Закономерность случайностей

(Фрагмент из романа «ДОРОГА В ОДИН КОНЕЦ»)

... Большая полная луна вальяжно выползла из-за тучи и разжижила матовостью прохладную темень августовской ночи. В мертвенно бледном свете роса, густо покрывшая лес, поляну, броню бронетранспортеров, автомат и шинель Вадима, заискрилась, и, казалось, весь мир покрылся инеем в летнюю ночь.

Нагретая за день сталь остыла и уже тянула тепло из тела. Вадим поежился, отвалился от бронированного бока машины и, закинув автомат дальше за спину, пошел наматывать круги по периметру стоянки. Он был часовым во вторую смену - от двух до шести. Обычно, часовые на посту несут службу по два часа. Но здесь охрана трех учебно-боевых БТР-60ПБ скорее походила на присмотр бахчи без арбузов. Техника, конечно, военная и все такое, но если и впрямь охранять надо, то соответственно вооружите караульного. А то дали автомат без патронов, еще и его таскай да сторожи.
 
Молодое пополнение взвода БТР 105-го пограничного полка проходило переподготовку на водителей колесных бронетранспортеров в учебном центре немецкой пограничной части, расположенном в местечке Тойпиц, километрах в сорока от Берлина. Немецкие пограничники считались братьями по оружию, но личные контакты с ними были строго-настрого запрещены, только организовано и под присмотром. На общей стоянке учебно-боевой техники советские сторожили три свои стальные коробки, а немцы присматривали за несколькими своими. Именно присматривали, видимо, чтобы «Рус-Иван» не открутил чего-нибудь. Немцы менялись через каждые два часа. Сменщик приходил без разводящего, будил дрыхнувшего в утробе бронемашины коллегу, занимал там его место, а тот плелся досыпать в казарму.

Толстяк, сменивший проспавшего два часа часового, долго возился в стальной коробке, укладываясь. Но вдруг Вадим услышал:

- Камерад! Эй, русский!

Вадим обернулся на голос. Немец в проеме бокового люка махал ему рукой, а в другой руке держал банку, видимо, с консервами. Вадим заколебался - подойти, не подойти. Он не то чтобы жаден был на это угощение - кормили здесь прилично, но запрет на все и вся порождал желание нарушить эти бессмысленные, по его разумению, табу. Вот назло. Вот вы мне -  нельзя, а я вам – назло. Втихаря. Как фига в кармане. Оглянувшись на всякий случай,  подошел к немецкой бронемашине.

- Битте, камерад. – Немец протянул Вадиму открытую банку консервированных персиков. – Клаус, – направил палец себе в грудь.

- Данке. – Вадим с трудом вспоминал школьный немецкий. – Ихь – Вадим.

- О-о! Вадим! Гут. Битте, Вадим. Кушайт, Вадим. – Добродушное, в веснушках, лицо немца расплылось в улыбке.

Он был рыжий и полный - типичный солдат вермахта из советских фильмов.  Даже пилотка почти, как у нацистов, только небрежно брошенный под ноги «калашников» с откидным прикладом портил портрет.

Они уминали персиковый компот с печеньем.  Рыжий что-то говорил на своем языке, улыбаясь, а Вадим добродушно кивал головой, как будто понимал. Под конец немец протянул ему две пачки сигарет «Ювел»:

- Презент тебье. Унд шлафен. Спат. – Помахал рукой, зевнул и захлопнул бронированную дверь.

Вадим допил компот и швырнул банку в кусты. Хотелось прилечь куда-нибудь и забыться. Забыться от мыслей, что все, как-то, не так. И эти пограничные войска в красных погонах, и граница за границей в Берлине, и служба водителем на этом восьмиколесном гробу, и этот бессмысленный караул с автоматом без патронов - ну, все не так!

Как-то изначально все пошло не туда. Почему температура спала именно после присяги?! И дернул же его черт выпендриваться на гитаре. Когда привезли молодое пополнение в Руммельсбург - в автороту, как раз дежурным по гарнизону был командир взвода БТР старший лейтенант Дариенко. Вот и начал он выбирать себе пополнение. А сержанты-бэтэристы давай подсказывать. Вот и подсказали. Вытянули Вадима, как бессловесную скотинку из строя, и определили во взвод БТР. Играет на гитаре, поет - будет развлекать. Ночь не спал Вадим. Утром, даже не спросив разрешения у нового  командира отделения младшего сержанта Бурина, пошел к замполиту с просьбой вернуть его обратно в автовзвод. Чуть ли не слезно просил.

«Комиссар» даром хлеб Родины не ел. Издалека зашел. И про «загнивающий капитализм», и про «передовые рубежи», и про бдительность во «враждебном окружении», и про необходимость знать, кто и чем дышит в осажденном вездесущими натовскими врагами отдельном гарнизоне «Руммельсбург», наконец-то, выдал. Что-то лепетал об оценках в аттестате рядового Бута, характеристиках. Даже то, что тот в школе «Комсомольский прожектор» выпускал, приплел.

