Частично совпадающие множества. 3

   Ритка взяла меня под руку.
   К лестнице мы прошли мимо подиума.
   Ксана шла впереди. Её волосы, собранные на затылке в пучок, раскачивались в такт шагам.
   В кафе вошёл человек в распахнутом чёрном пальто, в кашне невероятно пёстрой расцветки, в чёрном деловом костюме, лакированных чёрных туфлях. Человек поздоровался за руку с охранником, кивнул гардеробщице, прошёл через фойе и вошёл в дверь на кухню.
   Со второго этажа, из галереи, доносился гул голосов.
   Ритка открыла сумочку, достала платок.
   - Смотри, - Ритка хлюпнула и указала захлопнутой сумочкой на живот. На животе, под платьем вздулся маленький пузырь. Ритка вытерла платком слёзы, смотрела на меня, закусила нижнюю губу.
   - Живёт, - я погладил пузырь. Пузырь переплыл на бок живота и исчез.
   Слёзы текли по риткиным припудренным щекам. В риткином декольте, между сиськами, виден живот. Сердце бухнуло и забилось. Я поцеловал Ритку в голое плечо. Ритка потёрлась головой о моё ухо, пощекотало волосами шею, прижалась ко мне всем боком. Я вдыхал риткин запах и радовался бухающему сердцу.
   Ритка смотрела на Ксану, сводил зрачки в переносице и судорожно вздыхала.
   У лестницы мы остановились.
   Ритка достала пудреницу, припудрила лицо.
   - Как? Ритка посмотрела на меня,жевала губы, словно размазывала помаду.
   - Ритка, я люблю тебя, - пошевелил беззвучно губами.
   Ритка вздохнула, убрала в сумочку пудреницу, взяла меня под руку, положила левую руку на перила, посмотрела на свой живот, подняла голову, прогнула поясницу, пустила плечи, подняла грудь и шагнула на первую ступеньку лестницы.
   Ксана ждала нас на поворотной площадке лестницы. Дочь прислонилась боком к ограждению, правая рука на перилах, наблюдала за Риткой влюблёнными глазами. Освещённые ярким галерейным светом, складки Ксаниной одежды, Ксанино лицо, словно всплывали нам навстречу из тёмно-бердовой стены.
   На втором этаже, перед лестницей стоял стол с ящиком для анкет. Перед коробкой с анкетами стояла табличка: "Жюри просит участников конкурса, фотохудожников и фотомоделей воздержаться от голосования".
   Ксана стояла у стола, выбирала анкету.
   Было приятно, что наши фотографии оказались в столь высоком окружении крепких, стильных работ. Фотографии висели на стенах галереи по всему периметру небольшого, метров пятьдесят, ярко освещённого параллелопипеда с двумя столбами по середине и стульями у столбов. Стены и потолок цвета яичного желтка, паркет натуральный дуб.
   Ксана не отходила от нас не на шаг.Держала Ритку за руку, прижималась, иногда, щекой к её руке, когда останавливались перед чьей-нибудь работой, поглядывала на меня поверх риткиного живота. Чем ближе мы подоили к нашим работам, тем чаще Ритка вытирала щёки и  чаще вздыхала.К нам подходили знакомые, спрашивали наше мнение об их работах, говорили Ритке комплименты, целовали Ритке руку, знакомились с Ксаной. Мы осторожно продвигались вдоль стены галереи, задерживались у фотографий перед очередным броском вдоль стены.
   Я чувствовал, что Тот, Кто Гулял Вдоль Ограды идёт мимо, по противоположной стороне улицы и смотрит на фасад кафе. Тот, Кто Гулял Вдоль Ограды искал видеокамеру. Он хотел заглянуть внутрь кафе, как заглядывал внутрь кафе внешний мир. Под его взглядом перестали существовать стены кафе, люди, остался только я. Один на один с ним. Ритка прорывалась, иногда, внутрь его взгляда. Прорывалась и исчезала внутри его взгляда Ксана. Ирина муслила меня своими полупьяными глазами перед тем, как исчезнуть. Я становился очередным рыцарем, от которого ждут поступка или  бездействия, которые решат маленькую, почти семейную, тайну.
