Одна несбыточная мечта, одна несбывшаяся надежда

Хоть на часах и восемь утра, жаркое летнее солнце уже печёт просто нестерпимо. Стянув с себя небрежно наброшенную на плечи олимпийку, оставшись в одной чёрной футболке, мужчина перекидывает увесистую спортивную сумку на другое плечо и в очередной раз оглядывается вокруг. Ни души. Что ж, неудивительно, не сезон же.

Он не спеша поднимается по каменным ступенькам, ведущим к Ледовому дворцу. Давно его не заносило сюда так рано, задолго до вечерних занятий с группами. Да и что именно сейчас привело – вопрос тоже открытый. Может быть, от жары и правда уже хочется выть. А, может быть, захотелось побыть в одиночестве, как раньше, утонуть в холоде льда и просто подумать. Годы-то на месте не стоят. Вроде бы только вчера была зима, а едва успел оглянуться – уже лето, и вот так вся жизнь пролетела.

Будто бы соглашаясь с этой мыслью, мужчина несколько нерешительно останавливается у самого входа и растерянно проводит ладонью по успевшим покрыться проседью коротким волосам. Странное, забытое чувство.

В самом деле, ему что, снова двадцать? Он еще в школе отучил себя от этой глупой неуверенности, неужели в пятьдесят придется заняться этим снова?

Дёргает за ручку широких дверей – открыто. Ледовый дворец встречает его непривычным безмолвием. Мужчина настороженно оглядывается, надеясь увидеть хоть кого-нибудь. Непривычно.

Вечером намного оживлённее: бойкие дети, ожидающие их родители, поздние посетители, только-только покидающие каток… сейчас же нет абсолютно никого, даже охранника. Наверное, это хорошо. Хоть начинай говорить со стенами. Они поймут, простят и всегда выслушают.

— Виктор? — он оборачивается и тут же видит знакомое лицо в тёмной форме и чашечкой кофе в руках. — Что-то вы… рановато.

Всего лишь часиков на десять. Не страшно.

Он слегка нервно улыбается, когда Вадим – чья смена сегодня оказалась сегодня как нельзя кстати – проходит мимо и важно занимает своё место у входа. Участливо смотрит на раннего посетителя.

— Что-то случилось? — серьёзно спрашивает охранник.

Виктор отрицательно качает головой, хотя именно в голове снова так и роятся мысли-мысли-мысли, и, кажется, от них можно убежать только одним способом. Выйти на лёд и просто позволить себе забыться.

— Нет, — отвечает уверенно, даже слишком, — просто… хотел немного покататься.
 
«Хотел немного покататься». Господи, как же жалко звучит. «Жизненно необходимо покататься», – вот, уже лучше. «Сойду с ума, если не выйду на лёд», – в самое сердце.

Давненько такого не было. Давненько он не чувствовал себя таким уставшим.

Вадим с нескрываемым интересом смотрит на него, но больше никаких вопросов не задаёт, и Виктор благодарен ему еще и за это. Кое-кто на его месте тут же поднял бы настоящую шумиху, но человек перед ним – не такой. Это они уже давно выяснили.

Вадим лишь кивает, будто понял всё то невысказанное, и жестом приглашает его пройти, наконец, дальше прохладного вестибюля. Мужчина благодарно кивает в ответ и почти бесшумно скрывается в прилегающем темноватом коридоре, ведущем к раздевалкам. Путь начинает напоминать туннель, в конце которого не видно света.

Он думает, в какой момент всё пошло не так.

В какой момент из двадцати ему резко стукнуло пятьдесят, в какой момент он оказался детским тренером, хотя, казалось бы, только вчера сам уверенно рассекал лёд грациозными движениями, сложными прыжками, раз за разом покоряя публику. В какой момент оглянулся назад и понял, что жизнь незаметно проскользнула мимо и оставила его догнивать где-то на обочине. И почему он думает обо всём этом только сейчас.

Не то что бы его это взволновало только сейчас, нет. На самом деле, подобные мысли грызли очень и очень давно, просто хорошо получалось отмахиваться от них словно от назойливых мух и вполне успешно улыбаться, делать вид, что в все полном порядке. До недавнего времени.

Виктор по привычке бредёт в тренерскую, но потом поспешно осаждает себя, разворачивается и находит обычную раздевалку для посетителей. Здесь и сейчас он кто угодно, но точно не тренер. Оно и к лучшему.

Ставить детей на коньки, помогать им делать первые шаги к таким недосягаемым мечтам – вот этого он хотел, когда уходил сам, так и не сделав явью свои.

Однако реальность оказалась чуть коварнее, чем ожидалось. Многие уходили, потому что не выдерживали нагрузки, теряли интерес, просто уставали – на их места приходили новые, пополняя калейдоскоп лиц, и злополучный круг повторялся вновь и вновь. Нет, разумеется, он не настолько наивен, он прекрасно понимал, что из каждого не выйдет хорошего фигуриста. Каждый не осилит. Но, пожалуй, больнее всего вовсе не это.

