Моральный облик Творца

   Когда я с утра пробежалась по словопрениям в альбоме Поэмбука вокруг «предательства великих людей», сначала было ощущение брезгливости: «лучше бы весь этот пост удалили». Но почти сразу сама себе возразила: «Вот оно, чистосердечное самолюбование обывателя, выход со своей цыганочкой на публику! Все эти «великие» - прелюбодеи, пьяницы, скверные родители, просто исчадие ада,  а я – чистая капля росы, незамутненная никакими проступками!»
   И такое оправданное возвышение своего «Я» над всеми этими якобы великими, а на самом деле – низкими, презренными, недостойными ни любви, ни уважения потомков! Подумаешь, переплыл Дарданеллы, защитил в парламенте угнетенных ткачей, встал на баррикады за национальную независимость  другого народа, автобиографично отразился в облике Чайльд-Гарольда! А ну-ка, проверим тебя по швам исподнего на вшивость, чем ты, хромоножка, отличился в постели? Да ты никак на роль примера для подражания не годишься! Ты нас обманул!
   И всё это с воплями разочарования, с потрясением от открывшихся фактов, словно никогда ничего подобного ни читать, ни слышать не приходилось.
Ах, эта богема, погрязшая в грехах! Не случайно баронесса фон Мекк отказала Клоду Дебюсси, который просил руки ее дочери, да он просто по своему ремеслу ей не пара, уроки давать, концерты – пожалуйста, но не вровень же музыкантишке вставать с баронами!
   Презренной публикой были актеры и художники, поэты и композиторы; цветы, аплодисменты – пожалуйста, но не приближайтесь близко к нашим дочерям, вы априори опасны!
   Они действительно были опасны, эта удивительная порода творческих людей, которые норовили обнаженным сердцем прикоснуться к любым проявлениям живой жизни, все испытать и все попробовать, окунуться с головой в любую грязь, даже не надеясь вынырнуть. В познании жизни нет правил, расчерченных маршрутов, строгих указателей, в этом процессе нельзя доверять чужим свидетельствам, сам, сам, только сам!
   Наши обыватели так мало читали и настолько девственно невежественны, что они могут с подачи такой же убогой обличительницы презирать поэтов за то, что они были плохими родителями. А если бы они читали последовательно серии биографий  ЖЗЛ, «судьба книг», «жизнь в искусстве» - каких бы страхов натерпелись! Сколько негодовали бы, узнав, что творческие личности могли быть преступниками, убийцами, совратителями, казнокрадами…
   Да не было и нет в мире таких преступлений, каких бы не совершали эти монстры с кистями и перьями в руках! Художник, торопливо переносящий на холст муки умирающей дочери с одной мыслью: запечатлеть эти муки, пока она жива! Что может быть страшнее? А вы – про приют…
   Они и сами частенько сходили с ума, бежали из дому, кончали жизнь самоубийством. Григорий Чхартишвили (он же Б.Акунин) написал даже исследование на эту тему «Писатель и самоубийство», к которому приложил справочник  «Энциклопедия литературицида» - на почти полтысячи имен! Не выдерживают они, исследователи человеческих душ, поставившие опыт на себе, такого нечеловеческого напряжения. Книга очень тяжелая, добросовестная по фактуре, с привлечением философских, религиозных постулатов. Он в итоге приходит к выводу, что эта удивительная порода творческих людей, вопреки всем затверженным добродетелям и моральным установкам, способна РАСПОРЯДИТЬСЯ СВОЕЙ ЖИЗНЬЮ. И смертью – тоже.
   Им в этом можно только позавидовать и суд людской в данном случае не имеет никакого значения. Можно сколько угодно вопить: «Ой, да он – гей! Совратитель мальчиков!» - И не слушать его симфоний, квартетов и балетов. Отвергнуть с негодованием саркастические пьесы, полные тонких острот и наблюдений над породой человеческой. Выкинуть в урну сборник стихов, а заодно и романы того…того самого, неудержимого прелюбодея. Или картежника.
   О, у вас мало чего останется, может быть, Степан Щипачев с его «Любовью дорожить умейте, с годами дорожить вдвойне, любовь – не вздохи на скамейке и не прогулки при луне».
   Я думаю, что даже если бы этот преступный мир во всей его трагичности, ужасе и страсти взялся кто-нибудь еще исследовать, вслед за Чхартишвили перетряхнул художников всех времен и народов, а потом и музыкантов, - сам исследователь, в конце концов, свихнулся бы. Постичь все это, свести к единому знаменателю,  умом человеческим невозможно. Никто из поэтов либо художников осознанно на эти безумные опыты не идет (как мне кажется), что-то в их душах происходит, что-то их толкает на поступки дикие, за гранью обывательского понимания. Может, та самая обывательская среда, в которой принужден творить и мучиться Художник? Тот самый пошлый гул толпы, что судит и рядит на свой низменный лад всякого, кто выбивается из неё?
   Я не знаю. Но я совершенно уверена, что судить о состоятельности Творца надо только по тому наследию, что он оставляет нам. Потому что о муках его мы судить не в состоянии. Слишком велика дистанция от лавочки обывателя до высот небожителей. Великих и грешных, прошедших свой непредсказуемый путь без страха – и с упреками, под гул осуждающей толпы. На это нужно иметь довольно силы и …слабости, обострив их до крайности! Дискутировать на эту тему считаю невозможным.
   ...Нежнейший Шуман написал несколько прекрасных вещей, вдохновленный поэзией Байрона. Но что произошло с этим романтиком, почему он пытался покончить жизнь самоубийством, в итоге - сошел с ума и умер в больнице для душевнобольных? Никто не может судить ни поэта, ни музыканта...