Таджикистан

 Первый ранний период останкинского детства у меня закончился, когда моего отца отправили в Таджикистан руководить плавико-шпатовым комбинатом. Как он со смехом рассказывал, в распоряжении на бронирование московской квартиры было указано: "... в связи с выездом в район Крайнего Севера в город Сталинабад» (теперь Душанбе).
- Написали бы уж  «в район Крайнего Юга", больше бы подошло, - шутил отец.
 Такая формулировка была вызвана тем, что бронь на квартиру в Москве предоставляли только в связи с выездом в районы Крайнего Севера или приравненные к ним.
 Отец уехал в Таджикистан в 1956 году, а весной 1957-го к нему поехали и мы – я, мама и сестра Лена.
Забегая вперед скажу, что три года в Таджикистане оставили незабываемый след в моей памяти.
 Больше полугода мы жили в Москве без отца.
 Папа уехал на комбинат осенью 1956 года. Оттуда он писал нам письма, в которых рассказывал что это за страна - Таджикистан.
 В Сталинабаде, который находится в долине, всегда тепло и снега зимой не бывает. А в Такобе, поселке в горах на высоте 1500 метров, где находится комбинат, погода почти такая как в Москве. Зимой лежит снег и бывает 18 градусов мороза.
 У него в распоряжении два автомобиля "Победа", обе шоколадного цвета, что мне особенно нравилось, так как я очень любил шоколад. В распоряжении директора комбината две квартиры: одна в Сталинабаде, а другая в Такобе. У такобской квартиры есть маленький садик, в котором растут яблони, садовый миндаль и какие-то еще деревья. Но, самое главное, что там растет тутовник.
 Это дерево с черными и белыми очень сладкими ягодами, похожими на малину. Таких в Москве мы никогда не видели и не пробовали и потому пытались представить себе, чтобы это могло быть такое. А еще, писал отец, в Такобе прямо у реки маленькая рощица грецких орехов, которые, когда созревают, падают на землю и можно просто ходить и собирать их. Для нас это было просто сказкой. Я рассказывал своим друзьям, что скоро поеду в эту сказку.
 Папа прислал нам денег, и весной 1957 года мама купила целиком купе в мягком вагоне. Хотя нас было только трое - мама, сестра и я - но мы везли довольно много вещей, до Сталинабада.
***
Здесь надо сделать отступление.
Из Москвы можно было легко уехать!
Но, не было никакой гарантии, что в Москву можно будет также легко вернуться. Квартирный вопрос стоял не менее остро, чем во времена описанные Булгаковым. Поэтому подготовка к отъезду заняла какое-то время. Благо, что, как написал отец, никакой мебели везти в Таджикистан не надо - обе квартиры полностью обставлены. Но надо было распродать московскую мебель. К тому же в Москве у нас был телевизор, а в Таджикистане в то время телевидения не было. Нельзя же было оставлять такое богатство на произвол судьбы.
 Но самое главное это была квартира.
 Почему-то мама уже тогда понимала, что ни на какую бронь полагаться нельзя. Если квартира будет захвачена, то никакой суд не поможет. Надо было кого-то в нашу квартиру поселить.
 Не знаю, каким образом, но мама нашла военного, который приехал в Москву на обучение в Академии с семьей, и ему нужна была квартира. Мама сдала ему нашу квартиру - бесплатно - лишь бы он ее занял, и к тому же продала ему телевизор и мебель.
 Был особый умысел, чтобы сдать квартиру именно военному. Ведь ему она нужна строго на время обучения. Поэтому опасаться, что он захочет занять квартиру не приходилось. Чего нельзя было гарантировать в иных случаях.
 Таким образом, избавившись от вещей, мы отправились в Таджикистан.
***
 Поезд из Москвы до Сталинабада шел 5 суток.
Что могло запомниться?
 Сначала зеленеющие поля, деревни, полустанки. Потом бесконечные степи за окном, вкуснейшая солянка в вагоне-ресторане с теми самыми маслинами, которые до того в Останкино я в рот взять не мог. Помню, как мама меня не выпускала во двор, пока я не съем 7 маслин. А меня просто "выворачивало" от них и я не шел гулять, потому что не мог заставить себя их съесть. А в поезде, когда вылавливал их в солянке, я был в восторге.
