Из Киото с любовью

1929 год. 
Генри взял жену за руку, обтянутую белым шелком перчатки: 
– Дорогая, у меня для тебя сюрприз! Ты готова? 
Мэйбл снисходительно похлопала мужа по руке: 
– Дорогой, кажется, я знаю наперёд все твои сюрпризы. 
– Этот – нет! Мы едем в Киото! 

Детей у них не было, и супруги находили удовольствие в разнообразных поездках, тем более, что по долгу службы Генри жил в самых разных местах и буквально недавно они вернулись из Филиппин. Но в Японию Мейбл ехала впервые. 

Киото им понравился. Кажется, они посетили всё, что могли в древней столице Японии: буддийский храм Кинкаку-Дзи, два этажа которого покрыты золотом; сад камней Реан-Дзи (как ни старались. все пятнадцать камней увидеть не получилось); очень полюбился им парк Маруяма – поездка пришлась на время момидзи (сезон красных клёнов) и парк был удивительно прекрасен в осеннем убранстве. Не обошли они своим вниманием императорский дворец, Киото Госё – менее ста лет назад Киото был столицей и дворец являлся резиденцией императора и его семьи. 

Супруги гуляли по городу целыми днями, а напоследок, перед отъездом, Генри повёл жену в театр. Театр Минамидза только переехал в современное здание, но бережно хранил все традиции прошлых лет и давал спектакли в стиле кабуки для всех желающих, местных или приезжих. Генри ловил себя на мысли, что город будто околдовал его. Каждая минута, каждый день, проведённый в Киото, наполнял душу радостью и красотой. 

Возвратясь домой, Генри сделал запись в своём дневнике: «Я побывал в одном из прекраснейших городов мира. Древний и юный Киото, изящный и таинственный – его многовековая история, бережно хранимая, заворожила меня бесконечно. О, Киото! Я люблю тебя!». 


1955 год. 
– Кажется, их уже больше шестисот, да, Масахиро? 
Юноша улыбнулся. погладил сестру по плечу и бережно забрал из её слабой руки бумажную птицу: 
– Ещё немного, Садаки, ещё немного. Журавлики обязательно исполнят твое желание! 

Выходя из палаты, украдкой вытер набежавшие слезы. Журавликов было уже куда больше тысячи. О, если бы их хрупкие бумажные крылья могли принести его сестрёнке здоровье! Увы, даже миллиона журавликов не хватило бы, чтобы вылечить Садаки, и октябрь 1955 года стал последним месяцем её короткой жизни. Но целые стаи бумажных журавлей летели по миру в память о маленькой девочке, её вере в чудо и жажде жизни. 

1945 год. 
Он смотрел на список японских городов: 
Хиросима 
Кокура 
Иокогама 
Ниигата 
Киото 
Он не видел узких улочек, цветущих сакур, храмов, он видел военные склады, оборонные предприятия, генеральный штаб военно-морских сил Японии, военный порт… 

Глаза выхватили знакомые буквы – Киото. И ожили в памяти клёны Маруямы, кукольные лица актёров Минамидза-театра и четырнадцать камней Реан-Дзи. 
И Генри Стимсон, военный министр США, решительно вычеркнул пять букв, рисовавших в его памяти прекрасное время, когда он был влюблён не только в свою жену, но и в один японский город. 

1945 год. 
Фудзико развела тесто для блинчиков, которые так любила её маленькая дочь. Августовское утро дышало свежестью и чуть заметной прохладой приближающейся осени. Фудзико открыла окно, чтобы впустить свежий воздух, приласкала крутящуюся у ног дочь и вернулась к плите. Первая порция блинчиков была готова, когда мир вспыхнул и опрокинулся.

После нескольких минут оглушающей тишины, Фудзико открыла глаза, растерянно осмотрелась вокруг – будто смерч прошёл сквозь их маленькую квартиру. Как в замедленной съёмке она видела опрокинутую мебель, разбитую посуду, вырванную из петель оконную раму, и тут услышала негромкий испуганный плач с улицы. Оглядела ещё раз кухню и бросилась наружу: 
– Доченька! 

Перепачканное заплаканное личико, порванное платье, несколько царапин. 
– Цела, цела! 
Фудзико обняла дочь, крепко прижала к себе, желая защитить от всех бед мира, не зная ещё, что самая страшная вошла в их жизнь этим утром. 


* Садаки Сасаки – японская девочка, чудом уцелевшая 6 августа 1945 года в Хиросиме и умершая 10 лет спустя от лучевой болезни. В 1958 году в её родном городе установили – фигурка девочки с журавликом в руках. Это дань памяти и надежды на то, что такое больше никогда не повторится.