А молодой солдат стоял и думал, что одним своим приходом сюда перешагнул точку возврата-невозврата. Ведь здесь, у этого гебиста, нет полутонов, а есть только черное или белое, только «да» или «нет». Вадим знал свой ответ, а значит и выбор свой. Стоял и ждал вопроса, страшась неизбежного своего ответа. Но не дурак был старлей-замполит. Не задал прямой вопрос и не пообещал ничего, решив, наверное, что дозреет сопляк, сам придет и скажет нужное. И хорошо, что не задал, понимал Вадим. Ведь чтобы не сказать «да», необходимо было произнести «нет», а это, ох, как непросто, даже из-за элементарного страха за последствия. Два года же впереди! Целых два года!

Во время беседы в кабинет вошел командир роты. «Вот к кому надо было! К ротному», - с тоской подумал Вадим, чувствуя, что уже ничего изменить нельзя. И не его в том вина, думал с покорной обреченностью, что все так сложилось. Вадим нигде не принимал никаких решений, чтобы винить себя, и даже это его решение обратиться к замполиту, лишь сбросило шоры с глаз, намекая, что закономерность случайностей - есть судьба.

Выйдя из кабинета, Вадим понял, что сделал только что свой первый в жизни однозначно правильный выбор – не скурвился. И пускай не ставили его к стенке, не пытали, а лишь попытались купить, но для юной, неискушенной души Вадима такое решение было сродни подвигу. И хотелось рассказать друзьям об этом подвиге, но понял Вадим, что не одного его искушали и, наверняка, не выдержал кто-то. Поэтому – молчи.  В этих умозаключениях грубела, взрослела его душа, и мужал он сам. Не хнычь и приспосабливайся. Не иди по головам, но определи цель на ближайший период. И Вадим определил: пройти доподготовку водителей БТР, чтобы была запись в военном билете. Это, знал, поможет с работой после армии. А «после армии» - это была его цель стратегическая. Военным Вадим Бут себя больше не видел ни при каких условиях.

Рассветало. На востоке грядущий день уже забелил небо, и блекла полная луна, уступая приоритет солнцу. На западе еще успел различить Вадим скатившуюся с августовского неба звездочку. «Не успел загадать», -  подумал. Но тот, кто волен был желание исполнить, не нуждался в подсказках. Он знал о единственном желании Вадима. И знал, что за все в жизни человек должен заплатить. А вот Вадим, в силу своих еще немногих прожитых лет, этого не ведал пока.
 

Младший сержант Бурин, новый командир отделения Вадима, бывший сегодня дежурным по подразделению и заодно разводящим караула, за полчаса до подъема явился на пост:

- Как службу несем, рядовой Бут?! Где оклик «стой, кто идет»? Здесь что, проходной двор? Что смотришь? Распустились тут. Ничего, вернемся в Румель, займусь вами. Или думаешь в полк слинять? Не выйдет! Ты в моем отделении в Румеле остаешься. К замполиту бегал? А разрешение у командира отделения надо спрашивать? Выбегал? Комсомольский работник, твою мать. Автомат почистить и сдать. И со всеми на зарядку! Ясно?!

- Так точно. – Вадим и не ожидал от этого урода ничего другого.

Ведь ночь практически не спал, хотя бы на зарядку не гнал, сволочь! Ну, въелся! Ну, чего ж не везет-то так?! Хуже нету этого выродка во взводе БТР и, надо же так - как раз к нему попасть в отделение!

Младшему сержанту Бурину не подфартило поехать в Союз за молодыми. Восемь месяцев выбегал, издыхая, в сержантской школе, а тут такой облом. Получив, наконец, молодняк, Бурин так заусердствовал в муштре, что даже другие сержанты одергивали его, когда он по двадцатому разу гонял «отбой-подъем 45 секунд» измочаленных подчиненных:

- Угомонись уже, Бурин! Час, как отбой!

- Не твое дело, – огрызался «унтер». Зависть из-за того, что они поехали в Союз, а он нет, страшной жабой давила и туманила мозг. - Отделение! 45 секунд - отбой!

Вадим, подавив все эмоции, как автомат выполнял команду, лишь старался не быть первым - унизительное усердие, и не быть последним, - тогда из-за такого муштра повторялась вновь. А еще приучил себя не обозляться на слабых и в этом милосердии ощущал себя человеком. Но для Бурина не так важен был физический надлом подчиненного, он хотел наслаждаться слезами психологического надлома. Как злобный пес, не выносил взгляда в глаза, заводился моментально, старался унизить при всех дурной командой, типа: «Упор лежа принять! 50 раз отжался!»

Почувствовав неслабую личность в рядовом Буте, Бурин особое внимание уделял этому индивидуалисту. Вот и вчера уже в третий раз подряд поставил Вадима часовым во вторую смену, а сегодня вождение. А на вождении еще один «наставник» - ефрейтор Голодов, «дед», инструктор по вождению, который, если что не так, так сразу «пешим по танковому». Это когда, напялив при 25-градусной жаре меховую танкистскую куртку и утепленный шлемофон, чешешь впереди БТРа по колее в вязком песке, а позади железный гроб воем двигателей подгоняет твою грешную душу.

