Зеленый змий на флоте

Я по профессии врач. На следующий год исполнится полвека, как я стал обладателем диплома врача-лечебника.  В нашем Хабаровском медицинском институте выдали еще  дипломы – врачей-педиатров и провизоров.  После окончания института три года каждый выпускник должен был отработать в том месте, куда его распределили. Меня отправили работать, вернее, служить, на Тихоокеанский флот.  Три года я не имел паспорта, его мне заменял военный билет, где были вписаны мое звание, должность и даже личное оружие – пистолет ПМ и кортик. Правильнее мне было бы получить удостоверение офицера, как у большинства, но так как меня кое-кто из начальников считал «профсоюзником», т.е. призванным из гражданского ВУЗа,  я не стал получать удостоверение личности.

Три года службы на подводной лодке для меня стали хорошей школой жизни,  становления в профессии, в первую очередь как организатора медицинской службы,  всевозможных больших и малых испытаний, и навсегда остались в моей памяти.  Видимо, хотя после увольнения в запас прошло 46 лет, эти воспоминания не отпускают меня. Вот и сегодня ночью мне приснился сон, будто ко мне домой пришел матрос с бумагами, которые я должен был подписать.  Оказалось, что это ходатайство в суд офицерской чести на  офицера, неоднократного нарушителя воинской дисциплины и запойного алкоголика.  Я во время службы два года был комсоргом экипажа подводной лодки, но не помню, чтобы когда-то подписывал такое ходатайство в суд офицерской чести, хотя поводы для этого были.  Постараюсь вам о них поведать.  Но вначале сделаю небольшое отступление.

В истории Советского Союза было два «великих реформатора» -  Никита Хрущев и Михаил Горбачев.  Первый нанес немалый ущерб сельскому хозяйству страны, а также армии и флоту.  Во время наращивания вооружений нашими потенциальными противниками из стран военных блоков - НАТО, СЕАТО, СЕНТО и Багдадского пакта, - он на треть сократил армию, оставил без средств к существованию тысячи офицеров, порезал на иголки самолеты и военные корабли, сократил количество военных училищ. Решил, что обойдется только ракетами и атомными бомбами.   

И когда этого горе-реформатора в результате заговора партийной верхушки убрали,  пришлось прикладывать усилия к наращиванию вооружений.  Ведь еще император Александр Третий пророчески сказал, что у России только  два друга – армия и флот.  Все эти друзья из стран так называемого «социалистического лагеря» уже успели  показать, какие они «друзья». События в Венгрии, Чехословакии, пограничные инциденты на границе с Китаем ясно показали советскому руководству, что без сильной армии и флота не обойтись.

Но когда количество новых полков, дивизий, эскадрилий, кораблей стало расти, оказалось, что военные училища не успевают готовить офицерские кадры для новых частей. Снова стала появляться военные училища, и на военную службу стали призывать выпускников гражданских ВУЗов, где есть военные кафедры. В Хабаровском медицинском институте была военно-морская кафедра, она готовила кадры для флота.

Еще после пятого курса я был на практике на флоте.  Попал в бригаду подводных лодок, базирующуюся в поселке Заветы Ильича Советско-гаванского района Хабаровского края.  Тогда я впервые не только увидел вблизи дизель-электрические подводные лодки, но на одной из них вышел в море и даже погрузился под воду. Именно тогда я получил посвящение в подводники – выпил плафон морской забортной воды и поцеловал качающуюся кувалду. 

Во время этого кратковременного, всего на сутки, выхода в море, я много разговаривал о службе на подводных лодках с врачом экипажа, который назывался начальником медицинской службы. Мне было интересно все узнать и о службе, и о подводной лодке.  Особенно меня привлекло, что по прибытию в базу все матросы и старшины, кроме вахтенных, переходят в казарму на берегу, а офицеры могут разойтись по домам. На надводном корабле весь экипаж может сутками торчать на рейде, и берег видеть только в бинокль.  Да и сход на берег, даже если корабль стоит у причала, имеют лишь 30% офицеров, и в их число обязательно входит командир,  замполит,  командиры БЧ-1, 2, 3, 4, 5, а бедный начальник медслужбы может месяцами не выходить в город.  Позже я смог убедиться в справедливости этих слов.