 Чудно детское восприятие!
 Я носился по красным ковровым дорожкам в коридоре вагона, заговаривал с проводниками и пассажирами, задавая им массу детских вопросов. И они охотно на них отвечали и рассказывали мне обо всем, о чем бы я их не спрашивал. Дорожная многодневная скука располагает к общению.
 Вернувшись в купе, я залезал на свою верхнюю полку. Устраивался поудобнее у окошка и смотрел на сменяющие друг друга картины. Почти тут же слезал с нее, потому что мне нравилось залезать и слезать по маленькой стремянке. Потом садился на эту стремянку и читал книжки, поглядывая в окно купе на непривычный пейзаж за окном, если был день. Когда же вечерело, смотрел в темное окно, за которым проносились таинственные тени, огоньки разъездов или изредка фонари полустанков. На столике в купе по вечерам горела уютная настольная лампа под маленьким абажуром. Мама читала вслух или мы втроем с сестрой играли в карты - "подкидного дурачка" или в "ведьму".
 Путешествие в поезде сохранилось в памяти как самое волшебное приключение. Я до сих пор люблю запах креозота, который сразу переносит меня в атмосферу путешествия по железной дороге.
 После Аральска в вагоне стало совсем жарко и уже носиться по коридору не хотелось. Я все чаще залезал на приступочку у окна в коридоре и высовывал голову из окошка, чтобы мое вспотевшее лицо обдувало набегающим потоком.
 В ту пору поезда тянули паровозы, и, когда паровоз входил в поворот в сторону вагонного окна, то мне нравилось, как шлейф паровозного дыма густого черного и плотного низко стелился над составом. По малолетству мне было не понять, что этот шлейф ласково окутывает и мою физиономию, на которой и остается. После такого проветривания мама не позволяла мне входить в купе, а направляла в туалет для тщательного умывания. Но все равно я снова и снова высовывался из окна.
 На вокзале в Ташкенте поезд стоял очень долго. Говорили, что меняют локомотив и паровозную бригаду. Кажется, остановка длилась более 3-х часов.
 Мама повела нас обедать в вокзальный ресторан, и это был первый ресторан в моей жизни. Мне очень понравились белые длинные скатерти на столах и звенящие, наверное, хрустальные стаканы. Потом уж мне не раз приходилось бывать в вокзальных ресторанах, но такой красоты я больше нигде не встречал.
 Наконец наш поезд тронулся.
 Мы проехали несколько часов и вдали показались горы. Сосед по вагонному коридору, где вся наша семья и многие пассажиры вагона стояли у окон, сказал, что за теми горами уже граница Советского Союза, а дальше уже Афганистан.
 В Сталинабад мы приехали в полдень.
 На перроне нас встречал папа, которого мы не видели больше полугода. Машина нас ждала на другой стороне вокзальной площади. Пока я шел к ней, чувствовал, как асфальт продавливается под моими сандалиями. Такой жары в Москве никогда не было.
 Мы сели в машину, которая действительно была "Победой" шоколадного цвета, и через 15 минут уже были дома.
 Сталинабад был сплошным зеленым парком с проложенными внутри улицами. Жара, непривычные пряные и плотные запахи, дорожные впечатления сморили меня, и с нашей новой квартирой я знакомился уже на следующий день.
 Квартира была в середине длинного одноэтажного семиквартирного дома, принадлежавшего комбинату, директором которого был мой отец. Поэтому одна квартира была гостиницей, а в других жили разные семьи. Причем не все семьи работали на комбинате. Одну из квартир занимала моя первая учительница музыки Ирина Владимировна, со своей семьей. Ирина Владимировна работала в музыкальной школе, а также была концертмейстером в Сталинабадском оперном театре имени Айни. Там же служил ее муж, дядя Рава, тоже музыкант.
 Перед домом был довольно широкий тротуар, где мы играли как на 3-м Новоостанкинском проезде, за ним был арык. В Москве я такого слова не знал, но там быстро выучил, как и некоторые другие слова: чойхона, достархан, топчан и другие.
