1. Холм Ремиталков

Серия рассказов из сборника «Депозит Скупщиков New Life»
______________________________________________________
Глава VI: «Сообщество New Life – Песочный город»
Автор текста Надежда Сапега.
Апрель, 2020г. Редакция:август, 2020г.


«Мучась и бесясь, составляет Бог
Карточный пасьянс из людских дорог.
Смотрит он, чудак, в миллионы схем –
Что, когда и как, где, кому и с кем.
Перепутал год, перепутал век, –
И тебе не тот выпал человек!..»
Л.Филатов (актёр)


1. Дом на холме.

В городок под названием Танаис, что расположен на одной из нижних степных террас близ озера Меотита*, прибыл молодой архитектор Алекс Дик-Биор, никто в это захолустное место его не приглашал и никто его прибытия не ждал, сделал он это по собственной инициативе. Невысокий жилистый парень с ранней залысиной лет тридцати пяти ходил по полупустым улицам, подмечая скучную жизнь стареющих горожан. Меж улиц причудливо виляла речка Каменная балка – приток реки Танаис*, в честь которой городок и назвали.

Алекс больше напоминал оценщика жилья, нежели архитектора крупного мегаполиса, его близко посаженные наблюдательные глаза осматривали ветшающий жилищный фонд. Общественные здания единственного бульвара его не заинтересовали: ни правление красного кирпича с башенкой, ни такой же, сиротливо стоящий клубный кинотеатр, ни заброшенная библиотека, которая работала всего раз в неделю, ни иные общественные строения. Алекс запечатлевал горизонты! Он замирал посередине улиц прямо на проезжей части – благо, движения на них почти не было – и делал фото в планшетный альбом. Местные принимали бойкого парня в дутой бордовой куртке без рукавов за туриста, но недоумевали, чего увлекательного этот молодой человек в их местечке находит? Кроме огромного дома на холме за широкой речной протокой, выкрашенного в голубой цвет и похожего на замок, ничего примечательного в городке не было. Странный этот дом виднелся со всех точек поселения, правда иногда он сливался с голубизной неба и при беглом взгляде терялся из вида, но причудливых очертаний своих не терял. После общего осмотра немноголюдного городка Алекс направился именно туда – на холм, к тому самому строению.

Дом вымершего семейства Ремиталков в Танаисе, как и многие другие пустующие поместья городка, давно значился в продаже, объявление о нём Алексу попалось в инете. На мутном любительском фото строение выглядело кривой ледяной глыбой; была обозначена его мизерная цена, и дан номер телефона некоей Анны Робуш. Зацепила Алекса за непримечательное объявление дополнительная пометка, что желающим купить этот дом придётся за договорную цену приобрести ещё и землю, на которой он стоит, а именно, огромный каменистый холм у основания города. И кому может понадобиться дурацкий холм в захолустье – никому?! Но потомка сообщества скупщиков и титулованного их управителя бассата* Алекса такая информация не смутила. Все те факты, которые отпугивали потенциальных покупателей этого жилья молодому руководителю финансового «Сообщества New Life» пришлись кстати, а именно то, что в поселении нет промышленных артелей, а значит, нет работы, и городок находится на стадии вымирания; а наличие высокого холма и частного владения на нём – это вообще чудесная находка для талантливого архитектора! Алекс не стал звонить по номеру продавца, он приехал без договорённости, чтобы оценить местность и обстановку непредвзятым взглядом; общественность Танаиса и городские сплетни его, на данном этапе, тоже не интересовали.

Алекс собрал исторические сведения о древнейших народах устья реки Танаис, они повествовали, что ещё до н.э., где-то прямо там существовала чудесная страна Меотида, состоявшая примерно из пятнадцати родов меотов, поклонявшихся Матери морей Темеринде. Меотида – это небольшие, во множестве разбросанные крепости амазонок-воительниц. Мео – означало «рыба», это была страна рыбаков и колдунов, где женщин хоронили с мечами, как доблестных воинов, а мужчин стоя и с завязанными сзади руками…

День приезда архитектора в Танаис выдался солнечным. Алекс находился  под впечатлением исторических справок! Чтоб не привлекать внимания, он оставил своё красное дорогое авто на въезде в городок, у заправки, и передвигался пешим способом. Городской ландшафт архитектору понравился – центр спроектирован разумно, множество каменных крепких мостов через речные протоки, много зелени и чистого воздуха – холм с его рыжей вершиной выглядел замечательным дополнением к всеобщему пейзажу!

Когда он подошёл к холму, время стояло послеобеденное; наверх он взобрался не по дороге, а по тропе, которую нечаянно обнаружил среди желтеющей травы. Дом, издалека казавшийся каменным замком, на самом деле был деревянным и очень старым,– ну, может, не очень, но явно ни разу не ремонтированным. Его верхние этажи, как более поздние надстройки, выглядели лучше, чем нижние, сад местами зарос, а местами и засох. Общее впечатление – упадок и запустение. Местных жителей пустота этого дома пугала, но человеку новому и творческому она показалась чистым листом.

