Кара-кум. Черная неблагодарность

         По срочным торговым делам Довлету к исходу пятницы непременно  нужно было быть у своего компаньона Кеймира в селении Багабат.  Дело не терпело отлагательств и могло быть решено только на месте, в личном разговоре.
   К Багабату вели две дороги. Одна – надёжная, объездная, но такая долгая, что к условленному часу никак не поспеть. Другая – прямой путь, сквозь степь да безлюдную пустыню. Риск велик, но если обойдётся без приключений (всё-таки глухой уголок), то вечером торговец встретится с Кеймиром, и дело, глядишь, обернётся прибылью.
   
Довлет, недолго думая, решил испытать судьбу. Мигом нашёл проводника, споро уложил немудрёный скарб, предназначенный Кеймиру, прихватил бутылки с водой и, на всякий случай, тёплые вещи – с пустыней, знаете ли, шутки плохи. Уселись в повозку, запряжённую упрямым осликом, и тронулись в путь.
    Степь, большая часть пути, постепенно уступала место песчаным дюнам.
Миновав благополучно степной участок, едва коснувшись горячего дыхания пустыни, повозка вдруг заскрипела и осела. Колесо! Проводник, окинув поломку опытным взглядом, сокрушённо покачал головой и ответил на встревоженный вопрос Довлета, что поломка серьёзная и потребуется немало времени на ремонт колеса.

   Раздосадованный Довлет, сорвавшись на крепкое словцо, погрузился в раздумья. Часа три пополудни. До Багабата по прямой – рукой подать, километров пять. Зной сегодня не свирепствует, лёгкий ветерок ласково рисует затейливые узоры на песке…
   Довлет, оглядываясь, невольно залюбовался искусством великого ваятеля. Лишь ветру подвластно вылепить из податливого песка причудливые барханы, неповторимые песчаные замки… Лишь ему дано создать безбрежное море из золотых зёрен…

   И тут торговцу пришла смелая мысль: пройти пустыню самому. Договорившись с проводником, что тот доставит поклажу в селение, как только управится с колесом, Довлет взял с собой бутылку с водой, оставив другую проводнику, разделил тёплую одежду. Накинув на плечи котомку, путник подошёл к границе песчаного царства и стал пристально всматриваться вдаль, оценивая предстоящий путь. Обернулся, вопросительно посмотрел на проводника, кивнув на тёмное пятно, маячившее вдали.
– Чёрный саксаул. Там колодец, – скупо обронил проводник.
Этот ответ словно рассеял последние сомнения, и Довлет решительно шагнул навстречу неизвестности.
Сильнейшее желание уладить дела до наступления темноты прибавляло сил.

Через полчаса пути Довлет почувствовал, как зной усиливается, слабый ветерок стих, наступила какая-то гнетущая тишина. Звуки и шорохи словно вымерли. Песчаный пейзаж застыл в неподвижности. Воды в бутылке заметно убавилась, но допивать остатки путнику не позволяла смутная тревога. Духота с каждой минутой нарастала.
Предчувствие не обмануло. На безоблачном небе с юго-запада появилась едва заметная серая туманная полоска, которая стремительно разрасталась, превращаясь в багровую тучу. Ветер вспыхнул с новой силой. Яркое солнце потускнело, заволакиваясь мутной пеленой.
– Песчаная буря… – сердце Довлета похолодело.

   Ветер, не встречая преград на своём пути, вздымал в небо тучи песка, стирая горизонт, смешивая небо с землёй. Первые яростные порывы обжигающего, колючего ветра заставили путника присесть, спешно достать из котомки тёплую одежду и, с трудом преодолевая ярость стихии, закутаться в неё, обмотав голову платком. Дышать становилось всё труднее, воздух был перенасыщен песчаной пылью, которая проникала всюду, несмотря на все предосторожности. Огромный мир с его просторами, заботами, делами в одно мгновенье сузился до трёх понятий: песок, ветер, жара. Казалось, сама необъяснимая, всемогущая сила решила испытать на прочность этого смертного, посмевшего нарушить её покой.