Из нашего института получили распределение на Северный, Черноморский и Тихоокеанский флот почти 50 выпускников 1971 года выпуска.  Некоторые,  те, кто попали служить на Черное море, подписали контракты и стали кадровыми офицерами, но многие вернулись в родные края, особенно те, кто попал служить на Северный флот.  Меня распределили на Тихоокеанский. Сразу по окончанию  вызвали в военкомат, забрали паспорт, выдали новый военный билет и другие документы, в том числе проездные до Владивостока, и отправили в месячный отпуск. Так как я проводил его без выезда из Хабаровска, то уже 1 августа я должен быть в штабе КТОФ во Владивостоке. Так началась моя флотская жизнь.

Когда я по распределению из института прибыл в отдел кадров Тихоокеанского флота, то сам попросил направить меня в подплав.  Узнав, что я не имею медицинских противопоказаний к службе на подводных лодках,  кадровик выписал направление в 4-ую бригаду 6-й эскадры подводных лодок Тихоокеанского флота.  Я был в числе первых, кто получал распределения, поэтому и попал служить во Владивосток.

Как потом мне стало известно, 4-я бригада была организована для того, чтобы прибывающие на ремонт в «Дальзавод» и 178 военный завод подводные лодки могли в бригаде встать на все виды довольствия. Поэтому постоянным был лишь начальствующий и обслуживающий состав бригады, а входящие в её состав экипажи по завершению ремонта переходили в другие части, естественно, вместе с кораблями.

Вот на такую, завершающую капитальный ремонт в 178-м  заводе, дизель-электрическую  подводную лодку Б-63 я и был направлен, сменив в должности начальника медицинской службы другого выпускника Хабаровского медицинского института, Валентина Муратова.   Познакомился с офицерами лодки, с командиром  Сергиенко, старпомом Яниным,  командиром БЧ-4 РТС Ворониным, командиром БЧ-5  Сайпулаевым,  со своим единственным подчиненным – санинструктором Изотовым.  Меня поставили на все виды довольствия, дали койку в офицерском общежитии, и моя служба началась. 

Постепенно на лодку стали прибывать новые, молодые офицеры, которые только окончили военные училища. Так у нас появился один командир БЧ-3 (торпедной), и командиры групп – штурманской, торпедной и электро-механической.  Как положено, мы «прописались», т.е. сводили офицеров в ресторан «Зеркальный», причем старожилы не согласились, чтобы мы «прописку» организовали в складчину, а только по очереди. Так что процесс «прописки» растянулся на пару месяцев.

Каждый из вновь прибывших офицеров должен был получить разрешение на самостоятельное управление боевой частью или службой. Надо было сдавать зачеты флагманским специалистам бригады  по специальности, по устройству подводной лодки, по борьбе за живучесть в отсеке и еще какие-то, уже запамятовал.  Но вот дежурить в санчасти береговой базы я уже мог, имел диплом врача, поэтому  меня стали ставить дежурить частенько, так как я был самый молодой из медиков-офицеров, «салага».  Вот во время моего дежурства и случалось то, что я не ожидал.