Виктор оставляет сумку в раздевалке, закрывает шкафчик на ключ, завязывает на поясе олимпийку. Чуть заторможено надевает чехлы на лезвия, едва не забыв про них, и, снова помедлив, движется вперёд. Потянуло знакомым, родным холодом.

Те немногие, которые прошли у него весь «вводный курс», те, которые действительно подавали надежды своим катанием, давно выросли и сделали широкие шаги вперед.
Некоторые из них сейчас гордо носят медали со своих первых соревнований, но позади стоит не он, а какой-нибудь другой тренер. Довольный, как мартовский кот, потому что вот его юное дарование, которое едва успело попасть к нему в руки, а уже приносит медали.

А про него давно забыли.

За всю тренерскую карьеру ещё никто из многочисленных учеников не приносил ему медаль. Именно ему. В частности потому, что они все уходили до допуска к каким-либо соревнованиям, чтобы двигаться дальше. Он и не винил их в этом – сам ведь учил стремиться к тем небесам, которые считаются вроде как непостижимыми. Это они усвоили просто прекрасно.

Виктор в полнейшей тишине шагает по аккуратному ковру в очередном тёмном коридоре, ведущему прямо к катку, натягивает на руки любимые чёрные перчатки. Лёд по-прежнему манит. В голове искрятся воспоминания: крики толпы, щёлканья фотоаппаратов, всепоглощающая уверенность, быстрые оценивающие взгляды соперников. Диктор, торжественно объявляющий его имя, родной лёд под ногами, и вновь он один против всего мира. Как будто это было вчера.

А сейчас, собственно, что? Устал. «Устал?» Слишком просто. Мягко сказано, Витя. Поздно. После драки кулаками не машут. Поздно пить «Боржоми», когда почки отказали.

Он думает, в какой именно момент, жизнь, наигравшись, столкнула его с моста, будто захотев узнать, что будет дальше. В какой именно момент он очнулся и понял, что ему пятьдесят и у него в жизни нет ничего, кроме пустой квартиры с верным псом, тренерства и бледнеющего вороха ярких воспоминаний. А былое яростное рвение помогать, наверное, так и осталось где-то на мосту. Или спрыгнуло вниз.

Выходя к катку, Виктор ожидает, что, наконец, останется в гордом одиночестве и сможет вновь научить себя дышать, рассекая лёд, но, кажется, сегодня этому не суждено случиться.

Едва он оказывается у бортика, тут же замечает единственную фигуру в белоснежном спортивном костюме, которая нарезает плавные круги по идеально освещенному катку, иногда выдавая изящные элементы. Несколько скованно, но вполне прилично.

Девушка. В наушниках.

Посторонись, Витя. Место для самобичевания занято. Не только у тебя могут быть проблемы в этой жизни.

Он цепляется за белоснежный силуэт глазами, не отводя взгляда, а девушка, явно погрузившись в себя, и не замечает его. Закончив наматывать круги в качестве разминки, она быстро переключает что-то в телефоне – наверняка, песню - и замирает на месте.

А потом, будто выдохнув наружу все свои тревоги, начинает танцевать по-настоящему.

Виктор мгновенно подмечает, что для фигурного катания девушка, конечно, полновата – в искусственном освещении белоснежный спортивный костюм плохо скрывает это. Но, видимо, сейчас ее подобное волнует меньше всего.

Легкий взмах руками, загнанный взгляд под ноги, но потом – резко вверх, в голубое небо, скрытое высоким потолком. Рывок, разворот – ах, умудрилась чуть поскользнуться! – а следом какая-то удивительно трогательная дорожка шагов.

Виктор ловит себя на мысли, что забыл, о чём думал, и теперь завороженно наблюдает за её движениями, местами четко заученными, местами спонтанными, будто она еще не успела придумать чего-то определенного к тому или иному отрывку композиции. Сразу бросается в глаза печаль, волнами исходящая от девушки и буквально пропитывающая весь её плавный танец.

Достаточно всего одного взгляда на это катание, чтобы понять: перед ним еще одна несбывшаяся мечта.

Первый прыжок: странный, в полтора оборота, неаккуратный, непрофессиональный, и Виктор невольно удивляется, как выполнившая его умудрилась не распластаться на льду. Тем не менее, девушка невозмутимо катается дальше. На ее лице, помимо уже выбившихся из прически русых прядей, – целая гамма переливающихся эмоций, которые тут же находят отражение и в движениях.

Он не слышит музыки или песни, под которую она катается, но почему-то сейчас это кажется не столь огромной потерей. Самое главное она и так отдает льду без остатка, делится своими переживаниями, и, кажется, лёд отвечает ей тем же. И этот молчаливый доверительный диалог продолжается.

