15-О том, что если ищешь, то непременно найдёшь

     ГЛАВА 15
     О ТОМ, ЧТО ЕСЛИ ИЩЕШЬ, ТО НЕПРЕМЕННО НАЙДЁШЬ
    
     Было холодно и темно, в доме напротив тускло светилось несколько окон, а с низкого неба крупными хлопьями валил снег. Проваливаясь по колено в сугробы, я выбрался из-под покрытой инеем трибуны и направился к ближайшей пятиэтажке.
     Почти все квартиры оказалось заперты, и пришлось подняться до самого верхнего этажа, прежде чем нашлась одна открытая. Очевидно, это «пространство» возникло в тёмное время суток, когда большинство людей запирает двери на ночь.
     В кроссовках хлюпало от набившегося снега, но у меня уже не осталось сил, чтобы развязать их и сбросить на пол. Растягиваясь во весь рост на узком скрипучем диване, я вдруг понял, как сильно устал и хочу спать.
     Из-за усталости (а может просто расстарались похитители снов) спал я в эту ночь без сновидений. Показалось, что едва я прикрыл глаза, как тут же проснулся в сером сумраке позднего зимнего утра. Короткий сон освежил меня и привёл мысли в порядок.
     Сначала нужно было отыскать Луковку, а для этого предстояло выяснить в какое «пространство» меня занесло, чтобы набросать свой дальнейший маршрут. Обычно, перед тем как разделиться, мы с ней всегда договаривались, где потом встретимся, но в этот раз всё вышло спонтанно, и условиться о месте встречи мы не успели. Если бы потерялась Луковка, то я, наверняка, стал бы дожидаться её возвращения в её же «пространстве», и поэтому она, скорее всего, будет дожидаться меня в моём.
     Для того чтобы узнать своё теперешнее местоположение требовалось воспользоваться «базовой картой» Щели - пособием по путешествию между «пространствами», составленным Андрюхой и дополненным различными группами «следопытов». «Базовая карта» представляла собой полсотни ксерокопированных листков, согнутых пополам и прошитых суровой ниткой или скреплённой тетрадными скобами. Изготовлением, обновлением и распространением среди новичков этой весьма полезной в хозяйстве брошюры занимался лично Профессор.
     В «базовой карте» были отмечены основные «туннели», соединяющие все известные на данный момент «пространства». И хотя, любое «пространство» было связано с соседними нескольким десятком «туннелей», «следопыты» пользовались только двумя-тремя из них, отдавая предпочтение «прямым», или «разветвлённым» с небольшим количеством выходов. Пользуясь «базовой картой» можно было без труда добраться до любого «пространства» Щели с минимальным количеством перемещений.
     Но у каждой пары или группы «следопытов» имелись и свои собственные маршруты - через «туннели», которые в «базовой карте» отмечены не были. Схемы таких маршрутов были от руки записаны на полях карандашом, ручкой или фломастером. Эти пометки делали каждую «базовую карту» уникальной, и одна из причин, почему «следопыты» так не любили «обнулителей»: после «обнуления» приходилось заново восстанавливать все свои записи.
     Чтобы сузить сектор поисков от сотни с четвертью «пространств» до одного-двух десятков, в первую очередь мне требовалось выяснить год и месяц возникновения данного «пространства». Год легче всего было определить по степени застройки городского центра: в «базовой карте» имелись данные о том, какое из зданий в каком году было построено.
     С месяцем было сложнее: погода, которой встретило меня это «пространство», в равной степени могла оказаться как зимней, так и весенней или осенней, поскольку в наших широтах ранняя весна и поздняя осень мало чем отличались от зимы. Но, даже зная только год, я бы значительно облегчил свою задачу, поэтому следовало срочно собираться и идти в центр.
     Конечно, существовал и более простой способ: забраться на крышу и… сразу очутиться в собственном «пространстве». Но способ этот выглядел простым только на первый взгляд: даже у тех, кто не впервой подвергался «обнулению», этот процесс не вызывал привыкания – чувство самосохранения не только не притуплялось, а, напротив, обострялось до предела, заставляя «следопытов» ещё строже соблюдать свои правила и превращая их в параноиков. Чтобы это понять, нужно было хотя бы раз испытать «обнуление» на себе.
