведении?
Кирилл добавил:
– А мы-то, блин, как дураки, дифирамбы ему пели: «Валера у нас то, Валера сё, Валера талант!» Тьфу! – он издевательски скривился. – Ты хоть понимаешь, как нас всех подставил?
– Да, я свинья! – убитым голосом сказал Валера, не поднимая головы. – И бездарь! Я всех обманул… и вас, и автора того, и зрителей. Если можете, простите меня!
– Ты прежде всего обманул самого себя, – произнесла Майя сдавленным голосом. – А потом уже нас и всех остальных. И конечно, это всё… печально. Ведь мы-то в тебя так верили!
Валера сокрушённо молчал. Конечно, она была права на все сто. Ему сейчас хотелось провалиться сквозь землю. Он чувствовал, как пылают его щёки и уши, и не мог найти в себе силы поднять голову.
– А ты вообще о такой вещи, как авторское право, слышал когда-нибудь? – ехидно осведомился Кирюха. – Ты подумал, что нас теперь засудить могут? Всех из-за тебя?
– Конечно, я знаю, – промямлил Валера. – Но ведь, понимаете… эти песни, они ж сто лет назад написаны! Тогда ни о каком авторском праве, тем более в России, и не заикался никто. И я подумал… ну, почему бы их не использовать? Кто будет заявлять о нарушении авторских прав? Если вообще кто-то узнает…
– Как видишь, кто-то в курсе, – констатировал Сева. – Может, это какой-нибудь потомок того, как ты говоришь, Венджевецкого? А вдруг он вздумает предъявить нам иск за моральный ущерб или там за присвоение интеллектуальной собственности – закон на его стороне будет, стопудово.
– И не дай бог! – поддержал Кирюха. – Если эти факты обнародуют – плакал наш контракт на весь тираж в пятьдесят тысяч! Не говоря уж про то, что позору будет…
– Да, мужики, фига мы чего получим, – пробурчал Димон с кислой миной. – И репутация у нас будет навсегда подмочена!
– Ребята, но ведь никто пока это не предал огласке, – вступилась Майя. – Может, и вправду нет ни у кого авторских прав на эти песни? Может, не так всё страшно?
– Всё равно, я полагаю, надо в фирму самим сообщить, – сказал Кирюха, обводя взглядом компанию. – Пока мы не нашли на свои задницы неприятностей. Как считаете?
– А я думаю, не стоит, – отозвался Сева. – Раз уж не указали с самого начала, поздно уже метаться. Договор заключён, и там уже всё написано. В смысле, что это мы авторы и прочее. Если начнём поднимать волну – точно пользы нам не будет. Контракт с нами расторгнут и новый уже не заключат. А если всё будет по-тихому – может и прокатит.
– Даже не знаю, парни, – хмыкнул Димон. – Мутная какая-то ситуация, непонятная. Надо получше узнать насчёт этого, как его… короче, настоящего автора. Нет ли у него наследников и прочее.
– А я бы очень хотела знать, ребята, кто нам эти эсэмэски отправил, – задумчиво сказала Майя. – И зачем. И откуда у него наши номера. И главное, как это связано с тем, что со всеми нами происходит последнее время.
– Думаешь, связано? – Сева с недоумением посмотрел на неё. – Даже вот это? – он потряс загипсованной до локтя рукой.
– Не знаю… – неуверенно протянула девушка, – но уж больно странные совпадения, всё одно к одному. И заметьте, ведь всё началось после того, как у нас вышел первый альбом. Поневоле задумаешься. Будто кто-то или сама жизнь мстит нам за то, что мы присвоили чужие произведения.
– Ну это уж перебор, Майя! – усмехнулся Сева. – То, что ты говоришь, смахивает на какую-то мистику.
– Я тоже, мужики, думаю, что всё это не случайно, – наконец подняв голову, Валера подал голос.
– И ты туда же, – иронично прокомментировал Кирюха.
– Димон прав, – пробормотал Валера. – Нужно узнать насчёт Венджевецкого, тогда может, и остальное станет ясно. Кто этот неизвестный и чего ему надо… А с тиражом, я думаю, не надо пока дёргаться. События покажут. Сообщить-то мы всегда успеем.
– Ну да, ты вот успел, – желчно сказал Сева, – и что мы имеем в результате?
– Ладно, ребята, хватит уже Валерку клевать, – примирительно сказала Майя. – Он же рассказал нам всё, покаялся. В конце концов, он как лучше хотел для нас всех. Теперь надо думать, как выкручиваться.
Валера с благодарностью посмотрел на неё. Собрался с духом и выговорил:
– Друзья, я займусь этим. Я эту кашу заварил, мне и расхлёбывать.
***
Он возвращался домой, чувствуя, будто гора спала с плеч. Наконец-то он освободился от тяжёлого груза, который лежал на сердце – с того дня, как ему в ресторане принесли записку. Проблем это не решало, но теперь, во всяком случае, он перестал таскать в душе камень от сознания того, что обманывает своих друзей.
Правда, он по-прежнему мог только гадать, сделал ли он то, что ожидал от него неизвестный. Или тот хотел признания на всю многотысячную армию их поклонников и вообще всех неравнодушных к их творчеству? Скорее всего, этот тайный мучитель рассчитывал именно на последнее. И вероятно, не от него конкретно, а от всего коллектива «Квинтио». Иначе зачем бы он разослал сообщения каждому?
По большому счёту, они за эту свою встречу толком не решили, что делать. Да, его друзья уже не заблуждаются относительно авторства песен. И представляют, за счёт чего (вернее, кого) они достигли быстрого и большого успеха.
Но вину это с Валеры не снимает. Теперь, когда он пообещал товарищам разобраться в ситуации, он взвалил на себя новую ношу обязательств.
Нужно было раскапывать эту странную историю. С самых истоков.
Сначала он сел за компьютер и провёл весь вечер, обшаривая интернет в попытках что-нибудь разузнать про поэта и композитора по имени Эдуард Казимирович Венджевецкий. Он и раньше делал это не раз – без всякого результата. И сейчас не нашёл ничего, вообще ничего, так или иначе связанного с этим человеком. Такого Валера не ожидал: он-то рассчитывал, что в сети можно найти что угодно, стоит проявить достаточно терпения и усидчивости.
Потом Валера стал обдумывать, какой шаг предпримет дальше. Самым разумным было пойти в муниципальный архив. Если эта загадочная личность жила в их городе, да к тому же была довольно известной, уж там-то всяко должны сохраниться какие-то сведения.