Уже под утро в санчасть пришел запыхавшийся вестовой и передал приказание оперативного дежурного срочно прибыть в штаб бригады.  И там я получил  приказ – выйти в море на чужой лодке, которая проходила заводские испытания, и к выходу её в море не явился начальник медслужбы по неизвестным причинам. Как я потом узнал, лодка может выйти в море без разных офицеров, но вот без доктора – никогда.  Я успел лишь забежать в общежитие, взять портфель с бритвенными принадлежностями и еще что-то.  Подхожу на пирс  «Дальзавода» к тому месту, где стоит лодка, на которой я должен выйти в море, и вижу высоченную, в три человеческих роста, рубку, вернее, ограждение  боевой рубки.  Чтобы подняться на неё, цепляясь руками за скобы по бокам ограждения, пришлось с непривычки потрудиться.  Корпус лодки мерно подрагивал из-за работы дизелей на холостом ходу. На мостике уже стоял командир, который, узнав, что доктор на борту, отдал приказ со швартовых сниматься.

Лодка оказалась ракетной, хотя тоже дизельной. Командир такой субмарины – капитан 1 ранга. В ограждении рубки и в корпусе вмонтированы  две трубы-шахты под  баллистические ракеты, которые могут нести и ядерный боезапас. Естественно, пока лодка проходит заводские испытания, никаких ракет в шахтах нет. 

Спустившись с мостика в центральный пост и представившись, я с сопровождающим прошел в отсек, где была каюта для врача.   Она была с двумя койками, верхней и нижней, верхняя предназначалось для  инфекционного больного, если таковой может появиться.  Но из-за его отсутствия  эту полку занимал помощник командира, капитан 3 ранга.  Вернее, он занимал нижнюю, а верхнюю предоставил мне. Спорить молодому лейтенанту с  капитаном 3 ранга не пристало,  так что я расположился там, где мне указали.  На своей родной субмарине Б-63 у меня было место тоже на верхней полке в каюте на 4 офицеров, командиров БЧ 1-3-4 и меня, начальника медслужбы. У командира, старпома, замполита и командира БЧ-5 были  отдельные каюты, остальные офицеры штатных спальных мест не имели.  Им приходилось спать, где найдут место.

Я впервые оказался на подводном ракетоносце 629 проекта, которых впоследствии назвали «рабочими лошадками океанов». До появления атомных ракетных субмарин именно эти лодки были самыми многочисленными, и плавали по всем океанам, стараюсь поближе  подплыть к  побережью противника. Дальность стрельбы тогдашними ракетами была небольшой, так что районы стрельбы были очень близко у вражеских берегов.  Я решил воспользоваться моментом и пройти по всем отсекам подводной лодки.  Кстати, в известном в советские времена фильме «Командир счастливой Щуки» именно такая лодка показана в заключительном эпизоде фильма.

Ночевать вдвоем в каюте было лучше, чем вчетвером, к тому же помощник  уходил на вахту с 4 до 8 часов утра.  В это время самый сон, а тут вахта,  недаром её называли «сукой».  Одно было плохо. Он заставлял меня в 6 часов пить вместе с ним сухое вино. Я вообще малопьющий, тем более в 6 часов утра, да еще без закуски.  Но отказаться составить компанию капитану 3 ранга я не мог.  Правда, поставил условие – без закуски не пью.  Помощник на таких лодках отвечает за продовольственное снабжение, так что ему захватить для меня закуску не составляло никакого труда.  Вы можете спросить – на вахте и вино? Ничего страшного, вино сухое, и пил он «для сугреву».  Простоять на мостике осенью 4 часа,  ночью, на ветру, как сейчас бы сказали, стремно.

По прибытию на базу я узнал, почему штатный доктор этой лодки опоздал на выход в море. Проспал, якобы перебрал спиртного накануне, и не предупредил жену, чтобы разбудила. Она у него врач, была на ночном дежурстве в больнице, и вот такой конфуз.  Этот старший лейтенант как-то буднично пояснил за свое опоздание, и было ли ему какое-то наказание, не знаю.

Но я на него был не в обиде. Познакомился с устройством еще одной подводной лодки, с её экипажем, с командиром.  Именно он по завершению ремонта предложил мне перейти служить к нему на лодку. Мы с ним вместе играли в волейбол на занятиях по физподготовке, и он видел, что я неплохо играю. А он в свое время вообще был членом сборной флота по волейболу.  Но поменять Владивосток на Конюшки – это уже слишком. Тем более я не планировал становиться кадровым офицером, и служить 25 лет.