Стояла ранняя, сухая осень. На холме ощущался порывистый ветерок, он тихо посвистывал в щелях и под карнизами строения. Под ногами скрипели камни ракушечника – весь холм явно состоял из него – земля вокруг дома была каменно-желтоватой, только на газонах чернели потрескавшиеся от суховея тёмные клубни. Алекс обошёл здание кругом в поисках окон с разбитыми стёклами, чтобы убедиться в безжизненности дома и забраться в него тайком, но не нашёл. Тогда он взошёл на крыльцо и так громко постучал в дверь, что сам смутился, подумав, что разбудил, наверное, своим стуком все обитающие внутри приведения. Он постучал ещё, и ещё раз:
— «Есть кто живой?! Алё-ё! Кто дома?! Я по поводу объявления. Вы продаёте землю?»

Ответа не последовало и движения внутри тоже, но в левом крыле на втором этаже как будто  затворили окно и Алекс двинулся туда. Каменная дорожка, слегка присыпанная листвой, виляла среди давно нестриженых зарослей. Алекс пялился наверх и плохо смотрел под ноги. Снова послышался какой-то шум, и он крикнул ещё громче:
— «Есть кто дома?! Меня зовут Алекс Дик-Биор, я по поводу объявления! Ваш холм ещё продаётся?!»

Звуки, которые последовали за его зовом – скрипучие, душераздирающие звуки распахивающего старого окна – откровенно напугали; Алекс сделал шаг им навстречу и, споткнувшись о большой камень, упал, ударившись коленями. Камень оказался надгробной плитой, неподалёку располагались ещё два таких же; на том, о который он споткнулся, было начертано: «Юный Николя Ремиталк, погибший в жестоком огне пожарища». Как только он прочёл это, он услышал нервный женский голос, переходящий на визг:
— «Что вы сказали?! – кричал голос в распахнутое окно. — Простите, что вы сказали? Дом?! Продаётся!  Да, да, он продаётся! Кто вы? Дом продаётся!»
— «Меня зовут Алекс Дик-Биор, я не смог дозвониться,– соврал Алекс, поднимаясь с колен и отряхиваясь,– и вот приехал лично, чтобы осмотреть поместье и землю».
— «О-о-о!– восхищённо протянула молодая женщина в окне. — Осмотреть поместье?! Как замечательно! Вы в сторонку… Немного в сторонку… Там мои родственники… А то рассердятся… Да, вот так, спасибо. О-о-о!– снова протянула она, сложив руки в восхищении. — Я Анна, дочь Лидии, она похоронена не здесь, а на погосте. Здесь только дядина семья».
— «Мне очень жаль. Я не хотел тут топтаться. Я, просто, не знал. Извините».
— «Ничего, раз вы извиняетесь, ничего,– Анна мило улыбалась и сама она была довольно милой, но растрёпанной. — Я наследница этого дома! Проходите на крыльцо, я сейчас открою. Вы стучали уже? Я открою, идите. Туда, туда»,– показала она в сторону крыльца и скрылась.

Алекс подошёл к другому могильному камню и прочёл «Юная  Криста Ремиталк, забранная на дно русалками»; на следующем камне он прочёл «Алина Ремиталк, мать без временно ушедших, юных Николя и Кристы». Едва архитектор дошёл до крыльца, Анна уже стояла в дверях, такая же улыбающаяся и наскоро причёсанная:
— «Алекс!» – приветливо сказала она.
— «Анна! Приветствую вас. Я архитектор Дик-Биор. Извините за столь дерзкое вторжение. Мне понравился ваш холм и я хотел бы его купить».
— «Только холм?» – спросила женщина кокетливо.
— «Да, только холм».
— «А дом?» – Анна продолжала кокетничать.
— «Дом можете оставить себе, если угодно, но я выплачу вам и его заявленную стоимость».
— «Как же это возможно, дом без земли? Он не летает».
— «Есть способы перемещать деревянные дома. Поверьте, я профессионал, знаю, что говорю».
— «Да на что нам эта рухлядь?!»– выпалила женщина и запнулась, поняв, что сболтнула лишнее. Улыбка сошла с её лица, и оно обрело черты отчаяния. — «Нам с мужем это наследство не по карману, приходится платить немалые налоги. Сначала мы радовались, но дом этот и земля нас банкротят. А мы совсем недавно поженились, муж начинающий врач, я не работаю, пока. Как нам завести ребёнка? Мы мечтали за вырученные деньги приобрести небольшое ранчо в районе…».
— «В таком случае,– перебил её Алекс,– мне кажется, мы договоримся. Я даю вам сумму, которую вы хотите получить за холм, плюс то, что вы запросили за дом – в виде компенсации – и мы подписываем купчую. Во сколько вы оцениваете эти камни?!» – Алекс обвёл руками окружающее пространство, желая указать на его бесполезность.
— «О, камни! Холм большой, камней тут много,– засуетилась Анна. — О-очень много! А мужа сейчас нет, я без него не знаю».
— «Позвоните мужу. Можете позвонить? Наверняка, вы оговаривали с ним сумму за землю заранее?»
— «Оговаривали, но ситуация изменилась. Куда мы денем дом, если он вам не нужен? Другой земли у нас нет. А вы что, разберёте холм по камешкам? Вы их продаёте? Может, нам самим эти камни пригодятся?»
«Вот чёрт!» – подумал Алекс.
— «Не стану я разбирать холм. Мне нужна эта возвышенность, я построю здесь нечто иное».
— «Что, например?!»– скороговоркой спросила женщина, гордо задрав нос.
— «Анна, много у вас тут покупателей было? Сдаётся мне, что я первый и единственный. Назовите свою сумму, в вашем положении вы однозначно не продешевите, а то ведь я уйду и найду другой холм, в другом городке».
— «Три миллиона! Плюс сумма за дом,– протараторила Анна. — И ещё, кремируйте останки дядюшкиного семейства за свой счёт, иначе не продам!»
— «Ну, вот это разговор. Цена чуть завышенная,– снова соврал Алекс,– но приемлемая, учитывая проблему с домом, сделаю вам поблажку. Надеюсь, сговорились?»
Анна быстро закивала головой и прежняя, специальная улыбка снова расцвела на её лице.
— «Что ж, покупаю вашу землю. Об останках не беспокойтесь, урны родственников после кремации вам передадут. А дом куда доставить?»
— «Шутите, да? Что хотите с ним делайте, хоть сожгите, мне всё равно».

