Разгильдяй

Мой сосед Володька, мальчик, двумя годами младше меня, был редкостным разгильдяем. Мать и отец его, друзья моих родителей, оба врачи, люди в высшей степени культурные и интеллигентные, и из Володьки пытались слепить культурного и интеллигентного человека. Его запихнули в музыкальную школу, где он и года не продержался: там же надо было заниматься, а он не хотел и не скрывал этого. О, как я его понимала, меня саму пытались облагородить, засунув в танцевальный коллектив. Правда, я вырвалась и никогда не пожалела об этом, Володька же пожалел, что не закончил музыкалку, когда стал играть в студенческом ансамбле. Мать его, прекрасно знавшая немецкий и французский, свободно говорившая и читавшая на обоих языках, Володьке взяла преподавателя немецкого, хотела, чтобы сынок хорошо знал хотя бы один иностранный язык. Не угодила: он требовал, чтобы ему взяли преподавателя английского, потому как немецкий никому не нужен. Это был повод не заниматься языками вовсе: в нашем городе не было хороших преподавателей английского, и Володька это знал. В школе он учился ни шатко, ни валко, выезжая на своей хорошей памяти. Никаких особых успехов не выказывал, но и до троек не скатывался. Когда пришло время поступать в институт, родители подсуетились, взяли ему репетиторов чуть не по всем предметам, которые и натаскали Володьку. Он поступил в Технологический институт. Я к тому времени уже училась на третьем курсе, так что виделись мы с ним редко, за весь первый семестр раза два всего. Однажды он пришел ко мне, попросил денег. Сказал - потерял стипендию, дай хоть рублей двадцать, а то совсем помираю, есть нечего, отдам в следующем месяце. Я поделилась с ним по-братски, дала 15 - половину того, что имела. Деньги он взял - и пропал.

Как потом выяснилось, сессию он завалил, так что стипендии лишился. Но это б еще ничего, родители ему тоже денег подкидывали, а поесть можно было у тети Сони, сестры его отца. Но, ко всему прочему, он еще и проигрался в карты, причем проиграл немало. Отдавать было нечем. Из института его отчислили - заваленные экзамены он так и не пересдал. Из общежития выперли. Помыкавшись, в конце концов он вернулся к маме с папой, пришел с повинной, рассказал всё, и про меня тоже, что в трудную минуту я подкинула ему денежку, не дала умереть с голоду. За это мне досталось позже от его родителей. Оказывается я, взрослая (мне же было уже 20лет!), не деньгами должна была ему помогать, а тут же им сообщить, ведь из-за меня он мыкался лишних полмесяца. Мне такое и в голову не могло придти, с чего вдруг я бы стала докладывать родителям Володьки, что их сын потерял деньги? Откуда мне было знать, что там все было так плохо? Но - родители его искали виноватых, я оказалась крайней.

Слава богу, история зкончилась хорошо. В институте он, с помощью родителей, восстановился, жить стал не в общаге, а у тети Сони, под неусыпным присмотром. Тетя Соня оказалась классным надзирателем: шаг вправо, шаг влево - побег! Так что он перековался. Институт все-таки закончил, работать устроился в Ленинграде - инженером на какой-то завод, женился на ленинградке, профессорской дочери с квартирой, родил сына, дерево посадил, наверное, даже и не одно - тогда модно было на апрельских субботниках деревья сажать.

Когда женился Володька, все решили, что повезло мальчику, ухватил за хвост жар-птицу. А оказалось - на этом отпущенное ему в жизни счастье и закончилось. У жены, девочки очень красивой, изящной, умной, оказалась неизлечимая болезнь сердца. Она ужасно хотела ребенка, врачи запрещали - огромный риск для нее и беременность, и роды. Володя сказал: ну что ж, обойдемся без детей. Она уговорила, настояла. И родила. Мальчика. Я увидела его, когда ему было года три: я уже давно не жила в нашем городе, только в отпуск приезжала к маме с папой. Ребенок был не с Володей - с дедушкой, отцом Володи.

- Какой красивый у вас внук, Павел Леонидович, - сказала я.

Мальчик действительно был красив какой-то неземной красотой: у него были черные волосы крупными кольцами (от Володи), молочно-белая кожа (непонятно в кого: и Володя, и его жена Аня были смуглокожими) и необычного цвета глаза - зеленые, цвета бутылочного стекла, с темным ободком.  Тонкие черты лица - как будто скульптор из мрамора изваял.

- Лина, тебе что, мама ничего не писала? Ведь Илюша - слаб умом, - ответил Павел Леонидович.

Так и сказал - слаб умом, тогда уж никто так не говорил. И рассказал мне, что у невестки были трудные роды, надо было сразу кесарево делать, она не захотела, сама хотела родить, дотянули... Ребенок родился с асфиксией, оживили, да, как видно, поздно - мозг уже был частично затронут. Сказать, что совсем дурачок - нет, нельзя, но - недоразвитый. С ним занимаются все, но результаты не очень обнадеживают. А Аня теперь вовсе инвалид, ей и работать толком нельзя, даже по дому, у них домработница - готовит, убирает. Хорошо, хоть на Илюшу у невестки сил хватает. Володя один работает, но родители, конечно, помогают, денег-то не хватает, что там за зарплата у Володи, инженерская, одни слезы.

В общем, был разгильдяй, да весь вышел. Конечно, он мог на все наплевать, уйти от больной жены и проблемного сына, начать новую жизнь, вернее, продолжить старую - разгильдяйскую, он же был еще очень молод. Многие на его месте так бы и сделали.  Он - не ушел, остался, значит - разгильдяйство его было ненастоящим, некачественным, напускным, а в глубине души был он совсем другим. Настоящим.

Он все еще работает, по-прежнему - инженером. Жива и Аня, хотя проблем со здоровьем у нее много. Мы общаемся через интернет, они уж сколько лет собираются ко мне в гости, но все никак не получается. Теперь, наверное, и вовсе не получится - из-за короновируса.

А сын их вырос. Он все такой же красавец, а когда молчит, даже кажется совсем нормальным. Но это только с виду, на самом деле ума у него сильно не прибавилось. Ему уже больше 40 лет. Работает в аптеке - грузчиком, курьером, в общем, мальчиком за все. И за это они бога благодарят, что хоть не совсем слабоумный, могло быть и хуже. Вот такая печальная история.