Я уже написал, что молодые офицеры устраивали «прописку» в ресторане «Зеркальный» на площади Луговой, это недалеко от береговой базы, где в офицерском общежитии мы жили.  Пока дойдешь пешочком от ресторана, проветришься.  Нечасто, но бывали мы и в других ресторанах. Что еще делать молодым и холостыми офицерам, живущим в общежитии?  Запомнилось одно посещение ресторана «Золотой Рог», что в центре города, недалеко от железнодорожного вокзала. Накануне командир штурманской группы, или штурманенок на нашем сленге, получил от командира «предупреждение о не полном служебном соответствии». Это серьезное наказание, могут задержать и присвоение очередного воинского звания.  И молодой офицер решил залить горе в ресторане, а мы пошли с ним за компанию. Сами понимаете, не гоже бросать товарища в беде.  Пошли в военной форме, тогда еще не вышел приказ министра обороны о запрете офицерам появляться в форме в злачных местах (да, да, был такой приказ в свое время. Глупый, конечно.  А если приехал офицер в командировку по служебным делам, только форма на нем, так что, только в забегаловке есть можно? Потому его скоро не то отменили, не то спустили на тормозах, но офицеры продолжали ходить в форме в рестораны).

Посидели мы в ресторане до самого закрытия. Штурманенок изрядно поднабрался, но мы понимали – горе у него, звание не светит.  Обратно по привычке пошли пешком, тем более что трамваи уже не ходили.  Мы с командиром БЧ-3 шли впереди, а два командира групп – штурманской и торпедной -  сзади.  Так что я не был свидетелем их спора. Но когда через какое-то время мы обернулись назад посмотреть, где там наши собутыльники, увидели, что штурманенок идет в одной тельняшке и семейных трусах. Все остальное снял и аккуратно положил на бордюр. Картина еще та… Но зато выиграл спор.  Пришлось ждать, пока он снова не облачится в военную форму.

Для непосвященных в таинства службы на флоте скажу, что есть такое название – «шило». Так моряки называют спирт. Спирт бывает технический и более чистый – медицинский. Техническим протирают всевозможные приборы, чтобы не было окисления контактов.  Этим занимаются матросы, им на ватку капают спирт, и этим спиртом они протирают контакты. Но бывало и такое,  что несколько матросов  выжимают свои ватки в  кружку, и один кто-то выпивает.  А вот медицинский спирт используется и для медицинских нужд, и для протирания тела. Пресной воды на дизельных подводных лодках очень мало, так что помыться не часто удается во время плавания.  Вот для гигиенических целей я и давал  ватки со спиртом морякам. И чтобы у них не возникало желания также выжать ватку в какую-нибудь ёмкость,  протирали лицо, шею, руки они при мне, в кают-компании, в часы, когда я вел прием больных.

Но во время выходов в море можно было официально употреблять алкоголь – 80 мл сухого вина.  Его обычно выпивали холостые офицеры. А вот женатые предпочитали уносить непочатую бутылку домой, чтобы с женой в интимной обстановке выпить тот же «Рислинг». А для себя брали еще и сухую воблу (тараньку), чтобы при случае выпить бокал-другой пива у бочки с пивом, потому что бутылочное пиво было дефицитом во Владивостоке.  Можно было давать вино и матросам со старшинами, но на нашей лодке выдавали по 180 мл сока.  Это равнозначная замена по всем инструкциям.

А я лет до 35 почти не пил алкогольные напитки, только сухое вино не более полбокала. И пиво мне не нравилось, а вот бочковой квас в жаркий солнечный день любил. Так как моя семья жила в Хабаровске, то мне частенько  в воскресные дни приходилось сопровождать группу матросов на прогулки по Владивостоку, в музеи какие-нибудь, или в кинотеатр. Есть фото у бочки с квасом, в большим бокалом,  который мне первому подал матрос, стоящий в очереди, оно вполне характеризует мое отношение даже к этому напитку.