Договор прозорливый архитектор подготовил заранее, в него оставалось занести личные данные продавца и оговоренные суммы. Алекс был уверен, что хозяевами недвижимости являются выживающие из ума старики, но с глупой женщиной сговориться оказалось ещё легче. Мужа Анна вызвала с работы, пока он ехал, Алекс побродил по коридорам голубого замка, внутри он оказался довольно сумрачным и ещё более деревянным и дряхлым, пахло гнилью. Анна следовала за ним тенью, поясняя, что и где находится, поминутно предлагая чай, она извинялась за грязь и пыль. В одной из многочисленных комнат обнаружился ещё один бывший хозяин дома, вернее, его прах в глиняной урне.
— «О, это дядя! – представила урну Анна, словно живого человека, и шёпотом добавила.  — «Он умер первым. Там, там…»,– она показала за окно рукой, не приближаясь к урне.

Алекс подошёл к стоявшей на этажерке перед окном урне и прочёл надпись: «Касьян Ремиталк, погибший в расцвете сил, в ночи, от удара молнии».
— «Да-да, прямо перед этим окном, вон там, у куста – так и упал замертво! Теперь он любит стоять здесь и смотреть…», – Анна всхлипнула, Алекс поднял высоко брови, но промолчал.

Ждать мужа женщины пришлось недолго, довольно быстро тот появился на пороге. Им оказался слегка надменный местный доктор Андре Робуш; довольно терпеливо он слушал рассказ жены о пришествии архитектора и, казалось, готов слушать вечно. Алекс понял, что Анна, женщина экзальтированная и доктор потакает ей. Она обрисовала мужу явление Алекса в иных, затушёванных красках, нежели было в реальности, представив ситуацию более добродетельной. С такой же наигранной улыбкой, как у жены, Андре выслушал и самого архитектора, словно тот у него на приёме и жалуется на психическое здоровье. Потом врач просмотрел подготовленные покупателем бумаги и, наконец, сказал:
— «Мы с женой, как вы могли заметить, архитектор Алекс, не разбираемся в делах купли-продажи, но наш друг, мэр городка Шемая нам обещала помочь. Мы бы хотели подписать документы при свидетелях, вас не затруднит проехать в мэрию вместе с нами?»

Складывающаяся ситуация требовала знакомства с главой управы Танаиса, такого поворота дела архитектор не учитывал, со знакомствами он желал бы повременить по своим соображениям, но выходило, что придётся представиться. Ситуация смягчалась тем, что главой городка являлась женщина – и трое они отправились на бульвар, в правление с башенкой, к мэру Шемае Ладье.

Шемая оказалась разбитной сплетницей и сильно удивлялась, что Робуши нашли-таки покупателя, но Алекс понял, что и тут всё пройдёт гладко. Мэр просмотрела договор, заявив Робушам, что будь земля в ином, более перспективном поселении, она бы сказала, что они несколько продешевили, но в условиях Танаиса сделка сносная, и главное – сбудется их мечта о ранчо! Доктор согласился со сделкой и Анна, расцеловав мужа в обе щеки, захлопала в ладоши.

Робуши подписали документы в кабинете мэра, и на радостях, сразу же поспешили осмотреть вожделенное ранчо. Архитектора мэр попросила задержаться, предлагая ему замусоленные сигары, от «угощения» он отказался, но присел.
— «Итак, Алекс! Поскольку вы теперь владелец нашей единственной городской достопримечательности – так называемого замка Ремиталков – выкладывайте, добрый горожанин, что вы за человек и зачем купили этот дом в нашем захолустье?
— «Мэр Шемая, я, как вы сказали, добрый горожанин bassat Алекс Дик-Биор, генеральный архитектор «Сообщества New Life». Но, ни дома усопших Ремиталков, ни их могил, никакого иного их наследия я не покупал»,– отрезал Алекс.
— «Как же это?! Только что и купили! В договоре с их наследницей, бастардом Анной Робуш это написано».
— «Ничего такого там не написано».
— «Как же не написано, вот написано»,– мэр взяла со стола копию свежих документов. — «Вы покупаете у Анны Робуш холм за протокой, что у основания города Танаис, и землю под ветхим строением, расположенном на названном холме»,– Шемая удивилась. — «Действительно, не написано, как это я пропустила?! А что будет с домом?»
— «Ничего особенного, уверяю вас. Извините меня, рад был познакомиться, но уже вечереет, а мне бы отдохнуть слегка и пообедать. С раннего утра я в дороге, и вот — на ногах, и жутко голоден. Думаю, у нас будет время поговорить, ведь теперь я местный и вскоре отвечу на ваши, даже не заданные сейчас, вопросы».