Наутро он разыскал здание городского архива. Представившись музыкальным историком и преподавателем (что было недалеко от правды – сертификат начального учителя музыки по классу фортепиано у него был), он сказал работникам, что собирает сведения по истории музыки в Созинске. Под этим предлогом он запросил все возможные документы, касающиеся местного поэта и музыканта Эдуарда Венджевецкого.
Ему пришлось подождать двое суток и ощутимо раскошелиться. Кое-что удалось выяснить. Документы столетней давности подтверждали то, что в их городке действительно проживал гражданин с такой фамилией.
Скупые строчки поведали о таинственном поэте и композиторе немного.
Родился в 1859 году в Санкт-Петербурге. Отец его, Казимир Венджевецкий, переехал из Польши в середине позапрошлого века и, получив российское гражданство, обосновался в тогдашней столице. Был известным в городе держателем фарфоровой мануфактуры, довольно состоятельным человеком. Мать – русская, домохозяйка, родом из купеческой среды. Эдуард был четвёртым ребёнком в семье. Закончил музыковедческое отделение Петербургской консерватории. Жил в столице, занимался театрально-концертной деятельностью. В 1894 году по непонятным причинам переехал в Созинск, где практически и жил до конца. Семьи, детей не было. Зарабатывал на жизнь частным преподаванием музыки. Именно здесь, в этой глуши, написал основные свои произведения, оставшиеся почти неизвестными широкой публике. В последние годы жизни страдал нервным расстройством. Был помещён в приют для душевнобольных, где и провёл остаток своей жизни. Скончался в 1918 году, по заключению врача, «от истощения телесных сил». Похоронен на главном городском кладбище Созинска.
Ни фотографий, ни каких-либо иных его изображений найти не удалось.
Да, это было больше, чем ничего, но никак не проливало свет на их злоключения.
Во всяком случае, если верить письменным свидетельствам, прямых наследников у этого загадочного музыканта не было. Но значит ли это, что некому предъявить им претензии?
Валера вышел из городского архива озадаченный и разочарованный.
Затем ему пришла в голову удачная мысль. Надо посетить краеведческий музей, подумал он. Последний раз он бывал там ещё школьником, когда их класс водили туда на экскурсию.
Небольшой зал музея был тихим и безлюдным. В помещении находились только двое: он сам да смотрительница - старая, интеллигентного вида женщина.
Валера быстро обошёл зал, бегло осмотрел экспонаты. Снова не обнаружил ничего связанного с некогда известным поэтом и композитором. Потом подошёл к смотрительнице, спросил, не знает ли она что-нибудь об этом человеке.
Старушка оказалась на редкость словоохотливой. К удивлению Валерия, она даже с радостью закивала головой, будто бы ждала, что кто-нибудь из посетителей наконец спросит её об этом:
– Как же, конечно слышала об этом замечательном композиторе. Я ведь, молодой человек, по образованию историк… Всю жизнь здесь прожила, так что грех не знать. И главное, моя бабушка лично его знала. Много мне рассказывала про него.
– Вот как? – воскликнул Валера.
Похоже, на сей раз удача улыбнулась ему.
– Да, его тогда знали в Созинске многие… – Женщина мечтательно закатила глаза. – Вы знаете, он был очень, очень популярен. М-м-м, какие у него были песни, какие мелодии! Сам-то родом из Петербурга, переехал вот сюда, из столицы в нашу, с позволения сказать, глухомань… Ещё молодым – ну разве немного постарше вас.
– А почему переехал? – осторожно спросил Валера. Он уже понял, что разговор с этой женщиной принесёт ему куда больше, чем копание в архивных документах.
Смотрительница глубоко вздохнула.
– Никто точно не знал, что его заставило. Но были всякие слухи… Говорили, он в музыкальном училище преподавал, и вот с одной студенткой у него был роман. А знаете ли, такие вещи в то время не поощрялись, это сейчас всё можно… Когда начальство узнало, большой скандал был. Он был вынужден уволиться. А девушка та родом была отсюда, и в Петербурге остаться не захотела после всего того… Уехала обратно в Созинск, к родителям после окончания училища. Эдуард всё бросил, поехал сюда за ней. И должность свою оставил, и карьеру, и квартиру, всем ради неё пожертвовал… Вот такая любовь была. А ведь начинал столь блестяще, его постановки шли и в Большом театре, и в Мариинском. У него был огромный талант, он с детства подавал большие надежды. Мог стать великим, знаменитым, как Чайковский или Рахманинов. Но не судьба…
– Понятно… – пробормотал Валера. – А я читал в архиве, что он под конец жизни… ну, словом, у него стало с головой не всё в порядке. Так это правда?
Лицо женщины приняло скорбное выражение.
– Да, молодой человек, ему в жизни как-то очень не везло. Словно злой рок его преследовал… Родителей он лишился рано, подростком. А та девушка, первая и единственная его любовь, умерла от чахотки. Сгорела вскоре после того, как они помолвились. Тогда ведь лечить её не умели… И потом он один был всю оставшуюся жизнь. Наверное, так выбрал.
– Да, грустно… – Валера не нашёл сказать ничего лучше.
Они немного помолчали, потом женщина продолжила:
– Ещё должна вам сказать, в столице коллеги по музыкальному цеху не очень-то признавали его. Критика тоже была к нему немилосердна… Писали, мол, как-то не ко времени то, что он создаёт. Хотя он был выше многих на голову. Большинство просто не могли по достоинству оценить его произведения. А из тех, кто могли, некоторые, наверное, ему просто завидовали. Он на самом деле опередил свою эпоху, поэтому и остался для многих непонятым. Знаете, как в своё время Вагнер или, допустим, Скрябин.
– А почему вы считаете, что опередил? – с замиранием сердца перебил её Валера.
Она говорила то, что он неожиданно открыл для себя сам, впервые знакомясь с произведениями Венджевецкого.
Смотрительница грустно улыбнулась:
– Сама-то я не очень в музыке разбираюсь. Но вот моя бабушка, а она знала предмет куда лучше моего, говорила именно так. И это было не только её мнение. Примечательно, что самые известные свои песни, самые популярные, он написал на рубеже столетий. Ну и ещё в первое десятилетие двадцатого века. Именно в нашем городке. Наверное, лучшая атмосфера для творчества у него была здесь…
– Понятно… – пробормотал Валера. – Вы извините, что встрял, мне как музыканту всё это очень интересно. А ваша бабушка… если не секрет, какие у неё были отношения с этим человеком?
