Энгельс о необходимости пролетарской партии

Фридрих Фридрихович Энгельс (1820-1895) - коммунист, революционер, один из основоположников марксизма, друг и соратник К. Маркса.

Дорогой господин Трир, Большое спасибо за Ваше интересное сообщение от 8-го. Если уж высказать Вам свое мнение по поводу последнего копенгагенского лицедейства, разыгранного для почтеннейшей публики (речь идет об исключении Трира и двух его товарищей из социал-демократической партии за критику оппортунистического руководства, вступившего в блок с буржуазными лево-радикальными партиями), жертвой которого Вы стали, то я начну с того пункта, в котором я с Вами не согласен.

Вы принципиально отвергаете решительно всякое, даже кратковременное совместное выступление с другими партиями. Я в достаточной мере революционер, чтобы при обстоятельствах, когда это является более выгодным или наименее вредным, не зарекаться, абсолютно также и от этого средства.

У нас нет разногласий в том, что пролетариат не может завоевать своего политического господства — единственную дверь в новое общество, без насильственной революции. Для того чтобы пролетариат в решающий момент оказался достаточно сильным и мог победить, необходимо — Маркс и я отстаивали эту позицию с 1847 г., — чтобы он образовал отдельную от всех других партий, противостоящую им самостоятельную классовую партию.

Но это не значит, что эта партия не может в тот или иной момент использовать в своих целях другие партии. И это точно так же и в еще большей степени не значит, что она не может временно поддерживать другие партии в борьбе за мероприятия, которые либо непосредственно выгодны пролетариату, либо представляют собой шаг вперед в направлении экономического развития или политической свободы. Того, кто действительно борется в Германии за уничтожение майоратов и других остатков феодализма, кто борется против бюрократии, покровительственных пошлин, законов против социалистов, против ограничения права собраний и союзов, — того я стал бы поддерживать. Если бы наша немецкая прогрессивная партия или Ваша датская левая (Venstre) партия были действительно радикально-буржуазными партиями, а не состояли бы просто из жалких болтунов, которые при первой угрозе Бисмарка или Эструпа прячутся в кусты, то я ни в коем случае не был бы безусловно против решительно любого кратковременного совместного выступления с ними для достижения определенной цели. Когда наши депутаты голосуют за предложение, внесенное другой стороной, а ведь это им приходится делать довольно часто, то ведь и это уже является совместным выступлением. Но я за это лишь в том случае, если та выгода, которая представляется непосредственно для нас или для исторического развития страны по пути к экономической и политической революции, неоспорима и стоит того, чтобы ее добиваться, и все это при условии, если пролетарский классовый характер партии тем самым не ставится под вопрос. И только при таких условиях. Вы найдете изложение этой политики уже в 1847 г. в Коммунистическом Манифесте, мы проводили ее в 1848 г., в Интернационале, повсюду.

Оставляю в стороне вопрос морали — об этом пункте здесь речи нет, и я его поэтому обхожу, — для меня как революционера пригодно всякое средство, ведущее к цели, как самое насильственное, так и то, которое кажется самым мирным.

Такая политика требует проницательности и стойкости, но какая же-политика этого не требует? Она подвергает нас опасности коррупции — говорят анархисты и друг Моррис. Да, если рабочий класс представляет собой общество глупцов, безвольных людей и просто-напросто продажных негодяев, тогда самое лучшее нам тотчас же убираться во-свояси, тогда пролетариату и всем нам нечего делать на политической арене. Пролетариат, как и все другие партии, быстрее всего учится на последствиях своих собственных ошибок, и никто от этих ошибок не может его полностью уберечь.

Следовательно, Вы, по моему мнению, неправы, поднимая вопрос, прежде всего чисто тактический, на высоту принципиального. Для меня в основном здесь существует лишь тактический вопрос. Но тактическая ошибка при известных обстоятельствах может кончиться принципиальным разрывом.

И здесь Вы, насколько я могу судить, правы, выступая против тактики Правления. Датская левая уже давно разыгрывает недостойную оппозиционную комедию и без устали демонстрирует снова и снова перед всем миром свое собственное бессилие.

Она давно упустила случай, — если он когда-либо представлялся, — с оружием в руках покарать нарушителей конституции, и, как видно, все большая и большая часть этой левой стремится к примирению с Эструпом. С такой партией, мне кажется, действительно пролетарская партия не может итти вместе, не лишаясь на продолжительное время своего собственного классового характера как рабочей партии. Поскольку Вы, таким образом, в противовес этой политике выдвигаете классовый характер движения, я могу с Вами лишь согласиться.

Что же касается образа действий Правления по отношению к Вам и Вашим друзьям, то такого рода огульное исключение оппозиции из партии, правда, происходило в тайных обществах в 1840—1851 гг., но тайная организация делала такое исключение неизбежным. Оно происходило, далее, и довольно часто, у английских чартистов, сторонников физической силы, при диктатуре О’Коннора. Но чартисты были партией, организованной для непосредственной атаки, как показывает уже само название, поэтому они подчинялись диктатуре, и исключение являлось военным мероприятием. Напротив, в мирное время мне известен подобный произвольный образ действий только у лассальянцев из швейцеровской «вышколенной организации»; Швейцеру это было необходимо в силу его подозрительных отношений с берлинской полицией, и этим он лишь ускорил дезорганизацию Всеобщего германского рабочего союза. Из ныне существующих социалистических рабочих партий, конечно, вряд ли какой-нибудь партии пришло бы в голову, — после того как г. Розенберг в Америке сам благополучно устранился, — обращаться с возникающей в ее собственных недрах оппозицией по датскому образцу. Жизни и росту каждой партии обычно сопутствует то, что в ее недрах развиваются и борются друг с другом более умеренное и более крайнее направления, и тот, кто без дальнейших околичностей исключает более крайних, содействует только их росту. Рабочее движение основано на острейшей критике существующего общества. Критика является его жизненной стихией, как же может оно само избежать критики, стремиться запретить споры? Неужели же мы требуем от других свободы слова для себя только для того, чтобы уничтожить ее в наших собственных рядах?

