Нинка

           Сегодня я иду на день рождения Глеба – своего лучшего друга. Ему,  дураку, сегодня стукнуло двадцать три. С Глебом мы знакомы давно, с детства, росли в одном дворе. Его мать у нас в школе учительницей была, преподавала математику. Она и теперь там работает, правда, бухает сильно. Как ее в школе держат, ума не приложу. Глеб еще до сих пор неженатый, а я уже второй раз. Правда, я его старше на два года. Первый раз я женился еще на первом курсе института по страстной любви, но прожили мы недолго, всего год, не выдержали трудностей быта. Второй раз я женился год назад. Особой любви я к ней не испытывал, просто женился, потому что надо было, скорее по расчету, чем по любви. Выбрал себе девушку образованную, из хорошей семьи, и собой чтоб дурнушкой не была. Ее родители нам квартиру сразу выбили, благо отец – влиятельный в городе человек. Я ее называю «моя маленькая жена», потому что она на целую голову  ниже  меня.  Сейчас она убежала в парикмахерскую, красоту наводить, хотя там, кроме Глеба и его матери, никого не будет, но что поделаешь, женщины есть женщины, всегда  хотят выглядеть сногсшибательно.
          От этого вечера я ничего интересного не ожидал. Думал, просто соберемся, чтобы пожрать и выпить, но случилось неожиданное:  в разгар веселья, когда мы выпили и опустошили наши тарелки, вдруг заявилась Нинка. Я от удивления чуть со стула не упал. Откуда она тут взялась? А мать Глеба вдруг громко провозгласила: «Знакомьтесь, это моя будущая невестка!»  Я перевел удивленный взгляд на Глеба, но у того был самый невозмутимый вид. Он встал и, поздоровавшись, предложил ей присесть. И посадили ее, эту сучку, как раз напротив меня. Нарочно или как? Я со знанием дела оглядел ее. Сидит как королева, глазом не моргнет. Одета просто, но со вкусом:  в брюки и батник в обтяжку. Как всегда фигуру свою напоказ выставляет. А фигура и правда красивая, даже сейчас я готов это признать: высокая грудь, плоский живот и ноги, что называется, «от ушей». На лице почти никакой косметики, лишь подкрасила ресницы, да чуть тронула помадой губы. Да ей и не нужна никакая косметика: лицо белое, свежее, на щеках – нежный румянец. Тоже уже двадцать три, а выглядит, как юная девушка, лет восемнадцать – девятнадцать, больше не дашь. « Повезло ведь шалаве,- подумал с завистью, - и возраст ее не берет!»  Вспомнил, как с ней познакомился четыре года тому назад. Мне был тогда двадцать один, а ей – девятнадцать. Попали мы тогда с ней в одну компанию. Вспомнил, как, пьяный, затащил ее в ванную и там… О, она пыталась сопротивляться, но только не помогло! Что хотел, то и сделал! Я вобще привык брать то, что захочу. Любую бабу, что мне понравится!  А здесь я просто не мог пройти мимо. Такие ножки! А талия! Пальцами обхватить можно! Да и вся она как наливное яблочко, так в рот и просится! А смотри–ка, замуж так и не вышла, и красота не помогла, уже двадцать три, перестарок, у других – мужья, дети, а эта все одна; вот теперь за Глеба взялась, думает его окрутить, да только зря старается, Глеб – он парень простой, но не дурак, он на такой шалаве не женится. Я с любопытством взглянул на нее: «Ишь, сидит с гордым видом, к еде почти не притронулась, зато водку хлещет вместо воды. Да кому ты нужна такая! Переспала со всеми, с кем только можно, а теперь думаешь,  дурака нашла? Нет уж, милочка, придется тебе в другом месте поискать!»
          И снова чувство ненависти поднялось в душе. Господи, как я ненавижу этих баб с их хитростью, их уловками, с их стремлением надуть мужиков. Глупые куклы!  Годятся только для постели, больше ни на что!  Почему все ученые, писатели, художники, скульпторы и так далее, в основном, мужчины? Потому что мужики умнее, а участь баб – ублажать мужиков и рожать детей. Даже воспитание детей нельзя им доверить, а то воспитают маменькиных сынков! Ну еще жратву готовить могут, да и то мужик-повар лучше женщины-повара. Везде мы их превзошли, во всех областях! Он гордо взглянул на Нинку:  та сидела не поднимая глаз и, казалось, слушала, что ей говорит Александра Федоровна – мать Глеба. «Притворяется! – подумал он. – Поди  вспоминает теперь наши жаркие ночи!» Тогда он забыл ее, после того, как взял силой. Она стала ему неинтересна, как прочитанная книга. Не вспоминал целый год. Потом вдруг вспомнил. Сидели они тогда с Глебом, соображали на бутылку. И вдруг вспомнил: Нинка! Позвонил ей по телефону, приходи, мол, скучаю, видеть хочу. И трешку захвати с собой. Она примчалась, как он и ожидал, но повела себя как-то странно. Бросила трояк ему в лицо и ушла. Он снова позвонил. Она сказала: «Не звони больше!» и бросила трубку. На второй день он звонил с утра, но она не отвечала. Наконец вечером взяла трубку, сказала, что прощает, но чтобы он так больше не делал. С этого дня они стали встречаться. Сколько было потом этих свиданий, поцелуев, жарких ночей… Ему даже казалось иногда, что он и сам влюбился. Но, к счастью, вовремя одумался. Стоило ему со стройотрядом уехать на все лето, как она пошла хвостом вилять. Правда, он что-то там ей наговорил по пьяне в аэропорту, куда она приехала провожать его; что, мол, она должна была его пьяным напоить, и вобще чего она без бутылки приехала и т. д. Она молчала, только белая вся стала. Потом повернулась резко и ушла. Смотри-ка гордая какая! Он ведь пьяный был, должна понимать! А потом, в отместку что ли, как только он уехал, переспала с Глебом. Ну и сиди теперь со своей гордостью, хрен он на тебе женится, я уж постараюсь, распишу ему, какая ты лярва! Я снова посмотрел на нее с чувством превосходства. В этот момент она подняла голову и – о боже! – какие глазища! Синие, как небо и такие чистые! Я почувствовал, как сердце бешено забилось в груди. В таких глазах утонуть можно! Чтобы сбросить с себя наваждение, я встал и пригласил на танец Александру Федоровну. А Нинка все сидела и молчала. Хоть бы слово сказала за вечер! Пришло время собираться домой. Я встал из-за стола и стал со всеми прощаться. Я ожидал, что она снова взглянет на меня, но она не взглянула, сидела опустив глаза, будто разглядывала что-то у себя в тарелке. Я вышел хмурый. Нинка не шла с головы, я мысленно сравнивал ее со своей Галей, да куда ей до Нинки! Хотя Галя тоже по-своему неплохая, но с Нинкой ей не сравниться: та ведет себя, как королева, а Галя против нее просто серая мышь!