Старушка опять улыбнулась, на сей раз с хитринкой в глазах.
– Нет, там ничего такого не было, не подумайте… Она ведь младше была лет на тридцать. Он относился к ней как к дочке, своих-то детей не имел… Вообще близких у него не было почти никого. И не очень-то он был общительный, скорее закрытый человек. А после смерти невесты так вообще замкнулся в себе. Моя бабушка была одной из немногих, с кем он общался. Он давал ей частные уроки, когда ещё здоров был, конечно. И они встречались, разумеется, также на балах, в салонах, на разных светских мероприятиях нашего городка. Как вы понимаете, была тут и местная аристократия, и развлекалась по-своему… Он много чего ей про себя рассказывал, вообще про питерскую жизнь, делился кое-чем личным. Вот откуда и до меня дошло.
– А дом, в котором он жил? Он остался?
– Нет, к сожалению… Он снимал апартаменты в доме, в том историческом районе на восточной окраине, у вокзала. Так вот те дома почти все снесли, ещё в семидесятых… И его дом не сохранился.
– Простите, может, за нескромный вопрос, – Валера собрался с духом, чтобы узнать то, что ему представлялось наиболее важным. – Я хотел бы уточнить: значит, потомков он никаких не оставил вообще? Ни в этом своём… несостоявшемся браке, ни, так сказать, на стороне?
Старушка покачала головой.
– Знаете, молодой человек, точно сказать этого не может никто… Но всё же боюсь, единственное, что от него осталось, – это память очень немногих людей. Даже его замечательные произведения не сохранились…
– Может, он передавал их кому-то? – торопливо вставил Валера.
Ему стоило больших внутренних усилий, чтобы у него не сорвалось с языка, что как раз он-то чудом заполучил уникальные записи.
– Насчёт этого тоже всё покрыто туманом. Во всяком случае, наш музей не располагает ничем из его наследия. Ни партитур, ни текстов, ни грампластинок, ничего. Насколько мне известно, он ведь сам успел записать очень даже немного. А под конец его жизни в России произошла Октябрьская революция. Сами понимаете, повсюду хаос, скоро он из тогдашней столицы и сюда докатился. Голодное и тревожное время, всем не до музыки… Людей его сословия, как вы сами прекрасно понимаете, новая власть не жаловала. Да и кому в то время было дело него? Представьте себе: пожилой музыкант, малоизвестный, без положения, без родни, без денег и связей, да ещё и психически нездоровый. И вот этот человек доживает свои дни в приюте захолустного городка…
– Даже не представляю, каково это… – Валера поёжился. – Не дай бог! Скажите, а как случилось, что он… ну, стал душевнобольным? Что-то так повлияло на него, или, может быть, это что-то наследственное?
Смотрительница глубоко вздохнула, глядя куда-то вдаль поверх очков.
– Тут я могу только гадать… – произнесла она, подумав. – Тёмная история. Вероятно, это результат всех горестей, выпавших на его долю. Может, был какой-то наследственный фактор. А может, повлияли на него его странные увлечения…
– Какие увлечения? – спросил Валера. У него перехватило дыхание. Он почувствовал, что сейчас услышит нечто по-настоящему важное.
– Судя по отзывам современников, личностью он был разносторонне одарённой. Опять-таки, я со слов своей бабушки вам передаю. – Женщина улыбнулась, ненадолго замолкла, вспоминая что-то. – Я ведь сама была десятилетней девчонкой, когда она мне это рассказывала. Помню уже смутно, может, что-то не так поняла или перепутала… Так что вы мои слова уж так на веру-то не принимайте… Так вот, Эдуард Венджевецкий якобы моей бабушке признавался, что с молодости интересовался всякого рода оккультизмом.
– Оккультизмом? – переспросил Валера, поражённый услышанным. Он рассчитывал услышать о жизни композитора что-то неожиданное, но только не такое.
– Да, в конце позапрошлого века, знаете ли, в образованных кругах во всём мире возрос интерес ко всякого рода мистике. Многие известные люди, даже учёные, всерьёз занимались спиритизмом и медиумизмом, организовывали всякие общества исследования психических явлений. Конечно, это поветрие проникло и в Петербург из Европы. И Эдуард, как он рассказывал моей бабушке, активно интересовался такого рода вещами. Он даже входил в некое столичное сообщество парапсихологии, участвовал в опытах и спиритических сеансах.
– Я читал, конечно, про тогдашний всеобщий интерес к этому, – ошарашенно пробормотал Валера, – но вот никак не думал, что и наш композитор тоже…
– Я вам больше скажу, – заговорщически понизив голос, сказала смотрительница. – Сам Эдуард прямо не говорил о том, но по некоторым признакам, как рассказывала бабушка… Скажем так, по тем предметам, которые были у него дома, – а она не раз бывала у него в гостях – ну, и по отдельным его фразам, можно было догадаться, что он помимо прочего состоял в ордене масонов. Вероятно, ещё в Санкт-Петербурге вступил. И, живя в Созинске, поддерживал с ними связи. В основном по переписке, но, наверное, также посещал их собрания. Бабушка говорила, что он периодически уезжал в столицу на несколько дней, зачем – никто не знал.
– Надо же… – хмыкнул Валера. – Непростой он, однако, человек был!
– Нельзя сказать наверняка, правда это или нет, – продолжала женщина, – это только предположения, не лишённые, впрочем, оснований. Поэтому и не утверждаю ничего. Но ведь факт, что многие знаменитые и уважаемые люди были членами масонских лож. Имена вы и сами, вероятно, знаете. И я бы не удивилась, узнав, что это так… Одно можно сказать определённо: у этого человека в жизни было немало тайн. И, наверное, их он навсегда унёс с собой.
– Как интересно, – проговорил Валера задумчиво, и, усмехаясь своей неожиданной мысли, добавил: – Так может, у него был некий договор с тёмными силами? Типа, он им – душу, а они ему – творческое вдохновение? В этом его секрет?
– Шутки шутками, молодой человек, – старушка загадочно улыбнулась ему в ответ, – но раз уж зашла у нас речь на такую тему… бабушка моя всегда отмечала в нём что-то такое, как бы лучше выразиться… Мефистофельское. И во внешности. Она даже побаивалась его немного. При том, что, как я повторяю, они были очень близки.
– И не осталось ни снимков его, ни портретов рисованных? – спросил Валера. – Вот бы посмотреть, каков он из себя, эта загадочная личность!
