Образование у трёх поколений семьи Ч. II. Отец 1

Части фото: №1 изображен дед с отцом, Орджоникидзе (1935 г.), №2 – спецшкола, Харьков (1946 г.), №3 – курсанты КАМУ, Краснодар (1948 г.), №4 – лейтенант, Москва (1949 г.), №5 – ученья на полигоне под Магдебургом (1959 г.), №6 – старший лейтенант, ГДР, №7 – корректировка артогня, №8 – участники партконференции (1961 г.), №9 – курсы подготовки младших лейтенантов, Осиповичи (1965 г.), №10 – на гражданке, Минск (1983 г.).
                ***
Что может сохраниться в памяти ребенка 5-6 лет, оставшись в ней навсегда? Кто знает какую образовывающую роль детские воспоминания играют в жизни человека? Могу судить только по себе: многое, что происходило со мной в юные годы, раскатистым искаженным эхом отразилось позже в зрелом возрасте, толкая меня на определённые действия, но об этом расскажу в своё время.

Первые яркие воспоминания из детства отца связаны с зимой на Дальнем Востоке: он едет в санях, и они валятся набок в глубокий снег. Детский испуг пропадает от смеха и улыбок на заснеженных веселых лицах ещё молодых родителей образца 1931 года. Первый урок: «Не бойся неудач, сынок. Их будет ещё много в жизни. Смотри на них с оптимизмом». Это происходило недалеко от Белой Горы, прииска золотодобычи. Как говорили исстари: воспитывать и образовывать ребенка надо начинать «поколе поперек лавки ложится» [15] и в доброжелательной манере. От себя добавлю: и продолжать прививать ребенку потребность в приобретении новых жизненно необходимых сведений, увлекая его новыми знаниями и навыками пока он в этом нуждается, а дальше пусть он накапливает собственный опыт.

Семье родителей отца повезло в это суровое время, их сослали далеко-далеко на Восток и все указания из Кремля доходили до окраины с опозданием и выполнялись по собственному разумению местного начальства. Продолжал работать старый российский принцип: до царя далеко, до Бога высоко, а мы сами с усами. Им повезло ещё и потому, что они попали в ссылку в первые годы так называемого раскулачивания (1930 г.), когда суровость и беспощадность к «врагам народа» из крестьян только начинала зарождаться, и бесчеловечная система ГУЛага на Дальнем Востоке ещё полностью не оформилась. Сыграло свою роль и то, что руководил прииском, где оказались родители отца, бывший красный командир в Гражданскую войну и бывший районный партийный секретарь Николай Иванович Кличман [16] – человек очень своенравный, со своими представлениями о справедливости, нередко расходящимися со спущенными сверху. 

Детская память отца запомнила, как однажды всех жителей поселка Белая гора собрали на траурный митинг по поводу смерти Кличмана. После гибели начальника Колчанского районного приискового управления из-за траура золотодобытчики не работали два дня. В час похорон все объекты, имеющие гудки, в течение нескольких минут издавали громкий и протяжный прощальный сигнал, провожая в последний путь руководителя управления. «Похоронен был Кличман около коновязи бегунной фабрики [17], в строительство которой он вложил много сил. К этой коновязи он часто привязывал свою лошадь, когда с Колчана приезжал на фабрику и рудник» [18], но об этом я узнал совсем недавно.

Надо же, 6-летний ребенок запомнил фамилию Кличман, вероятно потому что её неоднократно повторяли выступающие, она была не совсем обычная, о нём говорили, что он настоящий коммунист и его именем назван прииск. Кто-то процитировал строчки Маяковского похожие на заклинания: «Мы идём / сквозь револьверный лай, / чтобы, / умирая, / воплотиться / в пароходы, / в строчки / и в другие долгие дела». Последние рифмы, выступавшего на траурном митинге, звучали как слова покойного Кличмана: «Мне бы жить и жить, / сквозь годы и мчась. / Но в конце хочу – / других желаний нету – / встретить я хочу / мой смертный час / так, / как встретил смерть / товарищ Нетте» [19]. Как было не запомнить такое впечатлительному ребенку: заунывный гул сирен, красные флаги, трепещущиеся на ветру, напряженные лица ссыльных, разгорячённые – начальников, пафос выступлений, траурная музыка и ружейный залп над могилой.