Помните, в первые постсоветские годы был термин – свободно конвертируемая валюта. Вот такой СКВ в годы моей службы на флоте были «шило» и «таранька» - сухая вобла. За бутылку спирта и банку тараньки можно было достать  или сделать почти все.  Проверено не раз. Например, дали в нашу кают-компанию отличный холодильник «Минск». Но он не входил в люк, через который загружают аккумуляторные батареи во второй отсек, где была и офицерская кают-компания.  «Океан» входил, а «Минск» был великоват для люка. Поговорил с работягами на заводе, и те за 2 бутылки «шила» сделали так, что холодильник вошел  и стал почти украшением нашей кают-компании. 

Или второй случай из моей личной жизни.  Наша лодка, прежде чем встать на капитальный ремонт в 178 заводе, плавала больше 15 лет. Все эти годы на лодку получали  дюралевую посуду – баки, миски, чашки, вилки, ложки, поварешки. Сколько их надо на 80 членов команды за 15 лет?  Понятно, что много. И ни разу не списывали.  Когда лодка вставала на ремонт, все из отсеков выбросили на свалку. А закончился ремонт, надо выходить на  заводские испытания, а посуды нет.  Надо получить новую, так на лодке старая посуда числится.  Пошел к одному мичману на склад, поговорил с ним, посоветовался. Прикинули, что всю посуду  можно сдать как цветной металлолом весом около 2 тонн.  Но посуды-то нет. За  бутылку спирта и банку тараньки он подписал акт, что мы сдали металлолом.  Спирт на такие дела мне выдавал наш командир из своих запасов, медицинского спирта я еще не получал, коль мы еще не плавали. Но зато он пригодился мне, когда я захотел иметь небольшую флягу с завинчивающейся крышкой. Мне её опять же за спирт сделали в СРМ – судоремонтных мастерских.  И теплую зимнюю одежду – куртку (альпак), кожаные брюки на меху и сапоги на меху, тоже получил за медицинский спирт. Мне она была не положена, я не строевой офицер, вахты на мостике не несу, но я любил проводить ночи в ограждении рубки рядом с матросом у штурвала, наблюдая, как волны накатывают на узкое тело субмарины. Дизельные лодки в ночное время обычно шли в надводном положении, заряжая свои аккумуляторные батареи,  и не всегда на море было спокойно.

Как известно, в Советском Союзе все делалось по плану. Существовала даже такая поговорка – Лучше ничего не сделать по плану, чем что-либо сделать без плана. Это я к чему написал.  Чтобы вы могли понять, какое важное значение придавали выполнению плана в срок.  Вот и наша лодка стояла в планах и  штаба Тихоокеанского  флота как завершившая ремонт в 1971 году, так и в планах военного 178-го завода. Первым за это полагались ордена и медли, а вторым – солидные премии.  Поэтому мы завершили заводские испытания уже после полудня 31 декабря 1971 года, и поле недельного пребывания в море вошли в залив Золотой Рог и отшвартовались у пирса.

Но после перехода в другую, 19-ю бригаду после Нового года, началось выполнение расписанного на многие месяцы вперед плана боевой подготовки уже в новой воинской части.  Но окончательному  вводу в числе действующих субмарин не хватало малости – пройти размагничивание корпуса, иначе наша лодка может притягивать к себе магнитные мины, оставшиеся где-нибудь в водах Японского моря.  Нашу лодку поставили рядом с судном, которое производит размагничивание, опутали вокруг корпуса толстыми кабеля и пусти по ним ток. Обычно на эту процедуру уходит 1-2 суток. А тут заканчивается неделя, а магнитное поле нашего судна по-прежнему велико.  А начальство жмет на командира, горит план боевой подготовки, мы уже должны проходить торпедные стрельбы,  а торчим посередине бухты Улисс во Владивостоке.