– К сожалению, ничего, совсем ничего…
– А я читал, что он похоронен где-то на нашем Созинском кладбище, – сказал Валера. – Может, там есть какое-то его изображение?
– Сомневаюсь, молодой человек, – вздохнула женщина. – Да, он похоронен где-то на самом старом городском кладбище, где и вся местная знать. Если я не ошибаюсь, хоронили там ещё до середины двадцатых. Это к северу от города, за железной дорогой. Где-то там его погребли, но точно не знаю где. Но вряд ли там что-то осталось в целости и сохранности. Никто ведь не следит, не ухаживает… Кому оно надо?
– Я всё же попытаюсь найти, – проговорил Валера, обращаясь скорее к себе.
– Знаете, – сказала смотрительница после паузы, – так приятно, что кому-то интересно узнать о нашем выдающемся земляке. Ведь на что мы все можем надеяться? Что нас будут помнить, и хорошо, если за добрые дела… Могу только пожелать вам успеха в поисках, молодой человек.
– Спасибо, – кивнул Валера. – Буду стараться.
– Да, я ещё одно интересное обстоятельство забыла вам сообщить. Может, и это вам будет интересно. Эдуард как-то бабушке рассказывал – незадолго перед тем, как у него началось душевное расстройство… Не знаю, как к тому относиться, но он уверял, что время от времени бывает в будущем.
– В будущем? – оторопело проговорил Валера. – Ну, это уж совсем что-то… Это как, прозрение что ли, предвидение? Что он имел в виду?
– Знаете, если я правильно поняла, что мне говорила бабушка… он утверждал, что непроизвольно переносится на десятилетия вперёд, а потом возвращается. Он просто якобы побывал там несколько раз – в прямом смысле. И говорил, что видел будущее, и оно его чем-то восхищает, а чем-то и ужасает. А какая сила его перемещала вперёд во времени и обратно, – он сам не знал.
– Невероятно! – только и мог произнести Валера. – Но может, это были просто его фантазии?
– Легче всего было бы думать так, – покачала головой старушка. – Но дело в том, что ей Эдуард рассказывал такие вещи, которые потом все сбылись, представляете? Причём в деталях, как будто он и вправду был свидетелем и участником всех этих событий. И революцию предсказал, и советскую власть, и обе мировые войны, и современные машины, и даже то, что люди полетят в космос. И распад Советского Союза, и наше время отчасти. На целый век вперёд! Это даже бабушка не застала, я уже застала. И сама могла видеть, что всё происходит так, как рассказано с его слов моей бабушкой. Вот что по-настоящему удивительно! И объяснений этому у меня нет.
Валера ничего не мог вымолвить. Он только стоял с тупым видом, пытаясь осмыслить услышанное. Собеседница, видя изумлённое выражение его лица, улыбнулась:
– Вы можете верить мне или не верить, или считать, что я тоже не в себе. Но, поверьте, молодой человек, я пока в здравом уме. И выдумывать какие-то небылицы и рассказывать их незнакомому человеку мне ни к чему.
Валера был потрясён.
– Отчего же, – выговорил он с трудом, – я верю вам… Ещё раз спасибо огромное за рассказ. Я, пожалуй, пойду.
Ему страшно хотелось в свою очередь поведать об истории с их альбомом, но мысли и эмоции не позволяли ему собраться. И к тому же он сам ничего по-прежнему не мог понять, не укладывалось всё это ни в привычный порядок вещей, ни просто в голову. Нужно было свести концы с концами во всей этой запутанной дьявольщине.
Он расскажет, обязательно расскажет, но не сейчас.
– Вам спасибо, что пришли, – сказала смотрительница напоследок. – Заходите ещё, приводите родных и друзей, будем рады вас видеть!
– Да, непременно. Всего доброго, – рассеянно пробормотал он и пошёл на выход.
***
Весь вечер разговор со смотрительницей музея не шёл у него из головы. Вообще, всё, что удалось ему узнать о неизвестном композиторе, несколько пугало его. У него теперь было чувство, что он маленьким мальчиком из любопытства забрался в какой-то тёмный чулан и никак не может выбраться.
Что-то подсказывало ему: рассказ о жизни Эдуарда Венджевецкого, о его необычных увлечениях и способностях – больше, чем выдумка. И имеет прямое отношение ко всему, что с ними случилось после того, как они присвоили произведения этого человека.
Матушке он ничего не рассказал. Она до сих пор была не в курсе всех этих странных событий, связанных с его музыкальной деятельностью. Ей было известно только то, что у сына с его командой был недавно большой успех, а сейчас дела пошли несколько на спад. Валера счёл за благо не посвящать её в подробности. Тем более что всё происходящее выглядело иррациональным и жутковатым, чем-то таким, чему не было объяснения.
Не стал Валера ничего сообщать и товарищам. Он знал, что сведения, которые ему удалось добыть, и его смутные подозрения вызовут только насмешки.
Нужно было сначала разобраться самому. Нужно было продолжать поиски.
Следующий день выдался жарким и солнечным. Валера сказал матери, что собирается прогуляться. Спросил, не знает ли она, где это – старое северное кладбище.
– Это за железнодорожным вокзалом, в перелеске, идти через пустырь километра два, – пояснила мать и тут же обеспокоенно спросила: – А тебе зачем, Валера? Ты чего там забыл? Оно давно заброшено. И у нас на нём из родни никто не похоронен.
– Да так, мам… надо посмотреть там кое-что, – ответил он, и, не вдаваясь в пояснения, стал собираться.
Оделся по-походному, с собой ничего не взял, кроме сотового телефона. Он сам точно не мог сказать, что надеется найти там, на кладбище. Повод был вроде понятен: если где-то там остался памятник композитору и удастся найти его, то, может быть, на нём сохранилось и изображение усопшего. Но где-то в глубине себя Валера рассчитывал, что, возможно, визит к месту захоронения композитора может дать ему ещё что-нибудь, а что – гадать не хотелось.
Он понимал, что весь задуманный им поход туда не имеет разумной, чётко обоснованной мотивации. Примерно как в тот ненастный вечер, когда чёрт его дёрнул забрести в малознакомый район города и зайти в антикварную лавку. И поэтому-то он решил отправиться на кладбище один, и ничего никому не разъяснять.
