Семь радуг детства. Часть 22

                ЕСЛИ РЯДОМ ДРУГ
    Как нам сказали, это была сторожка  смотрителя парка при помещике. Домик деревянный, всего одна комната и сенцы. Но в комнате стояла большая русская печь, она обогревала  дом. Возле дома были огородик, обнесённый  частоколом,  и небольшой садик из лип, посаженных в строгие ряды: четыре на четыре. Всё просто замечательно!

   Папа откуда-то принёс две железные  кровати, а стол и три табуретки нам  отдали Бахаревы за то, что папа починил им какую-то обувь. Кто-то отдал  нам большой сундук, куда мама сложила все наши пожитки.
   Вот и пригодились  одеяла, которые  мама спрятала в узлы перед  дорогой. Посуду тоже кто-то дал: пару чугунов, всякие  ухваты, кружки, тарелки. В общем, жить стало лучше, чем  у Бахареввых  в  сплошной тесноте,
   Ядя по-прежнему дружила с Тамарой, они учились в одном классе. А у меня пока была только одна подруга  - Анжела. Но к нам в гости её не пускала мама, а у них я всё равно чувствовала себя не в своей тарелке, скованно.

   Мы с ней записались в драмкружок у Екатерины Михайловны, оставались после уроков на репетиции новогодней сказки. У Анжелы волосы были  чуть светлее  моих, и именно её назначили  играть роль Снегурочкой.  А я так хотела быть ею! Правда, это не испортило наших отношений.
    Только вскоре я вообще осталась без подруги. Пришла как-то  в ноябре в школу, а Анжелы нет. И день нет, и другой.  Заболела? Без приглашения к ним не пойдёшь. Но вскоре  в классе стали шептаться:  маму Анжелы то ли посадили, то ли куда-то выслали за то, что она неправильно лечила детей ог трахомы. Вроде как она не в себе была, как сумасшедшая  какая-то.

  Так ей и надо, думала я. Не было у меня никакой трахомы никогда, а столько пришлось натерпеться! И у Гали Клещинской не было, просто у неё на лице кожа такое – в прыщах.
  Страх заболеть трахомой сохранялся долгие годы.  Как только в класс приходили для проверки нашего здоровья врачи, а это случалось раза три в год, я  отпрашивалась на улицу, бежала в туалет, чтобы мочой промыть глаза. Так, говорили, можно лечить трахому.

    После отъезда врачихи у нас больше проверяли горло и волосы – нет ли в волосах  вшей, а про глаза как бы забыли.
    Я  осталась без подруги. Но её мне заменили книги. Я прибегала из школы после «работы» в библиотеке и репетиций, садилась за стол, а перед носом –  очередная книга. Мимо рта всё равно не пронесу! Мама давно смирилась с этой дурной моей привычкой: она  слишком любила нас, да и сама  была  любительницей книг.  Оказалось, что она успела запаковать в узлы добрый десяток книг и    втихаря от папы  в Сибирь! А папа, увидев нас двоих  по воскресеньям  читающими,  начинал ворчать и даже ругаться..

    Было ещё одно любимое мною занятие – слушать по радиоточке трансляции опер.  Особенно я любила  произведения  Чайковского  и Верди. А уж когда передавали оперу Верди «Травиата», я  отбрасывала от себя даже книгу – слушала слова и музыку. И заливалась слезами всякий раз, когда опера подходила к концу – я всей душой жалела  главную героиню, хотя она и  куртизанка.  Она умирала от чахотки – эта болезнь  косила многих в те годы. Вот и Юрка   потому и не учился с нами – заболел.
Этим туберкулёзом, его долго лечли и даже отправляли в санаторий. Во он и отстал на целый год от нас.
   Вскоре произошло событие, многое поменявшее в моей жизни. У меня появился друг. Это случилось  холодным  ноябрьским утром. Мама вставала раньше всех. Вышла в сенки и услышала какой-то шорох у двери.  Крыса, что ли: Вроде не попадались, а вдруг?.. Приоткрыла  входную дверь и увидела.   Он прижимался  к  внутренней стенке дома,  она, видно, была хоть чуть-чуть теплее, и, дрожа от  холода, дожидался своей участи.  Мама не могла выгнать бездомного псёнка . Она хорошо знала, что такое холод и голод.  Он сам прибился к нам, или кто-то его подбросил – не известно.   Скорее  всего  он прошмыгнул в сенцы в  приоткрытую дверь вечером и ночью не подавал признаков жизни, чтобы его не выгнали.

    Собачонку  назвали Тимкой.  Мне он сразу полюбился, особенно смешным был его пушистый хвост,  лохматым  колечком  лежавший на  спине. Откуда такой у нас в совхозе взялся – не понятно, лаек никто не держал, больше были  псы, похожие на овчарок.
  Тимка, конечно, вскоре  подрос, но до лайки ему было далеко, он  так и остался маленькой пушистой дворнягой . Для нас это не  имело значения, все в семье  его полюбили, даже папа, который не особо жаловал всякую живность.

          Моей обязанностью стало  его кормить, хотя еда у нас самих была   более чем скромная. Но я своему  подопечному  всегда припасала  хоть маленький кусочек чего-нибудь вкусненького. Чаще  всего это были вымоченная в воде, чтобы убрать лишнюю соль, килька, которую  я перемешивала с картошкой или хлебом. .  Наверное, раз кормлю его я, он и считал  меня   своей хозяйкой.

        Продолжените следует