   Ритка покраснела медленно, всем телом, но успокоилась и встала в боевую стойку. Багровое лицо, красная шея, красная грудь, красные плечи.
   Ксана не отводила взгляда от наших фотографий, прижала к груди риткину руку. Посмотрела на меня.
   - А Вы молодец, крепкий. Риткниы глаза над риткиным животом, огромные, горящие, оленьи.
   Ритка выдохнула, сжала мою руку.
   К нам подошла влюблённая пара, попросили сфотографироваться с ними на фоне наших работ, подошёл знакомый фотограф, раскланялся, поцеловал Ритке руку, произнёс несколько комплиментов Ксане.
   Ритка держала себя в руках, сверкал глазами, шутила, несколько раз гладила пузыри, вздувающиеся на её животе под платьем.
   Посетители постепенно выходили из галереи, спускались в кафе.
   - Рита! Это твоя дочь? Ирина подошла к нам, отделалась, наконец, от человека в деловом костюме.
   Ритка кивнула, смотрела на неё из-под лобья.
   Ирина бегала глазами по нашим лицам.
   Ритка обняла Ксану.
   Ксана смотрела на Ирину спокойно и серьёзно.
   - Похожа. Очень похожа. Лицо Ваше, Ден, а фигура и глаза от Риты.
   Ксанины глаза расширились, на скулах выступили красные пятна.
   Ритка задохнулась, выставила вперёд подбородок.
   - Рита, позволь на несколько минут задержать вашего Дена. Я хочу поговорить с ним о контракте.
   Ритка повернулась ко мне животом, смахнула с подола невидимую нитку, вывалила из декольте сиськи, выпрямилась, спрятала в глазах растерянность за белых овечек с барашками, подержала меня за руку и унесла свой живот, дополнивший её тело новыми, ошеломляющими линиями и пропорциями.
   Ксана шла рядом, держала Ритку за руку, обернулась, посмотрела на меня издалека, анкета трепыхалась в её руке.
   - Ден, я хочу напечатать вашу испанскую серию. Я хотела открыть Вашу галерею в нашем журнале именно с испанской серии. Но после Вашего выхода в финал выставки, я решила начать с этих снимков.
   - Не боитесь обвинений в порнографии?
   - Где Вы видите проникновение?
   - Мы в России живём.
   - Если публикации Ваших работ увеличат тираж, а Ваши работы это сделают, то пошли все...
   Мы медленно подходили к лестнице. Ирина взбила крашенные волосы и стала похожа на финиковую пальму, растущую в условиях домашнего ареста.
   - Ден, Вы занимаетесь писаниной?
   - Так... Не регулярно.
   - Хочу предложить Вам работу. Постоянную работу в журнале. Начнёте со статьи, над которой я работала. Тупиковая тема. Жёсткая работа. Если напишите, гарантирую Вам колонку на любую тему, на Ваш выбор. Если не напишите, гарантирую нерегулярные заказы. Мне нравится Ваш стиль. Рита позволила прочесть несколько Ваших рассказов. Оригинально, резко. Зуботычина и холодный душ одновременно. Статью напишите в таком же стиле. Моя визитка. Позвоните мне в начале следующей недели.
   События по-разному видятся нам с наших мизерных бугорков признанных заслуг, сквозь мутную, легко колыхаемую от малейшего движения мысли пену нашего разума.
   Они не одинаковы, события. И происходят по-разному. Одни выскакивают откуда-то, неожиданно, словно потерянная вещь, другие проскальзывают мимо, независимые и ненужные, не задевают ничем, другие тянут изнутри радость, оставляя тяжесть и послечувствие не найденного, третьи то возвращают в почти детское состояние, то рвут в винегрет.