Дорога заняла у него больше времени, чем он рассчитывал. Он зашёл на окраину города, обошёл здание вокзала, миновал станцию, перебрался через железнодорожное полотно. Здесь была граница Созинска, дальше распростёрлась обширная территория, местами заросшая ивняком и лопухами, а за ней начинался невысокий лес. Валера раньше никогда не бывал здесь. Место было глухое и безлюдное. Под ногами противно скрипел усыпанный шлаком песок, тут и там виднелись заболоченные канавы. Ближе к железной дороге стояли отдельные полуразрушенные кирпичные строения, зияя пустыми оконными проёмами. Когда-то, вероятно, это были хорошие дома, и здесь жили люди. Но сейчас было пустынно и мертво. Это место нагоняло тоску, и хотелось поскорее убраться отсюда.
Валера изрядно поплутал взад-вперёд, чтобы найти тропинку, ведущую от железнодорожной насыпи на север, через эту неприветливую местность по направлению к перелеску. Никаких указателей не наблюдалось, да и спросить было не у кого – вокруг ни души. Валера постоял немного, собираясь с духом, и двинулся по тропинке. Минут двадцать он мерил шагами пыльную закопчённую землю. Потом местность сменилась на лесистую. Появились одинокие деревца, кустарники, по мере продвижения всё чаще и выше, а под ногами попадались мшистые кочки и коряги. Наконец дорожка нырнула в заросли, и спустя пару минут Валера разглядел впереди признаки того, что можно было назвать местом человеческих захоронений. Он прошёл ещё сотню метров, озираясь по сторонам и оглядываясь. Вокруг никого по-прежнему не было, ни одного живого существа. Здесь стояла мёртвая тишина – не было слышно уже ни автомобильного рёва, ни стука электричек, ни птичьего щебета. Будто здесь всё навсегда замерло.
«Лучшего места для кладбища не найти», – подумал Валера.
Он остановился и огляделся. Его уже обступали довольно высокие, в три человеческих роста, ели и лиственницы. Кое-где виднелись старые, ветхие кресты, косо торчащие из земли, виднелись и потемневшие от времени каменные надгробия, но их было меньше. Действительно, кладбище было давно уже заброшенным. Оград почти нигде не наблюдалось. Лишь местами посреди шапок мха и кустов папоротника, отвоевавших для себя заново эту землю, всё ещё стояли фрагменты насквозь проржавевших решёток с редкими литыми завитушками и свисающими серыми клочьями паутины.
«Господи, чего я сюда припёрся?» – пронеслось у Валеры в голове.
Найти тут интересовавший его памятник, даже если он был, казалось задачей непосильной. Кто знает, сколько тут этих могил, и сколько времени ему понадобится, чтобы найти то, ради чего он сюда явился.
Он двинулся вперёд – просто наугад, курсируя между стволами и шаря глазами по сторонам. Везде его взгляд натыкался на одну и ту же унылую картину. Он подошёл к одной могиле, безуспешно попытался прочитать полустёртые буквы на каменном надгробии, ко второй, к третьей – с тем же результатом. Валеру охватило чувство безнадёжности.
«Да ты просто идиот, – сказал он с досадой самому себе. – На что ты рассчитывал, когда шёл сюда?»
Внезапно его кольнуло мимолётное ощущение, что кто-то наблюдает за ним. Он резко оглянулся, пробежал взглядом по сторонам – никого.
Он усмехнулся. Кому бы понадобилось прятаться от него здесь?
И вдруг прямо над ним раздалось громкое карканье. Это было так неожиданно посреди густой, мрачной тишины, что Валера вздрогнул. Он поднял голову.
На ветке берёзы, у которой он стоял, сидела большая ворона. Она, казалось бы, внимательно разглядывала посетителя, нарушившего долгий покой этого места. Она поворачивала голову так и этак, и Валера видел чёрный агатовый блеск её глаз.
Ворона каркнула ещё раз – хрипло и зловеще.
Она словно что-то хотела сказать.
Валера неподвижно стоял, и взгляд его был прикован к серо-чёрной птице. Сердце его учащённо забилось. Его вдруг охватило ощущение нереальности происходящего. Будто на всём белом свете остались только два живых существа – он и эта ворона.
Птица грузно вспорхнула с ветки, перелетела на лиственницу, стоящую неподалёку. Уселась на вершину дерева – так, что Валера хорошо видел её, и опять у него непроизвольно мелькнула мысль, что она делает это намеренно. Снова глядя на человека, ворона прокаркала трижды. Она будто бы звала за собой.
Валера, не отрывая взгляда от птицы, сделал несколько шагов к дереву, на котором она сидела. В другое время он бы посмеялся над собой, над своим внезапным побуждением – идти по вороньему зову. Но сейчас его состояние было почти сомнамбулическим. Он словно выпал из привычной действительности и всем существом ощутил присутствие рядом с собой чего-то другого. Чего-то непонятного и пугающего, и в то же время имеющего отношение к нему самому и к тому, зачем он сюда явился. Чего-то такого, что непостижимым образом касалось его жизни со стороны покинувшего этот мир поэта и композитора.
Восприятие в какой-то момент у Валеры раздвоилось. Он оставался тем, кем знал себя всегда, – в данную минуту обескураженным и растерянным молодым человеком, который пришёл на старое заброшенное кладбище. И одновременно он как бы смотрел на себя сейчас со стороны – смотрел отрешённым взглядом, как будто чьими-то чужими глазами. И будто кто-то чужой через эту ворону руководил его действиями.
Ворона снова снялась с дерева и перелетела на соседнее – дальше, по направлению в глубь кладбища. Снова повертела головой, глядя на Валеру то одним глазом, то другим, прокаркала. Теперь у него не осталось сомнений: ворона куда-то ведёт его. Ему было не по себе, но он почти механически переставлял ноги вслед за птицей.
Так повторилось несколько раз, пока он не оказался перед массивным каменным надгробием. Довольно большим – высотой ему по грудь, несмотря на то, что заметно накренилось. Могила наглухо заросла высокой травой. Она не сильно отличалась бы от множества таких же вокруг, если бы не этот относительно хорошо сохранившийся памятник. Буквы на нём были высечены довольно крупно, хотя позолота внутри них почти полностью стёрлась. Тем не менее, имя похороненного и годы его жизни были чётко видны. Валера приблизился и прочитал:
Венджевецкий Эдуард Казимирович (1859 – 1918)
У Валеры всё внутри задрожало. Ему вдруг захотелось повернуться и поскорей идти обратно. Но ноги его словно вросли в землю.
