Глава 32. Кто есть Учитель?

Раиса Никифоровна проснулась сегодня задолго до обычного времени пробуждения. И немудрено — она знала, что Настя идет на собеседование, потому нужно на рынок сходить, обед приготовить праздничный — чувствовала, устроится у девушки все с работой в гимназии ныне, а роди-тели-то ее только к вечеру домой вернутся. Но не только это разбудило Раису Никифоровну. Думы об Иване все не дава-ли ей покоя. «Что же он — совсем слепой что ли? — не видит Анастасию — такую девушку? Хороший ведь товар не залеживается. Прохлопает Ванюша Настю, возьмут ту в жены, и будет «близок локоток, да короток роток», поздно будет вздыхать... Как жаль, что не все можно по наследству передать. Ворочалась Раиса Никифоровна в постели, воро-чалась да и встала, принялась хлопотать и собираться на рынок.

 Она любила эти ранние часы, когда никакие разговоры и неотложные дела не отвлекали от размышлений, когда голова была ясной и сердце — очень чутким ко всему. Вот и сейчас пришла мысль: «Как хорошо будет посидеть вдвоем с Настенькой и поговорить обо всем: о школе и работе в ней, об Иване, да и просто (а просто ли это? — корень-то у «про-сто» и «прости» один) о чем-либо. Но посидеть вдвоем все же, наверное, не удастся — дотошная и любознательная Вероника (хорошая девчонка, но еще совсем ребенок) не даст. Услать ее что ли куда? — Да поймет, обидится еще».

Но и неприятное, как незваный гость, как белым белая кошка, пришло на память Раисе Никифоровне. Вспомнила она Виктора Анатольевича, его визит на день рождения Насти и все последующие его объяснения-поползновения к ней — все та рассказала, ведь они были откровенны всегда и во всем. А Быстров вызывал у Раисы Никифоровны непри-язнь не только своими взглядами, отношением к дорогому для нее, но и тем — чувствовала,— что мог пойти на все ради исполнения своих желаний. Поэтому он очень опасен. Нужно признаться, что Виктор Анатольевич тоже недолюб-ливал Раису Никифоровну, и между ними часто возникали и мелкие и крупные разногласия. Радует, что у Насти с ним нет единомыслия, они спорят по многим вопросам. Но все же нужно поговорить с девушкой и предостеречь от контактов наедине с ним, когда рядом нет близких. Материнское (а Раиса Никифоровна относилась к Насте, как к дочери) серд-це подсказывало: что-то замышляет Виктор Анатольевич — знать бы что?..

Купив все необходимое в магазине и на рынке, Раиса Никифоровна вернулась домой и принялась готовить обед. Проснулась к тому времени хохотушка Вероника и стала помогать ей.

— По какому случаю праздничный обед?

— Сейчас вернется Настя. Она пошла устраиваться на работу в третью гимназию. Вот и обед к ее возвращению, уже в качестве учителя гимназии, будет готов.

— А почем вы знаете, бабушка, что ее возьмут?

— А почему бы ее не взять: и профиль соответствует, и серьезная молодая девушка?

— «Комсомолка, спортсменка и, наконец, просто краса-вица»,— смеясь, процитировала Вероника слова героя одно-го известного фильма.

— Тебе бы только улыбаться да смеяться, проказница! Сама-то кем будешь?

— Я?

— Ну, не я же!

— Нужно подумать...

— Вот и думай,— добродушно проговорила Раиса Ни-кифоровна.— Ну-ка, глянь в окно, это не Настя идет?

— Она, она самая, и с гордо поднятой головушкой! — сказала Вероника, выглянув в окно.

И действительно, открылась дверь, и вошла Настя, за-метно раскрасневшаяся от быстрой ходьбы.

— Раиса Никифоровна, можете меня поздравить, я — учитель русского языка и литературы в седьмых — восьмых классах! А еще мне предложили вести факультатив по лите-ратуре!

— Ну, что я говорила? — сказала та Веронике.

— Вы просто провидица! — воскликнула девушка.

— Давай, насмешница, подавать на стол,— мягко сказала Раиса Никифоровна: «Тоже хорошая девчонка, Веруня, только над ней еще нужно трудиться — уж больно легкомысленна еще. А может, и ошибаюсь. Хохотушки обычно скрытными бывают»,— подумала она, а вслух произнесла: — Настя сегодня еще ничего не ела да и переволновалась, поди. И мы с тобой потрудились на славу — неплохо бы тоже сытно покушать. А, хохотушечка моя?

— Да, бабулечка, да, хорошая, иду, бегу! — И, захватив полотенце, она поспешила на кухню.

— Садись, Настя, мы сами,— видя, что Анастасия поры-вается идти за сестрой, сказала Раиса Никифоровна.— Ты сегодня героиня, поэтому, и платья красивого не снимая, садись на почетное место.— Сама же пошла подавать...

— Ну, как у тебя все прошло? — спросила она, откупо-ривая бутылку вина, когда все трое уселись за стол.

Анастасия подробно рассказала обо всем, что произошло в гимназии: о разговоре с директрисой, о ее предложении, о смерти Елизаветы Борисовны…

— Боже, как же, знала я ее! — воскликнула та.— Замеча-тельный педагог, только хорошее о ней и от людей слыхала. Вот некоторые говорят сейчас: «Евреи, евреи…», а каким человеком была Елизавета Борисовна — с большой буквы! И учителем — каких поискать! Всегда поможет, поддержит, от работы никогда не отказывалась... Все дело в душе!