От чего преждевременно погиб товарищ Кличман? Жизнь как всегда оказалась прозаичнее, и со временем лишенная советской мифологии и приукрас. Позже я узнал некоторую информацию о этом человеке. «Он (Кличман) был добр, но вспыльчив. В гневе запустил металлической чернильницей в другого секретаря, ниже ростом, но выше рангом. Был разжалован в золотодобытчики» [20]. Узнал и версию его гибели. «В тридцать четвертом охранник подчиненного ему прииска, новичок, не знавший начальника, действовал по уставу: «Стой! Кто идёт?» Кличман не подчинился, продолжая движение. «Среди подписавших некролог был Орджоникидзе» [21].

Можете себе представить этого своенравного начальника, который не считался ни с кем, ни с начальниками, ни с подчинёнными, ни с какими бы то ни было преградами на его пути. Поистине, товарищ Кличман был дитя своего «революционного» времени. Для таких– дело выше человека и человеческой жизни, «лес рубят – щепки летят». За своё пренебрежение и неуважение к людям он и был убит. Но мой отец никогда этого не знал. Тогда говорили и он запомнил: «Большевик погиб на своём посту». И в детской голове засела мысль: «Коммунисты люди героические, о них все говорят только хорошее и с них надо брать пример».

Другая фамилия из детства отца, которую он слышал в кругу семьи – это какой-то «Понсон» [22]. Это тот иностранный специалист, за которым его отцу Леониду НКВД предлагало «приглядывать», а он отказался. Если бы не эта семейная история, эту фамилия не запомнили бы никогда. Поведение деда Леонида было ещё одним уроком для моего отца в детстве: «Нельзя быть доносчиком». Недавно я узнал, что иностранный инженер Понсен, вполне реальная личность, проводил исследования золотоносности рудника Белая Гора и руководил им (с 1924 по 1936 гг.) [23], именно в то самое время, когда родители отца находились там в ссылке. Вероятно, благодаря Понсену дед Леонид и попал в лабораторию ЗИФ (золотоизвлекательной фабрики).

В поселке отбывали ссылку люди разных национальностей и разных культур. Отец вспоминал, что он с мальчиком-немцем стучался в дверь избы и оба кричали, чтобы их впустили: «Darf man herein?» К семилетнему возрасту отец уже знал много немецких слов, общаясь со своими сверстниками. Безусловно это развивало его детский пытливый ум и пополняло словарный запас.

Простой быт поселка ссыльных принуждал учиться деревенскому труду: пилить и колоть дрова для печи; пользуясь богатейшей природой, добывать орешки из кедровых шишек; заготавливать ранней весной черемшу из тайги. 6-летний ребенок ходил с отцом на охоту, ружье брали у кого-то из вольнонаёмных, а зимой ловил зайцев на проволочные силки. Помогал сестре мыть с помощью специального лотка золотосодержащий песок в таёжных ручьях, властью это было разрешено. Под руководством своего отца дети сортировал шлих, отделяли более тяжелые крупинки от легких на столе кисточкой. Затем в них, в которых могло быть золото, их отец впускал ртуть, которую приносил из лаборатории, и которая притягивала к себе частички золота, и в печи выпаривал ртуть, а это уже не детское дело, и золотые крупинки, к радости брата и сестры, оставались на куске жести. Это было похоже на волшебство. Золотой песок родители сдавали в «Торгсин» [24] и обменивали на какао для детей и другие продукты и дефицитные товары.

У моего отца навсегда остался в памяти Приамурский край, именно там его детские ум и воображение получил толчок к развитию, а его кругозор расширился за счет богатейшей дальневосточной природы и, окружающих его, интересных и таких разных людей. Его любимейшими книгами стали повести В.К. Арсеньева «В дебрях Уссурийского края» и «В горах Сихотэ-Алиня» [25] [26]. А привязанность к путешествиям, долгим пешим прогулкам и лесу, у него сохранилась на всю жизнь.