2.  Цветок смерти.

Ровно через неделю после сделки Робушей и Алекса весь Танаис обуял ужас, люди проснулись и обнаружили, что замок на холме исчез. Пока он стоял, они сокрушались о горькой судьбе его бывших владельцев, уверенные в том, что гибельная доля ждёт только род Ремиталка и не коснётся никого иного в городке. А теперь?! Их надежду уничтожил новый владелец холма, этот молодой пижон – чужак Алекс, вольготно разъезжающий по улицам на неприлично дорогой иномарке! Старухи шептали, что за одну ночь лысый Алекс снёс замок, останки строения закопал в большом котловане далеко за городом, посадив сверху кусты и траву, чтоб никто не нашёл, а затем он вскрыл могилы покойников и собрал из костей большой костёр! Нашлись даже свидетели, которые якобы видели тот костёр в ночи и пляску вокруг него! Отныне,– говорили они,– тени Ремиталков, лишённые приюта, станут по ночам носиться над городом и выть в поисках новой жертвы, и кому тени явятся, тому придётся спасаться из собственного дома со всех ног.

Когда страхи первых, чересчур впечатлительных сплетников поутихли, в силу вступили домысли сплетников-оптимистов. Горожане обнаружили, что на холм потянулась целая вереница строительной техники – ещё больше взбаламутившая дремавшие умы – и там развернулась масштабная по местным меркам стройка. Говорили, что Алекс раскурочил весь холм и воздвигает на нём громадную крепость, но это ему боком выйдет! Тени усопших так нигде и не появились, даже Робуши спокойно благоденствуют на купленном ранчо, расставив урны с пеплом среди кустов хризантем своего палисадника, собственноручно собрав его на кострище. Отсюда ясно, что усопшие ждут новоселья именно в крепости Алекса и, преследовавший Ремиталка рок падёт на него, потому что наследник всех несчастий теперь он! Горожане сошлись в этом спасительном мнении единогласно, успокоились и стали ждать, что будет?

Но спокойствие было недолгим, новую суматоху своими россказнями внесла мэр Шемая, она вроде бы уверяла, что пришлый архитектор никакого наследия Ремиталков не покупал, а только холм. Даже замка не покупал, а лишь землю под ним! Замок же ни Анне, ни ему оказался не нужен, и останки его ныне на городской свалке – тени пока воют там, над обломками, но когда они поймут, что произошло, то разозлятся и обрушатся на всех горожан разом! Алекс же укроется в своём каменном убежище.

Мэр Шемая никаких слухов о привидениях не распускала, она созвала в мэрию самых состоятельных и влиятельных горожан, чтобы собрать подписи против самоуправства пришлого архитектора Дик-Биора, поскольку в личной беседе с ней тот заявил, что собирается превратить Танаис в туристический город, а для этого он поменяет всю его инфраструктуру. На холме никакой крепости не возводилось, там строился комфортабельный коттедж-район, из окон домов которого будет прекрасный вид на город и его речные протоки. Все другие районы тоже подвергнуться реконструкции и мэр боялась, что власть из её рук стремительно утечёт. Особенности договора купли-продажи Анны и Алекса на собрании мэр освящала в качестве отвлечённой темы и как пример самоуправства архитектора, но именно эта странная информация получила своё широкое распространение…

Чего только не придумывали несчастные горожане, ожидая ремиталковских напастей – они перегораживали мосты, мешая строительству, митинговали у правления и даже на холме, подавали на архитектора в суд, но заявление их не приняли. Тогда они собрались в большую толпу и двинулись далеко за город – в противоположную от холма сторону – принудив даже Шемаю шествовать с ними в заброшенный бункер Изобат, чтобы облагородить его на случай, если тени усопших разгуляются над городом и придётся укрываться от них где-то всем скопом. Горожане ходили туда с вёдрами и мётлами раза три, не в состоянии выкурить из бункера бездомного Тимку по кличке Окунь, в ужасе забаррикадировавшегося внутри и не понимающего, какие такие привидения, и чего они от него хотят?

Бункер времён второй мировой войны числился на городском балансе, как общественное здание, на него мэр выделяла небольшие суммы, как на музейный объект, которые клала в карман много лет и теперь боялась, что тайна откроется. Бомжа она приставила к подземному сооружению в роли охранника и давала ему на еду немного мелочи из его же зарплаты, разрешая там жить. Этого приблудного длиннобудылого бомжа лет сорока пяти в городке знали все, он ходил в рваной комуфляжке и продавал речных окуней местным хозяйкам, но ни люди, ни сам бомж о махинации Шемаи не подозревали. Теперь от Тимки надо было как-то избавиться, и мэр придумала женить Окуня на дурнушке Елене, дочери старика Нормана. Шемая подослала к бомжу дряхлого священника Ефима Хрона, тот с удовольствием сводничал между старой девой Еленой и бомжом на благо повышения демографии и милостью господа, с дозволения отца Елены бомж перебрался в дом невесты и женился. Бункер был очищен и оснащён припасами, страсти поугасли.