"Всемогущий разгневался, что какой-то человечишко дерзнул вторгнуться в его владения и помешал ему предаться уединению?" – Довлету вспомнилась старинная арабская пословица: «Пустыня – это сад Аллаха, из которого владыка правоверных удалил всю лишнюю людскую и животную жизнь, чтобы на земле было хоть одно место, где он мог бы бродить в одиночестве».
Да, буря в пустыне – это, похоже, гнев Аллаха.

От этих мыслей одинокому путнику стало совсем не по себе. Довлет опустился на четвереньки, чувствуя себя заживо погребённым под раскалённым песком. Пытаясь вспомнить, в какой стороне росло спасительное дерево, он пополз вперёд. Песок забивался во все складки одежды, безжалостно исхлёстывал тело, а вой и свист ветра оглушал. Этому кошмару, казалось, не будет конца. Возмущённая пустыня словно вознамерилась свести путника с ума. Превозмогая боль, Довлет дополз до заветного дерева. Обессиленный, измученный, почти в беспамятстве, он лег с подветренной стороны, прячась за ствол дерева,  плотнее запахнул одежду,  тщательно завязал платок, пряча лицо. Несколько глотков воды обожгли пересохшее горло, и в тот же миг наступило забытье.

   Раскалённая за день атмосфера пустыни постепенно остывала. К ночи, когда буря стихла, а пыль осела, под безоблачным небом песчаная земля быстро отдавала тепло. Почва остыла, и вместе с ней – приземный слой воздуха. Застигнутый бурей человек замёрз под покровом ночи из-за резкого перепада температур. От холода он проснулся, с трудом поднялся. Исхлёстанные песком глаза и тело ныли. "Пить…"
Он огляделся. Море песка… Криво усмехнувшись, подумал: "Я в этом море могу быть растворим, как крупинка соли в океане…"
Огляделся снова.
    « Колодец, - спасительная мысль взбодрила, - рядом должен быть колодец, моё спасение…»

   Колодец был тщательно укутан досками, кусками кожи, старыми халатами и куртками. Довлет наклонился, жадно вдохнул свежий запах воды – никаких посторонних запахов. С помощью верёвок достал деллу, полукруглый кожаный сосуд, плескавшийся в глубине. Жадными глотками напился, умылся и почувствовал, как жизнь возвращается в исстрадавшееся тело.
 Ещё раз огляделся.

 Полная луна заливала серебристым светом окрестности. Местность при свете луны простиралась далеко – сколько хватает взору.  Под её холодным светом барханы приобрели необычный серо-золотистый оттенок, а причудливо изогнутые вершины напоминали гребни морских волн.
 Довлет залюбовался бездонной глубиной неба, необычной яркостью звёзд в пустыне при полнолунии. Он почувствовал, что здесь, вдали от мирской суеты, жизнь течёт по иным измерениям.  От песчаного моря веяло не тоскливым одиночеством, а какой-то странной, непостижимой пустотой…
В эту пустынную ночь Довлет испытал неведомые доселе ощущения, познал незнакомое, щемящее настроение. Он напряжённо пытался понять своё состояние и вдруг осознал…
Это было прикосновение к вечности…
Ночь в пустыне обнимала Довлета своим безмолвием, но страха не было в его сердце. Лишь благоговение.

   Он подошёл к колодцу, словно к святыне. Движения его были медленны и осторожны, когда он доставал деллу. Бережно, стараясь не пролить ни капли драгоценной влаги, наполнил бутылку  водой, а затем опустил деллу опять в колодец. Драгоценная влага, дарующая жизнь, едва плескалась в глубине.
Затем бережно, словно укрывая дитя, Довлет закрыл колодец, обещая себе в скором времени вернуться и навести порядок: подремонтировать осыпающийся сруб, заменить верёвки.