По истечению срока ссылки семья переехала в город Орджоникидзе (бывший Владикавказ), где отец поступил в 5-ю так называемую образцовую школу. Он был сообразительным и развитым ребенком и ему ничего не стоило оказаться среди круглых отличников. В семье сохранилась ещё одна история, которая передавалась из поколения в поколения. Однажды на собрании в школе, закончившего первый класс отца, как успешно успевающего, избрали в президиум. А его родители обратили внимание на недоумение других членов президиума из числа приглашенного начальства: как оказался среди них школьник с непролетарской фамилией Де-Симон. В этот день на семейном совете было решено «потерять метрику» (свидетельство о рождении) отца, в которой кроме того было записано, что родился он на хуторе Де-Симон.

Документ в таком виде, по мнению родителей, мог отрицательно повлиять на судьбу их сына. Кроме того, как вспоминал отец, ему постоянно внушали не «высовываться» и никому не рассказывать, что они были в ссылке. Это был ещё один урок в его подготовке к жизни, который подсознательно затормозил его развитие, придал ему неуверенности во взаимоотношениях со сверстниками и взрослыми, но возможно уберег его от многих неприятностей.

Отцовский детский опыт был разным. Как-то раз его дворовый знакомый, старший по возрасту, подговорил его проникнуть в соседний огород ингушей и набрать кукурузных початков. Дело закончилось тем, что их поймали и избили детей ногами. Было больно и стыдно, но не в пример действеннее, чем родительские слова: «Не бери чужого, это называется воровством».

Летом 1937 года семья отца переехала из Оржоникидзе в село Нагир. Зачем было покидать относительные удобства столицы Северной Осетии и скрываться в сельской глуши без водопровода и электричества? Здесь ключевое слов: «скрываться». В это время советская власть организовала ещё одну волну репрессий, в том числе против тех, кто был уже помечен 58 статьей. Главу семейства могли в любое время арестовать снова.

Дело в том, что в начале июля этого года политбюро ЦК ВКП (б) приняло решение «О немедленном аресте всех бывших кулаков и уголовников» [27]. В его реализации нарком НКВД Ежов подписал приказ № 00447, в котором определялись квоты [28] для регионов на аресты и расстрелы. «Энтузиазм масс» был так велик, что к началу осени политбюро ЦК ВКП (б) было буквально завалено просьбами о повышение доли на расправы с неугодными. Приговоры выносились республиканскими, краевыми и областными тройками НКВД.

Психологическое напряжение в семье нарастало: глава семьи (мой дед Леонид) постоянно ходил озабоченный тягостными мыслями, думая не столько о себе, сколько о родных; в семье обсуждалась ситуация, что будет, если его арестуют, и он не сможет помогать жене и детям; мать перенесла на ногах пневмонию и постоянно кашляла; а 9-летний мой отец, предоставленный сам себе, карабкаясь на чердак дома из любопытства, упал и сломал левую локтевую кость. Его отец нес своего сына несколько километров на руках в больницу, где под наркозом ребенку вправили перелом и наложили гипс. А в детской памяти осталось: отец не оставит, всегда придет на помощь.

Во второй класс он не пошёл, так как после снятия гипса рука не разгибалась. Остался бы инвалидом, если бы, по научению родителей, не стал её разрабатывать, поднимая через боль чугунный утюжок. После упорных упражнений функция локтевого сустава восстановилась полностью. Отец в детстве усвоил: любой недуг может быть преодолён, и эта уверенность помогла ему в пожилом возрасте справляться с болезнями. А родители говорили: «Запомни, это тебе назидание, необдуманное любопытство не должно переходить в рискованные поступки. Ты должен быть не любопытным, но любознательным, а это ни что иное как любовь к знаниям. И чувство это – разумное».

Через год в 1938 году отец поступил сразу в третий класс, но уже другой – 22-ой школы. «Сегодня мы с песней веселой / Под знаменем красным войдем / В просторную новую школу, / В наш светлый и радостный дом. / Мы дети заводов и пашен / И наша дорога ясна. / За детство счастливое наше / Спасибо, Родная Страна! … Мы учимся так, чтобы Сталин / Отлично ребятам сказал» [29], – распевал он «песню советских школьников» со всеми на уроках пения. Всё время, как семья вернулась из ссылки, жили бедно в съёмных комнатах у разных людей, преимущественно у осетин. Главе семейства приходилось физически много трудиться на низкоквалифицированных работах, так как другой ему, с клеймом 58 статьи, было не найти.

