Условные единицы, гл. 1

    1

Ася, женщина тридцати пяти лет, шла впереди. Ей приходилось часто оглядываться. Муж, Константин Желобков, отставал. Казалось, он делал это нарочно и, если представился случай, то улизнул бы немедленно.
А шмыгнуть здесь в сторону, в заросли лещины, было просто.
- Ну! – Крикнула Ася, как только хорошенько зацепилась пальцами за выступающий гранитный камень поверхности холма.
Нужны были усилия - карабкаться наверх. В возможностях мужа не приходилось сомневаться, в физических, но, вот, как говорят, - моральных...
Она остановилась, оглянулась.
Желобков морщился.
- Сейчас интереснее будет? - Заявил он, и медленно подошел ближе.
- Чего интереснее? Вперед! Ну!
- Эх, бывало, вершину берешь, никто не понукал. Сами шли. Там двое наших ребят ...
- Ты, опять, кроме своей войны ничего другого думать не можешь, да? – Ася взялась покрепче за верхний камень и ногу установила на нижний, потянулась.
Со стороны мужа стоило ожидать в адрес всех, кто не пошел "вовремя защищать страну от наглых захватчиков" ругань. Что ему еще говорить?
Но на этот раз Константин смолчал.
Ася, как только перешла первый камень, снова обернулась.
Желобков сидел на рыхлой траве и держался за сердце.
- Что? Что там с тобой?
Желобков посмотрел на жену, тряхнул головой, и проговорил что-то злое.
Жаловаться на здоровье ему было грех - она знала. А тут - на тебе.
По искривленным губам его понятно было - дальше идти ему претит, и он придумывает наичрезвычайнейшие причины на какие только способен.
- Что там еще с тобой! – Крикнула она, возвращаясь назад. - Война уже кончилась. Почти кончилась... Игрушки остались и мотовство, и... И нет там, на твоей войне порядочных людей. Гнилье одно. Время героев прошло, а теперь сидели бы мирно по домам и занимались хоть каким делом. Ан, нет. Надо ж выдумать! То этак не так, и то этак не так. Жена не такая, дети разбежались, денег впритык и работать не охота! А ведь это жизнь, Костя! Обычная повседневная жизнь!
- Да-а, - поднялся с места Константин, - все забывается и это забудется, и жизнь вся забудется…
- Ну, давай! Хандра. Кто тебя, черт… - Она прикрыла рот.
Вариант один, хорошо знакомый и всегда безуспешный, - сказать: "кто тебя туда тянул?"
 Ссоры избежать будет невозможно, а  вот в данный час, ну, это уж совсем ни к чему.
Сегодня, именно сегодня необходимо было, чтобы кто-то ее сопровождал.
В сокровенном поиске заклада мог быть только близкий человек.
Надежный.
Их глаза встретились и растолклись. Теплое чувство друг к другу, дефицитное то, живо еще было. Когда-то они клялись друг другу в вечном союзе, и столько пережили... Она ждала его с войны – это последнее что.
Константин стоял, пошатываясь с бедственным выражением в лице.
Ася изобразила максимальное сочувствие и расположение. Изобразила в искре той минуты союза, тех лет, наверное.
«Убить бы его, - трепалось в голове. - Упал бы где-нибудь, поскользнулся, чтобы… чтобы душа не грешна была. А что теперь? Расквасина! Совсем не тот мужчина, за которого я замуж шла. Дрянь тряпочная. Ну, а с другой стороны - люблю я его, что ли?»
Желобков подошел к валуну картинно, картинно выправил и руки по швам. Потом резко дернулся и взялся за  камень, гримасничая, попробовал потянуться, и все так  же портретно, наигранно беспомощно.
Женщина сплюнула. Ей противно было видеть это.
"Неужели он сам не понимает?"
- Ася, - услышала она. – Я, может быть, здесь подожду?
- Нет, там мне нужна твоя сила, мужская. Ты нужен, охлобыст!
- Все новые слова выдумываешь? Ладно. А какая я тебе сила? Только ругаться умеешь.
- Да я же тебе объяснила, что все надо сделать успеть сегодня.. Стоит только добраться до сокровища. Деньги, понимаешь ли ты, черт?
- У меня пенсия. И мне хватит!
- А дети, а внуки? А мы, наконец!
- Какие внуки?
- Машка беременна.
- Ах, да… - пролепетал он и снова взялся за камень.
Она видела, как соскочили ослабленные  пальцы его с края валуна, как побледнело его лицо.
"Или он не притворяется?" - Подумала она.
- Ты стал небрежно, Кося, к себе относиться. Заметил? А почему? Я перестала узнавать тебя, Кося, с тех пор, как ты вернулся с этой своей передовой.
- Ася, жизнь…
- Жизнь! – Передразнила она, желая секунду назад пожалеть его, но теперь - дудки - передумала, уловив провокацию интриги расплывчатых бесплодных рассуждений,  – Смотри, чтоб какая-нибудь психа тебя не взяла. Жизнь... Тьфу!