— Да, вы правы, Раиса Никифоровна!.. А умерла она се-годня утром, и похороны будут послезавтра. Я буду помо-гать, уточню, во сколько, и скажу вам.

— Да, скажи, обязательно пойду — такой человек! Да будет земля ей пухом и Царствия ей Небесного!..— Жаль, Настя, что ты не застала ее. Сколько бы всего могла от нее перенять,— сказала она после некоторого молчания.— А знала я и другую учительницу... но давайте сначала поедим, а то за разговорами все остынет. Приятного аппетита!

Раиса Никифоровна разлила по бокалам красное с терп-ким запахом вино.

— Ну, успехов тебе на учительском поприще и, вообще, в жизни, дорогая моя, названая дочь!

— А я не названая? — спросила, улыбаясь, Вероника.

— И ты, и  ты  названая, ну  как  же! — сказала,  засмеявшись Раиса Никифоровна, и поцеловала ее в щеку.

— Настя, дорогая моя, названая сестра!..

— Вероника, ты можешь, хоть в такой момент, быть се-рьезной? — спокойно спросила Раиса Никифоровна.— Ты же уже взрослая, ну, нельзя все время хихоньки да хаханьки.

— Все, все, больше не буду,— и серьезно произнесла: — Настя, правда, поздравляю!

— Благодарю вас, мои дорогие! — Настя поднялась со стула и по очереди расцеловала обеих.

— Разговоры разговорами, а еда все стынет и стынет.— Раиса Никифорова жестом пригласила к трапезе.

Они приступили к еде, вернее, к пиршеству, иначе это никак нельзя было назвать, так как с Божьей помощью и трудами Раисы Никифоровны и ее помощницы стол ломился от яств. Здесь было и аппетитно пахнущее жаркое из бара-нины, и говядина, тушенная в горшочке с картофелем, и се-ледка под шубой, и несколько салатов, и фаршированная щука, которую готовить научила Раису Никифоровну быв-шая сотрудница, Фаина Самуиловна, а уж о соленых огур-чиках и консервированных помидорах — только что из ба-нок — помолчим,  насколько дурманно они пахли.

— Самое главное, Настя, полюбить свое дело, понять его главный смысл — прежде всего, воспитание человека, а уж потом знания по предметам — и, таким образом, стать учи-телем. Это должны подтвердить коллеги, такую оценку должны дать ученики. И внимание, наблюдательность по отношению к каждому ученику — ведь это человек, несмот-ря на возраст. А то знала я одну учительницу, еще когда моя дочь училась в школе. Так она пристала к директору, мол, Игнатова Максима — он учился в одном классе с моей Ла-рисой — нужно забрать из семьи в школу-интернат, ибо ро-дители не уделяют ему, якобы, никакого внимания, мало того —  отец пьет, мать с утра до позднего вечера работает, чтобы денег хватало на жизнь — днем в учреждении, вече-ром убирается в другой конторе, даже, по-моему, в двух, что-то запамятовала я... Ну, так вот, разобрались, и оказа-лось: да, мать много работает, отец пьющий, но — редкость! — хороший, при этом, семьянин, сына безумно любит, и тот отвечает ему взаимностью, а мать относится к мужу, как к больному, зная, что тот никогда не изменит и не поднимет на нее руки. А дело-то было в чем? Блудливой оказалась учительница та — вы уж простите меня. Отец Максима был из себя мужик, что называется, видный, не гляди что пьяни-ца, и она на него глаз положила, решила своим сделать пу-тем разрушения семьи... Разве это учитель, воспитатель? Это и не человек вовсе. Таких нельзя к школе на дальность поле-та крылатой ракеты, выражаясь современным армейским языком, подпускать. А рассказала я об этом — это и тебе Вероника знать полезно — для того, чтобы вы обе помнили, что никакое звание, должность, название еще ничего не го-ворят. Нужно смотреть, кто и что за этим стоит. И еще, ни-когда не поддавайтесь страсти, она даже хороших и сильных людей в грех может ввести, не говоря уже о слабых. А им нужно помогать, так как предотвращение преступления — это лучше, чем даже справедливое наказание за него.

— Я поняла, Раиса Никифоровна.

— И я поняла, бабушка,— присоединилась к Насте Ве-роника.

— Хорошо, мои родные.

И они дружно продолжили есть.

Когда Вероника за какой-то надобностью вышла из кух-ни, Раиса Никифоровна спросила у Насти:

— Грустные глаза у тебя. Что-то случилось?

— Случилось, бабушка, и давно...— и ее голубые глаза посерели.

— Да что же, Настенька?

— Совсем он не обращает на меня внимания...

— Кто? Иван? Хочешь, я поговорю с ним?

— Да нет, не Иван, кое-кто посерьезнее...

— Все загадками... А-а-а, поняла, поняла, милая. Вот что я думаю: вам надо поговорить.

— Бабушка, Раиса Никифоровна, дорогая моя, да когда же поговорить, если он все время или занят делами, или ве-дет серьезные разговоры!

— Ну, давай я поговорю!

— А вот этого ни в коем случае не нужно делать?!

— Как скажешь. Но я переживаю за тебя.

— Я и сама за себя переживаю...— сказала Анастасия. «Жалко девку, ох, жалко!» — запечалилась Раиса Ники-форовна.

© Шафран Яков Наумович, 2020