Три эпизода одного года

Рассказ - быль


– Ну что, детки, готовы слушать деда? Тогда не отвлекайтесь. Вот тебе, Асенька, 8 лет. А мне 88. Отбросим одну из моих восьмёрок, и будет как раз, как у тебя. Итак, тем летом мне 8 лет, я, как и ты, окончил 1-й класс и приготовился учиться во 2-м. Знаешь, какая забота была у меня самой главной? Быть самостоятельным – я ведь уже большой.

Жили мы тогда в южном городе Ростове-на-Дону. В большом доме с огромным двором. Или он только казался мне таким огромным? Совсем рядом с нашим двором находился летний кинотеатр под открытым небом. Меня туда не пускали: летом темнеет поздно, и сеансы начинались тогда, когда мне положено было ложиться спать. Но на один кинофильм меня всё-таки повели – «Тимур и его команда» по повести Аркадия Гайдара. Фильм о детях и о том, как они помогают взрослым. Я был так восхищён этим фильмом, что тоже решил помогать маме. В её отсутствие решил помыть полы в квартире. Взял… большую кастрюлю, в которой мама варила борщ, и тряпкой размазал грязь по полу. Мама потом смеялась и называла меня тимуровцем. Впрочем, тимуровское движение охватило тогда всю страну.

Год, о котором я хочу вам рассказать, оказался очень тяжёлым для меня, как и для всей нашей страны. Итак, три дня – три эпизода из этого года. Памятных эпизодов было, конечно, значительно больше, но на сегодня хватит и трёх.
 
Эпизод первый

В одном квартале от нашего дома находился летний цирк. Вроде бы очень близко, но по дороге нужно было перейти широкий Будённовский проспект с большим движением транспорта. Мне очень хотелось туда пойти, а родителям никак не удавалось выкроить для этого время. И однажды меня согласились отпустить одного на дневное представление, которое начиналось в 12 часов дня. Одного! Первый раз в жизни! Как я был горд и как ждал этого воскресного дня! Билет мне купили заранее.

И вот этот день настал. Утро оказалось пасмурным и прохладным. Поверх рубашки мама одела на меня курточку. Цирк был переполнен. Скоро мне стало жарко, я снял курточку и сел на неё. Представление – потрясающе интересное. Только и думал о том, как я приду домой и расскажу маме о нём. По окончании вместе со всеми я отправился к выходу. Стоп! А где же курточка? Я забыл про неё! Кинулся назад, но курточки на месте уже не оказалось. Домой я шёл ужасно расстроенный: ожидал, как меня будет ругать мама.

Но мама меня не ругала. Расстроенная ещё больше, чем я, она встретила меня коротким, но страшным словом – война. Это было 22 июня 1941 года. День, который круто изменил всю нашу жизнь.

Эпизод второй

Осень. Начало октября. Фронт быстро и неумолимо приближался к Ростову. В нашей 36-й школе разместили госпиталь, а нас перевели в другую школу. Учебный год начался с большим опозданием. Долго учиться не пришлось. 8 октября, когда немцы заняли Мариуполь и приближались к Таганрогу, объявили эвакуацию. Мой отец – на фронте, а нас с мамой должны были организованно вывезти на Кавказ вместе с семьями работников облисполкома и горисполкома.

Мы с мамой шли к огромному, недавно построенному Дому Советов на углу улицы Энгельса и Ворошиловского проспекта. Там была мамина работа, и мама должна была решить какие-то вопросы, связанные с эвакуацией. По дороге завыла серена воздушной тревоги, и мы ускорили шаг. Навстречу нам бежали две женщины. Я увидел, как одна из них уронила паспорт. Я поднял его и с криком стал их догонять. Как они меня благодарили! Я понимал, что остаться в такое время без главного документа сулило большие неприятности.

Мама оставила меня в подъезде, велела никуда не уходить, а сама отправилась узнавать, где нам надлежит прятаться от бомбёжки. В это время прямо над площадью Дома Советов разгорелся воздушный бой: несколько наших истребителей отважно бросились навстречу немецким бомбардировщикам. Ух, как это интересно! Я высунулся из подъезда, поднял голову и заворожено наблюдал за боем. Но тут прибежала мама и утащила меня в подвал.

Конечно, я не мог тогда осознавать, какой опасности себя подвергаю. Что самолёты там, в небе, не просто гоняются друг за другом, но ещё и стреляют. И кто знает, куда понесутся выпущенные ими пули. Я так и не узнал, чем закончился тот единственный бой, который мне довелось воочию увидеть. И лишь позже до меня дошёл главный итог этого боя: фашистским бомбардировщикам не удалось разрушить самое приметное здание в городе – Дом Советов, где мы в тот момент находились.

12 октября 1941 г. мы покинули Ростов. Эшелон, в котором мы отправлялись, был набит до отказа. Мы ехали в купейном вагоне, но в нём было раз в 5 больше пассажиров, чем мест. Вечером поезд взял курс на юг. Самое опасное было в начале пути. Немцы бомбили мост через Дон. Единственный железнодорожный мост, ведущий на Кавказ. Он находился непосредственно в городе, сразу же за вокзалом. На полном ходу поезд пронёсся по мосту. Потом сбавил ход и шёл страшно медленно, подолгу стоял. Когда проснулись утром, оказалось, что мы едем совсем не на Кавказ. Говорили, что впереди, где-то в районе станции Кавказская (г. Кропоткин), разбомбили эшелон с беженцами, аналогичный нашему, подорвали там мост, и дорога на Кавказ закрыта.

