На балконе
Улица рычит моторами полоумных байкеров. Трубы в красно-белых тельняшках, высотка университета, стеклянный мост и белая вата облаков, в которых угадываются профили. Вот этот бородатый — купец Дорогомилов, нахмурился и заламывает шапку и хочет что-то сказать: « Супостат-то, ужо в трёх верстах отсель, на Поклонной горе, милостивый государь, а вы тут расселись в креслах и кофий попиваете! Вона, из пушки палит, серчает, что ни кто не встречает...»
И правда что — артиллерия, конница да пехота у заставы; император в треуголке расхаживает шибко недовольный. Музыка гремит. Молодой человек в синей шинели и круглой шляпе, подходит, и разводит руками: «Никого мол нету— все разъехались.»
Что же делать? Наполеон садиться на лошадь и к мосту, не к нынешнему стальному трёхпролётному, а к старому плашкоутному, но всё одно — аккурат под нашим балконом.
Я делаю вид, что не замечаю его, и погружаюсь в чтение. По дому гуляет сквозняк, хлопают двери, наводят порядок, перебирают старые книги и альбомы с фотографиями, где мы веселы и возмутительно молоды; где южное палящее солнце, море и старые друзья; вот две томные девицы с собачкой, на фоне развалин дворца Ирода. Названия библейских городов удивляют своей обыденностью, а не древностью, и Беер-Шева звучит ничуть не выразительней, чем Серпухов. И великая река Иордан не шире Нары. И местный хрипящий, гортанный язык не поддаётся подражанию; но хочется слушать песни и колесить с маленьким театриком по городам и весям, и не думать о завтрашнем дне.
Часы на башне показывают четверть девятого. Солнце скользит розовым лучом по жестяной крыше соседнего дома. Ласточки, словно ножницы невидимых парикмахеров, мелькают со свистом на уровне моего этажа. Брутальные мотоциклисты, с детским интеллектом, всё никак не угомонятся — уж лучше бы французы грохотали своей конницей и артиллерией, спасаясь бегством.
07.06.20
Свидетельство о публикации №220060701819