   Ирина прогремела по лестнице каблуками и убежала в дверь кухни. Свободное расположение столов и ширм оставляло впечатление осторожного, осмотрительного сближения людей, сидящих за столами.
   Ритку и Ксану я увидел сразу. Они сидели, уткнувшись друг другу в плечи и ревели, гладили друг друга по головам и шеям. Я посидел некоторое время рядом с ними.
   - Рита, Ксана, вы есть хотите? - как можно мягче.
   Ритка и Ксана похлюпали ещё немного и постепенно разошлись по своим стульям.
   - Ден, я слышала, как вы по телефону назвали маму паспортным именем. Маме не нравится, когда Вы её так называете.
   Ксана говорила, вытирая глаза платком, смотрела заплаканными оленьими глазами.
   Ритка опустила глаза, промокала мокрые следы на груди и невидимые мокрые пятна на платье.
   - Рита пусть не называет меня сволочью.
   Ксана положила свою руку на риткину, свела зрачки к переносице, взглянула в глаза.
   - Ден, мама согласна.
   Люди в зале тихо гудели. Панорама вечернего города медленно плыла по экранам мониторов. Официанты принимали заказы. Из кухни вышел человек в деловом чёрном
костюме, с микрофон и микрофонной стойкой в руках, подошёл к подиуму, поставил стойку на  подиум, настраивал микрофон.
   Подошёл официант.
   - Будете заказывать?
   Мы с Ксаной посмотрели на Ритку.
   - Двойную порцию гречневой каши со сметаной и сахаром, толстый ломоть белого хлеба грубого помола с маслом и сыром, двойной, очень густой, горячий шоколад с молоком и шоколадные пирожные.
   Официант посмотрел на Ксану.
   - Жаренную картошку с тёртым сыром, шоколад, как маме, пирожные с кремом. Ксана посмотрела на меня. - На каких пирожных больше крема?
   - "Хоровод", муадмуазель.
   - И пирожные "Хоровод".
   На подиум вышла Ирина.
   - Дамы и господа!
   - Варенный картофель...
   - Учредители и жюри конкурса...
   - ... двойной творог...
   - ... рады приветствовать вас в нашем уютном кафе.
   - ... по пучку петрушки и укропа.
   - Жюри подвели...
   - ... очень крепкий чай...
   - ... итоги конкурса...
   - и засахаренное "помело".
   - ... в котором приняли участие лучшие художники нашего города. Закончилась последняя неделя конкурса, во время которой своё решение высказывали люди, ради которых вы создавали свои работы. Жюри и учредители конкурса предоставили мне высокую честь объявить имена призёров.
   Дамы и господа! Единодушным решением жюри и зрителей главный приз нашего конкурса присуждается...
   Ритка сидела левым боком в подиуму,выпрямив спину,гладила рукой свой живот, мяла платок у лица,смотрела на меня своими оленьими глазами, кусала губы и не вытирала слёз.
   Ксана открывала рот, раскрывала глаза шире и шире, вдавливала ладони в стол.
   - Ура-а-а-а! Ден, Вы молоток! Мамочка! Ксана вскочила со стула и целовала Риткины щёки.
   Сердце замерло, воздух громоздился безтолковой кучей в горле. Я медленно встал, впервые за восемь лет поцеловал дочь. Я взял риткину руку, тяжёлую, брошенную на произвол судьбы, поцеловал влажные, розовые, приятные пальцы.
   Ритка прижимала ко рту скомканный платок. Барашки и овечки столпились у края её век, выглядывали из глаз.
   Я потянул Ритку за пальцы.
   - Идём.
   Ритка бездумно вставала, выползала из-за стола, переставляла мелкими шажками ноги.
   Фиолетовые блёстки рухнули вниз, разлетелись волнами по животу, по груди, бегали блестящими стрелами и горстями по подолу риткиного платья.
   Ритка встала, напрягла, выгнула спину, расправила плечи, выставила вперёд подбородок, собрала зрачки к переносице, наклонила голову, словно барашек, решившейся выпрыгнуть из её глаза.