     Оторвав затёкшее лицо от диванных подушек, я перевернулся на бок и сел. В глаза сразу бросилось то, на что я не обратил внимания вчера вечером: в дальнем углу комнаты, втиснувшись между трюмо и шкафом-стенкой, топорщила колючие ветви новогодняя ёлка.
     Ёлка была сосной. Редкие стеклянные игрушки украшали только ту её сторону, которая была обращена к комнате. Блёкло мигали пластмассовые шары уродливой гирлянды, среди длинных игл засели клочья серой ваты (должно быть, изображавшие снег), неопрятными спутанными волосами висели две узкие полоски дождика из фольги, блескучая мишура толстой пушистой гусеницей обвивала кривоватый ствол. По степени обсыпанности хвои можно было предположить, что ёлка находится здесь уже довольно давно – по крайней мере, две недели. Посему выходило, что новый год, скорее всего, уже наступил, и в этом «пространстве» царит вечный январь.
     Я извлёк из глубокого кармана толстовки, скрученные в тугую трубку, листки «базовой карты». Каждая её страница содержала описание одного или двух «пространств», оставляя много пустого места для примечаний.
     Быстро пролистав «базовую карту», я загнул уголки нужных страниц для дальнейшего детального изучения. «Пространств» с пометкой «январь» оказалось двенадцать: первое было датировано восемьдесят третьим годом, а последнее – девяносто девятым. Микрорайон, где я сейчас находился, строился в конце восьмидесятых, а отсутствие в квартире электрочайника и микроволновки указывало на середину девяностых или ранее. Эти данные позволили мне исключить из списка почти половину «пространств».
     Сократив, таким образом, их возможное количество до семи, я принялся внимательно читать описания. Пять «пространств» принадлежали малознакомым мне «следопытам», одно – дружественному реликту, навроде Профессора, а последнее числилось особо «враждебным» и запрещённым для посещений.
     Хотя окна квартиры выходили на обе стороны дома, из-за густого снегопада, рассмотреть почти ничего не удалось – нужно было собираться и выходить на улицу. В прихожей нашлась соответствующая сезону одежда. Правда зимние ботинки оказались слегка великоваты, а у пуховика заедала застёжка-молния, но я остался доволен: искать что-то более удобное, не было сейчас ни времени, ни желания.
     Помня о том, что «пространство» может оказаться «враждебным», я старался держаться вблизи домов и избегать открытых участков. Снегопад служил отличной маскировкой, укрывая меня от чужих глаз, буде таковые найдутся, и заметая следы.
     За универсамом «Октябрьский» открылось пустое пространство площади, хотя собственно площадью, в традиционном понимании этого слова, она не являлась. Раньше здесь пролегала четырёхполосная проезжая часть центральной городской улицы имени Ленина.
     Под разбивку настоящей площади рядом с ней был оставлен обширный не застроенный жилыми домами пустырь, на границе которого должен был располагаться ДК «Пионер». Но видно что-то напутали при строительстве, и здание Дома Культуры воздвигли точно в центре отведённой под площадь территории. В результате площадь получилась вдвое меньше запланированной, а та часть пустыря, где изначально должен был располагаться ДК «Пионер», так навсегда и осталась заросшим кипреем, полынью и пастушьей сумкой пространством.
     Сначала жителям молодого четырнадцатитысячного города этой площади вполне хватало, но с неизбежным ростом населения она начала становиться тесна им как детские штанишки. Во время праздников и народных гуляний теперь приходилось перекрывать дорогу, а потом и вовсе запретить по ней движение транспорта, оставив проезд лишь для поливальных и уборочных машин.
     Сквозь непрекращающийся снег, я различил на площади тонкую фигурку бронзового пионера, и если мне не показалось, то это сразу отметало все «пространства», возникшие раньше девяносто пятого года, поскольку именно тогда местные бандюки (читай: почётные жители Пионерска), подарили городу эту скульптуру.
     Зрение меня не подвело: бронзовый горнист на невысоком полуметровом постаменте оказался тут как тут. Он почти не был запорошен снегом, которому трудно было удержаться на гладком металле – лишь на голове и плечах лежали небольшие пушистые сугробы. Всё тело скульптуры покрывали надписи и рисунки, сделанные перманентными маркерами разных цветов, краской из баллончиков, лаком для ногтей или белой замазкой-корректором.