- Это взрослость, это зрелость, Ася. У меня и возраст, и зрелость, мне можно все.
- Сорок пять, возраст! Не хочет работать, не хочет существовать, как все нормальные люди, и делать ничего не хочет. Так я ведь ради нас стараюсь, пойми. Не для себя! Найду хоть на первое время достаток какой. А дальше – я не знаю, хоть с голоду иди.
- Пойду я на твою работу. У меня и пенсия есть… Я многое умею делать, ты в курсе.  Ради детей, конечно...
- И вот, ползем мы теперь тараканами за этакой заначкой, которую я зарыла, черт знает где, под каким деревом..., - бубнила женщина себе под нос. - И это все ради того, чтобы дать "этому" время  - прийти в себя. Депрессии, мысли. Как въелось все это!
- У тебя там-то что? - Отозвался Желобков.
- Где?
- В  сокровище твоем?
- Золотые кольца свадебные, безделушки, доллары.
- Во дворе не могла зарыть? Зачем в горы-то лезть теперь? Доллары...
- Какие уж горы! Пару камней перейти и на ровное место взобраться, и все! Уже близко, иди.
Желобков взялся за выступ, потянулся. Кряхтя невпопад, лишь уже только поднимая ногу, карабкался.
Она не желала оглядываться, видеть его притворных мучений.
- Куда ваша война пойдет кто ж знал? – Продолжила она. - А домА? Летело все в тартарары. Видели мы по телевизору, как дома-то горели, как свечки горели. Все б с землей бы и сгорело. На пядь бы в почву сгорело все. Спрячешь тут от вас!
- О чем ты?
- О сбережениях, о сокровищах. О чем!
- По телевизору видела! Ха-ха-ха!
- Ты давай-давай, вон ту руку на тот камень, а ногу - вон на тот, и тянись, черт! Не калашный ряд, всего десять минут, и наверху! Толчемся тут на одном месте из-за тебя!  Да и темнеть уже начинает. Давай - давай!
- Ирошку видела?
- Самойлова?
- Игоря. Его.
- Что?
- Вернулся из госпиталя. Отлечился.
- Что-то сомнительно, чтобы он отлечился. Ходит дундук. Сумасшедший, что ли? Странный какой-то тип. Дичится, не здоровается. Такое, кажется, уже и не лечится. Псих и психом.
- Я с ним в одном котле! А ты! Баба!
- Ну, ладно-ладно. Вон туда ногу ставь. Соскользнешь же на ровном месте!
- Ну, ладно-ладно, ты смотри сама. Я тебе не могу и там, и там быть. Мне под нос глядеть надо. Эх, баба!
- Ну, ладно, - Желобкова была рада и тому, что хоть как, но муж поднимается.
- Да-а, - продолжила она беседу, чтобы развлечь время, -  этот красавец теперь бродит где-то здесь…
- Найдет твой клад и куку! - Пошутил Желобков.
- Не найдет, не боись.
Ася увидела впереди себя еще одну гряду камней, которую нужно было преодолеть. Она и забыла о ней.
 "И сколько их там еще?" - Говорила она сама себе, воспоминая - нет ли, правда, еще?"
- И как я сюда сама год назад шла, да под мелким чичером, как еще не убилась? - Передала она вслух.
- Тайна! - Откликнулся муж.
- Ага, тайна.
- Эй! Там еще... это-то что!? – Константин заметил вторую гряду, бросил возмущенный взгляд на женщину. Та отвела глаза, поморщила нос, потерла его, не зная, как ответить, а взглянув на палящее солнце, прикрыла лицо ладонью.
- Ты на небо-то не гляди! Небо не для тебя! Ты кто? Женщина-почтальон, а у меня. У меня пенсия…
- Задрал ты со своей пенсией! - Она могла многое еще сказать, и горела сказать, но сдержалась. И вместо всего спросила:
- Говорят, он где-то и оружие добыл? Самойлов.
- Зубы заговаривает, вишь-ты хитра!
Желобков вскарабкался на плато, где ждала жена. Опустил руки, потряс ими, отдышался.
- Ерунда-а, - сказал, - все прошли границу, все конфисковали. Ни у кого ничего не осталось. До девятнадцатого года было, а потом - нет. Витька в рейдах участвовал, рассказывал.
- Мусорг твой?
- Все вынули. Теперь по-другому... Конфисковали. - Не обращая внимание за реплику закончил Желобков.
- Ну, Ирошка - это Ирошка. Его попробуй тронь дурака.
Константин распрямился, развел покатые плечи, свел рыжие брови.
- Ты моего товарища не смей! Я ему должен. Не сметь!
«Петух петухом! Ух, как выгнулся! - Думала Ася, глядя на мужа. - А я его любила когда-то... Сейчас же лучше не трогать. Сделает дело, да и айда на свою койку, инвалид!»
 Желобкова гордыни хватило на четверть минуты, он снял нЕдолго с себя воинствующий дух и потянулся за сигаретой.
- Давай перекурим наверху, а? Вечер скоро. - Предложила она.