Ворона, которая сидела на соседнем дереве, снова издала хриплое карканье, похожее на смех старой ведьмы из какой-нибудь сказки.
Нужно было сделать что-то ещё.
Да, конечно. Он ведь для того сюда и шёл. Под надписью был ещё овал, небольшой – примерно как если соединить большие и указательные пальцы рук. Он весь был покрыт слоем пыли и грязи, изображения было не разглядеть. Валера достал из кармана носовой платок и протёр портрет усопшего – то ли это была гравюра на камне, то ли довольно качественно выполненная литография, а возможно, дагерротип, внедрённый в материал памятника, – Валера не разбирался в этих тонкостях. Как бы то ни было, изображение поэта и композитора Венджевецкого оказалось тоже вполне чётким и ясным.
Валера остолбенел. Платок выпал у него из руки.
На него с надгробия пронзительными и почти живыми глазами смотрел знакомый ему человек. Тот самый антиквар. Валера сразу узнал его.
Ворона снова каркнула, взлетела с ветки и скрылась из виду.
***
С минуту он стоял неподвижно, не в силах пошевелится, не будучи в состоянии даже думать о чём-либо. Холодный липкий ужас обволок всё его существо, вполз внутрь и не отпускал.
Смотрительница музея рассказала ему непостижимую и невероятную правду. Эта загадочная личность явилась сюда из другой эпохи. И жизненная линия его, Валеры, не менее загадочным образом пересеклась с её траекторией, выписывающей петли во времени.
Валера не мог оторвать взгляда от изображения поэта и композитора, умершего почти век назад, и чувствовал, что сходит с ума. Весь привычный для него порядок вещей рассыпался в прах; растёкся, как часы на картинах Сальвадора Дали.
Если его останки захоронены здесь, то как он мог недавно разгуливать живым по улицам их городка, как он мог разговаривать с ним, Валерой? Может быть, это была какая-то игра воображения, сон наяву? А как же тогда фонограф, который Валера купил у него? Как же записи, которые столь восхитили Валеру и сыграли такую роль в успехе их группы?
А главное, как же быть с тем, что эта личность явно причастна, пусть и непонятно каким образом, к их злоключениям в последнее время?
В какой-то момент изображение на памятнике стало ещё ярче и контрастнее, как будто зрение у Валеры остро сфокусировалось на этом небольшом пятачке. Окружающий мир тускнел, бледнел и терял очертания. Деревья, старые могилы, земля, заросшая мхом, – всё таяло, как дым. Зрительное восприятие Валеры сузилось, превратилось в узкую трубу, на конце которой мерцал портрет на камне, полностью захвативший его внимание. По мере того, как всё остальное превращалось в прозрачные, бесплотные тени, этот портрет наливался краской и объёмом. В его чертах появилось некое неуловимое движение, а сквозь него, откуда-то как бы из глубины камня, стал медленно проступать слабый внутренний свет.
На Валеру накатила новая волна страха. Что-то необъяснимое помимо его воли происходило с ним: то ли галлюцинация, то ли сумасшествие. И невозможно было ни остановить нечто жуткое, что творилось сейчас, ни как-то повлиять на ситуацию. У него снова возникло желание уже не идти, а бежать отсюда со всех ног. Но он не смог даже пошевелиться: все его мышцы отказались повиноваться. Он стоял в ступоре, не в силах оторвать взгляд от изображения на памятнике, которое оживало на глазах.
Несколько секунд ему казалось, что изображение смотрит на него, сверля его пронзительным взглядом. Потом свечение, идущее от портрета, стало усиливаться и скоро стало таким ярким, что поглотило изображение. Теперь Валера видел только одно сплошное ровное сияние, застилавшее всё поле зрения.
Одновременно с тем внутри него – даже не в ушах, а в самом сознании – сначала тихо, а потом всё громче и отчётливее, зазвучала мелодия. Это была та самая песня, которая так понравилась ему с первого раза – «Останьтесь, годы молодые!»
И опять Валеру охватило чувство, которое он испытал первый раз, когда прослушивал её. Снова он перенёсся то ли восприятием, то ли воображением – уже нельзя было сказать – в то время. И снова окунулся в атмосферу давних лет: времени первых неуклюжих автомобилей, пароходов с дымными трубами, чёрно-белого немого синематографа, манерных дам в длинных платьях, со шляпками и вуалями, галантных мужчин в сюртуках… Эпохи утончённых вкусов, изысканных стихов и изящных мелодий, всеобщего затаённого ожидания чего-то нового. Такого доброго и наивного времени, в котором уже прорастали семена научно-технической революции, напористой самоуверенной рациональности и деловитости во всём. В котором уже зарождались ручейки могучего стремительного потока прогресса и грядущих социальных катаклизмов, которые сметут напрочь это время, оставив только эхо, только следы и воспоминания…
И уже не было в нём страха и паники; они куда-то уплыли, осталась только неопределённая светлая грусть и желание остановить или хотя бы замедлить этот безжалостный поток. Но перед ним, как в горячечном бреду, проносились неясные образы, сменявшие друг друга с калейдоскопической быстротой, мелькали какие-то незнакомые и полузнакомые лица и вещи, он слышал обрывки мелодий и голоса – сотни и тысячи голосов давно ушедших людей. И он почти физически ощутил, как неумолимая река времени уносит всех этих людей в небытие. Все их дела и заботы, все их надежды и чаяния, все их стремления и достижения, всё, что они любили и чем дорожили…
Он мучительно и с предельной ясностью – пожалуй, как никогда ранее – осознал, что эта река несёт в том же направлении и его самого, и его близких, и всё, что он когда-либо знал и имел… Это осознание острой болью отдалось где-то глубоко в груди, и ему впервые за долгие годы захотелось зарыдать в голос. Будто он разом воспринял всю тяжесть и горечь жизни, все страдания этих бесследно растворившихся во времени поколений, все их нереализованные мечты и разочарования – и всё это разом хлынуло через его душу. Он продолжал неподвижно стоять, забыв обо всём на свете; к горлу подступил саднящий ком, и по щекам бежали слёзы.
Он не мог точно сказать, сколько времени простоял вот так, – он даже не был уверен, что это было во времени. Но бело-матовое сияние перед ним стало постепенно меркнуть, звуки – утихать. Пёстрая мешанина, похожая на бессвязное хаотичное кино, проецируемое на внутренний экран из ниоткуда, медленно растворялась в пустоте.