Наш эшелон повернули на восток и выгрузили в посёлке Зимовники, районном центре на границе со Сталинградской областью. Оставаться в Зимовниках нельзя – слишком уж близко от Ростова. И мы, конечно, не знали, что летом 1942 года здесь начнётся одно из самых кровопролитных сражений Великой Отечественной войны – Сталинградская битва. Так оборвалась наша связь с моим отцом, который долго не мог нас найти в хаосе первых месяцев войны. Так вместо запланированных одного-двух дней пути из Ростова на Кавказ началась наша 2,5-месячная дорога в Пермский край, куда из Москвы эвакуировали мамину сестру. Откуда нам было знать, что это изменение спасёт нам жизнь! В 1942 году Северный Кавказ оказался усеян могилами эвакуированных, в том числе и из Ростова. Их убили фашисты.

Эпизод третий

25 декабря 1941 года. Северная часть Пермского края, город Кизел. До финиша нашего путешествия оставалось всего ничего. Мы едем в детский санаторий вблизи деревни Малая Вильва. В нём нашли приют эвакуированные из Москвы, в том числе мамина сестра, к которой мы пробиваемся. Железной дороги там нет. Ближайший железнодорожный пункт – разъезд Косая Гора в 18 км от Кизела. Оттуда до Малой Вильвы ещё 7 км.

Я сидел в помещении маленького Кизеловского вокзала и ждал, пока мама договорится с двумя нашими попутчиками, когда ехать дальше. Пригородный поезд, который останавливался на этом разъезде, шёл в 6 часов вечера, а сейчас только 9 часов утра. Решили ехать подвернувшимся нам порожняком, пустым товарным поездом, который шёл через этот разъезд. Попутчики, двое мужчин, договорились с начальником станции, и тот приказал машинисту остановить состав на Косой Горе на 1 минуту.

Ехали в старой, грязной, как плохой свинарник, теплушке. Через многочисленные дыры и щели дул пронизывающий до костей холодный ветер. Я сидел на большом тюке с бельём, мои ноги были плотно укутаны чужим полушубком. Тем не менее, почти за час пути я порядком замёрз. У нас всё было готово для мгновенной высадки: наши вещи стояли у самых дверей, и мы были готовы в любую минуту столкнуть их в снег и последовать за ними. Попутчики знали эти места. Они стояли у слегка приоткрытой двери теплушки и следили за дорогой.

– Во-он она, Косая Гора. Пора!

Я освободил свои ноги от полушубка и подошёл к двери. Из-за поворота показались несколько белых домиков и железнодорожная будка. Разъезд проплывал мимо, а поезд ходу не сбавлял. Зелёная лавина тайги, покрытая золотистым от яркого солнца пушком снега, наплыла на разъезд и скрыла его от наших глаз.

– Проехал, чёрт! – выругался попутчик.

Прошло ещё минут 5. Паровоз вдруг застопорил ход, яростно зашипел и едва не остановил состав. Сразу же все наши вещи и, наконец, мы сами – всё полетело в снег, пробивая глубокие сугробы. Я очутился по шее в снегу, рядом с чемоданом. Еле выбрался на узкую твёрдую полосу снега между рельсами одноколейки.
Вокруг тянулась бесконечная тайга, утопающая в снегах. Вдоль полотна железной дороги шла узкая открытая полоса снежных сугробов, в которых чернели сброшенные нами вещи. Вокруг – ни души.

Собрали вещи и по шпалам медленно стали пробираться в сторону разъезда. От Косой Горы мы отъехали километров на 5, но эти километры давались нам с большим трудом. Мы переносили часть вещей метров на 50-100, затем возвращались за остальными. Промучились часа 4, а не прошли и полдороги. Очень устали. Мама поняла, что такими темпами засветло мы до разъезда не доберёмся. Представьте себе: сильный мороз, пасмурно – значит, темнеть будет раньше, и никакая Луна дорогу освещать не будет. Помочь некому. С опаской поглядывали по сторонам: говорили, что в этих лесах водятся волки.
 
Рядом не было ни дороги, ни пешеходной тропки, одни сугробы. Куда деваться, когда пойдёт очередной поезд – только нырять с вещами в сугробы. За полдня, пока мы пробивались по шпалам к Косой Горе, по одноколейке не прошёл ни один состав.
Бросив вещи, мы пошли на разъезд, чтобы взять санки. Там нас, оказывается, уже ждали. Огромного роста дед с большой бородой, в лаптях и полушубке, трижды обвитом лыковой верёвкой, взвалил на свои сани наши вещи и неспешно побрёл к Косой Горе.

Темнело, но мы уже мчались на санях по узкой просёлочной дороге к Малой Вильве.

– Вот так, детки мои, война – это не только бои на фронте или упорная работа в тылу, без чего не было бы Победы. Это ещё и бегство от войны миллионов людей. Нам с моей мамой ещё повезло: мы благополучно добрались до конца пути. А сколько людей не смогли уехать и погибли, как мои дед и бабушка, родители отца – в Таганроге! Сколько погибли в дороге, скольких настигли и убили фашисты! В освобождённый Ростов мы смогли вернуться только весной 1944 года. А мой отец, ваш прадед, вернулся с фронта в ноябре 1945-го. Наш дом был сожжён, из всего имущества у нас осталось только то, что мы смогли увезти с собой в эвакуацию. Город был на три четверти разрушен. И в таком городе нам предстояло жить. Не просто жить – участвовать в его восстановлении.