Если бы Вы пожелали полностью опубликовать это письмо, то я ничего не имел бы против.

Искренне Ваш

Ф. Ф. Энгельс, Письмо Герсону Триру в Копенгаген, 18 декабря 1889 года, Сочинения, 2 изд., Том 37, с.274-277


Рецензии
«В Манифесте Коммунистической партии Маркс и Энгельс рассматривали насильственную, при помощи вооружённого восстания организованного рабочего класса, антикапиталистическую революцию как завершающую стадию классовой борьбы между пролетариатом и буржуазией. Но после поражения революционных выступлений 1848-49 годов они преодолели свои иллюзии относительно близости антикапиталистической социальной революции, что позволило им более трезво оценить повседневную борьбу пролетариата за свои права в рамках буржуазного общества. На основании этого опыта они стали говорить о возможности мирных социальных преобразований в пользу трудящихся, учитывая партийный парламентаризм и расширение избирательного права в европейских странах во второй половине XIX века.

Так, во введении к переизданию работы Маркса «Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 гг.» Энгельс писал, что «рабочие стали оспаривать у буржуазии каждую выборную должность, если при замещении её в голосовании участвовало достаточное количество рабочих голосов. И вышло так, что буржуазия и правительство стали гораздо больше бояться легальной деятельности хорошо организованной рабочей партии, чем нелегальной, когда успехи трудящихся на выборах были явственнее, чем успехи вооружённого восстания рабочего класса,» (Википедия)

В своё время Маркс и Энгельс показали, что капиталистическая социальная система не является чем-то вечным. Аналогия между обществом и природой, конечно, лишь приблизительная, но даже самый поверхностный анализ истории показывает, что рассмотрение его развития лишь как постепенного движения является обоснованным. Общество, как и природа, знает длительные периоды медленных и постепенных изменений, но и здесь постепенная линия прерывается взрывными событиями — войнами и революциями, в которых процесс изменений ускоряется. Фактически именно эти события выступают главной движущей силой исторического развития.

Коренная причина революционных изменений заключается в том, что определенная социально-экономическая система достигла своих пороговых величин и не может больше развивать производительные силы как раньше. Марксизм анализирует скрытые главные источники, которые лежат в основе развития человеческого общества от самых ранних племенных обществ до наших дней.

Материалистическая концепция истории позволяет нам понимать историю не как ряд несвязанных и непредвиденных инцидентов, а скорее как часть четко понятного и взаимосвязанного процесса. Это ряд причин и следствий, которые охватывают политику, экономику и культуру общества, то есть весь спектр общественного развития.

Связь между всеми этими явлениями представляет собой сложную диалектическую цепочку. Очень часто предпринимаются попытки дискредитировать марксизм, извращая его метод исторического анализа. Обычное искажение заключается в том, что Маркс и Энгельс якобы «сводили все к экономике». На этот очевидный абсурд есть ответ в следующем фрагменте письма Энгельса к Йозефу Блоху (1890 г.):

«Согласно материалистическому пониманию истории в историческом процессе определяющим моментом в конечном счёте является производство и воспроизводство действительной жизни. Ни я, ни Маркс большего никогда не утверждали. Если же кто-нибудь искажает это положение в том смысле, что экономический момент является будто бы единственно определяющим моментом, то он превращает это утверждение в ничего не говорящую, абстрактную, бессмысленную фразу».

Спекулятивная деятельность всех мощных финансовых институтов, тесно связанных сложной сетью инвестиционных схем, деривативов и т. п., послужила катализатором глобального финансового краха. Джеймс Глаттфелдер, теоретик сложных систем в SFI, объясняет: Фактически менее одного процента компаний смогли контролировать 40 процентов всей финансовой сети.

Концентрация капитала сопровождается постоянным ростом неравенства. Во всех странах доля прибыли в национальном доходе находится на рекордно высоком уровне, а доля заработной платы — на рекордно низком уровне. Глобальное неравенство растёт, и теперь половина мирового богатства находится в руках всего 1% населения.

Подобно группе ненасытных людоедов, эти гигантские компании постоянно пожирают друг друга в слияниях и поглощениях, где миллиарды долларов тратятся в неистовой попытке увеличить размер и прибыльность крупных монополий. Эта лихорадочная деятельность свидетельствует о реальном развитии производительных сил и за этим корпоративным каннибализмом неизбежно следуют разграбление активов, закрытие заводов и увольнение, то есть массовое и бессмысленное уничтожение средств производства и жертва тысяч рабочих мест на алтаре под названием Прибыль.

Проповедуя необходимость экономии, банкиры и капиталисты постоянно обогащаются, извлекая рекордные суммы прибавочной стоимости из рабочего класса. В США рабочие производят в среднем на треть больше, чем десять лет назад, однако реальная заработная плата в реальном выражении стагнирует или падает. Прибыли стремительно растут, и богатые становятся все богаче за счет трудящихся масс населения.

Аникеев Александр Борисович   05.06.2020 10:31     Заявить о нарушении
ЭТО ВЫ ПОЛТОРА МЕСЯЦА СОБИРАЛИСЬ С СИЛАМИ, ЧТОБЫ ПОСПОРИТЬ?

Аникеев Александр Борисович   27.06.2020 12:45   Заявить о нарушении