 Затем стоял штакетный забор, который отделял жилую зону от двора. Этот забор оставил на мне память на всю жизнь. Как-то после дождя я полез на дерево, наклонившееся над забором, и соскользнул с него, напоровшись правым глазом на штакетину. Глаз не вытек, но крови было много.
 Дом, вместе с двором и навесом для машин назывался базой. Сюда приезжали машины с комбината, чтобы загрузиться всем необходимым для жизни и деятельности.
 Улица, на которой находилась база, в то время называлась "Красных партизан", хотя какие могли быть партизаны в Таджикистане?  Скорее уж басмачи - но улица была.
 От улицы наш двор отгораживало еще одно замечательное заведение. Называлось оно чойхона. Не "Чайхона №1" или как-нибудь еще, а просто чойхона. Как называется кафе или столовая. По сути это и была восточная столовая. Там подавали шашлык, плов, лепешки, овощи и чай. К названиям и вкусу пищи я быстро привык. И до сих пор мечтаю что-то похожее попробовать, но пока не удается.
 Долго не мог я понять, почему во дворе за чойхоной, который был отгорожен довольно высоким забором от нашего двора, все время раздается блеяние.
 Позже папа мне объяснил, что в чойхоне, как и в большинстве таких заведений в то время, не было холодильников. Как же сохранять мясо и для шашлыка и для плова? Поэтому на заднем дворе держали восемь-десять баранов и по мере необходимости получали из них мясо.
 Подробности забоя и обвалки мяса папа мне не объяснял, а я и не спрашивал.
 Много лет спустя я понял, почему там был такой вкусный шашлык!
 В конце лета с этого заднего двора вечером мы с ребятами воровали арбузы и дыни. Для этого находился кусок длинной и прочной стальной проволоки. На конце делался крюк. Один из нас садился у забора на корточки, а другой залезал ему на плечи, перегибался через забор и, воткнув крюк в арбуз, вытаскивал его наверх.
Какое же это было удовольствие разламывать украденный арбуз и есть его грязными руками!
 При этом у каждого из нас дома лежали арбузы, и никто не запрещал их есть. Но ведь украденный во сто крат вкуснее.      
 Надо заметить, что шел 1957 год, и повышения цен на мясо и молоко еще не было. К тому же уровень цен в республиках на ряд продовольственных товаров был ниже, чем в Москве. Поэтому все казалось очень дешевым.
 Приведу пример, который я очень хорошо помню.
 Мы всей семьей в один из выходных пошли или поехали отдыхать в городской парк у Комсомольского озера. Покатались на каруселях, прокатились на озерном катере по озеру, где он застрял на самой середине и машинист долго-долго запускал мотор.
 Наконец решили перекусить.
 На берегу озера была обычная чойхона.
 Мы сели за столик и заказали ОДНУ порцию шашлыка. Одна порция: это были 4 шампура, на каждом из которых по 4 - 5 немаленьких кусочка баранины, большая пиала с порубленным зеленым луком сбрызнутым уксусом и лепешка.
Нам на четверых, учитывая конечно, что двое - дети, этого хватило!
 А стоила эта порция 8 рублей (до реформы 1961 года). То есть после реформы - это всего 80 копеек!
 Когда мы вернулись в Москву и папа в 1963 году повел нас в ресторан "Ташкент" на ВДНХ СССР, чтобы вспомнить вкус шашлыка, то каждому из нас подали по одной палочке вымоченного безвкусного свиного шашлыка, который мы не могли прожевать, с кольцами репчатого лука, по 1 руб. 17 коп. 
 Больше мы в Москве шашлык не заказывали.
 В Сталинабаде мы прожили наш первый год пребывания в Таджикистане.
 В этот год я пошел в школу.
 Недалеко от нашего дома находилась очень хорошая школа №11 из двух зданий объединенных застекленным переходом. Школа была русская, хотя учились в ней и таджикские ребята. Но преподавание шло на русском языке.


Интернет-магазин издательства
http://business-court.ru