   Рядом со мной, притрагиваясь к моей руке кончиками влажных, тёплых пальцев, фиолетовыми искрами своего платья отвлекая внимание от барашек и овечек, собравшихся в глазах, придерживая одной рукой живот с шефским зародышем, словно в первый раз шла на подиум Ритка.
   В комнате за подиумом, над пустым столом, перед единственным окном горела на длинном голом проводе энергосберегающая лампа.
   - Ден, от всего сердца поздравляю тебя с победой!
   Ирина вручила мне букет цветов и грамоту, потом очень красивую друзу редкого полудрагоценного камня с медно поздравительной табличкой, прикреплённой к друзе двумя медными шурупами, конверт с чеком и чувственно поцеловала в щёку.
   Я передал букет Ритке, подошёл к микрофону.
   Белой, влюблённой оленихой Ритка встала рядом со мной.
   Я говорил в микрофон, не сводил с неё глаз.
   - Уважаемые дамы и господа, друзья. Я благодарю учредителей этого представительного и авторитетного конкурса, вас друзья, за радость встречи с мастерами высочайшего уровня, за то,что мои работы выставлялись на рваное с классическими работами, за ваше дружеское, сердечное внимание. Я благодарю женщину, которой принадлежит больше половины моего успеха, мою... мою модель, Риту!
   Зал аплодировал.
   Ритка поворачивалась на одном месте и неглубоко кланялась.
   Несколько раз мелькнули фотовспышки.
   - Желаю вам, друзья, новых успехов! Спасибо, Ирина.
   Ирина аплодировала, качнула головой.
   Мы вернулись к нашему столику. Я положил на стол грамоту, друзу и конверт.
   - Второй приз нашего конкурса...
   Ксана двумя руками взяла друзу, крутила перед лицом, свела зрачки к переносице, смотрела на меня.
   - Ден, а Вы коллекционируете камни?
   - Это мой приз. Твой приз здесь. Я пододвинул конверт с чеком к Ритке.
   Ксана рассматривала грамоту.
   - Что тебе предложила Ирина? Ритка убрала конверт с чеком в сумочку, положила подбородок на руки.
   - Статью. Если напишу, колонку в журнале, если не напишу, заказы.
   Ритка наклонилась ко мне, прикасалась губами к мои губам. Мы сдерживались, чтобы не наброситься друг на друга. Дыхание билось, сердце бухало, пальцы дрожали, касались риткиного запястья.
   Ксана прикрыла грамотой половину лица, смотрела на нас. Вероятно, она устала удивляться.
   - Ден, а Вы фотографировали меня?
   Мы отодвинулись друг от друга.
   - У тебя дома, наверное, есть мои фотографии.
   - Меня и папа фотографировал.
   Я достал телефон, открыл фотоальбом, положил телефон перед Ксаной.
   Ксана листала фотографии.
   Мы молчали.
   Ритка перебирала цветы в букете.
   - Я давно поняла от кого родилась у мамы.
   Ритка уронила букет на стол.
   Ксана взглянула на Ритку, перевела взгляд на дисплей телефона.
   - Сначала ревела, а потом решила, что два отца лучше, чем один.
   Ритка судорожно вздохнула, закусила нижнюю губу, достала платок.
   Ксана положила телефон на стол, встала, обняла Ритку.
   - Мамочка! Я люблю тебя, мама! Ты самая красивая и самая балдёжная! Я фотомоделью буду подрабатывать, как ты, а зарабатывать я буду на другой работе.
   Ритка всхлипывала, гладила Ксану по голове, по спине, размазывала слёзы кулаком с зажатым платком.
   Ксана подошла ко мне, встала рядом, гадила по затылку, словно только что приручённого тигра, вглядывалась в мои глаза.
   - Ден, с этого вечера мы на ты. Ты согласен?
   Я снял дочкину руку со своего затылка, прижал ладошкой к губам.