Он ловит себя на мысли, что опять забыл, о чём думал до этого момента. Забыл, что по-прежнему неподвижно стоит у бортика, так и не сдвинувшись ни на миллиметр. Забыл, как там надо дышать, да и вообще зачем?

— Виктор?

Он вздрагивает от неожиданности и, застигнутый врасплох, едва не подпрыгивает на месте. Нехотя отрываясь взглядом от парящей по льду фигуры, он оборачивается, уже зная, кого там увидит.

— Здравствуйте.

— Здравствуйте, — молодая женщина, как всегда в своей любимой белоснежной блузе и серой юбке-карандаше, олицетворяет собой сам деловой стиль. Она несколько хмурится, и он запоздало выдавливает из себя улыбку. Судя по ответному взгляду, вышло далеко от идеала.

Лидия – заведующая Ледовым дворцом, серьёзная, сосредоточенная и всегда, что называется, настороже. Однако, кажется, её удивление вполне искреннее – Вадим не выдал его. Просто не повезло. Как всегда.

Она молча смотрит на него несколько мгновений, будто оценивая, а потом заглядывает ему за спину. Видит единственную утреннюю посетительницу катка и переключает всё внимание на неё. Говорить с ним Лидия явно не горит желанием, как и он сам, но почему-то Виктору сегодня хочется делать все наоборот.

— Пусто у вас тут, — выдавливает он первую возникшую в голове мысль, чтобы завязать разговор.

— Лето же, — заведующая пожимает плечами, — так что посетителей у нас обычно немного. Бывает, люди подтягиваются ко второй половине дня, чаще на выходных, вечером приходят заниматься ваши детки. Но утром, с самого открытия - никого. — Пауза. — Только она.

Виктор хмурится и оборачивается, но не припоминает, чтобы когда-то видел эту девушку, самозабвенно кружащуюся на льду в наушниках и не замечающую ничего вокруг. Он бы точно запомнил.

— И давно она приходит?

Лидия следит за его взглядом.

— С конца мая, кажется. Её тут уже знают. Получается, чуть больше двух недель.

— Хм... ни разу не замечал.

Заведующая снисходительно улыбается ему. Сейчас за этим непременно последует какое-то объяснение, вежливое, но с намеком на «ну, вы со своим тренерством тоже дальше своего носа ничего не видите». Он привык. Потому что с недавнего времени это стало незыблемой правдой.

— Вы обычно не приходите так рано, Виктор. А она уходит задолго до вашего появления, даже раньше, если становится людно, — он бросает быстрый взгляд на собеседницу – она явно наблюдает за этой девушкой не первый день. Пауза. — Не нравится ей, когда вокруг слишком много любопытных глаз.

Он улыбнулся, на этот раз по-настоящему, отчего в уголках рта растянулась цепочка морщинок. Как же, как же напоминает его самого.

— Всё-то вы знаете.

Лидия снова пожимает плечами.

— Работа такая. Знать, что здесь происходит. — Она бросает взгляд на все еще рассекающий лед белоснежный силуэт. Смотрит чуть дольше, чем следовало бы. — Что ж… оставлю вас. У меня много дел.

И, кивнув Виктору на прощание, заведующая направляется прочь, цокая высокими каблуками. Скорее всего, ей просто хотелось поскорее покинуть его унылую компанию. Он рассеяно смотрит ей в след – даже не спросила, что он сам потерял здесь в такую рань, хотя, это и к лучшему. Или по нему все и так видно.

Тем временем, девушка на льду совершает финальное грациозное движение и замирает в центре катка белой статуей. И изумленный взгляд её направлен именно на него.
Виктору почему-то стало несколько стыдно, будто он подсмотрел что-то невыразимо личное, однако девушка приходит в себя первой. Быстро стерев с лица удивление, она снова что-то переключает в телефоне и вновь начинает наматывать плавные невыразительные круги по катку, будто ничего и не произошло.

Осознав, что увидеть еще один танец ему явно не светит, Виктор не без разочарования снимает чехлы с лезвий коньков и сам выезжает на лёд. Девушка всё еще настороженно наблюдает за ним, однако, стоит сделать плавный шаг, ещё один, ещё, всё вокруг тут же перестаёт существовать.

Виктор цепляется за эту скользящую опору под ногами. Он чувствует, как потерянная когда-то уверенность начинает возрождаться из пепла у него на глазах – на вопрос «почему именно сейчас?», он ведь почти каждый вечер проводит в Ледовом дворце, Виктор ответить не может. Просто вот так получилось, вот так, оно само.

С учениками совсем не то. Большая часть занятий – вне льда, он учит стойкам, учит держать равновесие, а на лёд выходит лишь изредка, чаще находясь за бортиком. Выходит лишь поправить ошибки в постановке ножек и показать что-то новое. Чаще всего он даже не надевает коньки. Нет никакой свободы, нет права дышать, расправить давно подбитые крылья.