    Огни Багабата мерцали вдали, как звёзды, упавшие на землю. Отряхнув одежду от назойливого песка, ещё раз,  ощущая ни с чем несравнимый вкус колодезной воды, напился.
    - Оказывается, какой необыкновенно вкусной может быть обыкновенная вода!
Всю дорогу до селения Довлет размышлял о колодце, что  даровал  ему спасение.
— Кто был тот мастер, создавший его? Сколько упорства, опыта нужно было, чтобы найти воду в сердце пустыни. А чтобы вырыть колодец здесь, нужна не только настойчивость, но и истинный героизм.

В памяти всплыли уроки старого учителя о Великом шёлковом пути. Тогда он впервые узнал, что расстояния измеряются не только милями и вёрстами, но и тропами, от колодца к колодцу. Рассказы учителя о караванах, о торговле, о колодцах всплывали в сознании.
— Жив ли он, мой учитель? Что с ним стало?
С горечью Довлет осознал, что после выпускного вечера ни разу не поинтересовался жизнью своих наставников, ни разу не навестил их. И только сейчас, в ночной пустыне, в одиночестве, он почувствовал, сколько тепла и знаний они пытались вложить в их души. Не только знания, но и частицу своего сердца.
   - Какие мы неблагодарные…- с огорчением думалось путнику, идущему к светящимся огонькам в ночи. -  И само селение, наверное, возникло возле колодца.

Стуча в окно дома Кеймира, Довлет дал себе твёрдое обещание: не откладывать дело в долгий ящик, а заняться ремонтом колодца через неделю.
— И разыскать учителя. Ему уже много лет, он, должно быть, нуждается в помощи.
Прошла неделя, другая, десятая…  Всё недосуг было  Довлету отвлечься от важных, срочных торговых дел и заняться колодцем, и разыскать старого учителя.

Спустя год судьба вновь привела Довлета в пустыню. Но на этот раз – южнее, вдали от Багабата, от того колодца, что некогда спас его.
И снова, в песчаной буре, человек наткнулся на колодец. Обрадовался Довлет.  Но колодец оказался заброшенным, вода – непригодной для питья.
Нет места некоторым людям в пустыне, а следы их временного присутствия пустыня тщательно зализывает своим песчаным, колючим языком.

   Спустя время два учёных-этнографа стояли на окраине Багабата, споря о происхождении названия пустыни Кара-Кум.
— В переводе с туркменского «кара-кум» означает «чёрный песок». Но это название не соответствует действительности. В Кара-Кумах нет чёрных песков. Барханы на туркменском звучат как «ак-кум», «белый песок», - говорил один из них.
— Есть и другая версия, - возразил другой. — Я полагаю, что слово «чёрный» носит символический характер и означает территорию, не приспособленную к жизни, враждебную человеку.
— Но, вспомни, коллега, в 1972 году археологи обнаружили в Каракумах руины древнего храмового города Гонур-Депе, что значит «серый холм». Это был грандиозный комплекс, куда приходили жители древней страны Маргуш, чтобы поклониться огню. Кара-Кум была заселена людьми ещё в четвёртом тысячелетии до нашей эры. Учёные утверждают, что Маргуш по своему значению не уступал Месопотамии, Египту, Китаю или Индии.
— Я знаю, что означает Кара-Кум, — неожиданно вмешался в их разговор старый туркмен, невесть откуда появившийся. — Кара-Кум — это чёрная неблагодарность.
Седовласый человек повернулся и медленно побрёл к своему дому.

Учёные замолчали.
— А ведь когда-то и в Сахаре росли деревья, и было много озёр, — прервал молчание один из них.
   Долго ещё стояли учёные, вглядываясь в нерукотворную, величественную пустыню, где жизнь текла по своим, не всегда понятным законам, в ином измерении.