   Официант подкатил грохочущую тележку.
   Ритка убрала на колени букет, я дотянулся до телефона.
   Официант расставлял на столе тарелки.
   Ксана сняла ветровку. Под ветровкой была белая блузка с оборками и яшмовые бусы, золотисто-жёлтые, с красными прожилками.
   Эти бусы я купил Ритке летом, несколько лет назад, у метро, у уличного торговца.
   Ксана перевязала бусы на спине резинкой и из-под воротника блузки торчала золотисто-жёлтая косичка.
   Мы ели молча.
   Ритка ела мощно: ложку каши, кусок бутерброда, ложку каши, кусок бутерброда, глоток шоколада. Крошки бросались в риткино декольте, скатывались по груди, сверкали фиолетовыми искрами. Ритка улыбалась мне жующим ртом, выставляла подбородок, голую шею.
   Ксана ела внимательно, не отвлекаясь.
   К подиуму подошёл человек в чёрном деловом костюме, снял с подиума стойку с микрофоном. Штора перед единственным окном в комнате за подиумом не двигалась.
   Я бросил взгляд на экран, висевший над дверью в комнату.
   Перевёл взгляд на чашку с чаем.
   Я вытянулся на стуле, чтобы был виден экран, висевший под лестницей.
   Тот, Кто Гулял Вдоль Ограды стоял на улице перед вебкамерой по-птичьи уткнувшись в поднятый воротник куртки и перемешался из экрана в экран. Высокого роста, в вязанной шапочке, по-видимому худой, засыпанный снегом. Снежинки прикасались к стеклянным стенкам стакана и не пускали его в кафе.
   Ритка подбросила меня до Речного вокзала. Остановила "Жигули" у остановки перед поворотом на Фестивальную. Мы помолчали секунду. Ритка откинула голову на спинку сидения, повернулась ко мне, смотрела любимыми, влюблёнными глазами.
   Я целовал Ритку, чувствовал под ладонью биение артерии на её шее. Ритка прижимала руками мою ладонь к себе, закрыла глаза.
   - Ритка, я позвоню тебе завтра.
   Ритка отпустила мою руку.
   Я перегнулся через спинку сидения.
   Ксана встала, обняла меня руками, прижалась щекой к уху.
   - Ден, позвони мне. когда у нас будет перемена. И поцеловала в щёку.
   - Во время какой перемены?
   - Во время всех. Ксана подставила ухо.
   - Позвоню, дочь. Я поцеловал Ксану и вышел из автомобиля.
   Воздух обматывался вокруг меня влажным махровым полотенцем, прилипал к голым рукам, к коже на лице мокрым воробьиным пухом. Привычное время запутывалось в волокнах пуха, перетекало вокруг волокон, непредсказуемо меняя направление, запутываясь сложнее и сложнее и, наконец, останавливалось, превратившись в клубок. Вспотевшее, прозрачное, плоское время, ставшее во время блуждания между волокон пуха статичным и объёмным.
   Дома напротив, через двор, превратились в плоские, безконечно тонкие отражения на блёкло-оранжевом ночном московском небе. Но в отражениях домов жили люди, хлопали дверьми подъездов, растягивали здания с обратной стороны, невидимой постороннему взгляду, заполняя место в пространстве там, где должна быть их квартира, включённым светом, назначали своим фантазиям места в конечном объёмном квартир, придумывали своим фантазиям названия.
   Моё внутренне время, вдруг, замерло, растворилось во внешнем, остановившемся. Тело перемещалось вместе с воздухом им приобретало новые чувства. И только сердце сопротивлялось.
   Пол балкона под моими ногами, стена за спиной, все квартиры с мебелью, все волосы на моём теле и на телах всех людей, все головы, все животы, все глаза с ресницами, всё исчезло! И то, что называлось мной, висело внутри чьей-то мысли, тащилось, торчало от ясного чувства Вечной Свободы и Вечного Счастья.