Периферийным зрением Валера наблюдал, как обычный мир возвращается на место, обретая знакомые черты. Из белого слабо сияющего марева проступил силуэт памятника и изображения на нём. Это было похоже на пробуждение от яркого, потрясающе убедительного в своей реальности сна. Одновременно к рукам, ногам, шее стала понемногу возвращаться чувствительность – он мог, по крайней мере, пошевелиться.
Через несколько секунд Валера видел прежнюю окружающую действительность: ели и лиственницы, заброшенные могилы, щедро освещённую солнцем траву и палые листья. И перед собой – памятник с изображением поэта и композитора Венджевецкого.
Валера стоял и задыхался от переживания, через которое нечто или некто гораздо более могущественный, чем он сам, заставил его пройти. Ничего более сильного и волнующего он не испытывал никогда в жизни. Что это было и зачем?
Он продолжал смотреть на портрет давно ушедшего человека, и, казалось, портрет тоже ответно смотрел на него, чего-то ожидая. Во всяком случае, Валера не мог ни избавиться от этого чувства, ни отвести глаза от этого пронзительно взгляда, который будто бы заглядывал ему в самое сердце.
Он собрал остатки своих сил и выкрикнул срывающимся от напряжения голосом:
– Чего ты хочешь от меня?!
И замер в ожидании. Валера почему-то был уверен, что ответ будет.
Прошло несколько безмолвных томительных секунд.
И потом он услышал, как пиликает сотовый у него в кармане.
Непослушными дрожащими руками он достал мобильник, вперился в светящееся табло. В другое время он бы удивился: индикатор связи показывал, что тут её совсем нет; тем не менее, только что ему пришло сообщение. Но после всего, что он испытал несколько минут назад, такое уже удивить не могло.
Он открыл и прочитал. Там было только одно слово:
справедливости
– Я понял, – пробормотал Валера.
Он был безотчётно уверен: тот, кто обращался к нему посредством SMS-сообщения, услышал его.
Удивляясь себе, что ещё в состоянии производить какие-то осмысленные действия, он выбрал на сотовом режим фото, сделал несколько снимков изображения на памятнике.
Потом повернулся и быстрым шагом, не оглядываясь, пошёл прочь.
***
О своём посещении кладбища он не рассказал ни одному из своих товарищей по музыкальному коллективу. Не столько потому, что всё пережитое им было чересчур уж фантастично (ведь свидетелями невероятных событий стали они все). Скорее потому, что он интуитивно понимал: этот опыт предназначался персонально для него.
И матушке он не стал ни о чём говорить. Просто, когда вернулся, кратко ответил на её расспросы, что сходил удачно. Потом заперся у себя в комнате и до глубокой ночи сидел, тяжело и напряжённо обдумывая всё, что ему открылось, и как он должен теперь поступить.
На следующий день он взял фонограф, все записи Венджевецкого, вызвал такси и отвёз свои антикварные приобретения в краеведческий музей.
Старушка-смотрительница была приятно удивлена неожиданным повторным визитом позавчерашнего посетителя. Того самого задумчивого и чем-то встревоженного молодого человека, который интересовался судьбой композитора Венджевецкого.
Вот ей он выложил всё… Вернее, почти всё, опуская, быть может, некоторые щекотливые или ненужные подробности. Главное, о чём Валера умолчал – о том, что он фактически украл чужие произведения.
Да, он готов был признаться. Но это признание он приберёг на потом, в другом месте и в другом масштабе.
Он наскоро объяснил смотрительнице, что некий его знакомый располагал вот этими раритетами. И, зная его, Валеры, интерес к личности композитора, любезно подарил их ему. А он, Валера, в свою очередь, предоставляет этот фонограф и эти валики с записями в распоряжение музея. Ибо считает, что там им наилучшее место, а не в частных руках, хотя бы даже в его владении.
Смотрительница, не веря свои глазам и ушам, немедленно позвала директора музея и ещё одну пожилую тётку – эксперта по антикварной технике. Когда они узнали, что именно дарит им Валера, их восторгу не было предела.
– Да понимаете ли вы, молодой человек, какие вещи вы нам принесли? – воскликнула женщина-эксперт.
– Они уникальны, просто бесценны, – поддержала смотрительница. – А мы были уверены, что его записи навсегда утеряны!
– Вы и представить не можете, какое это огромное приобретение для нашего музея! – с чувством произнёс директор. – Прямо не знаю, как вас и благодарить!
– Да никак не надо, – ответил Валера. – Пусть эти вещи будут у вас, а мне они ни к чему, поверьте.
– Вы уверены, что хотите их просто так нам оставить? – недоверчиво спросила женщина-эксперт. – Я просто обязана вас проинформировать, что они представляют очень большую ценность. Это чтобы вы потом не пожалели о своём шаге.
– Спасибо, – кивнул Валера, – я это прекрасно знаю. И, тем не менее, настаиваю, чтобы вы это взяли.
Он с чувством огромного облегчения вышел из музея. На душе стало гораздо светлее и чище. Он знал, что сделал то, что должен был. Однако ещё не всё.
Назавтра он оповестил своих друзей, что намерен всё же заявить в звукозаписывающую компанию. Сказать правду о том, кто на самом деле автор песен альбома «Эхо минувшего».
Кирилл поддержал его, напомнив, что он предлагал это с самого начала, когда им открылась правда о происхождении альбома. Дмитрий отреагировал не лучшим образом, обвинив Валеру в том, что тот не оправдал его, Димона, ожиданий, и попросту струхнул. Майя вяло усмехнулась: «Ну, как знаешь!» Сева осведомился, не сошёл ли Валера с ума. Ему намерение Валеры показалось просто идиотским. «И когда мы почти у цели, ты хочешь всё взять и разом похерить!» – кипятился он.
Но Валера сказал каждому, что хорошо всё взвесил и решил твёрдо, какие бы последствия для него и для них всех это ни имело. И пусть каждый думает о нём, что хочет. Он не отступится даже ценой распада группы. И даже ценой разрыва отношений, если кто-то после всего уже его другом и товарищем не считает.
Потом он поехал в Москву, явился в офис компании, нашёл музыкального продюсера. Оказалось, диск уже почти готов к выпуску, пока не решён окончательно вопрос с оформлением. Это обрадовало Валеру: значит, ещё не поздно всё исправить!