- А ты бы на час еще позже меня позвала.
- Да ты же спал беспробудно, откуда я знаю. А вчера пьян.
- Не пьян, а торжество! Годовщина! Я вернулся.
- Эх, Костик, Костик, когда ты первый раз вернулся, я знаю. А потом пошел снова.
- Лучше бы не было "снова". Лучше бы не было...
Он присел на корточки, не слушая никого, зажег сигарету, затянулся. Дым бухнул изо рта и полетел вразлет, лекальные выписывая овалы.
- Детей накрыла бомба, жена растаяла. Вот в чем суть - Самойлов. А ты его дураком паяешь.
- Зачем, Костя? Ни к чему все нам теперь об этом говорить? Чужое дело, чужая семья.
- Да-да, вы, мирные так рассуждаете. А на фронте - ничего чужого...А ты говоришь – дурак..., - задумчиво пробубнил Желобков, - Станешь эдак дураком, если все тебя... Ведь психика не для воинства создана, понимаешь,- для мира. Хотя этот мир - подлюка.
- Для мира, не для мира, ты правильно говоришь, конечно. Только, Кося, идти нам  надо.
- Видишь еще сколько осталось, гляди! - Он потряс сигаретой, выбивая оттуда искры, - минутка.
 Сомкнув веки от угара дыма и сомнительного удовольствия он еще раз потряс сигаретой уже для себя.
- А я вот,  Кося, единственно, жалею, - говорила благосклонным тоном жена, - все - таки зря ты второй раз пошел. Можно было и откосить. Уехал бы на заработки, как все. И никому бы по мозгам не вышло, и денег  заработал бы, и мы бы вложили их куда-нибудь.
- Доллары! Доллары! Все вам доллары! Условные единицы! - Хрипло прожурчал Желобков - А человек где? Человека потеряли?
- На войне, скажешь остался?
- А вот на войне и остался. Здесь - туфта, а не люди.
- Ладно давай, хватит философствовать, пенсия! Веселым ты мужиком без той пенсии был, беззаботным. И любила я тебя таким.
- Ну, а теперь?
- Вставай-вставай, поднимайся, рабочий народ! - песенно стимулировала она мужа и услышала в спину:
- Ты про войну, Аська, помалкивай. Если еще раз…
- Смотри-ка! - Она прервала Константина, чтобы разобрать злой настрой.
Она указала на сирень в три метра высотой с белыми мелкими цветками, собранные в пирамидальные метелки, которые слегка покачивались на легком ветру. Сочные сердцевидные, душистые листочки приветствовали их, покачиваясь.
- Вот, на обратном пути надо набрать. Жаль - пакета нет. В подол тогда заверну.
- Что ты?
- Тебе - что! Ревматизм лечит и раны. Сирень.
- Ох, заботливая, какая! Ничего не скажешь.
- Гордись женой, ряха! Где бы ты такую еще нашел? Вот еще этот перейдем ряд камней, и там уже наше добро.
- Перекурить, что ли? - Поинтересовался Желобков.
 Ася ничего не сказала.
На второй гряде валунов с первого раза ей удалось найти выгодный бугорок и легко потянуться.
«Здесь вроде, как и проще».
Переходя камень за камнем, она взобралась наверх. Константина не было видно. Она выглянула.
Он снова сидел на земле. Потягиваясь, вынимал из кармана пачку сигарет.
- Да. Этак нам совсем не добраться! – Крикнула.
- Ничего! – Услышала спокойный ответ. Во рту его уже проворачивалась очередная сигарета.
- Ничего-о, - прокряхтел он.
« И спокоен же, собака! И ладно, если бы я точно знала, где тот мой клад еще прикопан, а то - тьфу - ведь искать надо! А Косе сейчас доложи, так он и вовсе не пойдет! Но и назад не пущу. Без меня - нет. Укажу пару деревьев, пусть копает там».
- А что ты купишь-то на свои доллары, уединенные единицы? – Услышался Константин между длинными затяжками.
- Ничего не куплю. Разменяю сотку на питание, а остальное  - в банку, регулируя в себе себя ответила жена.
- Можно было б и в банк.
- Можно было и в банк! Много там денег - в банк! Проедим, потом за твою пенсию твою возьмемся. Детям надо еще помочь.
- Детям надо, да. Они же сами по себе давно..., - многозначно ответил Желобков.
- Уж вырастила, уж и помогу.
- Да-а, - вздохнул он, - олигофрения кругом сплошная. Всем все надо. И жить надо. И времена такие. – Он поднял голову, под выжидающий взгляд жены, и последней затяжкой сквозь дым сигаретный оценил предстоящий фронт валунов.
- Так идем мы или нет? Ну!
- Ну! - Ася удачно поймала устойчивый взгляд мужчины и поманила рукой.
А руки у нее были красивые.
- Идем же! Вставай!
Желобков бросил окурок, сплюнул, вздохнул нарочито громко впримясь с хрипом, поднялся и пошел карабкаться снова.
- Бабы – это есть бабы! - Услышала она возражение.

2