     Таким способом «следопыты» оставляли послания друг другу, делясь информацией и договариваясь о встречах. Конечно у каждой пары, тройки или группы «следопытов» были свои особые места для переписки, известные только этой паре, тройке или группе. Но когда нужно было связаться с кем-то не настолько близко знакомым или оповестить об общем сборе, пользовались точками связи, известными всем. В «пространствах» девяносто пятого года и старше это был бронзовый мальчик.
     Если «пространство», посещалось нечасто, то надписи эти исчезали через два-три дня, регулярно уничтожаемые «обнулителями». В «пространствах» же, принадлежащих реликтам, они держались подолгу, стираемые лишь непогодой. Данное «пространство», судя по тому, что на потемневшей бронзе не осталось практически ни одного чистого места, без всяких сомнений относилось к «реликтовым».
     Я поискал послание от Луковки. Она всегда оставляла их карандашом для век - ядовито-зелёного цвета с блёстками. Сначала я не нашёл ничего похожего, но присмотревшись, заметил на бронзовой щеке полустёртую зелёную слезинку. Луковка грустила обо мне.
     «Ничего, маленькая, - с нежностью подумал я. – Ничего. Уже скоро. Я уже иду к тебе».
     Теперь, уже точно зная в каком «пространстве» я нахожусь, набросать дальнейший маршрут было делом десяти-пятнадцать минут. Укрывшись от снега в полутёмном холле ДК «Пионер», я примостился за стойкой гардеробщицы, и вскоре точно знал, куда мне следует идти, чтобы в самый короткий срок добраться до своего «пространства».
     Ещё раз пробежав глазами и накрепко запомнив, записанный на обороте страницы маршрут, чтобы потом не отвлекаться на листание «базовой карты», я, кое-как застегнув заедающую молнию-застёжку и, накинув на голову капюшон, выскочил из стеклянных дверей ДК «Пионер» и побежал к ближайшему нужному мне «туннелю».
     Не обращая внимания на время года, царившее в «пространствах», сквозь которые мне приходилось проскакивать, не соблюдая никаких мер осторожности, сбросив где-то рюкзак с так долго и тщательно подбираемым походным инвентарём, а потом и тяжёлую зимнюю куртку, я бежал, изредка переходя на быстрый шаг, чтобы хоть немного отдышаться. Образ зелёной слезинки на бронзовой щеке гнал меня вперёд, вставая перед глазами и не разрешая сбавить темп. За каких-то полтора часа я сменил семь разных «пространств», несколько раз пересёк Пионерск из конца в конец, трижды продрог и четырежды облился потом, пока, наконец, не добрался до финальной точки своего маршрута.
     Остановившись перед дверью подъезда, я попытался отдышаться и унять сердцебиение. Неизвестно сколько длилось моё отсутствие, и не было уверенности, что Луковка всё ещё продолжает меня ждать. Всё что угодно могло произойти, пока меня не было? Я беспокоился о том, как пройдёт наша с ней встреча, но ещё больше боялся вовсе не встретить её.
     Собравшись с духом, я вошёл в подъезд и медленно поднялся на лестничную площадку. Квартира оказалась заперта, и это подтвердило мои худшие опасения: не в привычках Луковки было запирать на замок двери своих временных убежищ.
     Я порылся в кармане, достал тощую связку ключей на цепочке и уныло отпер дверь. Пустая квартира встретила полумраком и тишиной, нарушаемой лишь бесплотным шёпотом призраков. Всё здесь было как всегда. Никто не ждал моего прихода, не бросался навстречу, не повисал на шее. А я бы ждал? Я бы, наверное, ждал. Может быть, и она ждала? Наверняка. Но ведь не станешь же ждать вечно. Вероятно, меня не было слишком долго.
     Я прошёл на кухню, набрал полчайника вялотекущей воды из-под крана и поставил нагреваться. Закипать, конечно, будет долго, но сухой спирт и горелка остались в брошенном рюкзаке. Да и некуда мне было теперь торопиться.
     За спиной зашуршало, и я обернулся. В проёме двери, с припухшим со сна лицом, стояла похудевшая, растрёпанная Луковка, и тёрла кулачком глаза.

     Продолжение здесь: http://proza.ru/2020/06/08/1763