Юкио Касима Теория Ухода Гл. I

                «Теория Ухода»
                (Secretum cogitationes)
                Глава I Предпосылки

    В последний раз я вышел из психбольницы, куда попал в связи с попыткой суицида, без всякого настроения. Да, оно мне было и не надо. Я уже давно не искал никаких настроений, а переживал те, которые складывались.  Рот закрыл, вышел из больницы – и пошел дальше.
Попытка суицида – это официальная версия. На самом деле я стал жертвой интерпретации. Смерть не может быть целью даже притом, что ошибочно называют суицидом. Целью является Уход. Но тогда я этого еще не знал.
Догадываюсь, как все это выглядело со стороны, снаружи, то есть, но изнутри помню себя очень хорошо. Правда то, что я помню, никого не интересует, или точнее не интересовало тогда. Впрочем, обе версии имели право на существование. Это с моей точки зрения при всем том, что я свою версию вовсе и не считаю версией.
    Они вклинивались в меня своей «наружей» и настаивали, что все было именно так, как они это видели, ну, и свидетели разные… Но я то знаю точно. Все, что я делал, почему это я делал и как делал.  Я не просто помню, я знаю. Я все это видел и знал с абсолютной, но недоказуемой для них ясностью. То есть аргументов и фактов, чтобы доказать это им у меня не было. Впрочем,  как только от тебя начинают требовать аргументы и факты, чтобы ты доказал свою позицию, то надо бежать. Там уже никакого согласия, никакой истины не будет.  А будет Спор какой-то, в лучшем случае дискуссия.  И для них уже не важно как обстоит дело на самом деле,  для них важно  кто победит в споре. А здесь уж как обычно те, кто согласен с тобой -  безумны, те, кто не согласен – обладают властью.
    Для них это в порядке вещей, они все еще уверены, что в спорах рождаются истины. Хотя на самом деле в спорах истины не рождаются, они в спорах дохнут.
    При этом должен признаться, иначе не понятно будет:  и видел Я и знал, как-то радостно.  …  То есть мне и радостно и страшно было оттого, что я это знаю. Когда знаешь, что делаешь и почему, или зачем, то даже боль может принести радость. А они не знали и упекли меня сначала в реанимацию, а потом в психушку.
    Это было совершенно не креативное пребывание, пустая трата времени.   Психбольница, что-то вроде Таможни. На границе стоят Пограничники  Нормы – психиатры, психоаналитики и прочие нормальные больные специалисты. Их задача – досмотр. Они могут проводить его день, два, месяцы, годы, что бы только не дать пронести, протащить как бы контрабандой в общество нормальных людей – нормальных больных, нечто, выходящее за границы их разумения.
Но речь не об этом. Тратить впустую время нам не привыкать и по собственной инициативе. Я только хотел сообщить:  то, что я наглотался таблеток – не было попыткой суицида. Однозначно.
    Потом мне,  правда, говорили: «Какие таблетки?! Таблетки  у тебя в прошлый раз были. А на этот раз ты из окна выпрыгнул».  Выпрыгнул… На самом деле я не выпрыгивал. Они потом сами и говорили, что я даже жене сказал, когда влез на подоконник, чтобы она окно за мной не закрывала.  Ну? Если бы я  шел на суицид, мне бы ведь все равно было. Смерть это не событие в жизни добровольно умирающего. Ему все равно – останется после него окно открытым или нет. Какой же тут суицид?
    Так вот. Вокруг меня началась суета. Жена, как самый близкий человек и первый свидетель, между прочим, вызвала «скорую». Сына отправила к соседке, в квартиру под нами – у нее с этой соседкой сложились хорошие отношения, хоть она и была значительно старше  жены, и  даже  старше меня. А началось все  с того, что мы несколько раз ее залили. Не умышленно, конечно.
Приехали быстро…
    Милиция  приехала и скорая. Причем милиция приехала немножко раньше и подождала пока медики появятся, чтобы констатировать, чей же я,  в конце концов.
    И началось. Но я в этот момент уже ушел в «нутрь»  и практически ничего любопытного рассказать по этому сюжету не могу.
Чисто логически можно предположить, если я наглотался таблеток, то лежал, наверное, в спальне, а если, как они говорят, я выпрыгнул из окна, то лежал где-нибудь внизу на клумбе, примяв своими мощами скудную растительность любителей- цветоводов с первого этажа.