Это почти как клетка, в которую он загнал себя сам. Потому что умудрился растерять самое главное.

«Почему?» «Не знаю». «А что мешает?» «…».

Почему-то именно сейчас он остро ощущает именно тот момент, когда всё и пошло не так.

Намотав несколько кругов и окончательно прочувствовав лёд под ногами, Виктор с изяществом, которое когда-то было его визитной карточкой, выполняет прыжок. Двойной тулуп. Чисто, без каких-то геройств – возраст уже не тот, чтобы экспериментировать. Просто потому что может, просто потому что хотелось самому в этом убедиться. А на душе тем временем становится как-то необычно легко.

Краем глаза видит, что девушка жадно следит за ним, пристально, не мигая, как и он за ней считанные минуты назад. Он абсолютно уверен в том, что она постаралась запомнить каждое его движение во время прыжка, чтобы потом попробовать самой. Но, оказывается, она не желает ждать и явно хочет воспользоваться случаем. Виктор видит, как девушка снова прыгает – пытается повторить технику за ним, но, увы, перекручивает, теряет равновесие и в тот же миг оказывается на льду.

На ее кругленьком лице мелькает разочарование, но он, удивляясь сам себе, уже оказывается рядом и протягивает руку. Удивлённая, она вынимает из уха один наушник и принимает его помощь, а Виктору хочется рассмеяться до слёз. Он хотел убежать от тренерства хотя бы на полдня, а сейчас совершенно спокойно и совершенно добровольно возвращается к нему. Сам.

— Не торопись, — говорит он.

Поджав губы, она кивает и оттряхивает спортивный костюм от ледяной крошки, а потом снова вопросительно смотрит на него, и Виктор начинает объяснять. А потом все будто идет своим чередом - он нещадно гоняет её по катку, снова показывает прыжки, кое-какие элементы попроще, какими можно разбавить программу. Он и не знает, зачем это делает – просто потому что хочется.

И, самое странное, при этом он не чувствует себя в старой клетке. Она как будто исчезла, растворилась в воду, растеклась под ногами и больше не появится. Сегодня точно.

Девушка старательно выполняет все его указания. Что-то получается сразу, что-то не сразу, что-то не получилось вовсе – например, превратить двойной тулуп в сальхов или замахнуться на флип, – весьма смело, конечно, но Виктор не может не заметить: талант у незнакомки определенно есть.

В первый раз она приземляет не выходивший у нее двойной тулуп менее чем через час и счастливо улыбается ему. Голубые глаза ярко блестят. Выполняет простенькое вращение, грациозно выходит из него и, воодушевившись, снова возвращается к прыжкам. А Виктору начинает казаться, что, может быть, не так уж всё и плохо в этой жизни.

После еще двух с половиной часов такого ледового марафона, Виктор начинает думать, что не будет ничего страшного в том, что на его тренировках появится еще один посетитель. Пусть и значительно старше, чем доверенная ему возрастная группа. Но какая вообще разница? Занятия платные, а неофициально он может звать сюда кого угодно.

Девушка снова появляется на катке этим же вечером с одной из младших групп. Хоть Виктор был и уверен в том, что после его ухода – нужно было выгулять пса, почти весь день его старый друг просидел один – она домой не возвращалась и все время провела здесь, но уточнять всё же не стал. Тогда он просто надеялся, что она хотя бы прервалась на обед.

Раскрыв от удивления рты, дети с недоумением таращатся на новое лицо в их компании, но зато потом, во время разминки, восторженно визжат, когда девушка первой несколько растерянно выходит на лёд, явно стесняясь зрителей, и по просьбе Виктора катает одну из своих вымышленных программ. Без каких-то сверхсложных элементов, тройных прыжков, сильных вращений, но с таким чувством и поразительным изяществом, что, кажется, они ей и не нужны.

Виктор знает, что ей двадцать один – возраст, когда другие уже завоёвывают медали и титулы во всех уголках Земли, ставят рекорды и даже подумывают о завершении карьеры, - знает, что теперь начнется пора упорной работы и для него, и для неё. Не знает, чего вообще ожидать от той встречи на катке, однако сейчас он прекрасно видит: девушка, имени которой он почему-то до сих пор не узнал, не сдастся, её голубые глаза горят яростным огнём и готовностью цепляться до последнего за подаренную судьбой возможность. И, кажется, дети уже и так записали её своим личным кумиром.

Зато потом, уже поздней осенью, когда она принесет ему свою первую медаль на неофициальных местных соревнованиях, а он не сможет сдержать слёз, когда она, улыбаясь, оденет эту медаль ему на шею, Виктор в очередной раз убедится, что поступил правильно.