И командир находит решение – складывает бутылки со спиртом в портфель и идет к командиру судна размагничивания. Обратно он возвращался, как говориться, «на бровях», но с заветным документом, что магнитное поле  нашей лодки в пределах нормы.  Опять же, помогла СКВ.

Выручала нас эта свободно конвертируемая валюта и позже.  Например, про сдаче очередных задач боевой подготовки.  Днем мы плавали в полигоне боевой подготовки, а к вечеру становились на якорь около острова Путятин.  На этом острове есть рыбо-перерабатывающий завод, к которому то и дело шли рыболовецкие суда. Дадим семафор на какой-нибудь сейнер или траулер: «Подойти к борту».  Капитан того не смел ослушаться, все же военное судно.  Когда он приближался для возможности голосовой связи, запрашивали: «Крабы на борте есть?». Если получали утвердительный ответ, то  тут же производили «ченч»  -  мы им спирт, они нам крабы и рыбу. Крабы вечером подавились в офицерскую кают-компанию в большом баке, который ставился прямо на стол, и все офицеры с ножами разделывали панцири этого морепродукта и наслаждались нежнейшим мясом моллюска.

Не оставался  в накладе и личный состав – матросы и старшины. Вместо надоевшей всем тушенки на ужин подавалась жареная рыба, которую чистили прямо на надстройке, т.е. на корпусе подводной лодки.  После этого корпус походил на какую –то огромную морскую рыбу – весь в чешуе. Но это было не страшно – первое погружение, и никакой чешуи.

Пока наша лодка стояла в ремонте, почти все молодые офицеры опаздывали на службу по причине злоупотребления алкоголем.  Все они были холостые, только у меня была жена и сын в Хабаровске.  Но особо отличался командир группы движение Володя Б.   Однажды в пьяном виде он уронил свою книжку на денежное довольствие в отверстие  гальюна. В казарме  был общий туалет, представляющий из себя не кабинки с отдельными унитазами, а перегородки с отверстиями в полу.  Вот в это отверстие и выронил свои документы из заднего кармана наш бравый офицер.  Начались заводские, а потом ходовые испытания, и выписать дубликат книжки он не мог, приходилось занимать деньги у офицеров и даже матросов.  Он не получал денежное довольствие месяца три.  И когда получил, пошел в ресторан, одетый в гражданский костюм. Там часть денег пропил, часть у него украли, к тому же набили «морду лица» и в драке разорвали на спине пиджак.  И пришлось ему снова занимать деньги.  Но удача к нему своим фейсом так не повернулась. В конце концов, все получили звание старшего лейтенанта, а он так и остался лейтенантом. Хорошо, хоть не сделали младшим.  Есть на моей памяти и такой случай.

Боря Б. окончил наш институт вместе со мной. Был он тихий, спокойный, учился в соседней группе. Но не зря говорят, в тихом омуте черти водятся.  Его, как и меня, направили на Тихоокеанский флот, и дали отпуск с бесплатным проездом в любую точку СССР.  Боря и укатил на запад, хорошо там погулял, и вернулся на Дальний Восток с опозданием на полмесяца.  Видимо, все «хлебные» места уже разобрали, поэтому Борю «наказали» - отправили служить в Хабаровск на базу КАФ, в бригаду речных кораблей на Заячьем острове. Если бы я знал, что там есть вакансия, попросился бы туда.  Жил бы  с семьей в квартире, служба на Амуре только в теплое время года, когда навигация.  Зимой только занятия по специальности да политзанятия.  К тому же врач – не строевой офицер. Его ни наряд нести, ни в караул, ни в патруль не пошлешь.  Только посещать политзанятия да принимать заболевших в санчасти. А моряки народ здоровый, так что работы немного.

