Такоб

Через неделю после приезда в Таджикистан мы поехали в Такоб, чтобы познакомиться с такобской квартирой. Я уже писал, что директору комбината полагалось две квартиры - в Сталинабаде и Такобе. Обе они были служебные и потому полностью обставленные мебелью и техникой. В то время техники в домах было совсем мало - холодильник и пылесос.
Телевидение в Таджикистане и вовсе отсутствовало, а радио можно было слушать  только на коротких и средних волнах с очень плохим качеством. После Москвы нам было скучно и по просьбе мамы папа купил радиолу "Люкс", самую лучшую из отечественных в то время.
Мы часто слушали пластинки. Большого их разнообразия в магазинах не было, в основном, это была классическая музыка и оперетты. Выпускались пластинки с народной музыкой и песнями советских композиторов, но они интереса не вызывали. Мама очень любила оперетты, особенно Имре Кальмана, - "Сильва", "Марица", "Принцесса цирка", "Фиалка Монмартра". Все эти пластинки были в нашей фонотеке.
Мне запомнилась пластинка с "Арагонской хотой" М. Глинки. Запомнилась потому, что я не понимал, что такое "хота". Еще помню пластинки с записями Елизаветы Шумской. Но радиола была только одна и в первый год она стояла в сталинабадской квартире.  А в Такобе нам и без нее было не скучно. 
Когда мы приехали в первый раз, меня не очень интересовала сама квартира, хотя я быстро ее облазил, осмотрев все комнаты и веранду. Больше меня заинтересовал садик, приданный к этой квартире. Начинался он от веранды и был совсем небольшой, но в нем росли невиданные мною до тех пор деревья. В частности, это был миндаль, о котором писал папа  и который в Москве я знал только в виде орехов, а также шелковица, или, по-местному, тутовник. Такого я не знал вовсе - ни дерева,  ни ягод.
А в это время как раз на нескольких деревьях почти созрели плоды, на одном и том же дереве вперемежку росли и белые, и черные ягоды, похожие на длинную малину. Я попробовал, ягоды оказались очень вкусными и сладкими. А главное, есть их никто не запрещал - всем было не до меня. И вот тут я «оторвался».
Сколько съел, не знаю, но остановился я только тогда, когда меня начало тошнить и в конце концов вывернуло наизнанку. Весь остаток дня невыносимо болела голова. Я не мог ни гулять, ни есть, ни играть. Впечатление было так велико, что за все дальнейшее пребывание в Таджикистане я больше ни разу не взял в рот эту ягоду.
И только в 1980 году, когда мы с женой гостили в Тбилиси, я решился попробовать тутовник еще раз. Меня, конечно, не вырвало, но и желания съесть больше - не появилось. 
***
На следующий день я уже смог познакомиться с поселком. Дом, в котором была наша квартира, со стороны улицы был двухэтажным, а со двора одноэтажным, как это часто бывает в домах, построенных на склонах.
В доме было восемь квартир: четыре на первом этаже, но маленьких, и четыре на втором, но больших. Это был дом для руководства комбината. Торцевые квартиры на втором этаже предназначались для директора и главного инженера, а под ними на первом этаже были квартиры домработниц. Нашу домработницу в Такобе звали тетя Ксеня, а в Сталинабаде - тетя Аня. Это были работницы комбината, а не персональные слуги. Насколько я помню, они лишь убирали квартиры и меняли постельное белье. Только когда у нас в квартире на какой-нибудь праздник собиралось много людей, они помогали маме готовить и накрывать на стол.      
Когда мы жили в Такобе, для руководства комбината начали строительство отдельных коттеджей. Я даже успел полазить по почти завершенному коттеджу для директора, в котором вскоре должна была начаться отделка. Но пожить в нем нам было не суждено.
Думаю, что строительство этих коттеджей было запланировано еще до приезда на комбинат моего отца, в период, когда комбинат был глубоко убыточным. Один раз  (всего один!), когда отец подвозил меня до школы, - а идти до нее надо было полтора километра, - проезжая мимо строящихся коттеджей он пренебрежительно произнес:
- Денег не было, а строительство запланировали!
***
Как я уже сказал дом, в котором мы жили, стоял на отлогом склоне горы. За домом был небольшой двор, где стояли сараи и изредка росли деревья дикого миндаля и боярышника. Плодами этих деревьев я с удовольствием лакомился, хотя миндаль был дикий и потому горький, а боярышник сухой и пресный.
Сразу за сараями склон уходил вверх и превращался в скалу. Весной в мае склоны всех гор были усыпаны алыми маками. А в марте в ущельях обильно цвел все тот же дикий миндаль: деревья были усыпаны розовыми цветами, а воздух пропитан их нежными ароматами.
У папы день рожденья 17 марта. На его празднование в Сталинабад гости из Такоба привезли два ведра веток цветущего миндаля. Квартира утопала в цветах и запахе!