Его рассказ был кратким. Чтобы не выглядеть совсем уж в невыгодном свете, Валера привёз заранее заготовленную версию происхождения песен. Якобы тексты и записи музыкального сопровождения он нашёл случайно, роясь в музыкальных архивах его родного, Созинского музыкального училища. Автор указан не был, и найти его тогда не удалось. И он, Валера, решил всё это использовать, творчески переработав в соответствии с современными музыкальными тенденциями. Да, он виноват в том, что ввёл всех в заблуждение относительно того, кто и когда сочинил эти так полюбившиеся всем песни. Но на днях он узнал, кто настоящий автор, и считает своим долгом назвать всем его имя. Теперь, он, Валера, является с повинной и предоставляет компании достоверные сведения. Компенсацию всех возможных последствий данного недоразумения (если не сказать конфуза) – и моральном аспекте, и в материальном – он готов взять на себя.
В доказательство Валера предоставил перезапись всех песен, которую он сделал с фонографа на ноутбук и привёз с собой.
После такого признания Валера ожидал всевозможных кар на свою голову. Однако руководство компании отнеслись к его рассказу гораздо легче, чем он ожидал.
Ему объяснили, что из гонорара «Квинтио» от продаж тиража будет вычтена стоимость уже проведённой дизайнерской работы, коль скоро придётся оформлять диск по-новому. И контракт придётся переписать. И ещё ему настоятельно посоветовали тем или иным образом публично объясниться.
Валера заключил новый контракт. В условия он настоял включить новый пункт: все дополнительные вычеты из заработка группы должны делаться только из его доли. Доля товарищей по ансамблю должна была остаться в неприкосновенности.
Следующим его шагом была поездка в редакцию одной из столичных газет. Там он разыскал музыкального обозревателя, который много и с одобрением писал об их группе. Ему он повторил свою историю и взял слово, что статья с его рассказом будет в ближайшее время опубликована. Впрочем, вытаскивать из журналиста обещания было излишним: он и сам с огромным энтузиазмом вцепился в тему. Ещё бы, такая сенсация! Лидер «Квинтио» раскрывает тайну происхождения их сверхпопулярного в недавнем альбома!
Статья действительно вскоре вышла и вызвала большой общественный резонанс. Валере пришлось дать несколько интервью на радио и по телевидению. Он уже ничего не боялся, подобно преступнику, который понял, что терять ему нечего, и давал одно за другим признательные показания. Всё это было настолько неожиданно для музыкальных критиков и поклонников группы «Квинтио», что о них снова заговорили.
В Москве Валера пробыл несколько дней, и, вернувшись, продолжил саморазоблачение в родном Созинске. Только уже через местные газеты и телевидение.
Он сделал достоянием общественности почти всё. За исключением своих потусторонних контактов с давно ушедшим поэтом и композитором Эдуардом Венджевецким. Всё равно ему бы никто не поверил.
Впрочем, о незаслуженно забытом авторе песен – тех, с которыми «Квинтио» завоевал популярность, – уже узнали заново. Через целое столетие.
Через месяц их диск «Эхо минувшего» вышел во второй тираж. И на волне возросшего интереса к группе его раскупили почти так же быстро, как и первый.
Музыканты получили от продаж каждый своё. И кому-либо из них было грех жаловаться на результат их совместного труда. На Валеру никто уже не сердился. Все знали, что обделил он только себя, и поступил он, в общем, по-честному.
Но со времени их последнего успеха они никуда не двигались. Они больше не репетировали и не создавали ничего. Никто их них даже не знал, соберутся ли они когда-нибудь снова как группа. И ни один из них не проявлял инициативы.
***
Прошёл год. Они изредка продолжали встречаться, обсуждать свои дела. Но дальше разговоров о том, чтобы воссоединиться и возобновить игру, как-то не шло.
Но, во всяком случае, хронические неудачи, которые преследовали их после выхода первого тиража, закончились. У каждого жизнь как-то понемногу наладилась.
Димон вернулся в автомастерскую, где работал раньше. Кирюха открыл в городе свой фотосалон. Майя начала сольную карьеру, и, похоже, довольно успешно. А Сева продал битую машину, купил новую и стал подрабатывать частным извозом.
Только Валера никак не мог найти себе дела по душе. Прежде всего, потому что одно дело, которое он затеял, оставалось незаконченным.
Однажды в конце лета, в выходной, Валера созвал своих товарищей на одно, как он сказал, знаменательное событие. Он просил их прийти на одну из площадей города в назначенное время. И когда они явились, они оказались на некоем официальном мероприятии при довольно большом стечении народа. В центре всеобщего внимания было неизвестное сооружение, покрытое холстом.
Глава городской администрации торжественно объявил:
– Дорогие друзья! Пришло время отрыть памятник нашему выдающемуся земляку, поэту и композитору Эдуарду Венджевецкому. Главная заслуга в создании памятника принадлежит гражданину нашего города, известному музыканту Валерию Чернышову, который вновь открыл для многих его творчество. Этот проект реализован по его инициативе и при его личной финансовой поддержке. Огромное ему спасибо! Ну и разрешите представить авторов этой замечательной работы…
Под общие аплодисменты покрывало стянули, и перед взорами людей предстала литая бронзовая скульптура на высоком постаменте. Человек с длинными волосами, в сюртуке, с пером в руке, задумчиво склонился над тетрадью.
– Ну ты даёшь, Валерка! – сказал Димон, подходя и тряся его руку.
– Да, молодчина, не ожидал, – добавил Сева.
– Так ты это… из своего кармана, что ли? – с недоумением произнёс Кирюха.
Валера кивнул, смущённо улыбаясь:
– Конечно… Не из вашего же!
– Надо же, опять всех удивил! – воскликнула Майя, и все рассмеялись.
– Ну хоть так, – пожал плечами Валера.
– И главное, опять тайком от нас, – хмыкнул Кирюха. – Хоть бы сказал!
– Слушай, так у тебя ж ничего не осталось, – сказал Сева с некоторой обеспокоенностью.
– Во всяком случае, – невозмутимо ответил Валера, – осталось, чтобы в ресторане разок хорошо посидеть. Так что, друзья, идёмте, я сегодня угощаю! Повод более чем достаточный. Посидим, как в старые добрые времена.
– А потом, глядишь, как-нибудь снова соберёмся, сыграем? – подхватил Димон.
– Всё возможно, – ответил Валера, с улыбкой думая о чём-то своём. – В конце концов, почему бы и нет?
Эхо минувшего
© Copyright: Алекс Ведов, 2020
Свидетельство о публикации №220060501050
Свидетельство о публикации №220060501050
Рецензии