В день, когда Окунь женился, священник Хрон скончался,– сводническая миссия вынула из святого отца последние силы, и горожане Танаиса снова запаниковали. Кто же станет вымаливать им спасение от нечистой силы? Родни у Хрона не было, хоронили его всем миром, за родню выставили Окуня с Еленой, раз старик их облагодетельствовал. Осень стояла уже поздняя, холодная, но дождей по-прежнему не было. Елена по пути на погост нарвала последних, подмёрзших цветов на клумбах соседей, чтобы возложить на могилу покойника, Тимка помогал ей. У погоста внимание бомжа привлекло одинокое, невиданное им прежде растение – остролистое, с бордовыми крапинами, только что зацветшее – у растения был разлапистый, такого же окраса цветок. Окунь сорвал цветок, долго разглядывал и вынюхивал его, он ни чем не пах, и Тимка сунул его в букет Елены уже у гроба священника. Елене цветок не понравился, она с отвращением откинула его в сторону. Тимка поднял цветок и кому-то показал, тот был столь необычен, что люди заинтересовались им, стали рассматривать и обсуждать, да так бурно, что на время забыли про покойника…

В похоронной толпе присутствовал срочно прибывший в Танаис приемник Хрона, отец Богдан Сингиль, в давнем прошлом художник-неудачник и поэт, он никак не мог взять инициативу прихожан на себя. Рассеяность их Сингиль заметил и решил обыграть в свою пользу. Забрав цветок из рук Тимки, и благоговейно размахивая им перед собравшимися, он воодушевлённо поведал, что дивное растение это есть «цветок смерти», который распускается только в день ухода из жизни самых достойных представителей духовенства. Цветок дарит покойному сам архангел Гавриил! После творческого выпада священника-новичка у гроба Хрона воцарилось необычное молчание, лица присутствующих горожан долго ничего не выражали и Сингиль понял, что переборщил. Горожане же, молча переваривая информацию, поняли всё по-своему, а именно, что Сингиль как раз тот, кто им нужен – раз святые отцы их городка так святы, пусть они с тенями Ремиталков и сражаются! Елена взяла цветок из рук Сингиля теперь бережно, словно дитя, поцеловала его и сказала присутствующим, что реликвию эту нужно хранить особо тщательно, что папочка её сделает для подарка архангела резную рамку и отец Богдан выставит его на всеобщее обозрение в церкви покойного отца Ефима. Пожилые горожане одобрительно закивали головами и уставились на нового служителя – от этих заявлений Елены необычное молчание накрыло и Сингиля.

Из бункера Изобат вытащили все припасы и снова забросили его; теперь горожанам было где и у кого искать спасения. «Цветок смерти» превратили в гербарий, вставили в рамку под стекло и вместе с портретом покойного священника водрузили на центральный аналой. И пусть теперь Лысый Алекс попробует навредить им ещё хоть как-то! Сингиль торжественно обещал, что стараниями его Ефим Хрон будет причислен к лику святых, даже если на ходатайство об этом уйдёт целая жизнь. Сам он поначалу втихомолку плевался на гербарий, ругая себя за дурацкую импровизацию на погосте, и опасался, как бы о дурной этой святыне не прознали атеисты городка, или высшее духовенство. Вот будет смеху и скандала! Опасался-то он, опасался, но цветок стал хранить «как зеницу…», даже сигнализацию подвёл, чтоб не стащили, потому что такого наплыва прихожан и щедрых пожертвований, как при этом гербарии, церкви сроду в захолустных городках не собирали.


3.  Танаис: Анна.

Алекс прибывал в приподнятом настроении духа и дышал творческой энергией, он чуть ли не влюбился в свой ракушечный холм, представляя, что где-то под ним скрыта та самая загадочная Меотида. Котлованы под фундамент коттеджей он велел рыть аккуратно, ведя раскопки, но ничего не нашёл. Он выяснил, что практически вся территория городка и вся округа состоит из отложений ракушек и песка, города Меотиды могут находиться где угодно, просто они занесены землёй и поросли травой. Холм остаётся неприступным для растительности по причине каменистости, и Алекс решил не нарушать гармонии его.

На холме поместилось шесть жилых зданий, и ещё три архитектор заложил вдоль дороги по спуску – самому нижнему из зданий предстояло стать правлением его сообщества. Дома он решил облицевать камнем цвета охры, под ракушечник, чтобы с любой точки Танаиса они виделись, как продолжение жёлтой макушки. В другой части города он купил огромное землевладение, снёс там фермерский дом и разбил небольшое вертолётное поле, на которое стал садиться личный вертолёт архитектора. На этом вертолёте в городок прибывали и убывали какие-то непонятные люди: то строители в спецодеждах, то охранники-азиаты в чёрных камуфляжах, как у самураев, а то и семьи с детьми. Всё это не нравилась местным, но бороться с такими наплывом событий они уже не могли, лишь молились усопшему Хрону и «подарку» архангела.