«Значит, замполит не забыл. Оставляет этаким агентом в Румеле. - Вадим ощущал, как вязнет в этом гнилостном болоте. - Неужели, если бы не умел играть на гитаре, все было бы по-другому, - так, как мечтал?!» - с безнадегой не переставал удивляться он превратностям судьбы.

Команда «Подъем!» смела молодых с коек, расшевелила «дедов» и вернула рядового Бута в первобытный мир армейской реальности.

          
- Рядовой Бут! К машине!

Вадим мигом запрыгивает на раскаленную броню БТРа и роняет худое, жилистое тело на жесткое сиденье водителя.

- Заводи! – Запыленные сапоги сидящего в правом люке ефрейтора Голодова почти касаются виска Вадима, и как будто это они отдают команду в наушники бортовой связи.

Щелчек тумблера зажигания правого двигателя, палец вжимает кнопку стартера, - взлетели стрелки датчика давления масла и амперметра. Лишь по ним можно определить, что двигатель завелся. Пальцы автоматом проделывают манипуляции с левым двигателем, и только легкая дрожь бронированного корпуса подсказывает, что машина готова ринуться на трассу. Как ни претил Вадиму этот железный короб на колесах, но процесс его укрощения иногда вызывал ассоциации той далекой весны, когда маленький мальчик бесстрашно стоял в трех метрах от проносящихся мимо боевых машин и отдавал им честь. Но мальчик уже вырос и почти стал мужчиной, а бронетранспортер никак не дотягивал до танков, и Вадим с грустной улыбкой отпускал ассоциации, но машину осваивал с усердием.

Только один раз ефрейтор Голодов и прогнал его «пешим по танковому», да и то за мелочь какую-то, не относящуюся к вождению. Голодову тоже не нравилась независимая натура рядового Бута. На первом году, по его разумению, не пристало быть таким. Но как профессионал, ефрейтор ценил, как быстро Бут  схватывает приемы вождения, не рвет коробки передач с раздатками и не изводит двигатели.

- Вперед! – Толчок сапогом в плечо продублировал ударившую по перепонкам с наушников шлемофона команду.

Голодов восседал в правом люке, только ноги болтались у головы Вадима. Вадим вдавил педаль газа в пол и почти рывком отпустил сцепление. 12-тонная махина, сорвав ребрами протекторов зыбь песка, ринулась с места.

- Тише ты! – Сапог ефрейтора надавил на погон. – Что, уже лихачем стал? Рано, салага.

Вадим плавно разгонял БТР. Он уже приноровился к этим двойным коробкам передач с их тугим включением, научился контролировать работу двигателей по стрелкам тахометров и находить наощупь рычаги, когда идешь по триплексам. «Прямая! Здесь успеть до четвертой передачи. Дошел! Теперь до первой. Двухметровый ров! Заранее врубаем добавочные мосты».

Передний мост бронетранспортера с грохотом рухнул в ров, следующие три моста подтолкнули, и, провалившая было нос машина, вздрагивая, перемахнула препятствие. В наушниках шлемофона тихо. Значит, доволен Голодов, иначе уже бы разразился матюгами.

«Так. Заезд в капонир. Здесь задним ходом практически наощупь. Блюдечка зеркал, как мертвому припарка. Опа!  Легкий толчок створками водомета в стенку капонира. Вот черт! Но молчит инструктор, - значит, прошло. Теперь газ в пол и рывком из этой ямы. Разгон. Торможение. Дальше - колейный мостик-эстакада. Вот тут главное - не завалиться. Проходим на второй передаче. А я молодец!»

- Выруби мосты! – голос Голодова в наушниках и дубляж команды сапогом в плечо.

«Ну, вот сейчас и самое сложное -  резкий спуск и с поворотом крутой подъем. Если не успею врубить вовремя мосты, не выгребусь. Проверяет Голодов. Ну, с богом! На спуске разгоняемся в песке насколько возможно. Дно. Руль круто влево. Добавочные мосты! Перегазовка педалью в пол и вторая передача, не теряя инерции! Есть! И теперь тяни, тяни, родимая!»

Моторы взвыли, зашкалив стрелки тахометров. Упершись в спинку сиденья, и вдавив сапогом педаль газа в пол, Вадим старался, как бы, подтолкнуть детонировавшую поршнями, ослабевавшую в страшном напряжении машину. Ефрейтор Голодов, измяв плечо Вадима сапогом, тоже помогал матюгами, и общими усилиями перевалили стальной корпус за гребень, вздохнув с облегчением.

- Добили нахрен двигатели. На второй еле вытягивают. А на первой зароешься. Надо делать движки. – Голос ефрейтора все же был довольным, он ценил хорошо проделанную работу ...

http://proza.ru/2020/04/08/374

Электронная версия романа Владимира Брянцева «ДОРОГА В ОДИН КОНЕЦ» - на ресурсах электронных книг: Андронум, ЛитРес,  и др.