И Боря, видимо, заскучал от такой службы, посчитал, что три года службы – пропащее время.   То на службу вообще не придет несколько дней, и его ищут по всему городу. То спирта слишком много напробуется. К нему больные моряки на прием, а он лыка не вяжет.  Хотел, чтобы его уволили с флота. В общем, уволить не уволили, но судом офицерской чести одну звездочку с погон сняли.  Причем он довольно долго не снимал, пока однажды командир бригады на утреннем построении одну звездочку с погона убрал. Он так и ходил,  с одной ассиметрично расположенной звездочкой на погоне.
 
Сейчас считаю уместным рассказать приличный анекдот на эту тему.  Заходит адмирал в казарму с проверкой. К нему навстречу дневальный. Отрапортовал, как положено. Адмирал ему: «Что у вас в казарме темно, как у негра в ж..?  Дневальный отвечает: «Все то вы знаете, товарищ адмирал. Везде-то вы бывали».  Адмирал продолжает: «И воняет тут у вас». Дневальный: «Извините, товарищ адмирал, до вас не пахло.»  Тут подбегает к адмиралу младший лейтенант,  за несколько шагов перешел на строевой и громко, четко отрапортовал. Адмирал ему: «Молодец. Из мичманов, наверно?» Нет, товарищ адмирал, из лейтенантов».

Поясню. В царское время мичман был первый офицерский чин на флоте.  Помните фильм «Мичман Панин» с молодым Вячеславом Тихоновым в главной роли?  И прапорщик в царской армии было офицерское звание.  А вот в советской армии и на флоте  прапорщик и мичман сами по себе,  уже и не рядовой состав, но и не офицерский. Но обычно это хорошие службисты, грамотные специалисты. Некоторые после прохождения кратковременных курсов получали звание младших лейтенантов.  Поэтому адмирал и подумал, что перед ним выросший из хороших  мичманов младший лейтенант, а не проштрафившийся лейтенант.

Так что я вышел в отставку старшим лейтенантом, а Борис – младшим. Но стал хорошим специалистом, получил высшую категорию врача. Видимо, повзрослел,  взялся за ум.  Не всем военная служба с её дисциплиной и беспрекословным выполнением приказа, даже глупого, подходит.  В армии же есть пословица: «Я начальник – ты дурак. Ты начальник – я дурак». Да и жизнь в отделенных гарнизонах навевает скуку, особенно когда делать нечего. Помните фильм «Анкор, еще анкор»?  Видимо,  срисовано с жизни в отдаленном гарнизоне после войны еще до сокращения армии.  Вот и пили офицеры, или с горя, или со скуки. И на флоте такое же было.  Ведь много береговых баз в отделенных местах на побережье есть,  куда только на самолете, а то и на вертолете можно долететь. Я мог бы назвать немало таких мест на тихоокеанском побережье России.

В советское время флот часто по морям плавал,  то сдача боевой задачи, то какое патрулирование.  Подводники уходили на 2 месяца на боевую службу, как её называли -  автономку. На атомных субмаринах все время под водой, в отсеках электрический свет днем и ночью. Вахта сменяет вахту,  день или ночь, можно узнать только по часам, размеченным на 24 часа.  Минимум движения, хорошее питание, но к концу похода аппетит падает у большинства.  А вернулись с морей, хочется расслабиться, поэтому и бывают эксцессы с молодыми офицерами. А если ты уже на крючке у замполита, вообще труба. Есть такой фильм советских времен «Правда лейтенанта Климова» как раз о такой жизни в небольшом гарнизоне, где все на виду.

В заключении хочу сказать, что флот живет такой же жизнью, как армия и гражданское население. Все пороки, которые свойственны обычным людям, есть и у флотских, ведь они вышли из народа.  Есть такая народная поговорка – «Все пропьем, но флот не опозорим».  Но сказать, что в мое время офицеры злоупотребляли алкоголем, не могу.  Хотя, как в любой семье, не без урода.


Рецензии