Запись девяносто шестая. Легенда о чае
Третий этаж бывшего муз. училища, а ещё раньше - здание Политпроса, что на берегу Томи. Окна на восток. Как на ладони - улица Карла Маркса и по горизонту купола и кресты Воскресенского собора, католического костела, справа – Богоявленский. Красота! В шкафах старинные издания «Брокгауза и Эфрона», Россиийской энциклопедии; на столах огромные подшивки газет (заглянула под обложку – а там 1907 год, газеты столетней давности – с ума сойти!)
Были Наташа Ч., Галина Ивановна, Татьяна Николаевна, В.Б. Ванштейн, Чирков, потом подошел Антон Чупрынин. Ну, Татьяна Николаевна просидела весь вечер, как всегда, молча и улыбаясь. Самая закрытая наша женщина, говорит, только когда просят, а тут шел оживленный разговор, я к ней – мол, что молчите? «А я слушаю, мне интересно». Галина Ивановна много рассказывала по фонетике и прочим тайнам языка. Виктор Борисович, как всегда, имел на все свое мнение, которым охотно делился, иногда даже и излишне подробно, Чирков своим авторитетом поддерживал ту или иную точку зрения.
Начала Наташа Ч. – переоделась в костюм одалиски и станцевала два арабских танца.
Наташа – самая удивительная по непредсказуемости в нашей среде. Если она есть, гарантия, что скучно не будет. И расскажет с такими интонациями и в таком разрезе, что мысленно только ахать будешь; и скандал устроит на злободневную тему – у кого что наболело, но воспитание не дает выразиться, а Наташа без всяких экивоков изложит. Ведь с нее начался "Томский автограф", она его очистила от Приходько и других наносов, она его и поддерживает своими набегами.
Потом обсуждали наметки на следующий сезон. По ходу дела читались стихи (Вайнштейн, Чирков). Галина Ивановна рассказывала о словообразовании в латинских языках и русские заимствования из этих языков. (Много было неожиданного. Ванштейн, чувствуется, этим тоже занимался или от природы чутье у него – сразу угадывал производные слова. Оказывается, например, что «пчела» и «бык» имеют одни корни происхождения...).
В общем, уже в девять стали расходиться, но сидели бы и дольше: было о чем говорить, и всем было интересно.
ЛЕГЕНДА О ЧАЕ
Решил как-то раз Бодхидхарма
Слегка медитнуть перед сном:
Сел в позу привычную он
И весь погрузился во Дхарму.
Но выдался день необычный:
В делах будто миг промелькнул.
Короче, Святейший уснул
И спал так довольно прилично.
Дивились в его окружении,
Как он погружен глубоко,
И дух его так высоко,
И сам он сидит без движения.
Под небом таким голубым
Сидел он в жару и метели,
А люди ходили, смотрели
На чудо, явленное им.
Судили-рядили профаны
О том, где он бродит сейчас,
Что видит его третий глаз
В полях запредельной Нирваны.
А он в это время в покое
Смотрел замечательный сон,
В котором и небо, и дом,
И поле с высокой травою,
И запах душистого дыма
Костра, неизвестно чьего,
И будто бы нет ничего
Вдали, за горами седыми.
Нет жизни с её тяжкой долей,
Нет знаний еще в голове,
А есть только небо и поле,
И он, задремавший в траве.
И сон его тот продолжался
Три тысячи дней и ночей.
Сидел он в пещере своей
И мхом в тишине покрывался.
Он в «лотосе» не шевелился,
(словами и не описать).
Казалось, что будет так спать
Всю жизнь,
Но он вдруг пробудился.
Всё в мире имеет границы.
И вот Бодхидхарма вздохнул
И с криком: «Я все же уснул!»
Вдруг вырвал с досадой ресницы.
И выбросил их. Где коснулись
Земли каменистой они,
Забился вдруг чистый родник
И к небу ростки потянулись.
Он встал и омыл свое тело
В прозрачной воде родника.
Вдали шелестела река,
И небо над нею бледнело.
Под утро растаяли тени,
И там, где вчера был пустырь,
Сегодня шумели кусты
Невиданных прежде растений.
2009 г.
Свидетельство о публикации №220060801871