Творческое настроение Алекса сбивал негативно-демонстративный настрой местных жителей, и пришлось ему пригласить мэра Шемаю на дружеский ужин.
— «Ну, и наделали же вы переполоху в нашем городке своим явлением, Алекс! Я еле угомонила наших впечатлительных горожан»,– говорила с улыбкой мэр, сидя за столиком местного облупленного ресторанчика.
— «Чем же я заслужил их злобное внимание?»
— «Злобное?! О, нет, Алекс, что вы! Вовсе не злобное, скорее, испуганное. Они как птенцы в гнезде, потерявшие свою мамку – замок Ремиталка».
— «Замок? Это же груда сгнившей древесины, и он не общественный, он – собственность Анны. Как вы знаете, она, а не я, выбросила его на помойку. Я только прибрал за ней мусор».
— «Да, да, Алекс, но в нашем городе всё намного сложней. Понимаете, люди в маленьких поселениях крайне суеверны, у них свои местные легенды, которые рождают уникальные общественные настроения».
— «Легенды? Интересно? Легенды я люблю, поведайте их мне».
— «Если вы походите по нашему погосту, Алекс, и почитаете надписи на могильных плитах, то поймёте, что легенда тут одна и самая стойкая, дело в том, что почти все покойники Танаиса умерли не своей смертью».

В беседе с архитектором мэр не сдерживала свою буйную натуру и пересказала во всех красках те страхи, которыми жили горожане в уходящую осень: про бомжа Тимку – как устроила ему женитьбу на старой деве, только факт подворовывания денег утаила; как хоронили Хрона – про цветок, с которым влип в историю новый служитель. Алекс, слушая её рассказ, улыбался и спросил:
— «И что, цветок тот, действительно на почётном месте в церкви лежит?»
— «Представьте себе, лежит!»
— «И какой он?»
— «Пренеприятная, сорняковая, чёрно-зелёная тварюга с бардовыми крапинами. Никогда таких мерзких растений не видела»,– описала гербарий Шемая.
— «Что же делать? Ну, хотите, я для спокойствия горожан явлю им новое чудо – поставлю на какой-нибудь другой возвышенности макет замка Ремиталков?»
— «О, нет! Вот этого точно делать не стоит. Но благодетелем для них вам стать не помешало бы, а то от страха до злобы у них точно, один шаг. Я вижу, Алекс, вам деньги некуда девать, возводите эти свои коттеджи на холме. Кому они там нужны? Скупили все свободные участки и остальные пустующие дома и поместья – их тоже снесёте, скажите правду?»
— «Снесу».
— «И что дальше, Алекс? Лучше бы на эти деньги отремонтировали водокачку и пожарную станцию, они в конце района конных ранчо находятся. Или подарили бы городу пожарную машину. Да, да! На зарплату двум парам пожарных я бы некоторую сумму из бюджета выделила, а то, не дай бог, загорится что у нас, или у вас. Как тушить будем?»
— «Машину, говорите, и водокачку? Я подумаю».
— «Подумайте. А я уж ваш подарок городу преподнесу наилучшим образом!»

Осень заканчивалась, на Танаис налегли тучи, пошли дожди, началась холодная промозглость, но в последнюю неделю ноября небо вдруг разъяснилось и установилось немыслимое тепло. Пожилые горожане вновь занялись своими клумбочками и огородиками, взрослые с ребятнёй затеяли шашлычные пикники, а немногочисленные подростки подались с гитарами на скамьи бульвара.

Последний день этой тёплой недели был выходным. Семья Робышей прибывала в благоденствии. Доктор после ночного дежурства дремал на шезлонге под солнышком, а счастливую Анну накрыл ещё больший восторг, она обнаружила, что беременна и, сгребая подсохшие листья в палисаднике, придумывала, как объявит об этом мужу. Неожиданно поднялся сильный ветер, такой, что Анне показалось, будто урны покойных родственников, стоявшие неподалёку, качнулись. Ветер засвистел сильней, и урна Касьяна Ремиталка упала, содержимое неожиданно высыпалось на землю и Анна, вскрикнув в беспокойстве кинулась собирать прах дяди руками. Очень быстро на район ранчо налегла дождевая туча, пошёл сильный ливень, накрывший и остальные районы. Прах Ремиталка вмиг намок и смешался с землёй, Анна бросив урну, крикнула:
— «Андре, в дом!» – с перепачканными руками она заскочила в помещение.
— «Андре, скорее, что же ты?! Андре!» – кричала, стоя на пороге, растерявшаяся женщина. — «Промокнешь! Пожалуйста, в дом!»

Анна на миг замерла, а потом ещё на миг, и ещё… и время в её сознании остановилось.
— «Андре. Андре-э-э. Ну, Андре,– зарыдала Анна, боясь двинуться. – Ну, пожалуйста, в дом».
Дождь поливал нещадно. Женщина заметалась на пороге, не смея ступить под ледяной шквал и не зная, как быть с грязью на руках.
— «Иди же в дом, чёрт тебя возьми!» – взвизгнула она, разозлившись, и топнула ногой.

Напротив ранчо Робушей располагалась церковь отца Хрона, и крики Анны услышал отец Сингиль, тоже спешивший укрыться от непогоды. Анна громко рыдала, но потом мужественно остановила истерику и, сжав кулаки с чувством обиженного ребёнка, двинулась под дождь. Доктор лежал мертвец мертвецом, с мирно закрытыми глазами, и на мокром лице его, по которому били дождевые капли, было нарисовано удовольствие.

