О пользе спонтанных прогулок

Так иногда бывает: теряешь немного себя. Забываешь, что есть свет, цвет и ты — сам по себе, каким изначально был дан, без всякой пыли и шелухи, которая появляется, если в душе долго не проводят уборку, не впускают свежий воздух живьем, какой есть.
Рвешься из этих сетей и степей, путаешься в новых, а затем вдруг особенно четко понимаешь: все, хватит! Хватит — и точка. И с силой тогда отталкиваешься от дна, всплываешь на поверхность скорее на упрямстве, чем ведомый некой гипотетической силой воли. Встряхиваешься.

И внезапно обнаруживаешь себя на улице.
В кои-то веки высунувшееся солнце лениво облизывает стекла машин и человеческие дурные головы, смеется тихо скользящими бликами по витринам и о чем-то своем молчит, ненадолго прячась в светлых облаках. И угрюмые люди отчего-то начинают улыбаться невпопад, крепче держаться за руки тех, с кем выходят гулять и больше смеются. Хорошо им, понимаете ли, делается. Без особой причины. А ты стоишь посреди всего этого чудного безобразия, не то опьяненный, не то окрыленный смутным своим осознанием, улыбаешься сам, делаешь шаг вперед и… Пропадаешь. Кажется, на маленькую вечность — мало ли, в чем она измеряется? Если такое измерение вообще возможно.
Ноги ведут, тащат куда-то сами собой, не слишком согласуясь с мнением всего остального организма. Оно, в общем-то, и правильно. Так иногда действительно лучше: по-настоящему дать себе волю.

Какое-то время спустя отчаявшийся мозг все же пытается зафиксировать тело в пространстве, и вся не слишком дружная, но вынужденная держаться единым фронтом тушка внезапно оказывается в какой-то чайной лавке, о которой почти что знать не знала до этого. Так, мельком видела по дороге неведомо куда. А тут вдруг легко покупает на автомате труднопроизносимый зеленый чай, наугад подбирая к нему лучшую (по мнению местных специалистов) добавку — особые чайные розы, приобретает еще и небольшой пакетик самой настоящей лаванды. Знать бы еще, зачем, но это, надо думать, дело десятое.
Болтливый рот мелет какую-то легкую, рассредоточенную чепуху, рассеянно улыбаясь, за что получает две плошки терпкого улуна — красного и светлого. Руки параллельно прихватывают скидочную карту и маленький подарок от заведения, успев нежно облапать почти все пузатые склянки, имевшиеся в свободном доступе, а ноги, меж тем, уже несут дальше, наступая на тени прохожих, пытаясь встать на их след, поймать ускользающее чужое настроение так, чтобы не спугнуть обладателя…

Мир снова куда-то уплывает: меняются улицы, дома и лица, и даже извечная пыль автодорог не способна ни замедлить шаг, ни ускорить, ведь взгляд только и делает, что цепляется за ватные бока проплывающих по небу облаков. И чудятся в небе то драконы, то подушки, то золотые рыбки, готовые исполнить любое желание. Даже птицы, казалось, специально задерживаются-засиживаются на выступах насквозь пропахших потрескавшейся штукатуркой зданий, чтобы завлечь своей упрямой тонкой песней, назло всем городским-людским звукам.

Следующая точка, в которой возвращается сознание, — небольшая кофейня в деревянных тонах и привкус «жареного пломбира» на губах. Ощущения все еще смазаны: непередаваемая легкость внутри, всплеск эндорфинов — почти невесомость; внутренние звери уходят в разнос, спущенные со всех мыслимых и немыслимых поводков. Обоняние щекочет уютный запах кофейный зерен и чужих разговоров. Какой-то вдумчивый парень, чем-то внутренне, кажется, похожий на журавля, бесстрашно крутит на своем столике самокрутки (знакомый местных хозяев он что ли?) — в этот момент чудится, будто в его ловких пальцах происходит какая-то особая магия — и ненадолго выходит на улицу покурить. Это выглядит настолько естественно и эстетично, что даже кривиться по обыкновению не хочется.

Расхрабрившись с такого зрелища, подхваченного краем глаза, тело послушно бредет к стойке бариста и заказывает сливочный грог.

«Это почти какао, только немного с корицей и ромовым сиропом», — тихо смеется в ответ на потерянный-вопросительный взгляд лохматый властелин кофейных окрестностей. Стало быть, есть шанс вернуться домой трезвенником. Очень хорошо. Мозг в восторге, окончательно рассыпавшись и собравшись. Возможно, это не совсем то, что требовалось, однако, вне всяких сомнений было правильно. Именно так — и никак иначе. Вечернее солнце, грог и внутренний мудрец подсознания, вытягивающий за уши из самых грешных болот, с этим утверждением были более чем согласны. Всегда бы так.

А глупое сердце, о котором все в суматохе забыли, тихонько загибалось от нежности и любви ко всему окружающему, одушевленному и не очень, что безумно хотелось плакать — не то от переполняющего восторга (совершенно иррационального, стоит заметить), не то от отчаяния, что нельзя каждого возможного-невозможного в округе взять да стиснуть в объятиях, чтобы хоть чуть-чуть поделиться всем, что имелось в эту минуту внутри.
Впрочем… Не то чтобы даже нельзя, скорее — не стоило, а то ведь и правда до приюта безумных (до дурки, в народе) недалеко. За слишком улыбчивую рожу, нежелающую принимать угрюмо-повседневное, всем привычное выражение, и за вдохновленный взгляд со стремительно меняющей цвет радужкой. И почти никакой тебе магии. Веником убиться.

Немного позже: пойти навстречу солнцу и провожать его за горизонт в большущем парке, пристроившись на качелях, будто паспорта еще нет, а единственная волнующая проблема — это как бы не уйти в «солнышко» на не слишком надежной конструкции.

Неведомую, щемящую боль в груди, тревожащую ранее, сердце задавило само собой, такое оно молодец. Потерявшийся однажды постепенно начал приходить в себя. Дел, конечно, предстояло — ни счесть, однако начало было положено.

На том и порешили.