Позже мы с приятелем предприняли попытку исследовать скалу за нашим домом. Прошли пологий склон, за ним по небольшой протоке поднялись до начала скалы, преодолели две или три ступени и решили, что без специального снаряжения нам на нее не взобраться. А было нам с Сережкой Селиным чуть более восьми лет.
Приятель был сыном главного инженера и всего на несколько месяцев старше меня. Но учился он уже в третьем классе и был гораздо более развит социально. К тому времени они с сестрой Наташкой, младше меня на год, жили с родителями в поселке уже четыре года, то есть были старожилами. Они все знали и в поселке и в окрестностях и умели многое из того, что мне и в голову не приходило.
Сережка и Наташка умели курить!
В силу покровительственного великодушия они решили научить этому меня и мою сестру Лену, которая была старше меня на 4 года. Лену научить не удалось, а у меня получилось. Так после первого класса я узнал вкус папирос. Разумеется, курением это было сложно назвать. Мы с Сережкой прятались в горах за каким-нибудь кустом или камнем и дымили, втягивая в рот дым и тут же выпуская его, не затягиваясь.
Такое баловство продолжалось до двенадцати лет. Потом я стал курить по-настоящему, хотя и понемногу. Пропала эта дурная привычка почти самопроизвольно только в 45 лет, 23 февраля 1996 года.
***
Расскажу один забавный воспитательный эпизод, связанный с курением.
Однажды мы с Сережкой решили купить папиросы "Лайнер", которые наши отцы - ни его, ни мой - не курили. А в поселке был только один магазин, а точнее палатка, в которой продавались папиросы. Без сомнения, детей главного инженера и директора все знали. Я был более наивен, чем мой друг - у него школа домашнего воспитания была более жесткой, - и потому вызвался купить папиросы, а Сережка остался на улице. Купив папиросы, мы пошли попробовать их в наше любимое место и пришли к заключению, что они лучше "Беломора", который курили наши отцы.
Погуляв, я вернулся домой, достал обед из холодильника и собрался его разогревать. Внезапно, потому что раньше он никогда не приходил в обеденное время домой, пришел отец. помог мне накрыть на стол, поинтересовался, как мои дела. Все происходило во вполне доброжелательной обстановке. После того как я поел, - отец обедать не стал, - он вдруг достал пачку "Беломора" и протянул мне.
- Я слышал, что ты куришь. Давай закурим! Правда, "Лайнера" у меня нет, только "Беломор". Но он не хуже.
От неожиданности я испугался, быстро сказал, что не курю, убежал в гостиную и спрятался за креслом, которое стояло у окна.
Отец пришел за мной, нагнулся, заглядывая за кресло, и еще раз настойчиво протянул мне папиросу со словами:
- Если уж куришь, то кури. Не прячься за камнями. Будь мужчиной!
Я продолжал скулить, что не курю.
Решив, что произвел в отношении меня необходимое воспитательное воздействие, отец пошел на работу.
Но я оказался хитрее, чем думал обо мне отец. Мы, как и большинство советских детей, были подписаны на газету "Пионерская правда", где был опубликован рассказ о том, как отец отучил своего сына от курения. В маленьком назидательном рассказе отец, узнав, что сын курит, дал ему папиросу и предложил покурить вместе с ним. Мальчик выкурил папиросу, закашлялся, у него заболела голова и его вытошнило. Ему было очень плохо и впредь он никогда больше не курил.
Я прочитывал всю газету и знал этот рассказ, поэтому сразу же понял, что отец хочет разыграть такой же спектакль. Я подыграл ему, сказав, что больше не буду, и инцидент был исчерпан. Однако мы с Сережкой втихаря продолжали  покуривать.
Вечером за ужином папа рассказал, что его встретил продавец из палатки и спросил:
- Павел Васильевич, Вы что, перешли на "Лайнер"? Тогда я его буду больше заказывать. 
- Нет, - ответил отец, - я курю только "Беломор". С чего Вы это взяли?
- Просто сегодня Ваш сын купил "Лайнер" и я решил, что это для Вас.
В дальнейшем я таких оплошностей не допускал.
Правда, как-то отцу подарили большой дорогой подарочный набор длинных папирос, на крышке которого была изображена картина И.Репина "Запорожцы пишут письмо турецкому султану". Папе эти папиросы не нравились, говорил, что кислые, а мне так вполне пришлись по вкусу, и я перетаскал почти половину огромной коробки. Выходя гулять, я сгребал штук пять в кулачок, и угощал своих друзей, - в то время все они покуривали.
Через какое-то время отец открыл коробку и удивился. Куда делась половина папирос? Мама сказала, что наверно, их выкурили его гости. Я это слышал, но молчал, впрочем, не сильно испугавшись.
Не могли же они подумать на своего сына!


Интернет-магазин издательства
http://business-court.ru