— «Вставай! – грозно крикнула Анна, стукнув мужа кулаком по плечу. – Я хочу тебе что-то сказать! Вставай! Вставай, вставай…», – колошматила она его.
Сингиль забеспокоился и поспешил на крик.
 — «Умереть решил? Бросить меня хочешь! Негодяй, негодяй..»,– злилась Анна.
Священник вбежал на задний двор соседей и, не понимая, что происходит, кинулся к женщине. Пытаясь остановить Анну, он схватил её сзади за плечи и она, вздрогнув от испуга, потеряла сознание…

Вскрытие показало, что доктор Андре Робуш умер во сне от сердечной недостаточности, которую всегда за собой знал, и Анна знала, но горожанам на это было плевать. Хватило того, что покойный являлся супругом наследницы Ремиталков и зачал ей дитя. И новая волна страха прокатилась по Танаису, но эта же волна жителей и успокоила. «Ага!– решили они,– рок ни архитектора, ни горожан не трогает, он взялся за старое, преследует родню погибшего семейства, и все знают, кто будет следующим. Имя Анны не произносили, но ясно же, что это она!» С ещё большим рвением горожане стали вымаливать себе долгой и здоровой жизни у портрета Хрона и его цветка, смущало их только соседство Анны со святыней, – они сочинили, что она может навредить цветку. Анна после похорон мужа и правда, стала просиживать дни напролёт внутри церкви, и новый служитель думал: «Сдался им этот цветок? Теперь вот ещё эта несчастная пялиться на него, как заворожённая».

Анна в церковь раньше не ходила, и про гербарий не ведала, она сидела там подолгу, потому что боялась оставаться на ранчо одна. Сингиль же ничего не ведал про рок Ремиталков и жалел Анну, как молодую вдову, но он заметил, что прихожане косо смотрят на неё и что поток их подаяний, как и их самих, сильно сокращается. Как положить конец посиделкам Анны в церкви? Он поговорил c ней и узнал, что вдова беременна и к тому же полная сирота. Сингиль решил приобщить женщину к религии – это ему удалось сразу, он взял её служкой. Анна прониклась доверием к священнику и стала ходить за покровителем тенью, что было совсем уж некстати; прихожане забывали поздороваться с отцом Богданом, когда тот, выставив вперёд пузо, шествовал по улице в компании Робуш, которая выглядела сомнамбулой. Опустив глаза, люди пробегали мимо, и священник побаивался, что «цветок смерти» их уже не впечатляет. Горожане же решили, что Анна околдовала Сингиля и даже подарок архангела их от рока не защитит. Про интересные свойства цветка, который был призван охранять горожан от покойной родни Анны, сама Анна по-прежнему не ведала, когда она спросила отца Богдана что это, священник удивился. Оказалось, Анна единственная, кого не интересует засушенная гадость, ведь даже архитектор Алекс приходил взглянуть на неё. Сингиль сказал женщине, что гербарий сей – выражение веры благодарных прихожан, заключённая в наивную поделку, у которых он не имеет право отнимать надежду.

Всю беременность у Анны были стеклянные глаза фанатично настроенного человека, отец Богдан подкармливал её по воскресеньям супчиками, и она никого, кроме своего благодетеля не видела, но неоднозначная реакция горожан на служку лишала священника щедрот, с этим надо было что-то делать. Сингиль обратился к мэру Шемае с просьбой, рассказать о родне вдовы доктора, если таковая имелась?

— «Имелась, отец Богдан. Ещё как имелась!» – начала Шемая.
Сингиль, слушая рассказ о поочерёдной гибели владельцев замка Ремиталков, о появлении архитектора, и о том, как Анна и Алекс обошлись с наследием покойных, решил положить конец суевериям горожан.
— «Люди считают Анну виновницей этих несчастных случаев?»
— «Нет, отец Богдан, они винят злой рок».
— «Но ведь они вдовы чураются, а не рока?»
— «Бояться, что б на них не перешёл».
— «А что, уже переходил на кого-то?»
— «Нет, пока не переходил».
— «Ну и, слава богу»,– Сингиль обрадовался, что нашёл повод собрать и свести прихожан с новой уверовавшей Анной в обоюдной братской любви.
— «Так! Нужен крестный ход! Надо всем городом скорее собраться и помолиться о благополучии и здравии всеобщем, а дальше воля божья».
— «Крестный ход уже был, отец Богдан, и не один. Куда мы только не ходили всем скопом! Даже к бункеру Изобат»,– пошутила Шемая, и рассмеялась своей шутке, но Сингиль ничего не понял.

Анна о прилюдном воцерковлении слышать не захотела, в своём крайне ярком эмоциональном потрясении она другое надумала: ребёнка отдать на усыновление, ранчо отписать церкви, а за себя сказала, что уйдёт к богу. О дарении своего ранчо церкви она Сингилю заявила решительно и просила его готовить документы, которые и подписала; для новорожденного просила найти добрых опекунов и стала ждать родов, но священник озаботился ещё и о месте для неё в каком-нибудь тихом и далёком монастыре, так как решил, что женщина хочет принять постриг.

Разговоры Сингиля о предстоящем обряде Анну тоже не заботили, всё, чего она желала, похоронить всех своих родственников рядом; в одну из ночей она собрала их урны в рюкзак и отправилась на местный погост. Там у могилы своей матери она выкопала четыре небольшие ямки и по очереди высыпала в них содержимое урн, присыпав землёй и травой.

— «Вот так,– сказала она ямкам, – теперь вы вместе! Так лучше, ведь присматривать за вашими урнами скоро будет некому. Простите меня, но я должна всё исправить». Анна разбила глиняные урны на осколки и по-детски огородила ими четыре холмика. Потом она поплакала на могиле своего Андре и пошла домой.