Продолжали жить в селе Нагир, и мой отец со своим отцом ходили в школу и на работу за много километров в город Оржоникидзе. Вставать приходилось очень рано. «Помню, мы выходили из Ногира, а впереди видны были горы Кавказа. Солнце только всходило, освещая красным светом снежные вершины, а ниже ещё горы продолжали оставаться в полутьме. Очень красиво! Незабываемое зрелище», – рассказывал отец.

Эти ежедневные утренние вынужденные прогулки использовалась для дополнительного развития моего отца, он задавал вопросы и получал на них исчерпывающие ответы. Из школы приходилось возвращаться одному, его утренний попутчик работал допоздна. «Часто меня встречала мама, она беспокоилась, как я перейду Терек, особенно зимой, когда доски настила были скользкие», – вспоминал отец. Материнское беспокойство глубоко засело в его душе и уже будучи сам отцом, он проявлял его по отношению к своим детям. Оно мне в юности казалось избыточным и ненужным. Да, много я тогда не понимал.

Отец вспоминал: «Примерно через год в Ногире мы переехали в другую комнату. Там папа собрал из деталей одно или двухламповый приёмник с самодельными батареями, дающими постоянный ток. Батареи состояли из обычных ложек и соляного раствора. На крыше была антенна из медной проволоки. Приём осуществлялся на наушники. Слушали местную станцию и, по-моему, «Коминтерн» из Москвы и даже Бухарест или Будапешт. Приходили хозяева и соседи колхозники и очень удивлялись: как это можно слышать». Представьте себе, какая гордость переполняла душу ребенка, когда он видел, что его отец, не такой как все – особенный, умный и мастеровой. Одного он не мог понять, почему он работает: то разнорабочим, то пильщиком, то грузчиком, то подсобником на строительстве.

(Продолжение следует)

Источники и комментарии:
[15] Толковый словарь великорусского языка В.И. Даля. Слово «учить».
[16] Фонды РГАЭ. Ф.8152. Оп.2. Личный состав 1922-1933 гг. Личное дело Кличмана Николая Ивановича.
[17] Мельница для помола золотосодержащей руды. Бегунки – это жернова.
[18] Александр Щербаков 5. Из истории нижнего Амура. Проза. ру.
[19] Маяковский В.В. Товарищу Нетте – пароходу и человеку. 1926.
[20] Кетегата Анри. В полях предков. Семейные хроники. Иерусалимский журнал. 2006, 23.
[21] Там же
[22] Именно в таком виде фамилия осталось в памяти.
[23] Александр Щербаков 5. Исчезли, словно тень крыла. Проза. ру.
[24] Торгсин (Всесоюзное объединение по ТОРГовле С ИНостранцами) – советская организация, занимавшаяся обслуживанием гостей из-за рубежа и советских граждан, имеющих «валютные ценности» (золото, серебро, драгоценные камни, предметы старины, наличную валюту), которые они могли обменять на пищевые продукты или другие потребительские товары. Создано в июле 1930 года, ликвидировано в январе 1936 года.
[25] Арсеньев В. К. В дебрях Уссурийского края / Предисл. авт.; Рис. С. И. Яковлева. Владивосток: Книжное дело, 1926.
[26] Арсеньев В. К. В горах Сихотэ-Алиня. Очерк экспедиции Приамурского отдела РГО с 24 июля 1908 г. по 20 января 1910 г. М.: Молодая гвардия, 1937.
[27] Решение Политбюро ЦК ВКП(б) № П51/94 от 2 июля 1937 г. «Об антисоветских элементах». Резолюция, написанная Сталиным для секретарей обкомов, крайкомов и ЦК нацкомпартий о необходимости взять на учет всех «кулаков» для того, чтобы самые активные были немедленно арестованы и расстреляны. В течение пяти дней надлежало представить в ЦК отчёт по составу троек и количеству людей, которые должны были быть арестованы (и расстреляны), а также осуждены на заключение в ИТЛ.
[28] Квота (лат. quota) – норма, доля или часть чего-либо, допускаемого в рамках возможных соглашений и договоров.
[29] Песня советских школьников (1937). Музыка Салиман-Владимирского. Слова В. Гусева. Популярная в своё время.