    Когда я вышел из психбольницы, то квартира была уже пуста. То есть жена не забрала ничего лишнего. Мебель была на месте, телевизор, ну и все эти прочие атрибуты,  позволяющие нам существовать, не оскорбляя общественного вкуса, нравственности и представления о норме. Да и чисто было в квартире. Но жены и сына не было. Некоторое количество времени  я этим не очень был озабочен,  по вечерам ходил из комнаты в комнату, на кухню заглядывал. Не то, что бы я их искал, но все же чувствовал беспокойство. В  том мире, откуда меня в психушку забирали, там, где я жил с семьей, ну и прочее, там люди всегда чувствуют беспокойство от безвестности. Там всегда есть что-то главное, или даже самое главное. И мало кому известно о том, что есть такое место, где никто и никогда не вспоминает о главном.
    Найти, конечно, я их попытался, но потом подумал, зачем я их ищу? Чтобы снова взвалить на их плечи свое «нечестие». Жена у меня была красивая, и умом Бог не обделил. Сын тоже - умный мальчик. И тут Я… нате, пожалуйста. Лицо с пониженной социальной ответственностью.  Ведь когда даже мы все вместе жили, я всегда чувствовал молчаливый упрек, и от жены и от сына, хоть тот еще и не понимал всего. Впрочем, что там понимать. Меня можно было упрекать во всем, разве что, кроме погоды. После такого вывода, я решил, что они не пропадут, а мне пора  подумать о хлебе насущном, да и за квартиру платить надо было. Начал читать объявления.
      А потом и устроился разносчиком или расклейщиком, как хотите, этих объявлений. Клеил, где только можно, то есть, разрешено, об этом нас предупреждали. Рассовывал по ящикам. Когда клеишь что-то свое на доску или на столб, обязательно прочитаешь, что там еще предлагают, на что жалуются, чего хотят.
     Представьте себе, мужчина средних лет, это я,  останавливается у досок объявления,  у столбов, на которых наклеены  неопределенно-личные предложения купить, продать, выручить, сделать, починить, обуть….
Эту доску я видел и раньше множество раз, по пути на работу, когда еще работал. И даже  иногда мельком читал наклеенные на ней объявления. Она рядом с перекрестком стояла, и когда я подходил к перекрестку, а на светофоре «красный» был, то стоял и читал. Но не увлекался – без фанатизма.
     Начал я даже  переписывать тексты,  постепенно втягиваясь в это занятие – в происходящее в мутном «зазеркалье» этих объявлений.  Размышлял об истинных потребностях  обитателей «интропространства».
     При нашем обычном поверхностном чтении, графический образ,  в конце концов, заслоняет звук…  Тем более что за образ может возникнуть при чтении  объявлений?  Однако начали возникать….   Подходя к доске объявлений, я уже из далека слышал некий ропот, бормотание, голоса – безразличных не было.   Опытные, в которых чувствовалась одновременно и выдержка, и ожидание удачи,  и  понимания безнадежности предпринимаемых попыток.  Начинающие - преисполненные  неуверенного энтузиазма, словно делающие первые шаги в грядущей великолепной карьере…  Усталость, сладость, ожидание, безпафосное отчаяние… Крик, шепот, бормотание…
    Эти объявления не могли писаться или печататься добровольно, кто-то приложил к этому руку. Я  начал понимать, что через эти  упражнения осуществляется вторжение в наш мир, в мир внеположный официальной истории.
Авторы этих объявлений  «завербованы». Они могут и сами не знать, что уже стали  «агентами», что они уже «агенты». Пишут,  печатают и расклеивают.
    В наш мир проникают, уже безвозвратно проникли. «Они» в данном случае вводится согласно принципу дополнительности, чтобы вы понимали, а не с первой страницы меня считали шизофреником. Они здесь присутствуют без места и без  образа.
    В тот раз ощущение было зафиксировано пронзительно, словно я на мгновение оказался в другом измерении.  И, вернувшись оттуда, прихватил с собой тревогу – пространство не ограничивалось этим  миром. В том пространстве, где я обитал  со своей семьей, стало теснее. Состоялось вторжение. Надо было  что-то предпринимать. Противопоставить этому можно было только Уход. Именно тогда у меня впервые возникло  это Слово. Тогда мне пришло в голову, что,  то, что они называли попытками суицида, было на самом деле попыткой Ухода, как я тогда его понимал или не понимал. На самом деле это были попытки Бегства. Уход и Бегство - радикально противоположные вещи.  Разница между ними как между Движением,  в состоянии растерянности, страха, от кого-то или от чего-то и  Движением радостным, полным ожидания,  к чему-то.