Час родов застиг Анну в ту же ночь, у неё отошли воды и начались схватки, но ни врачам, ни соседям она об этом не сообщила, а ждала до последнего и, почувствовав решающий момент, вышла из дома и побежала в храм. Церковь была запертой. В истерике и страданиях, терпя боль родовых схваток и терзаемая страшными мыслями, Анна стала стучаться в её двери, не понимая, что глубокая ночь, и отец Богдан возможно давно и крепко спит. Но Сингиль услышал грохот и, озираясь, вышел из дома, думая, что в приход ломятся грабители или хулиганы. Увидев скорчившуюся Анну, он перепугался и внёс её в жилой домик при церкви. Анна кричала, что рожает, что ребёнок уже идёт и бежать за врачами поздно – она просила побольше воды и простыней. Как только переполошившийся Сингиль подал большой таз и пилёны, раздался крик новорожденной девочки, женщина перерезала пуповину, завязала её, перекрестила ребёнка и поцеловав, подала младенца в руки священника. Сингиль так разнервничался, что его затрясло всем телом и он едва не уронил ребёнка:
— «Скорей,– скомандовала Анна,– принесите мне «цветок смерти», я кажется, умираю! И молю, крепче держите малышку!»

Сингиль, понимая, что выполняет не имеющую смысла просьбу, бросился за гербарием в церковный предел, который соединялся с домиком узким коридорчиком и с каким-то особым ужасом понял, что дверь за ним заперли на ключ. Выйти через церковь он не мог, все ключи остались в комнатах. Он не понимал, зачем Анна сделала такое и, укачивая её орущего младенца, нервно дёргался и стучал в дверь, моля объясниться и открыть. Он знал, что никто кроме неё не слышит его в ночи. Что происходит? Ребёнок стал закатываться в истерике и покраснел, от напряжения покраснел и Сингиль. Дверь с той стороны окатили несколькими вёдрами воды, которая просочилась и тонкими струйками потекла под ноги священнику; с водой появился запах дыма, от этого у Сингиля пошли колики под кожей головы, словно шевелюра его встала дыбом. Он услышал крик Анны:

— «Отец Богдан, року Ремиталков нужна жертва. Слышишь меня? Ты в храме, он каменный, ты не погибнешь. Святой Хрон и цветок веры уберегут тебя! Я приношу себя в жертву, чтобы дочь моя жила. Держи мою крошку крепко, только не задуши. Я приношу себя в жертву! Это рок остановит!»

После Анна затихла. Какое-то время священник беспрерывно тарабанил в дверь, крепко удерживая новорожденную, как велела одержимая истерикой мать, а когда в деревянном домике что-то звонко хлопнуло, и стал нарастать треск горящей древесины, он услышал истерический крик охваченной огнём женщины и обречённо отошёл от двери. В ужасе тело Сингиля ослабло, маленький орущий в унисон погибающей женщине комочек перекатился через его руку, выскользнул из простыни и плюхнулся в сторонку, умолкнув. Сингиль облокотился о колонну и сполз по ней на пол. Крик умирающей длился недолго, когда он умолк, Сенгиль опомнился и глянул на ребёнка, ему показалось, тот тоже мёртв, но девочка снова закричала и он хотел взять её, но не чуя сил, не мог встать.

Так он сидел пока на улице спасительным кличем не просигналили машины шерифа и пожарки, и не послышались голоса людей... Святой отец прислушался: снаружи то ли вышибли стёкла окон домика, то ли они лопнули сами, через них огненная стихия сначала вобрала в себя воздух, а потом с силой рванулась наружу, потянув за собой всё, что смогла ухватить, даже запертую Анной дверь – её резко вырвало, но коридорчик, сыграв роль поддувала, вернул стихию обратно.

Пламя ворвалось в храм и лизнуло опешившего священника своим жгучим языком; волоски на его руках и лице моментально скрутились в чёрные комочки и дурно запахли. В дверном проёме опалённому Сингилю почудился огненный демон! Словно на автопилоте отец Богдан подскочил на ноги, поднял голенького орущего ребёнка, и бросился к аналою, он схватил гербарий и швырнул его в демона! А затем, на всякий случай, он швырнул туда и портрет Хрона. За этим его актом со стороны домика послышался грохот, крышу коридорчика огромными баграми сорвали пожарные и по стенам его пошла обильная пена, преграждая путь огненной стихии. Сингиль понял, что церковь пытаются отрезать от пылающего домика, он кинулся к соборной двери и стал истошно верещать там, словно он тоже младенец – на большее его уже не хватало.

— «Тут дети, дети! Шериф! В соборе дети! – звала спасителей какая-то женщина, и Сингиль узнал голос Елены, жены бомжа. Люди вырвали двери собора и вызволили отца Богдана с младенцем из беды.



__________________________________
* Озеро Меотита – древн. название Азовского залива.
* Танаис – древн. название реки Дон.
* Инфо по «Музею Танаис» сверяйте в достоверных источниках. Данный рассказ о городе Танаис вымышлен и историческим фактом не является, реальные географические места автором намеренно перепутаны.
* Бассат (bassat, bass, basa) – (здесь авторск.), титул правителей и наследников сообщества «Скупщиков New Life».