          На следующий день с утра примчался к Глебу. Стал приставать к нему: позвони, мол, Нинке. Глеб позвонил, пригласил в гости. Нинка пришла, принесла с собой бутылку вина и пирожки с мясом. Я сидел, развалившись, в кресле, и утешал себя мыслью, что  Нинка пришла ради меня. Любовь и ненависть боролись во мне, и я никак не мог понять, какое из этих чувств сильнее. Знал только одно, равнодушием здесь и не пахнет.
          Нинка присела на стул, боком ко мне. Она по-прежнему вела себя равнодушно и не обращала на меня никакого внимания. Это меня взбесило. Я толкнул ногой стул, на котором она сидела, и сказал вызывающе: « Ну ты, свинья, что ты мне скажешь?» Глеб изумленно воззрился на меня и даже дышать перестал. Нинка на меня даже не взглянула, а продолжала сидеть, гордо задрав голову. Тогда я запел:
«Ну и беда мне с этой Нинкою,
Она спала со всей Ордынкою,
Сегодня Нинка соглашается,
Сегодня жизнь моя решается!»
          Неожиданно она повернулась ко мне и произнесла: «Что тебе сказать?  Что ты – подонок?  Ты, наверное, и сам это знаешь!» Сказала – и отвернулась. Вся краска бросилась мне в лицо. Так унизить, да еще при Глебе! А я–то думал, что уже разучился краснеть. Все молчали, я тоже молчал. Я одним махом испортил всем настроение. Я-то думал, что она смутится, расплачется, что я потешу свое самолюбие, унижая ее; только наоборот:  она меня унизила, а сама сидит, уставилась в окно и глазом не моргнет. Я невольно восхитился ее выдержкой. Любая другая на ее месте раскричалась бы, расплакалась, а эта молчит и все. Ничем ее не прошибешь. Глеб, чтоб разрядить обстановку, предложил выпить. Мы выпили по стакану вина и снова замолчали. Обстановка становилась невыносимой. Наконец я поднялся: «Я пойду, Глеб. Давай!»  Я пожал ему руку и вышел. В дверях обернулся и взглянул на Нинку. Та все так же сидела, уставясь в окно, спиной ко мне. «Чертова кукла!» - выругался я про себя.
          Я дошел до остановки и стал ждать автобуса. Подошел автобус, но я в него не сел, а чуть ли не бегом припустил обратно, так захотелось снова увидеть ее, такую ненавистную и такую любимую…
          Дверь мне открыл Глеб. «Извини,- сказал я торопливо, - я, кажется, перчатки свои забыл». Глеб впустил меня в  комнату. Я зашел…  но Нинки там не оказалось. «А где Нинка?» - не удержался я от вопроса. «Она ушла сразу после тебя».
          Я вышел на улицу. Было холодно, падал снег, холодный ветер забирался под воротник. Домой идти не хотелось. Все мои мысли были о Нинке. Сколько раз мысленно представлял я нашу встречу, и вот – пожалуйста! – сам все испортил! Ведь с тех пор, как женился – уже целый год! -  я ее ни разу не видел! Да и женился-то назло ей! Как узнал, что она изменила, просто места себе не находил! И что я в ней нашел? Девка как девка, ничего особенного. Фигура, конечно, неплохая, но красавицей не назовешь. Правда, глаза… Чертова девка!  Есть в ней все же что-то такое, какая-то изюминка, чего в других бабах нет, сам не пойму что, но что-то есть. Жаль, что все так сложилось! И ведь сам во многом виноват. Видел ведь, что гордячка, а я с ней, как с другими, у которых гордости ни на грош. Но и она хороша! Не стала ждать. Загуляла. Вот пусть теперь в девках и состарится! Так ей и надо! Еще не раз пожалеет обо мне!
          А мороз все крепчал. Пронизывающий  ветер пробирал до костей, дул в спину, заставляя идти быстрее. Медленно падал снег и легкой поземкой тянулся сзади, заметая следы. Эта картина навевала покой и какую-то умиротворенность, но не было мира в моей душе, ее раздирали противоречия, и одно имя жгло мне душу крупными огненными буквами: «НИНА!»
                8.12.19 г.