Турка

   На плите стояла турка. Впрочем, называли ее по-разному. Мама, не мудрствуя, кофеваркой. Папа, слегка манерничая, джезвой. Бабушка – ковшиком, и даже иногда просто кипятила в ней воду или молоко. Турка – а так именовал ее дедушка – не обижалась. Молоко, так молоко.
   Ей нравилось, когда люди брали ее в руки. Каждый варил кофе по своему, сообразно отношению к кофе и к турке.
   Бабушка заливала воду, сверху насыпала кофе и ставила на огонь. Постепенно огонь согревал бока кофеварки, вода внутри начинала волноваться, пока, смешавшись с кофейной гущей и превратившись из прозрачной в коричневую жидкость, не вырывалась через край, гася огонь и оставляя коричневые потеки на белой плите. Бабушка отвлекалась от телевизора и, негромко ругаясь, вытирала плиту. А потом наливала себе в чашку кофе, добавляя хорошую порцию молока, и пила, продолжая смотреть фильм. Или передачу. Или новости. Смотря по тому, что показывали.
   Мама, наоборот, сначала засыпала кофе, а потом наливала воду. Но результат не слишком отличался от бабушкиного. Та же коричневатая жидкость с молоком и те же коричневые потеки на плите. Турка слегка посмеивалась, она точно чувствовала, что этот результат вряд ли можно назвать кофе. Но бабушку и маму любила, они тщательно мыли ее, не забывали вытирать, иногда полировала до блеска… В их руках она чувствовала себя красавицей. Да она красавицей и была.
   Хотя, после того, как ее брал в руки дедушка, это было не столь очевидно. Дедушка насыпал кофе, добавлял пару крупинок соли и щепотку сахара, ставил ее на огонь, и ждал, пока кофе слегка прогреется, так что тонкий аромат начинал ползти по кухне, вызывая любопытство у обитателей. И лишь потом он наливал воду в горячую турку. Когда кофе начинал медленно, с любопытством, ползти по стенке, собираясь выглянуть наружу, дедушка, бдительно следящий за ним, приподнимал турку, чуть остужая ее, что заставляло кофе пятится. Дедушка проделывал это несколько раз, кофе то стремился закипеть, поднимался наверх, то шел на попятный. А потом, процедив через ситечко и не добавляя ни капли молока, дедушка маленькими глотками пил свой напиток, читая книгу.
   Папа, ворвавшись на кухню, хватал джезву, и добавив к кофе корицу, кардамон или перец, варил себе порцию, чтобы за газетой выпить свою чашку, потягивая носом щекочущий запах специй, которые он обожал.
   Их кофе был гораздо вкуснее, чем та жижа, которую варили бабушка с мамой. Но они бросали турку на плите и шли по своим делам. На стенках турки засыхали крупинки кофе, и она, грязная, грустно стояла так до вечера, пока на кухню не придут бабушка или мама, и, охнув, не зальют ее водой, чтобы потом, когда она отмокнет, помыть ее вместе с остальной посудой.
   В-общем-то, турка чувствовала себя счастливой. Даже когда грустила. Грязная или чистая, с вкусным кофе или с остатками убежавшего через край напитка, каждое утро она радовалась новому дню, новой порции кофе, знакомым рукам. Заботливые или невнимательные, сонные или бодрые – это были «ее» руки.